«Сказал Алиеву: случится что-то с ребенком — из-под земли достану. Он трубку бросил»

Радио Азаттык про­дол­жа­ет про­ект к 25-летию неза­ви­си­мо­сти Казах­ста­на под назва­ни­ем «Неза­ви­си­мые люди». Это серия интер­вью с извест­ны­ми людь­ми — поли­ти­ка­ми, музы­кан­та­ми, жур­на­ли­ста­ми, эко­но­ми­ста­ми, арти­ста­ми, — кото­рые явля­лись мораль­ны­ми авто­ри­те­та­ми и лиде­ра­ми обще­ствен­но­го мне­ния, а так­же извест­ны­ми медиа­пер­со­на­ми с нача­ла 90‑х годов и до сего­дняш­них дней. Герои про­ек­та рас­ска­зы­ва­ют, какие цели они ста­ви­ли перед собой и перед сво­ей про­фес­си­ей в новой стране и к чему в ито­ге они лич­но и их дело при­шли в 2016 году.

В девя­той серии про­ек­та быв­ший заме­сти­тель мини­стра по делам моло­де­жи, туриз­ма и спор­та, быв­ший пресс-сек­ре­тарь пра­ви­тель­ства и двух пре­мьер-мини­стров, быв­ший пер­вый заме­сти­тель пред­се­да­те­ля ОСДП Амир­жан Коса­нов рас­ска­зы­ва­ет о том, как рань­ше жур­на­ли­сты пода­ва­ли на вла­сти в суд, как он столк­нул­ся с Раха­том Али­е­вым и как оппо­зи­ция в Казах­стане пото­пи­ла сама себя.

«ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА ПОСЛЕ ОБРЕТЕНИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ НАСТУПИЛО ПОХМЕЛЬЕ»

Вяче­слав Поло­вин­ко: Где вы встре­ти­ли рас­пад Совет­ско­го Союза?

Амир­жан Коса­нов: Я рабо­тал послед­ним заве­ду­ю­щим отде­лом поли­ти­ки ЦК ком­со­мо­ла. 91‑й год, мне 27 лет, вся моло­дежь чита­ет при­бал­тий­ские газе­ты. Появи­лось мощ­ное дви­же­ние в под­держ­ку Неза­ви­си­мо­сти под назва­ни­ем «Азат». Я, будучи сек­ре­та­рем рай­ко­ма ком­со­мо­ла в Алма­ты, напи­сал ста­тью под назва­ни­ем «Непри­зна­ние суве­ре­ни­те­та» в их про­филь­ную газе­ту летом 91-го года, за что полу­чил силь­ней­ший втык по пар­тий­ной линии. А тут слу­чил­ся ГКЧП — и жена у меня как раз лег­ла в род­дом. Пом­нит­ся, я хотел сына назвать Аза­том — «сво­бод­ный», — но отец решил, что его будут звать Галым­жа­ном: у нас в семье тра­ди­ция — у всех име­на окан­чи­ва­ют­ся на «жан».

Вяче­слав Поло­вин­ко: А я думал: слу­чил­ся путч и вы, что­бы не рис­ко­вать, назва­ли сына не так, как хотели.

Амир­жан Коса­нов: (Сме­ет­ся.) Да-да. В общем, в те уже вре­ме­на я поли­ти­кой очень актив­но интересовался.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Вы были убеж­ден­ным коммунистом?

Амир­жан Коса­нов: Я всту­пил в пар­тию, будучи в рядах Совет­ской армии. Мне было 19 лет.

Пётр Тро­цен­ко: Таких моло­дых принимали?

И когда Союз раз­ва­лил­ся, была, ско­рее, все­об­щая эйфо­рия. Писа­тель Абиш Кекиль­ба­ев назвал это «идео­ло­ги­че­ским романтизмом».

Амир­жан Коса­нов: Меня при­ня­ли в кан­ди­да­ты в чле­ны КПСС в Москве сна­ча­ла. Тогда при­ни­ма­ли в пар­тию, в первую оче­редь, актив­ных и ини­ци­а­тив­ных. Но уже к 91-му году я, конеч­но, пони­мал, что такое на самом деле шестая ста­тья Кон­сти­ту­ции (о руко­во­дя­щей роли Ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии СССР. — Азаттык). И когда Союз раз­ва­лил­ся, была, ско­рее, все­об­щая эйфо­рия. Писа­тель Абиш Кекиль­ба­ев назвал это «идео­ло­ги­че­ским романтизмом».

Вяче­слав Поло­вин­ко: На сты­ке эпох вы рабо­та­ли в коми­те­те по делам моло­де­жи. Чем тогда жила под­ве­дом­ствен­ная вам масса?

Амир­жан Коса­нов: У созна­тель­ной и обра­зо­ван­ной части моло­де­жи было ощу­ще­ние чего-то ново­го: вез­де откры­ва­лись хоро­шие пер­спек­ти­вы, было мод­но про­кли­нать Совет­ский Союз, Кремль и Моск­ву. При­шла Неза­ви­си­мость, мол, мы сей­час зажи­вем очень кру­то, все при­род­ные ресур­сы будут в руках наро­да, неф­тя­ные день­ги поплы­вут к нам.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Это внут­рен­нее ощу­ще­ние. А по жиз­ни моло­дежь чем зани­ма­лась, учи­ты­вая отсут­ствие одно­вре­мен­но и идео­ло­гии, и работы?

Амир­жан Коса­нов: Моло­дежь бро­си­ли в омут рын­ка. Был закон «О моло­де­жи» в СССР, кото­рый преду­смат­ри­вал при­о­ри­тет­ное выде­ле­ние жилья моло­дым спе­ци­а­ли­стам и их тру­до­устрой­ство. После рас­па­да ниче­го это­го не оста­лось. Основ­ной удар от пере­хо­да к рын­ку отра­зил­ся, в первую оче­редь, на тех, кто тогда закан­чи­вал шко­лу и вузы. Они про­сто оста­ва­лись за бор­том всех этих реформ.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Здрав­ствуй, братва!

Амир­жан Коса­нов: Да, так и про­изо­шло. Через два-три года после обре­те­ния Неза­ви­си­мо­сти насту­пи­ло жут­кое похме­лье, когда люди на себе ощу­ти­ли, что неф­те­дол­ла­ры, рань­ше шед­шие в Моск­ву, оста­лись в Казах­стане, но про­стым людям не доста­лось от них ниче­го. Понят­но, что само­чув­ствие у моло­де­жи стре­ми­тель­но ухуд­ша­лось. Насту­пи­ло состо­я­ние шока.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Вам при­хо­ди­лось по линии ведом­ства, зани­ма­ю­ще­го­ся моло­де­жью, раз­би­рать, что назы­ва­ет­ся, «на това­ри­ще­ском суде» слу­чаи, когда моло­дые люди объ­еди­ня­лись в пре­ступ­ные группировки?

Амир­жан Коса­нов: Было такое. Омут, в кото­рый бро­си­ли моло­дежь, был не толь­ко эко­но­ми­че­ский, но и идео­ло­ги­че­ский: рань­ше были какие-то ори­ен­ти­ры — пусть они были и не совсем пра­виль­ные, черес­чур идео­ло­ги­зи­ро­ван­ные, может быть, — но теперь-то их не ста­ло вооб­ще. Поэто­му моло­дежь — осо­бен­но в сель­ской мест­но­сти — потя­ну­лась в кри­ми­наль­ные струк­ту­ры. Суще­ствен­но уве­ли­чил­ся быто­вой кри­ми­нал, вырос­ло коли­че­ство пре­ступ­ных груп­пи­ро­вок с уча­сти­ем моло­де­жи. Моло­дые люди уви­де­ли, что на волне Неза­ви­си­мо­сти насто­я­щи­ми хозя­е­ва­ми жиз­ни ста­ли совсем дру­гие, и в каком-то смыс­ле уход в кри­ми­нал стал фор­мой неко­е­го протеста.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Ваших дру­зей мно­го попа­ло в криминал?

Амир­жан Коса­нов: Не ска­жу, что мно­го, но они были. Впро­чем, они все бла­го­по­луч­но вер­ну­лись из этой сре­ды. Для них это был «поиск себя».

Пётр Тро­цен­ко: К сло­ву, о про­те­стах. Очень стран­но, что не нашлось ни одно­го лиде­ра, кото­рый этот про­тест моло­де­жи мог исполь­зо­вать в сво­их инте­ре­сах про­тив той же дей­ству­ю­щей власти.

Амир­жан Коса­нов: Я корот­ко ска­жу: это сей­час нынеш­няя власть ассо­ци­и­ру­ет­ся с кор­руп­ци­ей, несме­ня­е­мо­стью и несво­бо­дой. Тогдаш­няя власть ассо­ци­и­ро­ва­лась с обре­те­ни­ем Неза­ви­си­мо­сти. Это несколь­ко сдер­жи­ва­ло всех [от рез­ких движений].

«ОБ ОТМЕНЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ НИКТО НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ»

Поли­тик Амир­жан Коса­нов. 11 нояб­ря 2016 года.

 

Вяче­слав Поло­вин­ко: Ваше­му коми­те­ту, поми­мо про­че­го, пред­пи­сы­ва­лось кури­ро­вать моло­деж­ные СМИ. Если гово­рить не толь­ко о них, а о газе­тах того вре­ме­ни вооб­ще, что вам боль­ше все­го запомнилось?

Амир­жан Коса­нов: Я хоро­шо пом­ню газе­ту «Азат», в кото­рой я еще до рас­па­да Сою­за напе­ча­тал свою ста­тью. Она была очень попу­ляр­ной в пер­вые лет пять Неза­ви­си­мо­сти, у нее был отлич­ный дизайн, и «Азат» — что важ­нее все­го — являл­ся источ­ни­ком аль­тер­на­тив­ных мне­ний. Но вооб­ще рынок газет в нача­ле 90‑х был не очень боль­шой. Пом­ню еще газе­ту «Коопе­ра­тив­ные ново­сти», кото­рая была выра­зи­те­лем мне­ний биз­не­са — тоже весь­ма либеральных.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Поче­му боль­шин­ство газет того вре­ме­ни кану­ло в Лету?

Амир­жан Коса­нов: Ну, во-пер­вых, власть в этом после 95-го года не была осо­бен­но заин­те­ре­со­ва­на. Во-вто­рых, в сере­дине 90‑х денег не было вооб­ще ни у кого — на что выпус­кать эти газе­ты? К тому же в это вре­мя посте­пен­но нача­ло про­па­дать жела­ние свя­зы­вать­ся с вла­стью, посколь­ку любое оппо­ни­ро­ва­ние ей тре­бу­ет опре­де­лен­но­го рис­ка. И хотя идеи сво­бод­ной прес­сы вита­ли в воз­ду­хе, спон­со­ров осо­бых у нее не было.

Пётр Тро­цен­ко: Как вы попа­ли в Комис­сию по вопро­сам помилования?

Амир­жан Коса­нов: По ста­ту­су было поло­же­но. Заме­сти­тель мини­стра по делам моло­де­жи по ста­ту­су вхо­дил в состав Комис­сии, обя­зан был при­сут­ство­вать на этих засе­да­ни­ях, ведь были и моло­дые пре­ступ­ни­ки, дела кото­рых раз­би­ра­лись на этой Комис­сии. Как толь­ко я пере­шел на дру­гую долж­ность — я ушел и из Комиссии.

Резо­нанс­ных дел я не раз­би­рал, но пом­ню несколь­ко слу­ча­ев, когда про­ше­ние о поми­ло­ва­нии дава­ли люди, совер­шив­шие очень жесто­кие убий­ства на быто­вой поч­ве. Когда мне при­шлось на таком раз­би­ра­тель­стве ока­зать­ся впер­вые, услы­шан­ное весь­ма шокировало.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Напри­мер?

Амир­жан Коса­нов: Был слу­чай, когда муж­чи­на по пья­ни в каком-то селе заре­зал всю свою семью. Этот чело­век подал про­ше­ние о поми­ло­ва­нии, и в Комис­сии была мощ­ная дис­кус­сия, осо­знал ли он свое пре­ступ­ле­ние или нет. Тогда ведь смерт­ная казнь была еще, и от этих реше­ний часто зави­се­ла жизнь чело­ве­ка. Я же при голо­со­ва­ни­ях ста­рал­ся воз­дер­жи­вать­ся, я — не юрист и не Бог. Но это была нор­маль­ная дис­кус­сия о каж­дом слу­чае про­ше­ния, и никто нико­го не застав­лял голо­со­вать так или иначе.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Внут­ри этой Комис­сии не было раз­го­во­ров, что со смерт­ной каз­нью пора кончать?

Амир­жан Коса­нов: Нет. Пре­ступ­ле­ния были настоль­ко ужас­ны­ми, что никто об этом даже не задумывался.

Пётр Тро­цен­ко: «Смерт­ни­ков» вооб­ще было мно­го тогда?

Не могу ска­зать, сколь­ко было «смерт­ни­ков», но рас­смат­ри­ва­е­мых Комис­си­ей дел было много.

Амир­жан Коса­нов: Не могу ска­зать, сколь­ко было «смерт­ни­ков», но рас­смат­ри­ва­е­мых Комис­си­ей дел было мно­го. Я ста­рал­ся голо­со­вать за поми­ло­ва­ние в том слу­чае, если речь шла о пре­ступ­ни­ках-жен­щи­нах или пре­ступ­ни­ках-ста­ри­ках, а так­же в слу­чае, если моло­дой чело­век попал впер­вые в жиз­ни в такую ситу­а­цию, по глу­по­сти, и пол­но­стью осо­знал свою вину.

«ОПУБЛИКУЙТЕ ТАКОЕ — И В СТРАНЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ РЕВОЛЮЦИЯ»

Вяче­слав Поло­вин­ко: Вы пере­шли на рабо­ту в пресс-сек­ре­та­ри пра­ви­тель­ства, а еще были при этом пресс-сек­ре­та­рем непо­сред­ствен­но пре­мьер-мини­стра Аке­жа­на Каже­гель­ди­на. Сов­ме­ща­ли две должности?

Амир­жан Коса­нов: Ну, пере­шел-то я не к Каже­гель­ди­ну, а к Сер­гею Тере­щен­ко сна­ча­ла. У него пресс-сек­ре­та­рем был Сейт­ка­зы Мата­ев, и он ухо­дил с долж­но­сти, поэто­му Тере­щен­ко меня и позвал. Да, долж­ность фор­маль­но была сов­ме­щен­ной — руко­во­ди­тель пресс-служ­бы пра­ви­тель­ства и пресс-сек­ре­тарь пре­мьер-мини­стра, — но по фак­ту это было одно место, поз­во­ля­ю­щее иметь какое-то вли­я­ние на всю пресс-службу.

Вяче­слав Поло­вин­ко: А что вхо­ди­ло в ваши обя­зан­но­сти? Это была кон­крет­ная рабо­та с каж­дым жур­на­ли­стом и с каж­дым изда­ни­ем в духе «пошли, водоч­ки попи­ли» или всё огра­ни­чи­ва­лось брифингами?

Амир­жан Коса­нов: У меня вооб­ще не было опы­та рабо­ты пресс-сек­ре­та­рем, когда я толь­ко при­шел. Был пресс-сек­ре­тарь у пре­зи­ден­та, и его функ­ция как раз была понят­на: вот чело­век, кото­рый выра­жа­ет его пози­цию. В слу­чае с пра­ви­тель­ством же было так: всё луч­шее, что свя­за­но с эко­но­ми­кой, ассо­ци­и­ро­ва­лось с пре­зи­ден­том, а всё худ­шее — с мини­стра­ми. И мне при­шлось рабо­тать на раз­ру­ше­ние это­го неглас­но­го правила.

Рабо­тать при­хо­ди­лось по наи­тию еще и пото­му, что, когда я при­шел рабо­тать в коман­ду Тере­щен­ко, на пресс-служ­бу выде­ля­лась все­го одна став­ка. Рань­ше аппа­рат пре­зи­ден­та и пра­ви­тель­ства был сов­ме­щен, а с моим при­хо­дом вся преж­няя пресс-служ­ба ушла к президенту.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Как стро­и­лась рабо­та с жур­на­ли­ста­ми? Сей­час, если хочешь взять интер­вью у круп­но­го чинов­ни­ка, обя­за­тель­но нуж­но отправ­лять ему офи­ци­аль­ный запрос на куче бумаг (ино­гда еще и с пред­ва­ри­тель­ны­ми вопро­са­ми), а потом еще несколь­ко недель ждать.

Пётр Тро­цен­ко: Тогда было не так?

Ста­тья «Молод­цы, пре­зи­ден­ты!» в газе­те «Еге­мен­ді Каза­қстан» от 23 авгу­ста 1991 года.

 

Амир­жан Коса­нов: Раз уж вы гото­вы к это­му раз­го­во­ру, я дол­жен сра­зу уточ­нить, что рабо­тал в слож­ней­ших усло­ви­ях. Что такое, по идее, пресс-сек­ре­тарь пра­ви­тель­ства? Это чело­век, кото­рый име­ет в хоро­шем смыс­ле меха­низ­мы вли­я­ния на «Каз­прав­ду» или на «Еге­мен Казах­стан», а так­же на госу­дар­ствен­ное теле­ви­де­ние. Когда на пост пре­мье­ра засту­пил Каже­гель­дин, мини­стер­ство печа­ти ста­ло агент­ством печа­ти при пре­зи­ден­те — и оно нам вооб­ще не под­чи­ня­лось. Один факт: за три года рабо­ты пре­мьер-мини­стром Каже­гель­дин не смог дать ни одно­го интер­вью «Каз­прав­де» или «Еге­мен Казахстан».

Вяче­слав Поло­вин­ко: Они рабо­та­ют для дру­го­го чита­те­ля, и все зна­ют это­го читателя.

Амир­жан Коса­нов: А как толь­ко Каже­гель­дин из пре­мье­ров ушел, агент­ство печа­ти сно­ва ста­ло мини­стер­ством. Поэто­му обыч­ных меха­низ­мов рабо­ты у меня не было. И я стал раз­би­рать­ся. Пер­вое, что я понял, — есть дефи­цит инфор­ма­ции, поэто­му я орга­ни­зо­вал еже­не­дель­ные бри­фин­ги пре­мье­ра и вице-пре­мье­ров в Голу­бом зале пра­ви­тель­ства. Каж­дую неде­лю в чет­верг и пят­ни­цу мы ана­ли­зи­ро­ва­ли пуб­ли­ка­ции во всех выхо­дя­щих на тер­ри­то­рии Казах­ста­на изда­ни­ях и на казах­стан­ском теле­ви­де­нии, и, услов­но гово­ря, ко втор­ни­ку пре­мьер и вице-пре­мье­ры зна­ли, на какие вопро­сы от них ждут ответов.

На бри­финг мы при­гла­ша­ли абсо­лют­но все СМИ, вклю­чая жел­то­ва­тый «Дожи­вем до поне­дель­ни­ка» и супер­по­пу­ляр­ный в те годы «Кара­ван», кото­рый, кста­ти, пода­вал на нас в суд. Пре­мьер откры­то отве­чал абсо­лют­но на все вопросы.

Пётр Тро­цен­ко: То есть изда­ний нон гра­та не было вообще?

Амир­жан Коса­нов: Кля­нусь, мы всех пус­ка­ли, пото­му что сами были в этом заин­те­ре­со­ва­ны. И обще­ние с жур­на­ли­ста­ми тоже было вполне кон­струк­тив­ное. Напри­мер, была вол­на кри­ти­ки в рос­сий­ских СМИ в отно­ше­нии Казах­ста­на и его реформ. Мне при­шлось с каж­дым соб­ко­ром раз­го­ва­ри­вать, сво­дить их с мини­стра­ми. И ими был полу­чен доступ к экс­клю­зив­ной инфор­ма­ции. И так мы рабо­тать ста­ра­лись с каж­дым жур­на­ли­стом вообще.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Что имен­но экс­клю­зив­но­го вы давали?

Амир­жан Коса­нов: Вот, допу­стим, газе­та «Пано­ра­ма» захо­те­ла интер­вью с мини­стром эко­но­ми­ки экс­клю­зив­ное. Мы ста­ра­ем­ся най­ти в общем гра­фи­ке место, что­бы эта встре­ча состо­я­лась. По сути, мы фор­ми­ро­ва­ли в Казах­стане ту систе­му рабо­ты пресс-служб, кото­рая есть сейчас.

Пётр Тро­цен­ко: Что мог­ли поз­во­лить себе неза­ви­си­мые казах­стан­ские изда­ния в то время?

«Кара­ван» мог поз­во­лить себе подать на пре­мьер-мини­стра в суд за то, что тот не давал дан­ные по невоз­вра­щен­ным кре­ди­там под гаран­тии правительства.

Амир­жан Коса­нов: «Кара­ван» мог поз­во­лить себе подать на пре­мьер-мини­стра в суд за то, что тот не давал дан­ные по невоз­вра­щен­ным кре­ди­там под гаран­тии пра­ви­тель­ства. В то вре­мя мы не мог­ли дать эти дан­ные по одной при­чине: там были име­на таких пер­сон, пуб­ли­ка­ция имен кото­рых мог­ла при­ве­сти к раз­ва­лу госу­дар­ства. Это была дур­ная тра­ди­ция преды­ду­щих пра­ви­тельств, когда одним росчер­ком пера дава­лись гаран­тии, допу­стим, на 25 мил­ли­о­нов дой­че­ма­рок. Это озна­ча­ло, что, если имя­рек не воз­вра­щал кре­дит, рас­пла­чи­ва­лось пра­ви­тель­ство. Опуб­ли­куй­те такое — и в госу­дар­стве вооб­ще может слу­чить­ся рево­лю­ция, люди на ули­цы бы вышли. Какие тут еще кре­ди­ты на 25 мил­ли­о­нов, когда в боль­ни­цах све­та нет?

Пётр Тро­цен­ко: Это каса­ет­ся офи­ци­аль­ной поли­ти­че­ской жиз­ни. А иска­ли СМИ тогда какое-нибудь гряз­ное белье?

Амир­жан Коса­нов: Ну… ско­рее, были вся­кие утеч­ки, посколь­ку пра­ви­тель­ство — оно ведь тоже неод­но­род­ное. Осо­бен­но мно­го нега­ти­ва было в тот момент, когда пре­мьер­ство Каже­гель­ди­на уже под­хо­ди­ло к кон­цу. Напри­мер, было зна­ме­ни­тое выступ­ле­ние Заман­бе­ка Нур­ка­ди­ло­ва о том, что Каже­гель­ди­ну яко­бы при­над­ле­жит Шым­кент­ский НПЗ. Мы через СМИ пуб­ли­ко­ва­ли бума­ги о том, что ниче­го Каже­гель­ди­ну не при­над­ле­жит. Но ника­кой цен­зу­ры — не пиши­те, мол, об этом — или тем более при­вле­че­ния жур­на­ли­стов к уго­лов­ной ответ­ствен­но­сти за какие-то пуб­ли­ка­ции в помине не было. По край­ней мере, с нашей стороны.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Вот Сер­гей Дува­нов при­гла­шал к себе в эфир Каже­гель­ди­на. Насколь­ко систем­ным было появ­ле­ние пре­мье­ра на стра­ни­цах СМИ и в сту­ди­ях неза­ви­си­мых теле­ка­на­лов? Вы вво­ди­ли ему это в привычку?

Амир­жан Коса­нов: Тут важ­но раз­де­лить ответ. Во-пер­вых, Каже­гель­дин наме­рен­но избе­гал несколь­ких вещей: обще­по­ли­ти­че­ских тем, куль­ту­ры — в общем, таких тем, о кото­рых луч­ше гово­рить пре­зи­ден­ту. Он гово­рил: моя тема — это эко­но­ми­ка, финан­сы, пред­при­я­тия. Поэто­му по мно­гим вопро­сам Каже­гель­дин в интер­вью про­сто отказывал.

Во-вто­рых, Каже­гель­дин ста­рал­ся на интер­вью боль­ше выдви­гать вице-пре­мье­ров и мини­стров. Осо­бен­но когда при­шли мла­до­тюр­ки, он гово­рил: надо их боль­ше пока­зы­вать. Они уме­ют гово­рить, у них у всех хоро­шее, в том чис­ле и коти­ро­вав­ше­е­ся в то вре­мя мос­ков­ское, обра­зо­ва­ние (запад­ное тогда еще не было в ходу). Каже­гель­дин нико­гда не тянул оде­я­ло на себя.

Аке­жан Каже­гель­дин, быв­ший пре­мьер-министр Казах­ста­на. 25 апре­ля 2006 года.

В‑третьих, он шел тогда, когда зада­ва­лись очень слож­ные вопро­сы. Напри­мер, вопро­сы по при­ва­ти­за­ции, вопро­сы при­вле­че­ния инве­сти­ций. Понят­но, что все отве­ты были согла­со­ва­ны с пре­зи­ден­том, пото­му что ни в одной супер­пре­зи­дент­ской стране ни один пре­мьер-министр не может вести свою эко­но­ми­че­скую поли­ти­ку. Он может добы­вать день­ги, быть «мене­дже­ром» госу­дар­ства, но он не «учре­ди­тель» и не «соб­ствен­ник» госу­дар­ства. Да и к Дува­но­ву Каже­гель­дин пошел поэто­му и пото­му, что тот уже тогда отли­чал­ся ерши­стым харак­те­ром. Это не на «Хабар» идти, где все вопро­сы под­го­тов­ле­ны. Мое убеж­де­ние: Каже­гель­дин про­сто не хотел под­став­лять сво­их вице-пре­мье­ров, идя сам к Дува­но­ву, от кото­ро­го он в лицо полу­чал непри­ят­ные вопросы.

«МЫ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО ТРАНЗИТНЫЙ ПЕРИОД ПРОДЛИТСЯ 21 ГОД»

Вяче­слав Поло­вин­ко: Как в пра­ви­тель­стве вос­при­ня­ли Кон­сти­ту­цию 1995 года? Мно­го было тех, кто счи­тал, что это ошибка?

Амир­жан Коса­нов: Я как граж­да­нин и чинов­ник был тоже уве­рен в сле­ду­ю­щей логи­ке: пре­зи­дент ска­зал, что идет кри­зис, нуж­ны сроч­ные эко­но­ми­че­ские рефор­мы и что­бы на вре­мя кон­цен­тра­ция вла­сти сосре­до­то­чи­лась в одних руках. Мы долж­ны при­нять пакет сроч­ных эко­но­ми­че­ских мер, что­бы выве­сти стра­ну из кри­зи­са, гово­рил он. Это про­длит­ся недол­го — так нас уверяли.

Пётр Тро­цен­ко: В исто­ри­че­ских мер­ках — конечно.

Но я‑то рабо­тал в пра­ви­тель­стве и искренне верил в то, что совет­ские зако­ны нуж­но менять на рыноч­ные, на либеральные.

Амир­жан Коса­нов: Тогда мы в это вери­ли. Конеч­но, со сто­ро­ны тогдаш­ней оппо­зи­ции были про­те­сты. Но я‑то рабо­тал в пра­ви­тель­стве и искренне верил в то, что совет­ские зако­ны нуж­но менять на рыноч­ные, на либе­раль­ные. Да и потом: пре­зи­дент тогда тоже был дру­гим. Помни­те его сло­ва о том, что доч­ки не будут во вла­сти, что он наме­рен отси­деть толь­ко два сро­ка? Были такие заявления.

Пётр Тро­цен­ко: Инте­рес­но, верил ли он в это сам.

Амир­жан Коса­нов: Ребя­та, это сей­час хоро­шо рас­суж­дать. А вы попро­буй­те решить всё мен­та­ли­те­том 95-го года. Мы были соглас­ны с тем, что рефор­мы нуж­ны — осо­бен­но после опы­та При­бал­ти­ки и Восточ­ной Евро­пы. Но мы-то не зна­ли, что этот тран­зит­ный пери­од будет длить­ся 21 год.

«ВСЕ ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРЫ ОТКАЗАЛИСЬ ДАВАТЬ ИНТЕРВЬЮ»

Вяче­слав Поло­вин­ко: Поче­му инсти­тут пресс-служ­бы пре­вра­тил­ся в то, что мы видим сейчас?

Амир­жан Коса­нов: Ска­жу по сек­ре­ту. Поче­му появил­ся «фено­мен нашей пресс-служ­бы»? У меня был опре­де­лен­ный план рабо­ты со СМИ вице-пре­мье­ров и пре­мье­ра. Каж­дый втор­ник у нас был тра­ди­ци­он­ный бри­финг руко­вод­ства пра­ви­тель­ства. И был у нас вице-пре­мьер, кото­рый мог дать по десять интер­вью в неде­лю. Не будешь же его кри­ти­ко­вать, он пра­во­вую рефор­му продвигал.

Как-то во вре­мя теле­про­грам­мы «Неде­ля» на «Хаба­ре» — а про­грам­ма была вполне себе ерши­стая — жур­на­ли­сты соста­ви­ли рей­тинг самых попу­ляр­ных поли­ти­ков неде­ли. На пер­вом месте ока­зал­ся этот вице-пре­мьер, на вто­ром — Назар­ба­ев. В поне­дель­ник на рабо­те все вице-пре­мье­ры отка­за­лись давать интервью.

Я пошел к Каже­гель­ди­ну, гово­рю, что бри­финг под угро­зой сры­ва. Он ска­зал: пра­виль­но, что вице-пре­мье­ры боят­ся, иди-ка ты, Амир­жан, сам про­ве­ди бри­финг, поче­му бы и нет? И с тех пор бри­фин­ги стал вести я, ста­ра­ясь отве­чать на все вопро­сы. Поэто­му я и был всё вре­мя на виду от вла­сти, чем, кста­ти, нажил себе сра­зу же мно­го вра­гов сре­ди коллег.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Так, а когда эта долж­ность сно­ва во мно­гом пре­вра­ти­лась в декоративную?

Амир­жан Коса­нов: Тут важ­но пони­мать тех­ни­че­скую часть под­го­тов­ки к этим бри­фин­гам. Это боль­шая рабо­та: я сидел на всех сове­ща­ни­ях, ста­рал­ся вник­нуть в узкие темы, сове­то­вал­ся с вице-пре­мье­ра­ми, захо­дил к пре­мье­ру с вопро­са­ми, на кото­рые мог отве­тить толь­ко он. А после меня, напри­мер, при­шел чело­век, кото­рый эти бри­фин­ги стал про­во­дить сра­зу же, без под­го­тов­ки. Один-два бри­фин­га про­вел, и после это­го фор­мат свер­ну­ли, пото­му что пресс-сек­ре­тарь не пони­мал логи­ку дей­ствий правительства.

Пресс-сек­ре­тарь — лицо под­не­воль­ное, выше сво­е­го шефа не прыг­нет, без согла­со­ва­ния с ним ниче­го не скажет.

И еще: пресс-сек­ре­тарь — лицо под­не­воль­ное, выше сво­е­го шефа не прыг­нет, без согла­со­ва­ния с ним ниче­го не ска­жет. Это у Каже­гель­ди­на, я думаю, была поли­ти­ка в отно­ше­нии меня — что­бы был мак­си­маль­но сво­бо­ден в сво­их сло­вах. Види­мо, дру­гие шефы не захо­те­ли, что­бы пресс-сек­ре­та­ри были само­сто­я­тель­ны­ми фигу­ра­ми, или те сами не захо­те­ли быть таковыми.

Пётр Тро­цен­ко: Кто-нибудь зани­мал­ся ими­джем Каже­гель­ди­на, его пиаром?

Вяче­слав Поло­вин­ко: Где его раз­ные носки?

Амир­жан Коса­нов: Нет, не было тако­го. Тогда не было пока­зу­хи, была чер­но­вая, гряз­ная, небла­го­дар­ная работа.

«ЗАХОТЯТ РАЗОБРАТЬСЯ — В ЛЮБОМ МЕСТЕ ДОСТАНУТ»

Вяче­слав Поло­вин­ко: Каже­гель­дин ушел, ушли в оппо­зи­цию и вы. Это совпадение?

Амир­жан Коса­нов: И да, и нет. Сле­ду­ю­щий пре­мьер — Нур­лан Бал­гим­ба­ев — меня при­гла­шал к себе в пресс-служ­бу. Мы в пра­ви­тель­стве до это­го очень тес­но рабо­та­ли вме­сте, он был мини­стром неф­ти и газа, я ему тек­сты помо­гал кор­рек­ти­ро­вать перед его похо­да­ми к пре­зи­ден­ту. Став пре­мье­ром, он лич­но при­гла­сил меня остать­ся у него пресс-секретарем.

Пётр Тро­цен­ко: Что же не оста­лись-то? Хоро­шие пер­спек­ти­вы вырисовывались.

Амир­жан Коса­нов: Да, была воз­мож­ность остать­ся в пра­ви­тель­стве и на более высо­ких долж­но­стях, были и дру­гие заман­чи­вые пред­ло­же­ния. Но тогда нача­лось вре­мя, когда Рахат Али­ев, будучи гла­вой Нало­го­вой поли­ции Алма­ты, начал «трам­бо­вать» мла­до­тюр­ков. Я пом­ню, как Каже­гель­дин позвал меня и пока­зал соб­ствен­но­руч­но напи­сан­ное пись­мо пре­зи­ден­ту. Он ска­зал: «Ты жур­на­лист. Ско­рее все­го, потом будешь писать мему­а­ры. Озна­комь­ся с этой бума­гой. Я иду с ней сей­час к пре­зи­ден­ту». Там было бук­валь­но сле­ду­ю­щее: ува­жа­е­мый Нур­сул­тан Аби­ше­вич, ко мне обра­ща­ют­ся люди из биз­нес-кру­гов. Ваш зять Али­ев, поль­зу­ясь сво­им поло­же­ни­ем, зани­ма­ет­ся рей­дер­ством и при­сво­е­ни­ем чужой соб­ствен­но­сти неза­кон­ны­ми мето­да­ми. Про­шу вас при­нять меры в отно­ше­нии ваше­го стар­ше­го зятя, он меша­ет эко­но­ми­че­ским рефор­мам, при­вле­че­нию инве­сти­ций и ста­нов­ле­нию мало­го и сред­не­го биз­не­са. В слу­чае ваше­го отка­за про­шу при­нять мою отставку».

Рахат Али­ев в эми­гра­ции. Вена, 2008 год.

Я пони­мал, что что-то не то про­ис­хо­дит с систе­мой. И было ощу­ще­ние, что, если оста­вать­ся в систе­ме, нуж­но будет вхо­дить в какую-то коман­ду, быть чьим-то: «раха­тов­ским», «тиму­ров­ским», «абы­ка­ев­ским». А Каже­гель­дин не сра­зу же в оппо­зи­цию ушел: он был еще в Сою­зе про­мыш­лен­ни­ков и пред­при­ни­ма­те­лей, и я решил, что в обще­ствен­ной орга­ни­за­ции мне будет ком­форт­но. Ну, и три года на одной долж­но­сти для чинов­ни­ка — это, я счи­таю, мно­го, глаз замыливается.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Есть у нас люди во вла­сти, кото­рые гораз­до доль­ше там находятся.

Амир­жан Коса­нов: Да (Улы­ба­ет­ся.). Для меня к тому же шоком ста­ло мое изби­е­ние 28 авгу­ста 98-го года. У меня жена была бере­мен­ной, мы шли из гостей, была ночь, и воз­ле дома меня жесто­ко изби­ли. Потом мне све­ду­щие люди ска­за­ли, что это люди Раха­та и Тиму­ра. И тогда я понял, что что-то надо менять. Я, прав­да, не думал, что это будет какая-то жест­кая оппо­зи­ция, уго­лов­ные дела про­тив меня и тому подоб­ное. Мне каза­лось, что надо начи­нать обсуж­дать аль­тер­на­тив­ные мне­ния циви­ли­зо­ван­но и куль­тур­но. Поэто­му, когда появи­лась РНПК, я пошел туда.

Пётр Тро­цен­ко: После изби­е­ния не хоте­лось из стра­ны уехать?

Амир­жан Коса­нов: Были пред­ло­же­ния. Я тогда, после изби­е­ния, позво­нил Раха­ту Али­е­ву и ска­зал: Рахат, если зав­тра с ребен­ком в утро­бе моей жены что-то слу­чит­ся — я тебя из-под зем­ли достану.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Как он отреагировал?

Амир­жан Коса­нов: Он труб­ку бро­сил. Не стал гово­рить: Амир­жан, это не я, я разберусь.

Пётр Тро­цен­ко: За послед­ствия это­го шага не боялись?

Амир­жан Коса­нов: Ну, вот у меня были пред­ло­же­ния уехать. Но потом я поду­мал: я казах. Ну уеду я. Но кому я там нужен?

Пётр Тро­цен­ко: Дело не в том, нужен или не нужен. Дело в том, что нуж­но жизнь сохранить.

Амир­жан Коса­нов: Если с тобой захо­тят разо­брать­ся, тебя в любом месте достанут.

«ТУЯКБАЙ ТАЙНО ВЫВЕЗ ВСЕ СВОИ СТОЛЫ ИЗ НАШЕГО ОФИСА»

Пётр Тро­цен­ко: Когда в 1999 году РНПК не пусти­ли на выбо­ры, вы не почув­ство­ва­ли, что оппо­зи­ция в Казах­стане — всё?

Амир­жан Коса­нов: Есте­ствен­но, мы пони­ма­ли подо­пле­ку того, поче­му нас не пусти­ли. Но, одна­ко, в это же вре­мя в Казах­стане ОБСЕ про­во­ди­ло несколь­ко круг­лых сто­лов по вопро­сам совер­шен­ство­ва­ния выбор­но­го зако­но­да­тель­ства, и РНПК туда вхо­ди­ла. Мы высту­па­ли, нас слу­ша­ли комис­са­ры ОБСЕ, при­ез­жал их руко­во­ди­тель, и была надеж­да, что к сле­ду­ю­щим выбо­рам изме­нит­ся закон и мы уже смо­жем вой­ти в пред­вы­бор­ные спис­ки. Но надеж­да потом умер­ла, пото­му что наши пред­ло­же­ния были отверг­ну­ты, и мы из соста­ва этих круг­лых сто­лов вышли.

Но при этом мы всё рав­но долж­ны были участ­во­вать в выбо­рах. Это обыч­ная пар­тий­ная рабо­та, а РНПК суще­ство­ва­ла до 2002 года.

Пётр Тро­цен­ко: Понят­но, что рабо­та. Но речь о том, что оппо­зи­ция сама ста­ла зату­хать как соци­аль­ная кате­го­рия людей.

Есть горь­кое сожа­ле­ние от того, что неко­то­рые това­ри­щи по оппо­зи­ции не дума­ли о един­стве рядов, а о себе любимых.

Амир­жан Коса­нов: Да, для меня это очень тяже­лый и боль­ной вопрос, посколь­ку я тоже как часть оппо­зи­ции несу за это ответ­ствен­ность. Но меня «спа­са­ет» одно: я об этом всем сво­им кол­ле­гам гово­рил — о том, что нуж­но все­гда вме­сте, объ­еди­нять силы, быть более убе­ди­тель­ны­ми и менее кари­ка­тур­ны­ми. Есть горь­кое сожа­ле­ние от того, что неко­то­рые това­ри­щи по оппо­зи­ции не дума­ли о един­стве рядов, а о себе люби­мых. Появи­лись раз­ные слу­хи, то и дело появ­ля­лись дис­кре­ди­ти­ру­ю­щие неко­то­рых дея­те­лей мате­ри­а­лы: мол, они заслан­ные, выпол­ня­ют зада­ние Акор­ды и т. д. Помни­те про­слуш­ки по пово­ду сотруд­ни­че­ства в КНБ?

Вяче­слав Поло­вин­ко: Соб­ствен­но, самый инте­рес­ный вопрос по это­му пово­ду. Даже два. Рабо­та­ли ли вы на КНБ? И кто из оппо­зи­ции работал?

Амир­жан Коса­нов: Пункт пер­вый: нико­гда не рабо­тал на КНБ, не полу­чал денег от них.

Вяче­слав Поло­вин­ко: И пред­ло­же­ний не было?

Амир­жан Коса­нов: Не было. Они, види­мо, зна­ют мою пози­цию и что меня бес­по­лез­но уго­ва­ри­вать. Я и в Акор­ду за то вре­мя, что в оппо­зи­ции, по сво­ей ини­ци­а­ти­ве зво­нил все­го два­жды: пер­вый раз, когда про­сил не судить тело­хра­ни­те­лей Каже­гель­ди­на (их всё рав­но осу­ди­ли), а вто­рой — когда по прось­бе Жар­ма­ха­на Туяк­бая и Була­та Аби­ло­ва во вре­мя пред­по­след­них пар­ла­мент­ских выбо­ров пытал­ся обсу­дить вопро­сы уча­стия в них пар­тии ОСДП «Азат»: я счи­тал, что оппо­зи­ция долж­на быть в парламенте.

Боль­ше я в Акор­ду не зво­нил. Конеч­но, у меня во вла­сти есть мно­го зна­ко­мых: я все-таки пра­ви­тель­ствен­ным чинов­ни­ком был. Есть нефор­маль­ные кон­так­ты с пред­ста­ви­те­ля­ми вла­сти раз­ных уров­ней: мы же не в ваку­у­ме живем. Но там я ниче­го лич­но­го для себя не про­шу, гово­рю об общих про­бле­мах. Есть дру­зья — я с ними, быва­ет, встре­ча­юсь на помин­ках и на юби­ле­ях. Но это ведь не зна­чит, что я с ними сепа­рат­ные пере­го­во­ры в это вре­мя веду за всю оппозицию.

Лиде­ры оппо­зи­ции Асыл­бек Кожах­ме­тов, Болат Аби­лов, Вла­ди­мир Коз­лов и Амир­жан Коса­нов. Алма­ты, 8 октяб­ря 2008 года.

Были со сто­ро­ны вла­сти пред­ло­же­ния занять опре­де­лен­ную пози­цию в том или ином вопро­се, но они все­гда натал­ки­ва­лись на отказ, если эту пози­цию я счи­тал не соот­вет­ству­ю­щей инте­ре­сам госу­дар­ства. Были пред­ло­же­ния о рабо­те. Я все­гда гово­рил, что важ­нее про­цесс демо­кра­ти­за­ции. Даже когда шли пере­го­во­ры о воз­мож­ном уча­стии в пар­ла­мент­ском про­цес­се, я гово­рил: не надо меня пус­кать в пар­ла­мент, пусти­те пред­ста­ви­те­лей НПО, пусть они там созда­дут какое-нибудь аль­тер­на­тив­ное кры­ло. Пар­ла­мент же не может быть мертвым.

Вяче­слав Поло­вин­ко: А кто рабо­тал на КНБ?

Амир­жан Коса­нов: (Сме­ет­ся.) Если бы я знал.

Пётр Тро­цен­ко: В любом слу­чае, вы не мог­ли не ощу­щать про­цесс вер­бов­ки внут­ри оппо­зи­ции. Насколь­ко силь­ным был этот процесс?

Амир­жан Коса­нов: Я свеч­ку не дер­жал. Но ко мне, когда я был в РНПК, при­хо­ди­ли несколь­ко сорат­ни­ков из реги­о­нов и гово­ри­ли, что их пыта­лись рекру­ти­ро­вать спец­служ­бы. Как имен­но? Гово­ри­ли, что им ниче­го не надо, толь­ко встре­чать­ся один раз в неде­лю и слу­шать рас­сказ о том, чем зани­ма­ет­ся пар­тия. Сей­час, кажет­ся, необ­хо­ди­мость в вер­бов­ке отпа­ла вооб­ще: всё про­слу­ши­ва­ет­ся, поч­та чита­ет­ся. Да и, чест­но гово­ря, нет сей­час такой силь­ной оппо­зи­ции, что­бы кому-то нуж­но было силь­но напрягаться.

Пётр Тро­цен­ко: Люди, кото­рые к вам при­хо­ди­ли и это гово­ри­ли, — как с ними договаривались?

Амир­жан Коса­нов: Раз­ное было. И шан­таж, и под­куп, и на идео­ло­гию дави­ли. Но кну­та все­гда было боль­ше. Прав­да, реги­о­на­лам мог­ли пред­ло­жить, напри­мер, хоро­шую рабо­ту: год на нас пора­бо­та­ешь, а потом будешь на хлеб­ной должности.

Пётр Тро­цен­ко: Дер­жа­ли обещания?

Амир­жан Коса­нов: Не знаю. Те, кто ко мне при­хо­дил, они же на пред­ло­же­ние спец­служб не согла­ша­лись. А вот те, кто согла­си­лись, у них, может быть, что-то и сложилось.

Вяче­слав Поло­вин­ко: В рас­ко­ле и раз­драе всех оппо­зи­ци­он­ных пар­тий в стране чьей «заслу­ги» больше?

Амир­жан Коса­нов: Я думаю, это целе­на­прав­лен­но дела­лось кем-то «свер­ху». Но вооб­ще-то руко­во­ди­те­ли оппо­зи­ци­он­ных пар­тий сами вино­ва­ты. Их сгу­би­ли непо­мер­ные амби­ции. Осо­бен­но инди­ви­ду­аль­ные амби­ции: когда ты дума­ешь, что твой сорат­ник в пар­тий­ном СМИ высту­пил боль­ше, чем ты, что на митин­ге он вче­ра ска­зал что-то пер­вым, а ты вто­рым, — это всё, конец.

Пред­се­да­тель Обще­на­ци­о­наль­ной соци­ал-демо­кра­ти­че­ской пар­тии (ОСДП) Жар­ма­хан Туяк­бай на пред­вы­бор­ном съез­де в Алма­ты. 30 янва­ря 2016 года.

Упре­ждая ваш вопрос, ска­жу: у меня было пять лет плот­ной рабо­ты с Жар­ма­ха­ном Туяк­ба­ем. Я ему верил, был бли­зок с ним, у нас были дове­ри­тель­ные отно­ше­ния несмот­ря на то, что мне гово­ри­ли: Туяк­бай — «заслан­ный каза­чок». Ген­про­ку­рор, мол, не может быть оппо­зи­ци­о­не­ром. Но я пять лет был его самым пре­дан­ным сорат­ни­ком. Одна­ко когда он не пустил меня на съезд пар­тии — это была его гру­бая поли­ти­че­ская ошиб­ка. Он даже труб­ку не взял, когда я ему по это­му пово­ду зво­нил, — я счи­таю это даже не лич­ным, а поли­ти­че­ским предательством.

Более того, до это­го было так, что в шесть часов вече­ра мы все вме­сте еще были на рабо­те, а к девя­ти утра сле­ду­ю­ще­го дня Туяк­бай уже тай­но вывез все свои сто­лы и шка­фы из наше­го офи­са. Я вооб­ще рас­це­ни­ваю это как бегство.

«АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА НЕ ВСЕСИЛЬНА»

Пётр Тро­цен­ко: Вер­но ли в таком слу­чае утвер­жде­ние, что оппо­зи­ция в Казах­стане — это Акор­да наоборот?

Амир­жан Коса­нов: Все мы люди, и оппо­зи­ция — это неод­но­род­ная мас­са. Я лич­но себя отно­шу к идей­ным оппо­нен­там вла­сти. И таких людей сре­ди нас мно­го, не надо всех рав­нять по кому-то с непо­мер­ны­ми амбициями.

В «Фейс­бу­ке» все пишут: ста­рая оппо­зи­ция долж­на уйти, долж­на прий­ти новая. Но, ребя­та, мне 52 года, куда я уйду?

Да и потом, не надо смот­реть толь­ко на ста­рую оппо­зи­цию. Зарож­да­ет­ся новая оппо­зи­ция — те же граж­дан­ские акти­ви­сты в реги­о­нах, кото­рые могут пове­сти за собой народ и зав­тра могут объ­еди­нить­ся в нечто рес­пуб­ли­кан­ское. В «Фейс­бу­ке» все пишут: ста­рая оппо­зи­ция долж­на уйти, долж­на прий­ти новая. Но, ребя­та, мне 52 года, куда я уйду? Так что я пока тут оста­юсь — до пен­сии. 63 года будет — пой­ду мему­а­ры писать.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Кто же даст объ­еди­нить­ся новой оппозиции?

Амир­жан Коса­нов: Нель­зя думать, что всё будет кон­тро­ли­ро­вать­ся адми­ни­стра­ци­ей пре­зи­ден­та. Нель­зя счи­тать, что это все­мо­гу­щая орга­ни­за­ция. Да, она, воз­мож­но, повли­я­ла на вид­ных дея­те­лей оппо­зи­ции. Но она не всесильна.

Вяче­слав Поло­вин­ко: Послед­ний вопрос: вы 90‑е вер­нуть хоте­ли бы?

Амир­жан Коса­нов: Может, и хотел бы, но луч­ше пусть они и оста­нут­ся таки­ми роман­ти­че­ски­ми и лихи­ми. Через это надо было прой­ти обще­ству и мне лич­но как гражданину.

Ори­ги­нал ста­тьи: РАДИО АЗАТТЫК – Казах­ская редак­ция Радио «Сво­бод­ная Европа»/Радио «Сво­бо­да»

Статьи по теме

Оппозиционер Ермурат Бапи после четверти века противостояния с властью пошёл в парламент, чтобы изменить всё изнутри. И тут же перестал критиковать Токаева. Вот что Бапи сам об этом думает

Как Бишкек, тесно связанный с российской финансовой системой, пытается решить проблему вторичных санкций

В Сенате представлен законопроект о признании России государством-спонсором терроризма