Вчера театральный режиссер Болат Атабаев в своем интервью Вадиму Борейко (см. «В Казахстане говорить правду — преступление») недоумевал: со дня его освобождения из СИЗО Актау прошла неделя, но соответствующего постановления на руках у него до сих пор нет, и де-юре он по-прежнему считается обвиняемым, у которого меру пресечения заменили с содержания под стражей на подписку о невыезде.
Автор: Болат АТАБАЕВ
Сегодня утром я позвонил Атабаеву — узнать, нет ли новостей.
- Вечером в среду мой адвокат Гульнар Джандосова, наконец, получила по факсу постановление о моем освобождении, — рассказал Болат Манашевич. — Правда, вторая страница с постановляющей частью не пропечаталась. И она сегодня вылетает в Актау, чтобы забрать оригинал документа, а также мою банковскую карточку, 10 тысяч тенге и телефон, которые у меня изъяли.
Пользуясь случаем, я задал режиссеру еще несколько вопросов.
- Напомните имя сотрудника КНБ, который избил вас при задержании 15 июня.
- Арманжан Нургалиев.
- А за что избил?
- Этот скандал, эту драку я не планировал. Я законопослушный человек. Я сказал: «Постановление судьи о моем аресте принимаю. Просто сейчас сделаю один звонок и сяду в машину». Мне не дали. А я всего лишь хотел предупредить Мурата Тунгышбаева, что не приду: мы договаривались в 10.30 поехать в академию искусств и отснять репетицию моего спектакля «Кыз-Жибек» с новыми артистами. Началась потасовка. Особое рвение ппроявил оперативник Нургалиев, который до этого три или четыре раза приносил мне повестку. Он пытался отобрать телефон. А я не отдаю. Повалил меня на землю, скрутил. Кричит другим сотрудникам: «Держите! Хватайте его! Чего вы стоите?» Но они стояли, не знали, как вести себя. А потом этот Арманжан в машине сидит, ест «сникерс». Я его спрашиваю: «Что, устал?» «Да, — говорит. — Надо подкрепиться». — «Тебе это так не сойдет». — «А как ты докажешь?» — «Они же видели». А он на это только посмеялся. Низость какая! У меня были синяки и гематомы, которые проявились не сразу — на второй или третий день, когда я ехал по этапу.
- Вы прошли медицинское освидетельствование побоев?
- Да, уже в изоляторе в Актау.
- Будете подавать на Нургалиева в суд?
- Мы с адвокатом подали заявление прокурору, когда меня привезли в Актау. Пока не знаю, каков результат.
- В театр собираетесь возвращаться?
- Конечно. В своем театре «Ак сарай» буду ставить «Мещанскую свадьбу» Брехта.
- А в политику?
- Я не политик. И никогда им не был. Политик должен быть хладнокровным — как Козлов.
- Какова же ваша роль?
- Я понял, что нужен людям. Кто-то должен быть санитаром этого общества. Был такой режиссер, ныне покойный, — Асхат Тохпанов. Мой педагог говорил, что он Люцифер. Я тоже так думал: его все боялись.
- Дословно «Люцифер» — «несущий свет». По-русски — «светофор».
- Падший ангел. А все считали, что он черт. Первый раз я его увидел, когда учился в инязе. Нас погнали в Академию наук на собрание по поводу какого-то юбилея Сакена Сейфуллина. Там сидели Сабит Муканов, Мухамеджан Каратаев, другие известные люди. А Тохпанов опоздал, показал на них тростью и громко сказал: «Сами убили — и сами теперь празднуете?» Все зашушукались: «О чем он говорит?» Я тогда тоже не понимал, о чем он говорит. А ведь он правду говорил. И теперь понимаю: какой это был человек! Он добровольно взял на себя роль противного человека. И за то, что он говорил неприятную правду, его все боялись и ненавидели. Он мне сказал: «Болат, есть правда — а есть хамство. Умение говорить правду — это искусство». А сам на меня хитро-хитро смотрит.
- На суд в Актау по «делу о социальной розни и призывам к свержению конституционного строя» поедете?
- Поеду. Хотя мне сказали: лучше не приезжайте.
- Не исключаю, что вам будут в этом препятствовать.
- Пусть препятствуют. Я шум подниму. Жалко, что не могу там (среди обвиняемых. — В.Б.) находиться и последнее слово сказать.
- Сочинили уже?
- Это всего один звук. Я встаю и делаю так (издает губами громкий продолжительный пук).
Беседовал Вадим БОРЕЙКО
Read this article:
Теперь я свободен и де-юре