В Алматы прошли концерты актюбинской рок– группы «Адаптация», отметившей в прошлом году двадцатилетний юбилей. Их песня «Кайфа больше нет», в которой поется о стратегии «Казахстан 2030», была написана еще в 1997 году. Что интересно — на концертах «Адаптации» зрители скандируют слова, которые показались бы крайне оскорбительными радетелям закона о лидере нации.
Автор: Наталья РОДНАЯ
Рок-группа «Адаптация» образовалась в 1992 году. Свой двадцатилетний юбилей рокеры отметили в прошлом году большим туром: их концерты прошли в России, Украине, Белоруссии, Франции и Германии. В Алматы «Адаптация» приехала с двумя концертами уже в январе. Солист и основатель группы Ермен Анти сам против существующего режима, но не верит в то, что когда-нибудь все будет решать сам народ. Мы не упустили случая поговорить с лидером коллектива.
- У нас такая традиция: в январе ездить по Казахстану. Появляется свободное время. Мы уже отыграли в Астане, Караганде. Вот приехали в Алматы. А вообще, гастролей много, в год 50—60 концертов играем. В основном приглашают в Россию, Украину.
Философия после протеста
- Ермен, вы выражаете своими песнями протест существующему режиму?
- Рок сам по себе музыка протеста. Были песни о ментовском беспределе, потому что в 90‑х годах милиция в Казахстане творила ужасные вещи. По улицам было не пройти, не было ни дня, чтобы тебя не остановили и не обшмонали. Сейчас, скажу я вам, картина изменилась — так они уже не беспредельничают. Есть песня «Жизнь в полицейском государстве», но это песня не совсем о нашей стране. Там есть строчки про Казахстан, да. Но эта песня сейчас очень актуальна в России. Мы пели ее во Франции, и французы говорили: да, это песня про нас. То есть любое государство, оно по сути своей полицейское — ограничивает рамками свободу. У нас есть песни, связанные с событиями в Казахстане. Про 2030 год, например, мы спели еще в 1997‑м:
«А мне обещают 2030 год
Что мне делать, я буду ждать его
Я буду уже лысый, я буду без зубов
Мне тогда будет уже 56 лет
Вижу и понимаю: кайфа больше нет»
Вот в 97‑м году для меня была потребность сочинять и петь так, сейчас почему-то мне так сочинять и петь неохота. У человека протестное настроение, к примеру, в 22 года. А сейчас, в свои 38 лет, я стал на вещи смотреть по-другому.
- С философской точки зрения или просто терпимее?
- Философски. Я бы не сказал, что терпимее. Есть вещи, например национализм или религиозный экстремизм, к которым невозможно относиться терпимо. Мне это чуждо, и я считаю, что с такими вещами нужно бороться — в том числе и мне, посредством своего творчества.
- Были проблемы с Комитетом национальной безопасности? Мне рассказывали, что «Адаптацию» в начале двухтысячных чекисты прессовали очень жестко…
- Я не припомню таких проблем. Может быть, на уровне мифологии какие-то слухи и ходят. У нас были проблемы с местной администрацией в 92‑м, 94‑м годах, когда не давали концерты проводить. Но мне всегда казалось, что это не из-за того, что люди, которые запрещали, знали дословно, что мы поем, что мы думаем. Им просто не нравился сам дух, та энергетика, которая от нас исходила. И скорее всего, они руководствовались старой советской привычкой: лучше перекрыть, а то не дай Бог по шапке настучат. Сейчас в России, кстати, стало проявляться это больше. На местах в провинции люди стали работать по старой советской схеме.
Волшебная сила искусства
- Я знаю, что на одном из ваших концертов зрители принялись скандировать «Назарбаев» и еще одно, крайне оскорбительное, слово. Часто бывает, чтобы аудитория выражала свое мнение в такой форме?
- Да нет. Это просто публика была соответствующая. И, кстати, этот концерт был в Москве. Я помню, проходит буквально полгода, и мы играем где-то в Казани. И несколько человек начали кричать что-то подобное. Я спросил: а вам какое дело? Что вам он так сдался? Проходит минут 10—15, мы заканчиваем концерт, они кричат: «Назарбаев — клевый чел». И я тут уже вообще ничего не понял.
Есть такие люди, которым все равно, что вообще кричать. Есть такие люди, которым все равно, кто играет, «Адаптация», «Ария» или просто там стоит ди-джей. Они в таком состоянии, им нужны шум и ритм.
- Не бывает обидно?
- Не то чтобы обидно — неприятно, но такие моменты бывают. Где-нибудь в провинции есть только один клуб, куда люди приходят отдохнуть. И получается, что половина зала пришла на нас, а половина — завсегдатаи этого места.
- То есть на ваши концерты приходят не только оппозиционеры, протестно настроенная к режиму Назарбаева молодежь?
- Есть такой контингент. Но только в Алматы. Политически ориентированные люди, вся оппозиционная среда — в Алматы. В Астане, к примеру, такого нет. Там другой контингент. Люди туда едут за карьерой и работать. В Алматы, да. Приходят постоянно правозащитники, партийцы, просто протестно настроенные люди. В Москве сейчас то же самое происходит. Иногда бывает, что на группы из Казахстана приходят скинхеды. И они подпевают! «Бишааарааааа» (одна из песен «Адаптации» — ред.). И люди возмущаются: вы что, зачем их пустили, это же фашисты! Но смотрите, это же волшебная сила искусства какая. Она объединяет непримиримых людей, и после концерта они спокойно расходятся, не бьют друг другу морды. Разве не к этому мы стремимся — чтобы творчество объединяло людей? Чтобы стирать все эти политические вещи? Все это придумано на самом деле для того, чтобы разъединять людей. Все эти политические партии. У нас ничего не меняется. Вот свергнем эту власть — придет другая на смену этой. Ей точно так же нужна будет своя милиция, свои законы, свои тюрьмы. Это ведь — государство.
- Но ведь возможно же построить государство, когда народ решает, кому быть главой. Вот не понравился один президент, потому что разворовывает страну, переизбрали другого.
- Я не верю в то, что все будет решать народ. Я не верю в это, и насколько я вижу, в той же Европе, на которую ориентируются многие в области прав и свобод, все равно экономика работает на буржуазию, на несколько крупнейших семей. Все делается в их интересах. Мы, кстати, не знаем о проблемах тех, на кого ориентируемся. Во Франции, к примеру, очень много бездомных. Правая политика Саркози привела к тому, что люди лишаются жилья. Но при этом у них законы работают так, что все могут выйти на улицу и открыто об этом заявить. Вопрос, изменится ли что-то от этого или нет.
- А сами вы каких политических взглядов? Насколько вас устраивает политика Назарбаева?
- Я за анархо-коммунизм. Социализм мне тоже близок. Хотя все эти «измы» придуманы людьми. И я против Назарбаева. В 1999 году на выборах мы проводили концерт за КПК. Но знаете, у меня много вопросов и к оппозиции. К примеру, тот же Туякбай был генеральным прокурором, стоял во главе этой машины, а теперь вот оппозиционер. Сами когда-то были во власти, а теперь демократов из себя строят.
Пели без купюр
- Насколько, на ваш взгляд, в Казахстане развита рок-культура?
- Она находится в таком состоянии ни шатко ни валко последние десять лет. Бывает всплеск. Бывает упадок. Конечно, у нас слабее все это, чем в России или Украине, но при этом в других азиатских республиках постсоветских рок закончился. У нас рок существует стабильно все эти двадцать лет. И могу сказать, что у нас появилось то, чего нет в России. Радио «Тенгри», рок-радио, которое вещает на всю страну. Они делают очень интересную работу, постоянно акции, фестивали для молодых.
- Они приглашали вас на свои мероприятия? Или вы андеграунд больше?
- Нет, нас не приглашали, мы сами не подавали заявки. Но мы принимали участие в передаче «Акустика», и я говорил о тех вещах, о которых хотел, и пел то, что хотел, ту же «Кайфа больше нет». И все это пошло в эфир. Без купюр. Два раза они прокрутили.
- Попса зарабатывает на корпоративах. А вот рок-музыканты могут заработать на своем творчестве или же основной доход приносит какая-то работа?
- Я принципиально не выступаю на корпоративах. Мне сам этот дух претит, когда люди сидят, жрут за столом, а мы должны развлекать. И если чего-то хочешь — обязательно добьешься. Я в роке двадцать лет. Я не работаю нигде с 1999 года. Занимаюсь только музыкой. Да, были моменты, когда я сидел без копейки. В нашем обществе потребления люди находятся в рабстве, их работа давит, пять дней в неделю, восемь часов они отдают туда, чтобы кушать, содержать семью, но большинство не любят свою работу. И мне кажется, в этом проблема нашей страны, вообще проблема человечества.
- Было желание перебраться в Алматы или еще куда?
- Алматы мне очень нравится. Я бы с удовольствием сюда переехал, если бы Алматы была ближе к России. Алматы находится далековато от тех мест, где мы более востребованы. Ездить с группой на концерты в Россию из Алматы дороговато.
- С чем вы связываете то, что в Казахстане ваши песни менее востребованы?
- Скорее с русскоязычным пространством. У нас песни на русском языке. А в Казахстане есть такие регионы, например Кызылорда, где рок на русском, да и рок вообще, не слушают. В Жезгазгане рока нет.
- Ну и напоследок. Что вас подвигло на создание группы, как вы пришли в рок?
- Это моя жизнь. Я этим живу, мне нравится этим заниматься. Я как первый раз услышал эту музыку, для себя решил, что хочу петь и играть. Это было во времена перестройки, я еще в школе учился, когда рок-музыка вышла из подполья. Мы слушали в то время питерский рок — «Аквариум», «Кино», «Зоопарк». В то время появился пласт музыки, о котором до этого никто не знал.