«Раскрыть правду». Книгу Сары Кэмерон о Голоде издали на казахском

Част­ный куль­тур­но-про­све­ти­тель­ский фонд поли­то­ло­га Досы­ма Сат­па­е­ва выпу­стил на казах­ском язы­ке рабо­ту Сары Кэме­рон о Голо­де в Казах­ской сте­пи, при­уро­чив выход изда­ния к 31 мая, Дню памя­ти жертв ста­лин­ских репрес­сий. Репор­тер Азатты­ка пого­во­рил с изда­те­лем, пере­вод­чи­ком и авто­ром книги.

«Когда при­шел Голод, я был еще ребен­ком. Забыть уви­ден­ное — все те пере­ги­бы, кото­рые были в нашем селе, — невоз­мож­но. Вздра­ги­ваю всем телом, вспо­ми­ная собы­тия тех лет…»

Вос­по­ми­на­ния Аль­жап­па­ра-акса­ка­ла, перед гла­за­ми кото­ро­го до сих пор сто­ят кар­ти­ны Голо­да, — то, с чего начи­на­ет­ся кни­га-иссле­до­ва­ние аме­ри­кан­ско­го исто­ри­ка Сары Кэме­рон «Голод­ная Степь: голод, наси­лие и созда­ние Совет­ско­го Казах­ста­на» (The Hungry Steppe. Famine violence, and the making of Soviet Kazakhstan).

Автор ищет отве­ты на вопро­сы, что при­ве­ло к Голо­ду нача­ла 1930‑х, кото­рый, по неко­то­рым оцен­кам, унес 2,2 мил­ли­о­на чело­ве­че­ских жиз­ней, на ком лежит ответ­ствен­ность за слу­чив­ше­е­ся и как собы­тия сохра­ни­лись в памя­ти казахов.

Ори­ги­нал кни­ги на англий­ском язы­ке уви­дел свет в кон­це 2018 года и пре­зен­то­ван в США в янва­ре 2019 года. После пре­зен­та­ции Сара Кэме­рон рас­ска­за­ла Азатты­ку, что посвя­ти­ла изу­че­нию Голо­да, о кото­ром на Запа­де нет фун­да­мен­таль­ных тру­дов, десять лет.

Репор­тер Азатты­ка пого­во­рил с авто­ром Сарой Кэме­рон, поли­то­ло­гом и изда­те­лем Досы­мом Сат­па­е­вым, пере­вод­чи­ком Зауре Бата­е­вой (она рабо­та­ла над пере­во­дом с сест­рой Сау­ле Бата­е­вой) о зна­че­нии этой книги.

«ПРИЗНАТЬ АШАРШЫЛЫҚ ГЕНОЦИДОМ»

Азаттык: Гос­по­дин Сат­па­ев, что побу­ди­ло вас, как изда­те­ля, взять­ся за выпуск кни­ги Сары Кэмерон?

Досым Сат­па­ев: В октяб­ре 2018 года сенат США при­нял резо­лю­цию, посвя­щен­ную 85-летию укра­ин­ско­го Голо­до­мо­ра 1932–1933 годов. В ней ниче­го не было ска­за­но о Голо­де в Казах­стане 30‑х годов. В мире ниче­го не зна­ют или зна­ют очень мало о казах­ской тра­ге­дии, часто невер­но оце­ни­ва­ют ее при­чи­ны и послед­ствия. Навер­ное, Сара Кэме­рон — един­ствен­ный запад­ный исто­рик, пуб­лич­но заявив­ший о том, что о Голо­де в Казах­стане долж­ны пом­нить в залах аме­ри­кан­ско­го кон­грес­са, так как этот Голод был не менее — и даже более — стра­шен по сво­им последствиям.

Отли­чие ее науч­ной рабо­ты от дру­гих иссле­до­ва­ний — в том, что при­чи­ны Голо­да она ста­ла искать в собы­ти­ях кон­ца 19-го и нача­ла 20-го века, свя­зан­ных с мас­со­вым пере­се­ле­ни­ем кре­стьян из Рос­сии и Укра­и­ны в казах­ские сте­пи, кото­рое повли­я­ло на изме­не­ние тра­ди­ци­он­но­го коче­во­го обра­за жиз­ни каза­хов. Но имен­но совет­ская инду­стри­а­ли­за­ция и кол­лек­ти­ви­за­ция ста­ли дето­на­то­ра­ми того, что при­ве­ло к Голо­ду в 30‑х годах, когда кочев­ни­ков и их коче­вой уклад отда­ли в жерт­ву идео­ло­гии, где глав­ным было обес­пе­чить про­до­воль­стви­ем круп­ные про­мыш­лен­ные цен­тры, а так­же вер­ши­ну соци­аль­ной ста­лин­ской пира­ми­ды в лице рабо­чих и госслужащих.

В кни­ге Сары Кэме­рон есть очень важ­ный акцент на послед­стви­ях Голо­да с точ­ки зре­ния вли­я­ния на наци­о­наль­ную иден­тич­ность каза­хов. Ведь ката­стро­фи­че­ское демо­гра­фи­че­ское сокра­ще­ние каза­хов чуть не при­ве­ло к гибе­ли куль­ту­ры, тра­ди­ций и язы­ка. Как пишет Сара Кэме­рон в сво­ей кни­ге, кол­лек­ти­ви­за­ция, лишив каза­хов средств к суще­ство­ва­нию и раз­ру­шив ста­рые соци­аль­ные струк­ту­ры, суще­ствен­но уве­ли­чи­ла зави­си­мость каза­хов от совет­ско­го госу­дар­ства. По ее мне­нию, «шра­мы», остав­лен­ные Голо­дом, пре­сле­до­ва­ли Казах­стан в тече­ние всей после­ду­ю­щей совет­ской эпо­хи и ока­за­ли вли­я­ние на транс­фор­ма­цию каза­хов в совре­мен­ную нацию в 1991 году.

Издан­ную в Казах­стане кни­гу Сары Кэме­рон: «Аштық жай­лаған дала. Ашар­шы­лық, озбыр­лық және Кеңе­стік Қаза­қстан­ды орна­ту» мы рас­смат­ри­ва­ем как одну из попы­ток рас­крыть прав­ду, кото­рую от нас до сих пор скры­ва­ет идео­ло­ги­че­ская пыль про­шло­го и поли­ти­че­ская конъ­юнк­ту­ра настоящего.

Мы — до сих пор пост­трав­ма­ти­че­ское обще­ство. Мы по кру­пи­цам вос­ста­нав­ли­ва­ем свою исто­ри­че­скую память, свои кор­ни и тра­ди­ции. Глав­ное, что­бы моло­дежь не забы­ва­ла и пом­ни­ла о самых тра­ги­че­ских стра­ни­цах в исто­рии казах­ско­го наро­да. Это важ­но на фоне опас­ных и тре­вож­ных трен­дов, когда наблю­да­ет­ся актив­ная про­па­ган­дист­ская рабо­та по геро­иза­ции и попу­ля­ри­за­ции лич­но­сти Ста­ли­на, кото­рый в той же Рос­сии в рам­ках раз­ных социо­ло­ги­че­ских опро­сов зани­ма­ет пер­вые места по попу­ляр­но­сти, — это резуль­тат целе­на­прав­лен­ной попыт­ки пре­умень­шить мас­штаб поли­ти­че­ских репрес­сий, закрыть гла­за на ката­стро­фу, свя­зан­ную с Голо­дом в Казах­стане, Укра­ине и дру­гих частях Совет­ско­го Сою­за. Идео­ло­ги от вла­сти сно­ва хотят пере­пи­сать исто­рию в уго­ду поли­ти­че­ской конъюнктуре.

Азаттык: Как вы оце­ни­ва­е­те отно­ше­ние казах­стан­ских вла­стей к теме Голода?

Досым Сат­па­ев: Наши вла­сти если и гово­рят про исто­рию, то стре­мят­ся ухо­дить в глу­би­ну веков. А вот исто­рию Казах­ста­на пер­вой поло­ви­ны 20-го века ста­ра­ют­ся обхо­дить сто­ро­ной, может быть, пото­му, что во вла­сти до сих пор мно­го тех, кто когда-то «варил­ся» в совет­ской идео­ло­гии и начи­нал свою карье­ру в совет­ской систе­ме. Дол­гое вре­мя казах­стан­ская власть ста­ра­лась не обсуж­дать эту тему, при­зна­вая ее нали­чие, но при этом ото­дви­гая на пери­фе­рию сво­их инте­ре­сов, что­бы не оби­деть Моск­ву. И это каса­ет­ся не толь­ко темы Голо­да. Мож­но вспом­нить, как тихо казах­стан­ские вла­сти про­шли мимо 100-летия Ала­шор­ды, фак­ти­че­ски про­игно­ри­ро­вав это собы­тие. Неуди­ви­тель­но, что сей­час мно­гие моло­дые люди ниче­го не зна­ют о ста­лин­ских репрес­си­ях. Не зна­ют о ГУЛА­Ге, Кар­ла­ге, АЛЖИ­Ре. То, что в мире боль­ше зна­ют об укра­ин­ском Голо­до­мо­ре и совсем мало зна­ют о казах­ском Ашар­шы­лық (Голо­де. — Ред.), свя­за­но с тем, что в самом Казах­стане власть так и не реши­лась под­нять вопрос о том, что­бы при­знать Голод в Казах­ской сте­пи в 30‑х годах гено­ци­дом. В этой свя­зи через фильм (в про­шлом году фонд Досы­ма Сат­па­е­ва выпу­стил фильм «Отко­чев­ни­ки мерт­вой сте­пи». — Ред.) и кни­гу мы так­же хоте­ли бы обра­тить­ся к пре­зи­ден­ту Касым-Жомар­ту Тока­е­ву с прось­бой вос­ста­но­вить спра­вед­ли­вость и сде­лать то, что не сде­лал его пред­ше­ствен­ник на этом посту. Во-пер­вых, при­знать Ашар­шы­лық гено­ци­дом. Во-вто­рых, начать на госу­дар­ствен­ном уровне при уча­стии исто­ри­ков рабо­ту по созда­нию наци­о­наль­ной базы дан­ных жертв Голода.

Думаю, что в Казах­стане до сих пор еще есть нема­ло семей, где сохра­ни­лась память о погиб­ших пред­ках. Надо собрать все эти вос­по­ми­на­ния вме­сте, пока еще живы их хранители.

Еще одно пред­ло­же­ние — еже­год­но в День памя­ти жертв поли­ти­че­ских репрес­сий и Голо­да необ­хо­ди­мо объ­яв­лять мину­ту мол­ча­ния по всей стране в память о мил­ли­о­нах погиб­ших людей, кото­рые ста­ли жерт­ва­ми одной систе­мы, одно­го режи­ма. Эта мину­та мол­ча­ния — лишь малая часть того, что мы можем сде­лать, что­бы воз­ме­стить деся­ти­ле­тия забвения.

«…Остав­ши­е­ся в живых пом­нят, как ели гры­зу­нов и сор­ня­ки или ходи­ли по полям в поис­ках остав­ших­ся колос­ков. <…> Жева­ли жарен­ную на огне шерсть из оде­ял, ели раз­мо­чен­ные в воде кожа­ные вещи…»

Отры­вок из книги

Пере­вод­чи­ки Сау­ле и Зауре Бата­е­вы гово­рят, что рабо­та­ли над кни­гой восемь месяцев.

«КНИГА ОЧЕНЬ ВАЖНА ДЛЯ НАС, КАЗАХОВ»

Азаттык: С каки­ми слож­но­стя­ми вы столк­ну­лись при пере­во­де книги?

Зауре Бата­е­ва: Барье­ры в основ­ном были свя­за­ны с отсут­стви­ем соци­аль­но-поли­ти­че­ской тер­ми­но­ло­гии. При пере­во­де неко­то­рых поня­тий из обще­ство­ве­де­ния их зна­че­ние на казах­ском язы­ке может быть более широ­ким, чем на англий­ском, и наобо­рот. В таких слу­ча­ях мы выби­ра­ли наи­бо­лее часто исполь­зу­е­мые вари­ан­ты на казах­ском языке.

В пре­ди­сло­вии Сара Кэме­рон пояс­ня­ет, что англий­ское назва­ние кни­ги (The Hungry Steppe) было адап­ти­ро­ва­но из рус­ско­го назва­ния Бет­пак­далы «Голод­ная степь». Мы отка­за­лись от адап­ти­ро­ван­но­го с рус­ско­го на казах­ский язык назва­ния «Аш Дала» и исполь­зо­ва­ли иди­о­ма­ти­че­скую фра­зу на казах­ском язы­ке «Аштық Жай­лаған Дала».

При пере­да­че тяже­лых собы­тий в кни­ге кол­ле­ги пред­ла­га­ли немно­го смяг­чить пере­вод. Мы не согла­си­лись. Оста­ви­ли собы­тия имен­но таки­ми, каки­ми их обри­со­вы­ва­ет автор на осно­ве архи­вов. Пото­му что нашей глав­ной целью было доне­сти прав­ду до казах­ско­го чита­те­ля. Ино­гда при­хо­ди­лось пере­про­ве­рять в архи­вах назва­ния, кото­рые изме­ни­лись в рус­ской тран­скрип­ции, что­бы най­ти ори­ги­наль­ное напи­са­ние. Это каса­лось имен, назва­ний пле­мен и родов.

Азаттык: Чем эта кни­га отли­ча­ет­ся от дру­гих про­из­ве­де­ний, кото­рые вам дове­лось переводить?

Зауре Бата­е­ва: Эта кни­га очень важ­на для нас, каза­хов. Эта тра­ге­дия кос­ну­лась каж­дой вто­рой казах­ской семьи, и в нашей семье были жерт­вы это­го бед­ствия. Мои дедуш­ка и бабуш­ка погиб­ли от пуль ОГПУ (совет­ской тай­ной поли­ции. — Ред.) на гра­ни­це с Кита­ем. Дед по мате­рин­ской линии про­вел десять лет в ста­лин­ском ГУЛА­Ге по наве­ту как «бай­ский эле­мент». Но мы вырос­ли веря в совер­шен­но иную, лож­ную инфор­ма­цию об этих событиях.

Ста­лин­ский режим стре­мил­ся не толь­ко уни­что­жить соци­аль­но-эко­но­ми­че­скую струк­ту­ру коче­во­го обще­ства с четы­рех­ты­ся­че­лет­ней исто­ри­ей, систе­му, осно­ван­ную на пле­мен­ном брат­стве и всех его меха­низ­мах, но и создать поли­ти­че­ские усло­вия для само­уни­что­же­ния нации, раз­де­лив обще­ство на два клас­са, про­ти­во­по­став­ляя их друг другу.

Нега­тив­ные послед­ствия этой кам­па­нии чет­ко отра­же­ны в нашем язы­ке — самое нега­тив­ное зна­че­ние сло­ва «бай» (богач), кото­рое широ­ко исполь­зу­ет­ся в совре­мен­ном казах­ском обще­стве, появи­лось в 1928–1933 годах в резуль­та­те борь­бы про­тив состо­я­тель­ных пред­ста­ви­те­лей нации, казах­ской интел­ли­ген­ции. С тех пор зна­че­ние сло­ва «бай» не пересматривалось.

Сара Кэме­рон не счи­та­ет Голод «явле­ни­ем про­шло­го» для казах­ско­го наро­да. Она под­чер­ки­ва­ет необ­хо­ди­мость изу­че­ния послед­ствий этой соци­аль­ной ката­стро­фы для наше­го народа.

Без­раз­ли­чие наших совре­мен­ных каза­хов к сохра­не­нию памя­ти по отно­ше­нию к этой тра­ге­дии, а так­же их стрем­ле­ние гово­рить по-рус­ски, а не на соб­ствен­ном язы­ке пока­зы­ва­ют, что это бед­ствие повли­я­ло на казах­ское само­со­зна­ние. Квинт­эс­сен­ци­ей это­го иссле­до­ва­ния мож­но назвать пред­ло­же­ние на стра­ни­це 195: «Толь­ко тогда боль­шин­ство каза­хов, едва опра­вив­ших­ся от ужас­но­го Голо­да, осо­зна­ли, что их тра­ди­ци­он­ный образ жиз­ни погиб навсегда».

«… Если опи­рать­ся на окон­ча­тель­ный вари­ант, кото­рый рас­це­ни­ва­ет в каче­стве гено­ци­да нефи­зи­че­ские спо­со­бы уни­что­же­ния — поли­ти­че­ское, соци­аль­ное, куль­тур­ное и соци­аль­ное наси­лие, — то казах­ский Голод вполне мож­но отне­сти к гено­ци­ду. Исполь­зуя поли­ти­ку кол­лек­ти­ви­за­ции, Москва стре­ми­лась уни­что­жить коче­вой образ жиз­ни — основ­ную чер­ту казах­ской куль­ту­ры и ее самобытности».

Отры­вок из книги

Автор кни­ги Сара Кэме­рон гово­рит, что писа­ла ее для аме­ри­кан­ской ауди­то­рии и не ожи­да­ла такой реак­ции в Казах­стане. «Думаю, в Казах­стане есть моло­дое поко­ле­ние, кото­рое заин­те­ре­со­ва­но в том, что­бы боль­ше узнать об этих собы­ти­ях совет­ско­го пери­о­да исто­рии сво­ей стра­ны», — гово­рит исследователь.

«ЕСТЬ МНОГО ВАЖНЫХ ПРОБЕЛОВ»

Азаттык: Как вы дума­е­те, доста­точ­но ли изу­ча­ет­ся про­бле­ма Голо­да в самом Казахстане?

Сара Кэме­рон: Голод стал объ­ек­том науч­ных иссле­до­ва­ний в Казах­стане в нача­ле 1990‑х годов. Посколь­ку неко­то­рые пред­ста­ви­те­ли стар­ше­го поко­ле­ния уче­ных ушли в мир иной, буду­щее науч­но­го изу­че­ния Голо­да в Казах­стане оста­ет­ся неопределенным.

Есть мно­го важ­ных про­бе­лов: напри­мер, нет све­де­ний о Голо­де казах­стан­ских уче­ных на англий­ском язы­ке. Важ­ные тру­ды казах­стан­ских уче­ных по теме Голо­да еще не пере­ве­де­ны на англий­ский язык. У нас так­же нет иссле­до­ва­ний о коли­че­стве погиб­ших в резуль­та­те Голо­да в Казах­стане. Без это­го невоз­мож­но понять, как Голод повли­ял на Казахстан.

Азаттык: Что отли­ча­ет Голод в Казах­ской сте­пи от ана­ло­гич­ных ситу­а­ций в дру­гих регионах?

Сара Кэме­рон: Голод в Казах­стане — один из круп­ней­ших в совре­мен­ной исто­рии, охва­тив­ший зани­мав­ше­е­ся коче­вым ско­то­вод­ством насе­ле­ние. Боль­шин­ство дру­гих круп­ных слу­ча­ев голо­да, кото­рые иссле­до­ва­ли уче­ные, име­ли место в осед­лых обще­ствах. Это пока­зы­ва­ет опас­ность игно­ри­ро­ва­ния экс­перт­ных зна­ний. До Голо­да мно­гие агро­но­мы пре­ду­пре­жда­ли Ста­ли­на и дру­гих высо­ко­по­став­лен­ных чинов­ни­ков об опас­но­сти пере­во­да каза­хов к осед­ло­сти. Но когда раз­ра­зил­ся Голод, мно­гие эти экс­пер­ты были заклю­че­ны в тюрь­мы или расстреляны.

Голод стал одним из ужас­ней­ших пре­ступ­ле­ний ста­лин­ско­го режи­ма и тра­ги­че­ским собы­ти­ем в исто­рии 20-го века. Погиб­ли более 1,5 мил­ли­о­на чело­век. Это пере­вер­ну­ло жизнь казах­ско­го народа.

«​После Голо­да в Казах­стане начал­ся дли­тель­ный пери­од мучи­тель­но­го вос­ста­нов­ле­ния. Мно­гие из тех, кто пере­жил Голод, тяже­ло пере­нес­ли этот удар, и в тече­ние мно­гих лет не мог­ли опра­вить­ся от душев­ных травм. Ибра­гим Хиса­мут­ди­нов, кото­рый был еще ребен­ком во вре­мя Голо­да <…>, писал: “Я до сих пор слы­шу кри­ки уми­ра­ю­щих о помощи”…»

Отры­вок из книги