Казус Назарбаева

Автор: Инна ВОЛОШИНА

Совсем дру­гая исто­рия — эпи­че­ское полот­но казах­стан­ско­го худож­ни­ка И. Карым­са­ко­ва. Это могу­чее про­из­ве­де­ние искус­ства, охва­тив­шее две с поло­ви­ной тыся­чи лет исто­рии Казах­ста­на, — яркая иллю­стра­ция того, как офи­ци­аль­ная про­па­ган­да рису­ет обы­ва­те­лю облик Назар­ба­е­ва. Вот он — на перед­нем плане на белом ска­куне выры­ва­ет­ся к зри­те­лю на рав­ных с самим Абы­лай ханом. За спи­ной Назар­ба­е­ва — Куна­ев на гне­дом и чере­да казах­ских ханов и биев.

Такой облик-сим­вол Назар­ба­е­ва, не под­вер­жен­ный кор­ро­зии кри­тич­но­го осмыс­ле­ния, сло­жил­ся не сра­зу. Но на сего­дня он так проч­но пустил кор­ни в созна­нии людей, что воз­ни­ка­ет необ­хо­ди­мость деталь­но рас­смот­реть все эта­пы его ста­нов­ле­ния. Мне видит­ся такая пери­о­ди­за­ция это­го про­цес­са: 1989—1991 годы, 1991—1995 и послед­ний — с 1996-го по насто­я­щее время.

Ненуж­ная независимость

В 1989—1991 годах про­изо­шло зарож­де­ние глав­но­го из совре­мен­ных казах­стан­ских поли­ти­че­ских мифов.

В 1989 году Назар­ба­ев ста­но­вит­ся пер­вым сек­ре­та­рем Цен­траль­но­го Коми­те­та Ком­пар­тии Казах­ста­на, сме­нив на этом посту Ген­на­дия Кол­би­на. Важ­но пом­нить, что Кол­бин вос­при­ни­мал­ся насе­ле­ни­ем как «став­лен­ник Моск­вы», чело­век, дале­кий от мест­ных реа­лий, не свя­зан­ный с инте­ре­са­ми казах­стан­цев и их тра­ди­ци­ей и свое­об­раз­ной «осо­бо­стью». При­ход Кол­би­на был омра­чен народ­ны­ми выступ­ле­ни­я­ми в декаб­ре 1986 года, рас­пра­ва с участ­ни­ка­ми кото­рых так­же не спо­соб­ство­ва­ла попу­ляр­но­сти ново­го пер­во­го лица союз­ной республики.

На этом фоне лич­ность про­шед­ше­го по клас­си­че­ской карьер­ной лест­ни­це и при­шед­ше­го к вла­сти Назар­ба­е­ва вызы­ва­ла если не лико­ва­ние наро­да, то по край­ней мере устой­чи­вую поло­жи­тель­ную реак­цию. Назар­ба­ев был оли­це­тво­рен­ным выход­цем из наро­да, добив­шим­ся высо­ко­го поло­же­ния соб­ствен­ны­ми сила­ми, умом и… отва­гой. Послед­нее, «батыр­ское», каче­ство было при­пи­са­но ново­му пра­ви­те­лю (пока номи­наль­но­му — до рас­па­да Сою­за еще два года) бла­го­да­ря имев­ше­му место казу­су его «про­ти­во­сто­я­ния» Дин­му­ха­ме­ду Кунаеву.

Куна­ев, нахо­див­ший­ся на посту пер­во­го сек­ре­та­ря ЦК Ком­пар­тии Казах­ста­на более два­дца­ти лет, был под­верг­нут гоне­ни­ям со сто­ро­ны Моск­вы, обви­нен в мас­штаб­ной кор­руп­ции и сме­щен с зани­ма­е­мой долж­но­сти 16 декаб­ря 1986 года. Но задол­го до это­го, еще в 1982 году, Куна­ев обо­зна­чил Назар­ба­е­ва в каче­стве сво­е­го желан­но­го пре­ем­ни­ка. По мне­нию оче­вид­цев тех собы­тий, в част­но­сти С. Абдиль­ди­на (Казис Тогуз­ба­ев. Чет­верть века назад Назар­ба­ев неожи­дан­но высту­пил про­тив Куна­е­ва), имен­но бла­го­да­ря Куна­е­ву карьер­ный рост Назар­ба­е­ва был столь стре­ми­тель­ным и ярким.

Тем боль­шее удив­ле­ние вызва­ла у совре­мен­ни­ков и оче­вид­цев та кри­ти­ка, с кото­рой Назар­ба­ев обру­шил­ся на Куна­е­ва в пери­од, когда ста­рый руко­во­ди­тель испы­ты­вал наи­боль­шее дав­ле­ние со сто­ро­ны руко­вод­ства СССР. По мне­нию ана­ли­ти­ков, участ­вуя в трав­ле Куна­е­ва, Назар­ба­ев испол­нял «заказ» Гор­ба­че­ва, орга­ни­за­то­ра пере­строй­ки и бор­ца с герон­то­кра­ти­ей в рядах КПСС. Одна­ко про­стой обы­ва­тель уви­дел в пове­де­нии Назар­ба­е­ва муже­ствен­ный посту­пок, за кото­рым уга­ды­ва­лись каче­ства неор­ди­нар­ной лич­но­сти: отва­га, доб­лесть, честь и порядочность.

Но вер­нем­ся в 1989 год. Ген­на­дий Кол­бин не был при­знан наро­дом. Ему вме­ня­лись в вину и раз­гон демон­стран­тов в декаб­ре 1986 года, и рас­то­чи­тель­ство, и семей­ствен­ность, и даже про­бле­мы «сухо­го зако­на», про­во­ди­мо­го в СССР в тот пери­од (Юрий Шапо­рев. Кол­бин. Штри­хи к поли­ти­че­ско­му порт­ре­ту). Глав­ное же — он был чужим. Эда­кое ино­род­ное тело в живом организме.

Есте­ствен­но, что при таком рас­кла­де при­ход Назар­ба­е­ва к вла­сти в 1989 году был вос­при­нят в первую оче­редь как тор­же­ство спра­вед­ли­во­сти, а во вто­рую — как при­ход дол­го­ждан­ных и с 1986 года анон­си­ру­е­мых пере­мен. А вре­мя было слож­ным. 1988—1991 годы вошли в исто­рию как пери­од рас­па­да СССР.

Цен­тро­беж­ные тен­ден­ции в боль­шин­стве союз­ных рес­пуб­лик (и в РСФСР в том чис­ле) при­ве­ли к «пара­ду суве­ре­ни­те­тов» и мас­со­вым про­воз­гла­ше­ни­ям неза­ви­си­мо­сти. Но если для Арме­нии, Мол­до­вы, Укра­и­ны, Гру­зии, Эсто­нии, Лат­вии и Лит­вы исход из СССР был желан­ным и выстра­дан­ным, то для осталь­ных рес­пуб­лик суве­ре­ни­тет стал явле­ни­ем ско­рее вынуж­ден­ным. Что же каса­ет­ся Казах­ста­на, то даже в спис­ке аут­сай­де­ров дви­же­ния к неза­ви­си­мо­сти он зани­ма­ет едва ли не послед­нее место.

Для срав­не­ния: Казах­ская ССР про­воз­гла­си­ла суве­ре­ни­тет 25 декаб­ря 1990 года. Поз­же нее это сде­ла­ли толь­ко Кир­гиз­ская и Азер­бай­джан­ская ССР. Про­воз­гла­ше­ние же неза­ви­си­мо­сти про­изо­шло и вовсе 16 декаб­ря 1991 года — то есть через три неде­ли после Турк­мен­ской ССР и спу­стя почти два года после того, как это сде­ла­ла Литва.

Итак, Казах­стан стал послед­ней из союз­ных рес­пуб­лик, обрет­ших неза­ви­си­мость. Я напом­ню: сес­сия верх­ней пала­ты Вер­хов­но­го Сове­та СССР, из кото­рой на тот момент не были ото­зва­ны толь­ко пред­ста­ви­те­ли Казах­ста­на, Кир­ги­зии, Узбе­ки­ста­на, Таджи­ки­ста­на и Турк­ме­ни­ста­на, при­ня­ла под пред­се­да­тель­ством А. Алим­жа­но­ва декла­ра­цию №142‑Н о пре­кра­ще­нии суще­ство­ва­ния СССР 26 декаб­ря 1991 года. То есть Назар­ба­ев тянул с про­воз­гла­ше­ни­ем неза­ви­си­мо­сти до само­го конца.

Факт оче­ви­ден: Назар­ба­е­ву неза­ви­си­мость Казах­ста­на была совер­шен­но не нуж­на, и если бы от него что-то зави­се­ло, он нико­гда бы не пошел на раз­рыв с мет­ро­по­ли­ей. Но в созна­нии людей уже воз­ник­ла устой­чи­вая связь: отваж­ный лидер, поправ­ший ста­рые поряд­ки, дал стране неза­ви­си­мость, а наро­ду — сво­бо­ду. И эту мифо­ло­ге­му необ­хо­ди­мо было закреп­лять, посколь­ку она ста­но­ви­лась зало­гом сохра­не­ния вла­сти и… собственности!

За дву­язы­чие — 71%

1991—1995 годы — это вре­мя дей­стви­тель­но было слож­ным. Нача­ло 1990‑х мы все ощу­ти­ли как пери­од рез­ких эко­но­ми­че­ских и соци­аль­ных пере­мен в обще­стве и госу­дар­стве. После про­ве­де­ния при­ва­ти­за­ции сло­жи­лась систе­ма, в кото­рой власть и соб­ствен­ность ста­ли фак­ти­че­ски еди­ным целым, сле­до­ва­тель­но, сохра­не­ние вла­сти обес­пе­чи­ва­ло и сохран­ность собственности.

И если офи­ци­аль­ные исто­ри­ки важ­ней­шей поли­ти­че­ской зада­чей, решен­ной в Казах­стане в пер­вые годы неза­ви­си­мо­сти, при­зна­ют обсуж­де­ние и при­ня­тие Кон­сти­ту­ции 1993 года, то смот­ря­ще­му глуб­же видит­ся несколь­ко иная кар­тин: если что и вол­но­ва­ло вла­сти стра­ны, так это удер­жа­ние соб­ствен­ных позиций.

Соб­ствен­но, как все было. Необ­хо­ди­мость при­ня­тия Кон­сти­ту­ции никем не оспа­ри­ва­лась. Одна­ко все­на­род­ное обсуж­де­ние слож­ней­ших аспек­тов буду­ще­го устрой­ства стра­ны — вопро­сы соб­ствен­но­сти, адми­ни­стра­тив­но-тер­ри­то­ри­аль­но­го устрой­ства Казах­ста­на, госу­дар­ствен­но­го язы­ка, фор­мы прав­ле­ния, граж­дан­ства — суще­ствен­но акти­ви­зи­ро­ва­ло весь поли­ти­че­ский спектр рес­пуб­ли­ки. На тот момент этот спектр был пред­став­лен оппо­зи­ци­он­ны­ми пар­ти­я­ми и дви­же­ни­я­ми в лице наци­о­нал-демо­кра­тов (ГДК «Азат», Рес­пуб­ли­кан­ская пар­тия, «Жел­ток­сан») с одной сто­ро­ны, меж­на­ци­о­наль­но­го дви­же­ния «Един­ство», Пар­тии демо­кра­ти­че­ско­го про­грес­са Казах­ста­на (ПДПК), проф­со­ю­за «Бiр­ле­су» — с дру­гой. И отно­ше­ния меж­ду эти­ми лаге­ря­ми были доволь­но натя­ну­ты­ми, что вызы­ва­ло серьез­ные опа­се­ния на фоне тра­ги­че­ских собы­тий в дру­гих стра­нах — участ­ни­цах пост­со­вет­ско­го переустройства.

Про­тестные настро­е­ния име­ли чет­ко выра­жен­ную гео­гра­фи­че­скую состав­ля­ю­щую: на севе­ре акти­ви­зи­ро­ва­лись про­рос­сий­ские орга­ни­за­ции, в Семи­ре­чье — уйгур­ские. И те и дру­гие отста­и­ва­ли пра­во част­ной соб­ствен­но­сти на зем­лю и тре­бо­ва­ли для себя офи­ци­аль­но­го закреп­ле­ния пре­фе­рен­ций, про­тив чего высту­пи­ла наци­о­наль­ная оппозиция.

Еще более ост­рая дис­кус­сия, послед­ствия кото­рой не под­да­ва­лись про­гно­зи­ро­ва­нию, раз­вер­ну­лась вокруг про­бле­мы госу­дар­ствен­но­го язы­ка. Огром­ный на тот еще момент про­цент рус­ско­го­во­ря­ще­го насе­ле­ния тре­бо­вал закреп­ле­ния за рус­ским язы­ком офи­ци­аль­но­го ста­ту­са вто­ро­го государственного.

В такой ситу­а­ции глав­ной поли­ти­че­ской зада­чей для Назар­ба­е­ва ста­ло сохра­нить власть и не допу­стить пере­де­ла соб­ствен­но­сти. И спо­соб, выбран­ный для дости­же­ния этих целей, был на удив­ле­ние прост: пре­зи­дент дистан­ци­ро­вал­ся от обсуж­де­ния ост­рых вопро­сов. В прес­се отсут­ство­ва­ли выска­зы­ва­ния пре­зи­ден­та, никто не мог дать оцен­ку его лич­ной пози­ции, более того, сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции фак­ти­че­ски не упо­ми­на­ли име­ни Назар­ба­е­ва. Воз­ник­ло ощу­ще­ние, что пре­зи­дент не участ­ву­ет в обсуж­де­нии Кон­сти­ту­ции, что ее при­ня­тие — исклю­чи­тель­но в руках наро­да Казахстана.

В тех же появ­ле­ни­ях на пуб­ли­ке, от кото­рых невоз­мож­но было отка­зать­ся, Назар­ба­ев выгля­дел как уста­лый гла­ва семьи, обес­по­ко­ен­ный оте­че­ски­ми забо­та­ми. Его выска­зы­ва­ния и пред­ло­же­ния были разум­ны, но отвер­га­лись не в меру рас­хо­див­ши­ми­ся детьми. Яркий при­мер тако­го пуб­лич­но­го пове­де­ния — это пред­ло­же­ния пре­зи­ден­та о вклю­че­нии в про­ект Кон­сти­ту­ции ста­тей о роспус­ке пар­ла­мен­та пре­зи­ден­том, созда­нии двух­па­лат­но­го пар­ла­мен­та, импич­мен­те пре­зи­ден­та и воз­мож­но­сти при­ня­тия Кон­сти­ту­ции путем рефе­рен­ду­ма. Эти пред­ло­же­ния были актив­но под­дер­жа­ны оппо­зи­ци­ей, но… были отверг­ну­ты Вер­хов­ным Сове­том, оли­це­тво­ряв­шим на тот момент народ Казахстана.

Здесь важ­но отме­тить, что с точ­ки зре­ния оппо­зи­ции про­ект Кон­сти­ту­ции был сырым, не защи­щал народ от воз­мож­ной узур­па­ции вла­сти и лишал его воз­мож­но­сти уча­стия в управ­ле­нии госу­дар­ством, посколь­ку насе­ле­ние не име­ло пра­ва зако­но­да­тель­ной ини­ци­а­ти­вы через пар­тии и обще­ствен­ные орга­ни­за­ции и пра­ва на рефе­рен­дум. Еще боль­шую кри­ти­ку вызвал тот факт, что Кон­сти­ту­цию будет при­ни­мать пар­ла­мент, депу­та­ты кото­ро­го были избра­ны еще в Казах­ской ССР.

Ситу­а­ция в оче­ред­ной раз нака­ли­лась, и на поли­ти­че­ское попри­ще всту­пи­ла госу­дар­ствен­ная идео­ло­ги­че­ская маши­на: в октяб­ре 1992 года были под­ве­де­ны офи­ци­аль­ные ито­ги все­на­род­но­го обсуж­де­ния про­ек­та Кон­сти­ту­ции. Соглас­но им, про­ект обсуж­дал­ся в тече­ние четы­рех меся­цев, в печа­ти было опуб­ли­ко­ва­но более 500 мате­ри­а­лов, в обсуж­де­нии при­ня­ли уча­стие более 3 мил­ли­о­нов чело­век, то есть прак­ти­че­ски каж­дый тре­тий казахстанец.

В офи­ци­аль­ном заяв­ле­нии Вер­хов­но­го Сове­та сооб­ща­лось, что с уче­том поже­ла­ния наро­да не при­ня­ты пред­ло­же­ния о феде­ра­тив­ном устрой­стве стра­ны, госу­дар­ствен­ном дву­язы­чии, фор­ми­ро­ва­нии двух­па­лат­но­го парламента.

По иро­нии судь­бы в декаб­ре 1992 года толь­ко что начав­ший выхо­дить еже­не­дель­ник «Пано­ра­ма» опуб­ли­ко­вал дан­ные социо­ло­ги­че­ско­го опро­са, про­ве­ден­но­го агент­ством «Бриф» в нояб­ре сре­ди алма­а­тин­цев, вне­ся свою «лож­ку дег­тя в боч­ку меда» офи­ци­аль­ных ито­гов. Соглас­но этим дан­ным, каж­дый вто­рой алма­а­ти­нец вооб­ще не читал про­ект Кон­сти­ту­ции (т.  е. почти 50%), в офи­ци­аль­ном обсуж­де­нии при­ня­ли уча­стие 4% опро­шен­ных, 71% высту­пил за госу­дар­ствен­ное дву­язы­чие, 34% — за феде­ра­тив­ное устрой­ство стра­ны, 33% — за двух­па­лат­ный парламент.

28 янва­ря 1993 года за про­ект Кон­сти­ту­ции Вер­хов­ный Совет про­го­ло­со­вал почти еди­но­глас­но (309 из 312 голо­сов). Пер­вая Кон­сти­ту­ция суве­рен­но­го Казах­ста­на ста­ла реальностью.

Фор­му­ла власти

Посколь­ку нас инте­ре­су­ют имен­но аспек­ты мифо­ло­ги­за­ции обли­ка Назар­ба­е­ва и леги­ти­ма­ции его вла­сти, то оста­но­вим­ся на сле­ду­ю­щих выво­дах из этой истории.

Во-пер­вых, в исто­рии с при­ня­ти­ем Кон­сти­ту­ции Назар­ба­ев впер­вые высту­пил в новом обли­ке «отца нации». При­чем отца доб­ро­го, забот­ли­во­го и пони­ма­ю­ще­го. Каза­хи полу­чи­ли уни­тар­ное госу­дар­ство, исклю­ча­ю­щее сепа­ра­тист­ские устрем­ле­ния дру­гих наций, и зем­лю, при­над­ле­жа­щую наро­ду. Наци­о­на­ли­сты посчи­та­ли весо­мой побе­дой при­зна­ние за казах­ским язы­ком ста­ту­са госу­дар­ствен­но­го. Демо­кра­ты и миро­вое демо­кра­ти­че­ское сооб­ще­ство утвер­ди­лись во мне­нии о том, что Назар­ба­ев сто­ит на пути демо­кра­ти­че­ских пре­об­ра­зо­ва­ний и если ему что-то и меша­ет, то толь­ко объ­ек­тив­ные реа­лии в лице незре­ло­го граж­дан­ско­го обще­ства. Суще­ствен­ная часть рус­ских и дру­гих наци­о­наль­но­стей вполне удо­вле­тво­ри­лась рав­но­прав­ным хож­де­ни­ем и исполь­зо­ва­ни­ем рус­ско­го языка.

Во-вто­рых, это было пер­вое за годы неза­ви­си­мо­сти широ­кое исполь­зо­ва­ние мето­дов кор­рек­ции обще­ствен­но­го мне­ния (через пуб­ли­ка­ции дан­ных соцо­про­сов и резуль­та­тов голо­со­ва­ния). Успе­хи офи­ци­аль­ной про­па­ган­ды ста­ли настоль­ко впе­чат­ля­ю­щи­ми, что нико­гда поз­же этот ресурс не мог быть забыт или не использован.

В‑третьих, впер­вые про­зву­ча­ла чет­кая уста­нов­ка: пре­зи­дент сове­ту­ет, а пар­ла­мент волен эти сове­ты игно­ри­ро­вать, посколь­ку сво­бо­ден в сво­ем выбо­ре. Сле­до­ва­тель­но, пре­зи­дент не несет ответ­ствен­но­сти за послед­ствия при­ня­тых пар­ла­мен­том решений.

И, нако­нец, в‑четвертых, устой­чи­вая фор­му­ла леги­тим­но­сти вла­сти — «Так поже­лал народ!» — про­шла свое успеш­ное испытание.

Опи­сан­ная выше ситу­а­ция с откло­не­ни­ем пре­зи­дент­ских поже­ла­ний вошла в казах­стан­скую поли­ти­че­скую прак­ти­ку и ста­ла впо­след­ствии «визит­ной кар­точ­кой» вза­и­мо­от­но­ше­ний «пре­зи­дент — пар­ла­мент». Как толь­ко «нуж­ная» зако­но­да­тель­ная ини­ци­а­ти­ва, наце­лен­ная на упро­че­ние вла­сти пре­зи­ден­та, ста­но­вит­ся объ­ек­том кри­ти­ки как внут­ри стра­ны, так и за рубе­жом, пре­зи­дент выска­зы­ва­ет свои «воз­ра­же­ния». Эти «воз­ра­же­ния» тут же откло­ня­ют­ся или пре­одо­ле­ва­ют­ся пар­ла­мен­том или Кон­сти­ту­ци­он­ным судом, и «нуж­ная» ини­ци­а­ти­ва полу­ча­ет свой офи­ци­аль­ный ста­тус. Так слу­чи­лось в 1995 году во вре­мя пар­ла­мент­ско­го кри­зи­са, так слу­ча­лось и позже.

Про­дол­же­ние темы читай­те в сле­ду­ю­щем номере.

Источ­ник: Газе­та “Голос Рес­пуб­ли­ки” №45 (221) от 16 декаб­ря 2011 года