12 апреля в газете «Голос Республики» было опубликовано большое откровенное интервью Ермека Турсунова, режиссера фильмов «Келiн» и «Шал», — «В Казахстане ложь – форма жизни», которое он дал журналисту Вадиму Борейко. Оно вызвало беспрецедентно бурную дискуссию на форуме-партнере портала «Республика». Ермек Каримжанович говорит, что не ожидал от читателей такой поддержки и столь глубокого понимания его позиции.
Автор: Ермек ТУРСУНОВ
Ермек Турсунов предложил журналисту продолжить разговор, потому что, по его собственному выражению, «мы только по краешку прошлись».
Такие разные мальчики
- Что мы приобрели, а что потеряли за 20 лет независимости?
- Видишь ли, казахи не умеют планировать, поэтому все так боятся их импровизаций. Балансируя на канате в течение двадцати лет — то есть, по сути, импровизируя, — мы многое приобрели. Действительно, нельзя не считаться с тем, что нынче мы ездим не на «Жигулях», а на «Лексусах», и в магазинах нет очередей, и дефицитные продукты теперь распределяются не в спецбуфетах, и отдыхать мы ездим больше в Турцию, а не жаримся на Капшагае (хотя многие все еще там и жарятся), и у нас лучше, чем в Киргизии. Или в Узбекистане. Или в Сьерра-Леоне. Все это так. Но давайте спросим себя — а в чем здесь наша заслуга? Кто эти «Лексусы» собрал? Чьи одежды мы носим? Чей парфюм мы дарим своим женщинам? По чьим сотовым телефонам разговариваем? Чья техника стоит в наших офисах? Кто смастерил твой диктофон, на который я наговариваю текст? Кто придумал комп, в который ты потом набьешь этот текст? Где производились эти игровые приставки, за которыми часами сидят наши дети? На кого хотят быть похожими наши дети? А вот это, пожалуй, главный вопрос: на кого они хотят быть похожими? На Павку Корчагина, как мы когда-то, или на губернатора Калифорнии? На учителя физкультуры в школе, как мы когда-то, или на президента банка? На космонавта, как мы когда-то, или на министра космонавтики? Ну, на худой конец — на завотделом в министерстве космонавтики с нехилым окладом и всевозможными тендерами?
Я почему-то уверен, что современный мальчик-мажор с благополучными родителями хочет, во-первых, быстрее покончить с этой формальностью, которая называется школа, и рвануть за границу. Там — получить диплом престижного, желательно британского вуза и остаться где-нибудь «в европах», зацепиться в какой-нибудь серьезной компании с международным именем и открыть счет в банке. Возвращение в Казахстан он рассматривает как крайний вариант. Но в любом случае плацдарм для него тут уже заготовлен, а правила игры родители ему объяснят.
- Ну, не одними только мажорами сильна земля казахстанская…
- Слушай дальше. Мальчик, у которого родители только освоили город, мечтает: буду как Серик-ага (Берик, Малик, Орынбек). У него есть «Прадик», особняк и жена-модель. А еще у него есть строительная компания и заправки, в которые он вложился, когда перестал быть бандитом и теперь процветает. У него есть квартира в Эмиратах, и там живет еще одна жена-модель — помоложе. У него везде завязки, потому что все его друзья, тоже в основном бывшие бандюки и рексы, теперь работают судьями и прокурорами. Кто-то сидит в Астане в серьезном кабинете, и за его спиной вместо иконы висит отфотошопленный портрет господина средних лет. Хороший мальчик. Умный. Он понимает: чтобы жить и процветать в Казахстане, нужно иметь качественных знакомых. Хорошо, если среди них будут мент, судья, врач и киллер. Тогда он не пропадет и будет своим среди своих.
- Кроме этих двух прослоек, есть ведь еще маргинальный отряд молодежи.
- Да, и представитель его — мальчик-люмпен, которому не повезло родиться в глубинке и у которого отец — пьяница, а мать — уборщица, в лучшем случае ходит пешком в захудалую школу с озлобленными из-за низких зарплат учителями, на переменке сшибает мелочь у первоклассников и с последним звонком идет на пустырь, где собирается аульная шпана. Там он, докуривая последний бычок за местным правилой, строит планы — как можно быстро и без лишних хлопот раздобыть пару сотен баксов. Взять приступом сельсовет у него духа не хватит, а вот грабануть старика-пенсионера он сможет. Когда этот мальчик подрастет, он приедет в город, потому что в селе его все уже знают, да и делать там больше нечего. Поднаторев на легких деньгах, он уже будет искать рыбу пожирнее. А чтобы пойти на жирную рыбу, ему нужны будут такие же азартные «рыболовы». Дерьмо ведь имеет свойство скапливаться в одном месте и вот они, эти отчаянные люмпен-мальчики, находят друг друга по запаху и сбиваются в стаи, потому что город сильно корректирует первоначальные залихватские планы. Здесь уже все поделено между родителями тех везучих мажор-мальчиков. Тогда мальчик-маргинал отращивает бороду и, прикрываясь Кораном, начинает распространять листовки. Или вступает в ряды псевдопатриотов и горланит заранее заготовленные частушки о чистоте крови. Или же всерьез вынашивает идеи возрождения через передел собственности, поскольку только так он добьется так называемой «социальной справедливости». Главное, что он видит, ищет и всюду находит врагов. Идеи большевизма, просеянные через установки джихада, имеют хождение в определенных кругах. И эти круги, как выяснилось, становятся всё шире: всегда найдутся те, кто готов подкормить мальчиков, ищущих противников новых революционных идей.
Ты спросишь, что общего у всех этих — таких разных — мальчиков? А то, что ни один из них не считает, будто нет большего несчастья, чем быть богатым в нищей стране. И, поверь мне, больше ничего общего у них нет. Завтра эти мальчики станут хозяевами страны, и мне почему-то становится страшно за будущее своих детей. А воспитывать из них волчат я не хочу.
Превратности бокс-офиса
- У тебя не сложилось ощущения, что со времени нашей молодости не только Казахстан — весь мир поглупел, я бы даже сказал — отупел?
- Мир вообще живет в ситуации тяжелейшего кризиса в сфере культуры. В хваленой Америке, в Европе, в России происходит одно и то же: мозги выключены, зато включены ощущения. Деньги делаются «на развлекухе». Люди перестали понимать, что бокс-офис не может служить критерием качества, это перевернутая логика. У Формана в «Амадее» на похороны Моцарта собирается четыре человека, а тело сбрасывают в общую могилу. На похоронах Иванькова, известного авторитета по кличке Япончик, пришлось перекрывать московские улицы. Если следовать этой логике, получается, бокс-офис Япончика неимоверно круче? Грубоватое сравнение, наверно, но оно весьма показательно.
В тех же примерно параллелях можно говорить и о таких непристойностях, как приезд в Казахстан забугорных «звезд». Я помню, как расстилались ковры перед Стивеном Сигалом или Майком Тайсоном. Я видел, как Ван-Дамма принимали в Аккорде, и он там даже пытался что-то говорить президенту. Интересно, люди, которые занимаются организации этих визитов, что-нибудь слышали о самоуважении? И если сюда на чей-то день рождения приезжает сэр Элтон Джон, то я почти уверен, что тем, кто его пригласил, совсем не важно — о чем поет уважаемый сэр Элтон Джон. И совсем не важно, какой щепетильной ориентации придерживается сэр Элтон Джон. Тут важно другое, и тому есть свое объяснение. Просто — мальчики-мажоры выросли. У мальчиков теперь новые игрушки. И они демонстрируют их другим. И те мальчики, которые только приехали осваивать город, реально обескуражены — да, это показатель! И совершают в ответ свои мещанские подвиги. Они берут в банке кредит на проведение тоя, собирают туда шестьсот полуродственников, и на этом тое поет «Ялла». Ну, на крайняк — Витас. А тамадой там зажигает Дмитрий Нагиев. Тоже нехило, правда ведь?
- В каждой избушке — свои погремушки…
- Я всего лишь хочу сказать, что пока мы занимались приобретательством новых установок и понятий, мы успели многое подрастерять. Из всего того, что мы потеряли безвозвратно и так расточительно, помимо всего самобытного прочего, мы лишились главного — своей интеллигентности. Культуры. Нравственных ориентиров.
- Например?
- Вот, например, Алма-Ата каких-то 20—25 лет назад была интеллигентным городом. Была у нее своя осанка. Свой неповторимый облик. Не экспортный, как сейчас. Хотя вроде все это было не так давно: фонтаны, апорт, сады, парки, театры — чистота… Но главное — люди. Люди были другими, они были интеллигентнее. Оттого и обстановка общая выглядела не так убого, пусть и беднее.
Вспомни тогдашних Личностей. Вспомни Кунаева. Или Сатпаева. Или Шакена Айманова. Политик, ученый, художник. Что в них общего? В них чувствовался аристократизм. Благонравие. А аристократизм — понятие не социальное, а духовное. Я лично знаю кучу титулованных кретинов с замашками провинциальных лавочников. (Между прочим, в моем «Шале» в главной роли снимался разнорабочий Ерболат Тогузаков с душой степного графа!..) А Айманов, как и Кунаев с Сатпаевым, между прочим, был абсолютно коренным. Казахоязычным, как принято сейчас говорить. Но в то же время он был наднационален. Аристократизм не обязательно и даже не всегда передается по наследству. Это чаще — благоприобретенное качество. Да, все они были коммунистами, атеистами и служили системе, но у кого из нас повернется язык сказать, что они не любили свою землю и вели себя безбожно? Они, как и многие наши отцы, просто оказались детьми своего времени, а эпоху и родителей, как известно, не выбирают. И когда Стивен Сигал при большом скоплении народа и камер возлагал цветы памятнику Шакена Айманова на «Казахфильме», мне почему-то стало не по себе. Как если бы какая-нибудь Аллегрова принесла букетик Куляш Байсеитовой. М‑да, метаморфозы…
- Ты прав, времена не выбирают, в них живут и умирают…
- Каждому из нас выпадает свое время, вопрос в другом: как ты себя в нем проявишь? Нынче, если ты сумеешь приспособиться, то легко впишешься в новую систему. Нынче в цене пронырливость, полное отсутствие нравственных ориентиров и обостренное чувство самосохранения. А если у тебя проблемы со спиной, то есть, если она не сгибается, — тебя ждут проблемы. Трудно будет держать ее все время ровной и не прогибаться. Мало осталось в наше время людей с прямой спиной.
Старики устали и смирились. Остальные не захотели голодать и быстро сориентировались. Они приняли волчьи законы первыми и разметили лес в пределах своих владений, расставили шлагбаумы. Пока шла грызня за лучшие угодья, молодежь осталась один на один с этим миром и оказалась отравлена влиянием извне. Понятно, мы не можем стоять в стороне от всего, что происходит вокруг, но дело в том, что вместе со всем полезным сюда завезли и всякую заразу. Так конкистадоры перевозили в своих трюмах чумных крыс. И юные организмы легко впитали весь этот яд. Поэтому, если сюда едет какой-нибудь киркоров (басков, петросян), то он собирает полный зал. Я в своей творческой лаборатории, условно говоря, вырабатываю сыворотку от интоксикации, периодически провожу вакцинации, делаю уколы, а они, обормоты, жалуются, что я делаю им больно. Непонимание — самый крепкий материал, Вадим. Стены, построенные из него, не рушатся и не пробиваются.
Испытание свободой прошли не все. Многие поняли свободу как вседозволенность. Мы же не умеем трудиться и ждать. Нам хочется всего и сразу. А самая короткая дорога обычно — самая грязная. Можно, конечно, собрать грязь и выбросить, а можно замести под холодильник. И вроде как прибрано в доме, но откуда-то вонью несет.
В одних людях живет Бог, а в других — только глисты
- Тогда назови — кто виноват? И что делать?
- Ты говоришь, в старости имеешь то лицо, какое заслуживаешь. Ну, давай о лицах.
Раньше я считал, что земное притяжение сильнее всего действует на казахов, поэтому у нас преимущественно кривые ноги. В юности, помнится, когда я знакомился с симпатичными девочками, то лепил им, что играл в баскетбол, но потом в организме произошел какой-то сбой, и я слегка сточился в коленках. Оказывается, оно — это долбаное земное притяжение — действует не только на ноги, но и на лица. Оттого у нас почему-то хмурые лица, с опущенными уголками губ, со сдвинутыми бровями, недовольные. Глазки бегают. Посмотри на наших чинуш — ну почему они такие? На конвейере их выпускают, что ли? Всё притяжение проклятое виновато…
И потом, у большинства наших политиков очень низкий болевой порог. Как у бультерьеров. На некоторые вещи у них вообще нет никакой реакции. Стадная мораль, конформизм, иррациональное соглашательство… За долгие годы игр в компромиссы оно, оказывается, атрофируется — чувство боли. Читай: сострадания. Поэтому у них вместо лиц — застывшие маски. Живых эмоций нет. По такому поводу Раневская хорошо высказалась: «Есть люди, в которых живет Бог; есть люди, в которых живет Дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты».
- Тонко подмечено.
- Сейчас от всего несет жлобством. Быдловатое телевидение. Быдловатая пресса. Быдловатый политический истеблишмент. И — как следствие — быдловатое общество. Я уверен: мы еще не представляем всей глубины собственного падения. Мы еще плохо представляем себе, что нас ждет. И не надо винить в этом чиновников. Не надо все время делать их крайними. Разве можно обвинять волков в том, что они едят овец? И президент не виноват. Во всем виноваты мы сами. Мы имеем то, что заслуживаем. Нельзя ожидать, что на твоей клумбе вырастет роза, если ты посадил репей. Завтра по всему твоему участку разрастется сорняк. И когда-нибудь ты привыкнешь к нему и забудешь, как она вообще пахла и выглядела — эта роза. Она растет на чужой почве и на другой земле. И ты будешь ездить туда поглазеть, подышать и поохать от удивления. Ездим же…
- Ты так и не назвал имена, клички, пароли, адреса и явки тех, кто довел нас до жизни такой.
- Я никого не виню персонально, потому что я сам — часть целого. Когда не виноват никто, виноваты все. Следовательно, и я в том числе. И казахами я в данном случае называю всех, кто живет в Казахстане. Ты только представь — целое государство виноватых людей. Страна, живущая с комплексом вины и стыда за свое убожество. Такой страной легко управлять. Что ж, мы сами сделали свой выбор. Интересно: почему, если толпе дается право выбора — кого пощадить, она всегда выбирает не Христа, разбойника Варраву?
На 10 миллионов казахов — один аксакал, да и тот немец
- Почему человеку, чтобы сохранить в себе человека, с каждым годом приходится платить всё большую цену?
- Наша жизнь напоминает мне некое Зазеркалье, где есть все из того, что должно быть в обычном доме, но в неком преломленном свете. Как у Алисы. Ощущение, будто наблюдаешь праздник невежества, пир пошлости и безвкусия. Карнавал ряженых.
Кончилась эпоха людей. Наступила время теней и второсортных копий. Заменителей всего настоящего. Кто-то же додумался выращивать детей в пробирках. Я вижу в этом «достижении» прямые аналогии. Нет подлинного. Есть суррогат. Заменитель сахара. Заменитель кофе…Заменитель собственно человека. Персоны. Личности.
Народу много — людей не видно. Учителей много — знающих мало. Смотрящих много — зрячих нет. Говорунов развелось — да речи их невнятны. Стариков много — аксакалы пропали. Есть лишь один настоящий аксакал, которого я знаю. Это — Бельгер. Дожили. Какой позор! На 10 миллионов казахов — один немец…
Недавно сидим у него на кухне, конину едим. Один уважаемый чиновник регулярно присылает, не буду называть его имени, а то старик без мяса останется. И потом — мне импонирует желание этого человека оставаться инкогнито. Ну так вот, сидим, и я думаю — вот ходит по восьмиметровой кухне Бельгер, ему 77, сахар, давление, нога и все такое… Сколько себя помню, он всю свою писательскую жизнь прожил в этой скромной трехкомнатной квартирке. Архивы хранить негде, кругом книги, тесновато… А за день до этого я был дома у одного мажорика — сына известного крутика. Домик на Кок-Тюбе в три этажа. Автопарк. Машины в гараже выстроены, как лошади на привязи. В понедельник на одной ездит, во вторник — на другой. А приперся я к нему со своим шкурным интересом — денег хотел попросить на следующий фильм. Но чего-то язык у меня не повернулся, так и просидел, слушая его бред про тюнинговый мерс.
И вот смотрю я на Бельгера и думаю — почему так? Кто для казахов сделал в современной литературе и просветительстве больше Бельгера? Пожалуй — никто. Кто высказывает по разным поводам неудобную правду? К кому прислушивается народ? И вообще, кто займет его место, когда он уйдет? Даже боюсь об этом думать…
А возьми сейчас Есимов и выдели Бельгеру квартиру поширше, так вряд ли старик туда переедет. Не надо уже. Зачем? Лучше никогда, чем поздно.
- Говорят, богатый человек не тот, у которого все есть, а тот, кто ни в чем не нуждается.
- А нам всего мало, поэтому мы вряд ли когда разбогатеем. Потому что мы так долго жили впроголодь, что теперь пытаемся набить брюхо про запас. Так уж повелось: бай и после экспроприации живет размашисто, а внезапно раскрутившийся босяк по ночам сухарь под подушку прячет.
У нас не общество в нищете. У нас — нищета в обществе. Профессор Преображенский насчет этого уже говорил. Сейчас я тоже стараюсь не смотреть телевизор и не читать газет — мешает пищеварению. А попадется иной раз в руки какая-нибудь чернуха — кипеть начинаю. Я ведь конфликтный человек. Часто попадаю в ситуации, когда нужно за что-то или за кого-то бороться. Не знаю, почему так получается? Вроде спокойный мирный. Книжки умные читаю. Вилку в левой руке держу, нож — в правой. Но ничего. Успокаиваю себя мыслью, что мирно живут только те, кому не за что драться.
«Для того, чтобы быть счастливым, нужно иметь хороший желудок, злое сердце и не иметь совести». Это Дидро сказал. Про нас как будто, да? Я каждый день встречаю совершенно счастливых людей, внезапно раскрутившихся граждан своей многострадальной родины. Много их, много. И когда мне среди всего этого повального счастья становится совсем невмоготу — книжки пишу. Или в Степь уезжаю, в горы, в пустыни — кино снимать.
Кабуки и кабукционеры
- После первого нашего интервью некоторые комментаторы упрекали тебя в излишней категоричности и чрезмерной резкости, даже очернении…
- Я где-то слышал: если к килограмму говна добавить десять кило меда, получится одиннадцать кило говна. Прикольно, да?
Смотрю иногда: одни коррупционеры борются с другими коррупционерами, как с собственной тенью, — и смешно становится. Для кого этот японский театр кабуки? Герцен заметил как-то: «Если бы в России выполнялись все законы и никто бы не брал взяток, жизнь в ней была бы совершенно невозможна». Надо же, как он своих!
Ты, наверное, думаешь, что я один такой черненький, когда кругом все беленькие. Все хаю, и ничего мне не нравится. Это не так. Иначе зачем бы вернулся сюда из-за бугра? А насчет высказываний: ты пойми, я не хамлю, просто люди иногда обижаются на правду. Ведь многие так думают, просто в силу разных причин не могут говорить: сужу об этом хотя бы по комментам к тому нашему интервью. Кто-то на систему работает, у кого-то родители или родственники «завязаны», кто-то за бизнес свой переживает, у кого-то просто нет возможности быть услышанным и т.д. Да что там говорить! У меня самого есть кенты во власти, так многие из них давно плюются, но молча катят дальше эту тележку. А куда деваться? Человек, сочетавшийся браком с властью, уже не принадлежит себе. Он принадлежит этой власти и тем, кто ее олицетворяет. То есть людям, за которыми стоят их интересы. Раньше ведь работали за Идею, а сейчас — за интерес. Получается, он принадлежит вполне конкретным вещам и вынужден выполнять свои «супружеские обязанности». Самая распространенная поза — в положении снизу, потому что сразу наверх не допустят. Отработай сначала свое, а как поднатореешь — там посмотрим. Может, и поменяемся местами — будешь, сынок, и ты когда-нибудь «миссионером».
- И где место думающего человека в этом соитии?
- Вот у Тютчева есть: «Русская история до Петра Великого — сплошная панихида, а после Петра — одно уголовное дело».
Лично я не хочу участвовать в этой «групповухе». Лучше уж буду тем самым микрофоном, который фонит и поет не таким ангельски сладким голосом. В этом ведь тоже есть свои плюсы. Впрочем, Господь не зря дал мне два уха и один язык. Наверное, этим он дал мне понять, чтобы я больше слушал и меньше говорил. Но я сейчас ничего не снимаю, поэтому могу сидеть тут с тобой и тарахтеть за жизнь. И потом, я не хочу участвовать в борьбе тщеславий. Я лишь хочу быть чьим-то утешением. На большее претензий не осталось.
Что я делаю? Я беру свою дудочку и играю тихо в углу свой мотив. Возможно, он сильно контрастирует со всем тем, что звучит вокруг. Что делать, в хоре не получается. Зато у кого-то настроение поднимется, а кто-то, может, и задумается.
Беседовал Вадим БОРЕЙКО
Continue reading here:
В хоре петь не получается