За други своя. Часть I

Раз­го­вор Вади­ма Борей­ко с Ерме­ком Тур­су­но­вым после сен­са­ци­он­ной пресс-кон­фе­рен­ции с ним и осво­бож­ден­ным из акта­уско­го СИЗО Бола­том Ата­ба­е­вым в Наци­о­наль­ном пресс-клу­бе в Алматы. 

 

Автор: Ермек ТУРСУНОВ

 

«Нет боль­ше той люб­ви, как если кто поло­жит душу свою за дру­ги своя».

Иоанн, 15:13

Эта прес­су­ха ста­ла, без натя­жек, потря­са­ю­щей поста­нов­кой двух дру­зей-режис­се­ров — теат­раль­но­го и кинош­но­го, и на нее сто­и­ло про­да­вать биле­ты. Гово­рю это безо вся­кой иро­нии: тако­го я нико­гда не видел. И не пой­ти на нее было нель­зя. Кро­ме лич­но­стей спи­ке­ров, под­ку­пал сам пре­це­дент. Не род­ствен­ник, не обще­ствен­ный защит­ник, не адво­кат, а про­сто друг чело­ве­ка, закры­то­го в СИЗО, кото­ро­му шьют две «тяж­ких» ста­тьи, через сво­их зна­ко­мых и зна­ко­мых их зна­ко­мых доби­ва­ет­ся ауди­ен­ции у руко­вод­ства КНБ рес­пуб­ли­ки, где пыта­ет­ся убе­дить, что его собра­та по цеху судить нель­зя, пото­му что «дру­го­го Ата­ба­е­ва у нас нет». Затем два­жды ездит в Актау и уже там, прой­дя цепь уни­же­ний, на матах уго­ва­ри­ва­ет, нако­нец, Бола­та-ага не искать смер­ти, а напи­сать заяв­ле­ние с прось­бой при­ме­нить к нему ста­тью о дея­тель­ном рас­ка­я­нии. И в резуль­та­те доби­ва­ет­ся его освобождения.

Лич­но у меня нет осно­ва­ний ста­вить под сомне­ние то, что рас­ска­зал Тур­су­нов. Не толь­ко из-за того, что он мой това­рищ. А еще и пото­му, что не имею фак­тов, опро­вер­га­ю­щих его вер­сию собы­тий. Воз­мож­но, я их забыл или поле­нил­ся искать, не отри­цаю. Знаю, мно­гие ему не пове­рят. Но про­сто попро­буй­те оце­нить, что поста­вил на кон Ермек и ради чего, а так­же пред­ста­вить, как бы на его месте посту­пил каж­дый чита­ю­щий эти строки.

Пере­ска­зы­вать содер­жа­ние пресс-кон­фе­рен­ции нет смыс­ла: име­ю­щий гла­за и ком­пью­тер — да най­дет в Сети ее пол­ную видео­за­пись. О бесе­де после прес­су­хи мы усло­ви­лись зара­нее. Сели в кафе, я дал ему вре­мя остыть от встре­чи с жур­на­ли­ста­ми, где он пару раз сры­вал­ся на откро­вен­ную гру­бость и крик, и лишь потом нача­ли раз­го­вор. Прав­да, сра­зу пре­ду­пре­дил его, что­бы не орал на меня, если услы­шит непри­ят­ный вопрос.

Оби­дел­ся на вошь — и сжёг всю шубу

- Толь­ко вче­ра услы­шал мысль, что у насто­я­ще­го худож­ни­ка его про­из­ве­де­ния сбы­ва­ют­ся в жиз­ни. Тебе не кажет­ся, что твой фильм «Шал» сбылся?

- Поче­му?

- В кино внук Шай­тан­бек выта­щил деда с края неми­ну­чей смер­ти. В жиз­ни 60-лет­ний Ата­ба­ев точ­но бы умер в тюрь­ме со сво­им диа­бе­том, а ты фак­ти­че­ски спас сво­е­го Шала. Не думал о такой аллюзии?

- (Смот­рит на меня квад­рат­ны­ми гла­за­ми) Даже в голо­ву не приходило.

- Конеч­но, ана­ло­гия не совсем уж пря­мая. Но все-таки ты мень­шой, а он старшой.

- Когда в это дело впря­га­ешь­ся, ника­ких ана­ло­гий не про­во­дишь. Есть про­сто зада­ча — как чело­ве­ка спа­сти. И всё. Я же его дав­но знаю: он про­тив­ный, каприз­ный. Но в этот раз смот­рю и думаю: он, навер­ное, боль­ной, чика съе­ха­ла. Ну как может чело­век хотеть в тюрь­му? А он же реаль­но хотел. Про­во­ци­ро­вал каэн­бэш­ни­ков, что­бы полу­чить срок.

- Он же артист! Я его в этой ситу­а­ции так и вижу. Пре­вра­тить свою жизнь в акт искус­ства, где под зана­вес — смерть. Насто­я­щая, не понарошку.

- Да! И я ему ска­зал: ты заиг­рал­ся! Что ты из себя изоб­ра­жа­ешь Шала­мо­ва, Саха­ро­ва там, Солженицына?

- А ты не пове­рил в искрен­ность его выбора?

- В тот наш четы­рех­ча­со­вой раз­го­вор в изо­ля­то­ре он убе­дил меня в том, что в голо­ве напи­сал сце­на­рий с леталь­ным фина­лом и по нему идет, а я ему мешаю этот сце­на­рий вопло­тить в жизнь. Точ­нее — в смерть. А я ему дока­зы­вал: Болат, ты трус. Ты взял и сдал­ся. Тебе дорог твой лич­ный понт.

- Сдал­ся перед чем?

- Он посту­пал как эгоист.

- Поз­воль, но он же сам хозя­ин сво­ей жизни.

- Изви­ни, чело­век при­над­ле­жит не толь­ко себе, но и сво­им близ­ким, дру­зьям, окру­жа­ю­щим. Дол­гу худож­ни­ка, нако­нец. Он дол­жен испол­нить в искус­стве свое пред­на­зна­че­ние. И глав­ное, я не пони­мал: ради чего он идет на этот шаг? Он заблуж­да­ет­ся, он не прав. Его обма­ну­ли. Он все вре­мя полу­чал одно­бо­кую инфор­ма­цию. Я же читал мате­ри­а­лы следствия.

- Не торо­пись, мы еще дой­дем до этой темы.

- Я пони­мал, что это слиш­ком высо­кая цена, неимо­вер­но высокая.

- А раз­ве быва­ет цена за свои убеж­де­ния и прин­ци­пы слиш­ком высокой?

- Это же жизнь! Гово­рю ему: ты про­дай ее подо­ро­же. За что-нибудь дей­стви­тель­но сто­я­щее. Но в той ситу­а­ции пере­до мной был актер. Кото­рый игра­ет роль Джор­да­но Бруно.

- Давай поды­то­жим эту тему. Для тебя выс­шая цен­ность — жизнь. Ата­ба­ев же стер для себя раз­ни­цу меж­ду жиз­нью и искусством.

- Готов поло­жить жизнь — поло­жи. Но ради чего-то достой­но­го. Сде­лай что-нибудь. У тебя свой инстру­мен­та­рий — не фла­ги на бар­ри­ка­дах, а спек­так­ли, про­све­ще­ние, воз­дей­ствие на моз­ги. А так — ты будешь 10 лет на нарах валять­ся бес­по­мощ­ный. Какая помощь от тебя тогда будет?

- Дол­жен при­знать: на пресс-кон­фе­рен­ции твой при­мер с Аро­ном Ата­бе­ком, осуж­ден­ным на 18, что ли, лет, о кото­ром сей­час почти забы­ли, про­зву­чал доволь­но убедительно.

- Да! Я Бола­ту так и ска­зал: ты посве­тишь­ся какое-то вре­мя на облож­ках газет, а потом тебя на хер забу­дут. Тебе это надо? Поэто­му назло всем ты дол­жен вый­ти на сво­бо­ду, зани­мать­ся теат­ром, читать лек­ции. Вот твоя рабо­та! Сколь­ко у тебя оста­лось актив­ной жиз­ни? Десять лет, мак­си­мум пят­на­дцать. Исполь­зуй их! Мне инте­рес­но не как ты упал, а как под­нял­ся. Ты про­иг­рал одну бит­ву — имей сме­лость при­знать. Нель­зя все вре­мя выиг­ры­вать. Но ты же вой­ну не про­иг­рал. Есть еще вто­рой тайм. Он мне на это: а, гори все огнем! У каза­хов есть пого­вор­ка: оби­дел­ся на вошь и сжег всю шубу.

- Очень смешно.

- Я ведь не сове­то­вал ему: иди на сго­вор, про­дай совесть. Луч­ше давай искать выход! Тем более КНБ, про­ку­ра­ту­ра гово­ри­ли нам: пред­ла­гай­те выход. Это был нор­маль­ный пере­го­вор­ный про­цесс. В ито­ге Болат стал помо­гать след­ствию уста­но­вить исти­ну, хотя пона­ча­лу не хотел даже читать ника­кие мате­ри­а­лы. Орал, швы­рял бума­ги. А там тоже раз­ные люди встре­ча­ют­ся. И те, кто реаль­но болел за дело, гово­ри­ли мне: Ере­ке, ну как убе­дить его, что он не прав? Посмот­ри­те, как он себя ведет. И мне им нече­го было возразить.

- Зна­ешь, мне не пока­за­лось, что Ата­ба­ев про­иг­рал даже бит­ву. Преж­де все­го пото­му, что он совер­шен­но не выгля­дел слом­лен­ным и сохра­нил себя как личность.

- Про­сто ситу­а­ция до того не дошла. А там и не таких лома­ли. Хоро­шо, не сло­мал­ся бы он. Ну и помер бы через пол­го­да. С его сахар­ным диа­бе­том, дав­ле­ни­ем, со всем буке­том. И что? Кому от это­го поль­за? У нас нет столь­ко людей тако­го уров­ня, что­бы ими раз­бра­сы­вать­ся. А он не пони­ма­ет, что не толь­ко себе при­над­ле­жит, а еще сво­им детям, вну­кам. И в том чис­ле этим дол­бо­грё­бам, кото­рые в наци­о­на­лизм уда­ри­лись. В извра­щен­ный Ислам. Кото­рых нуж­но обра­зо­вы­вать. Это ведь всё рас­тет. А кто будет гасить? Кто будет их обра­зо­вы­вать? Это же выс­шая цель! Вспом­ни, как декаб­ри­сты берег­ли Пуш­ки­на, гово­ри­ли: не надо его к нам, пусть поэ­зи­ей зани­ма­ет­ся. Пото­му что умнее были. А у нас? Ата­ба­е­ва — под паро­воз, а сами спрыгнули.

- Поло­жим, мно­го кто и не спрыг­нул. И не всех еще и взя­ли. Лад­но, как гово­рит­ся, умер-шму­мер, лишь бы был здо­ров. И на свободе.

Да мне пох, что скажут!

- При­ступ­лю к одной очень слож­ной теме. Для меня чело­ве­че­ские цен­но­сти выше поли­ти­че­ских. И в тво­ей ситу­а­ции мне важ­нее даже не то, что ты впряг­ся за кен­та, а… Как бы тебе объ­яс­нить? Власть с нами заиг­ра­лась до того, что ей апри­о­ри никто уже не верит — по край­ней мере, из дума­ю­щих людей, а народ у нас в целом не дурак. Не верит, даже если она гово­рит правду.

- Согла­сен.

- И, не оби­жай­ся, при­ват­ный кон­такт с КНБ, орга­ни­за­ци­ей с усто­яв­шим­ся ими­джем, — это густая тень на твою репу­та­цию. Шлейф на дол­гие годы. Ты созна­вал это?

- Вадик, как на духу тебе гово­рю: я не думал ни о чем, кро­ме как попы­тать­ся его выта­щить. Чест­но — не верил, что полу­чит­ся. Но хотя бы попы­та­юсь. Я же читал, как его изби­ли, отпра­ви­ли по жаре по эта­пу, с его диа­бе­том, без вра­ча, у него в вагон­за­ке была кома, зэки вер­ну­ли к жиз­ни. И пони­мал: он же сдох­нет через месяц. Я торо­пил­ся, и про­сто неко­гда было думать, что обо мне ска­жут. Да мне пох, что ска­жут! Я это делал не для того, что­бы послу­шать, что обо мне ска­жут. У нас обще­ство настоль­ко атро­фи­ро­ва­но, и мораль пере­вер­ну­лась, что люди уже не верят в про­стые изна­чаль­ные вещи, кото­рые в чело­ве­ке долж­ны быть. Вооб­ще-то мне при­шла такая мысль: мно­гих злит, что его отпу­сти­ли. Им было бы выгод­но, что­бы он сидел.

За меня тоже впрягались

- Кста­ти, напом­ни свой крат­кий тюрем­ный опыт, а то я подзабыл.

- В 1998 году я вер­нул­ся из Шта­тов. И мой друг Алтын­бек Сар­сен­ба­ев, тогда министр инфор­ма­ции, позвал меня «пора­бо­тать на стра­ну» — ген­ди­рек­то­ром ТРК «Казах­стан». А через пол­го­да меня аре­сто­ва­ли каэн­бэш­ни­ки, пря­мо в моем каби­не­те наде­ли наруч­ни­ки. Зару­ба шла за реклам­ные баб­ки, и меня нуж­но было выклю­чить из игры. В вину мне вме­ни­ли даже то, что я по слу­жеб­но­му мобиль­ни­ку наго­во­рил по част­ным делам то ли на 36, то ли на 45 тысяч тен­ге. Сна­ча­ла дело вел ДКНБ, потом его пере­да­ли в ДВД, затем в нало­го­вую поли­цию Алма­ты, кото­рую тогда воз­глав­лял Рахат Али­ев. За меня тоже впря­га­лись — Жан­на Ахме­то­ва, дру­гие люди, писа­ли ген­про­ку­ро­ру Хит­ри­ну. И никто их не назы­вал «каэн­бэш­ни­ка­ми». Про­шло мень­ше 15 лет, и что с наро­дом ста­ло? Кто его на всю голо­ву трав­ми­ро­вал? Посмот­ри, что пишут в ком­мен­тах в Интер­не­те: ни одно­го реаль­но­го име­ни, и такое впе­чат­ле­ние, что собра­лись одни подон­ки. А ведь за ника­ми реаль­ные люди стоят.

- Не отвле­кай­ся. Твое-то дело чем закончилось?

- След­ствие шло пол­то­ра года. Неде­лю я про­вел в изо­ля­то­ре. Затем дело пре­кра­ти­ли за отсут­стви­ем соста­ва пре­ступ­ле­ния. Так что обо всем этом знаю по соб­ствен­но­му опыту.

Помощь долж­на бегать ножками

- Болат-ага о тво­ей помо­щи ему ска­зал, что она не долж­на быть толь­ко мораль­ная, а еще и «бегать нож­ка­ми». Но я бы не стал пре­умень­шать роль в его осво­бож­де­нии зару­беж­ных дея­те­лей, меж­ду­на­род­ных орга­ни­за­ций, пра­во­за­щит­ни­ков и нашей прес­сы, глав­ным обра­зом оппо­зи­ци­он­ной. Ведь твой посту­пок слу­чил­ся на мощ­ном инфор­ма­ци­он­ном про­тестном фоне.

- Я это­го и не оспа­ри­ваю. Про­сто поду­мал, что бес­по­лез­но соби­рать под­пи­си, выхо­дить с акта­ми само­со­жже­ния… Я же нико­му ниче­го не ска­зал. Решил: тихо поеду и попы­та­юсь что-то сделать.

- К тому гово­рю, что у Виняв­ско­го и Соко­ло­вой хода­та­ев перед КНБ не было, но их уда­лось осво­бо­дить бла­го­да­ря жест­ко­му инфор­ма­ци­он­но­му прес­син­гу на нашу власть внут­ри и вне стра­ны и после­ду­ю­ще­му нажи­му Европарламента.

- А Жовти­са же поса­ди­ли. Хотя кто толь­ко за него не зару­бал­ся, даже на уровне глав государств.

- Ну, все-таки его амни­сти­ро­ва­ли. А захо­те­ли бы — оста­ви­ли на зоне. Но в этом году уже три слу­чая осво­бож­де­ния оппо­зи­ци­о­не­ров. Может, тен­ден­ция? Хотя, про­сти за про­зу, све­жо пита­ние, но серит­ся с трудом.

Я про­сто не хотел, что­бы он умер

- Когда почти сра­зу после ваше­го с Ата­ба­е­вым при­ле­та из Актау я гово­рил с тобой, меня заде­ла твоя фра­за, не вошед­шая в интер­вью: «Его исполь­зо­ва­ли». Чело­ве­ку 60 лет, а ты о нем — как о ребен­ке, кото­ро­го раз­ве­ли, как лошка.

- Он и есть боль­шой ребе­нок. Свя­то верит в какие-то там иде­а­лы. А ино­гда он настоль­ко быва­ет… чудак! Ну пред­ставь: сле­до­ва­тель пишет в пока­за­ни­ях вме­сто «рацио» -«гра­цио», а Болат изде­ва­ет­ся над его грам­ма­ти­че­ски­ми ошибками.

- И я его в этом цели­ком и пол­но­стью под­дер­жи­ваю. Одна­жды на моем допро­се в КНБ сле­дак тако­го в про­то­ко­ле наво­ро­тил, что я отка­зал­ся его под­пи­сы­вать: мол, Борей­ко вез­де выда­ет себя за гра­мо­тея, а сам пишет с таки­ми ляпа­ми. Тот взбе­сил­ся, гро­зил запе­реть в каме­ру на ночь, но все-таки три раза пере­пи­сал, пока я не остал­ся доволен.

- Слу­шай, что такое поли­ти­ка? Гряз­ное дело. Какую цель пре­сле­ду­ет любая пар­тия? Прий­ти к вла­сти. А Болат же — он член этой, «Алги»?

- Насколь­ко знаю, он состо­ит в коа­ли­ции «Халык майданы».

- Все рав­но поли­ти­че­ская орга­ни­за­ция. Так ты мне объ­яс­ни: зачем худож­ни­ку власть? Ты же тво­рец — зани­май­ся ума­ми и душа­ми. Зачем ему ходить на митин­ги? Я не хожу, пото­му что мне неко­гда: делом зани­ма­юсь. Туда ходят те, у кого вре­ме­ни сво­бод­но­го мно­го или те, кому это надо.

- А я бываю.

- Ты по рабо­те. Как журналист.

- Не толь­ко. Еще из инте­ре­са и с людь­ми пообщаться.

- Но ты же с три­бу­ны не высту­пал. Ты же не орал там: впе­ред, мы с вами, алга!!!

- Не высту­пал. Я не политик.

- А на три­бу­нах — или те, кто хотят к вла­сти про­бить­ся, или те, кто отра­ба­ты­ва­ет чей-то заказ.

- Как ты можешь всех гре­сти под одну гре­бен­ку и вооб­ще что-то утвер­ждать на этот счет, когда сам на митин­ги не ходишь и не зна­ешь, что там про­ис­хо­дит? Тебе не при­хо­ди­ло в голо­ву, что на митин­ги соби­ра­ют­ся люди, кото­рых не устра­и­ва­ет суще­ству­ю­щее поло­же­ние дел? Вспом­ни, что ты сам гово­рил мне в интер­вью: «В Казах­стане ложь — фор­ма жизни».

- Я тебе ска­жу: в Казах­стане ложь — и с той, и с дру­гой сто­ро­ны. Ты дума­ешь, все, что пишет оппо­зи­ци­он­ная прес­са, — прав­да? Они же полу­ча­ют зар­пла­ту — зна­чит, на служ­бе у кого-то. У худож­ни­ка долж­ны быть убеж­де­ния. А убеж­де­ния не про­да­ют­ся и не поку­па­ют­ся. И Болат ходил на митин­ги не за зар­пла­ту. Поэто­му я счи­таю, что его использовали.

- Его не устра­и­ва­ет этот режим. И он выра­жа­ет это про­те­стом. Ты гово­ришь — ему надо ста­вить спек­так­ли, писать кни­ги. А ему не дают ста­вить спек­так­ли. Его театр вла­чит нищен­ское суще­ство­ва­ние. Госу­дар­ство его под­дер­жи­ва­ет? «Худож­ник не дол­жен полу­чать зар­пла­ту». А на что он будет содер­жать свое детище?

- Я имел в виду тех, кто за день­ги раз­да­ет листов­ки. А убеж­де­ния — это когда ты вот так дума­ешь, но за бес­плат­но. А Ата­ба­е­ву реаль­но надо помо­гать с теат­ром. Здесь согла­сен. Тогда он будет занят делом, и ему неко­гда будет бегать по око­пам и баррикадам.

- Сам себе про­ти­во­ре­чишь: толь­ко что ска­зал, что Ата­ба­ев не полу­чал денег за поли­ти­че­скую дея­тель­ность. Да, он само­сто­я­тель­но и бес­плат­но так думает.

- Но его затянули.

- Послу­шай, сам ты посту­пил по-чело­ве­че­ски. Но дру­гим вро­де как отка­зы­ва­ешь в этом праве.

- Я мно­гим дея­те­лям, что вокруг него кру­тят­ся, не верю. И я про­сто не хотел, что­бы он умер.

Бесе­до­вал Вадим БОРЕЙКО

Окон­ча­ние следует.