Сила закона или закон силы?

Эскалация сталинских репрессий в Казахстане

Про­дол­жа­ем пуб­ли­ко­вать отрыв­ки из кни­ги исто­ри­ка Илья­са Козы­ба­е­ва «Боль­шой тер­рор» в Казахстане».

Выне­сен­ные в заго­ло­вок сло­во­со­че­та­ния – не игра слов, а отра­же­ние тен­ден­ций, про­яв­ляв­ших­ся на уровне декла­ра­ций и сла­бых интен­ций, с одной сто­ро­ны, фак­ти­че­ски и все­объ­ем­лю­ще, с дру­гой, в Стране Сове­тов в рас­смат­ри­ва­е­мый нами пери­од 20 – 30‑х гг. И чаще все­го стрем­ле­ние к соблю­де­нию бук­вы зако­на (пусть и несо­вер­шен­но­го, попи­ра­ю­ще­го пра­ва чело­ве­ка) про­яв­ля­лось в дей­стви­ях отдель­ных работ­ни­ков про­ку­ра­ту­ры по защи­те прав и сво­бод граж­дан при наблю­де­нии за дея­тель­но­стью сило­вых струк­тур, кото­рые исхо­ди­ли из гуман­ных побуж­де­ний, трак­то­ва­ли поня­тие «рево­лю­ци­он­ной соци­а­ли­сти­че­ской закон­но­сти» как неотъ­ем­ле­мо­го эле­мен­та демократии.

Гла­вен­ству­ю­щая роль в этой систе­ме при­над­ле­жа­ла «вождю наро­дов», его уст­ным и пись­мен­ным ука­за­ни­ям, оформ­ля­е­мым, в слу­чае надоб­но­сти, реше­ни­я­ми выс­ших пар­тий­ных инстан­ций. Гла­вен­ству­ю­щие прин­ци­пы зако­нов и закон­но­сти, такие как соблю­де­ние прав чело­ве­ка и граж­да­ни­на, спра­вед­ли­во­сти, пре­зумп­ции неви­нов­но­сти, игно­ри­ро­ва­лись полностью.

При­ход на Лубян­ку Ежо­ва сори­ен­ти­ро­вал орга­ны на эска­ла­цию репрес­сий. Одна­ко рве­ние казах­стан­ских чеки­стов, подо­гре­ва­е­мое жела­ни­ем отли­чить­ся перед новым началь­ством и одно­вре­мен­но уце­леть при начав­шей­ся чист­ке кад­ров Яго­ды, натолк­ну­лось на опре­де­лен­ное про­ти­во­дей­ствие орга­нов про­ку­ра­ту­ры, оза­да­чен­ных сла­бой дока­за­тель­ной базой на подо­зре­ва­е­мых и воз­рос­ши­ми «аппе­ти­та­ми» НКВД. В част­но­сти, у воен­но­го про­ку­ро­ра Отде­ла воен­ной про­ку­ра­ту­ры САВО в Казах­стане, воен-юри­ста 1‑го ран­га Сад­во­ка­са Мам­бе­е­ва (1898 – 1959), напом­ним – он был про­ку­ро­ром рес­пуб­ли­ки в 1925 – 1928 гг., осу­ществ­ляв­ше­го над­зор по осо­бо важ­ным делам, сло­жи­лись натя­ну­тые отно­ше­ния с руко­вод­ством Нар­ко­ма­та внут­рен­них дел. В квар­таль­ных обзо­рах дел, про­шед­ших через Отдел воен­ной про­ку­ра­ту­ры за 1935 – 1937 гг., Мам­бе­ев не раз отме­чал неуме­ние орга­нов рабо­тать вви­ду «поли­ти­че­ской бес­печ­но­сти и сле­по­ты», воз­вра­щал дела для досле­до­ва­ния с визой союз­но­го про­ку­ро­ра. Как писал Сад­во­кас Сагын­ды­ко­вич после аре­ста в сво­их заяв­ле­ни­ях на имя пер­вых лиц госу­дар­ства: «… Повсе­днев­но в сво­ей рабо­те мне при­хо­ди­лось по вопро­сам веде­ния след­ствия не раз иметь прин­ци­пи­аль­ные спо­ры с руко­вод­ством НКВД Казах­ской ССР… В отдель­ных слу­ча­ях, когда Воен­ная про­ку­ра­ту­ра по кон­крет­ным делам при­ни­ма­ла иное реше­ние, чем руко­вод­ство НКВД, это обсто­я­тель­ство вызы­ва­ло болез­нен­ное реа­ги­ро­ва­ние со сто­ро­ны послед­не­го… быв­ший нар­ком внут­рен­них дел Казах­ста­на Залин лич­но пре­ду­пре­ждал меня, гово­ря: «Мам­бе­ев, имей в виду, что мы чеки­сты – любим­цы пар­тии, само­лю­би­вы, ино­гда таким, как ты, можем сло­мать шею, и мой това­ри­ще­ский совет: не борись с нами» и т.д.».

По срав­не­нию с Мам­бе­е­вым в худ­шем поло­же­нии нахо­ди­лась про­ку­ра­ту­ра рес­пуб­ли­ки, все­це­ло управ­ля­е­мая мест­ны­ми вла­стя­ми. Так, судя по пись­му про­ку­ро­ра Зыря­нов­ско­го рай­о­на Тимо­фе­е­ва, на про­тя­же­нии двух лет, начи­ная с 1935 г., он не мог добить­ся подо­ба­ю­ще­го слу­жеб­но­го поме­ще­ния от рай­ис­пол­ко­ма, несмот­ря на рас­по­ря­же­ния выше­сто­я­щих инстан­ций. В Андре­ев­ском рай­оне в мар­те 1937 г. исклю­чи­ли из пар­тии про­ку­ро­ра Сако­ви­ча (при­чем по реше­нию пар­тий­ной орга­ни­за­ции рай­он­но­го НКВД, где он состо­ял на уче­те), ибо «он все вре­мя не толь­ко не борет­ся сам с пре­ступ­но­стью в рай­оне, но тор­мо­зит эту борь­бу орга­нам НКВД и осо­бен­но в отно­ше­нии охво­стья контр­ре­во­лю­ци­он­ных троц­кист­ско-зино­вьев­ских бан­ди­тов и контр­ре­во­лю­ци­он­ных наци­о­на­ли­стов (задер­жи­вал и не давал санк­ции на арест троц­ки­стов Селе­ме­но­ва и Пока­та­е­ва, и так­же наци­о­на­ли­ста Тойсарынова)».

Ран­ней вес­ной 1937 г. сре­ди работ­ни­ков Феми­ды актив­но обсуж­да­лось само­убий­ство про­ку­ро­ра Акжа­ро­ва в Ураль­ске из-за его шель­мо­ва­ния работ­ни­ка­ми обко­ма и УНКВД.

Каз­ке­на Акжа­ро­ви­ча (1899 г.р.) непло­хо зна­ли в сило­вых струк­ту­рах Казах­ста­на. Начи­нал карье­ру стар­шим мили­ци­о­не­ром на Кок­че­тав­щине, где вырос до началь­ни­ка рай­он­ной мили­ции, воз­глав­лял розыск в воло­сти и губер­нии. Успел пора­бо­тать в окруж­ной кон­троль­ной комис­сии в Акмо­лин­ске, послед­ние семь с поло­ви­ной лет жиз­ни отдал про­ку­рор­ской служ­бе в Чим­кен­те, Актю­бин­ске, Мер­ке и, начи­ная с июня 1933 г., являл­ся про­ку­ро­ром Запад­но-Казах­стан­ской обла­сти. Как номен­кла­тур­ный работ­ник был избран чле­ном пле­ну­ма обко­ма и обл­ис­пол­ко­ма, деле­га­том на пред­сто­я­щий X чрез­вы­чай­ный Все­ка­зах­стан­ский съезд Сове­тов, созван­ный для при­ня­тия Кон­сти­ту­ции рес­пуб­ли­ки. Одним сло­вом, это был успеш­ный и состо­яв­ший­ся человек.

Акжа­ров отды­хал в Кры­му, когда на бюро обко­ма 27 фев­ра­ля глав­ный чекист обла­сти Миха­ил Ромей­ко заявил о «сма­зы­ва­нии» про­ку­ра­ту­рой дел обви­ня­е­мых в наци­о­на­лиз­ме дирек­то­ров сов­хо­зов Муха­меджа­но­ва и Есе­но­ва. Обсуж­де­ние вопро­са откла­ды­ва­ет­ся до воз­вра­ще­ния про­ку­ро­ра из отпус­ка. Тре­тье­го мар­та бюро заслу­ши­ва­ет сооб­ще­ние Ромей­ко и созда­ет комис­сию по делу Есе­но­ва, вклю­чив в нее заме­сти­те­ля началь­ни­ка УНКВД Г. Хуха­ре­ва, а вто­рое дело наме­ча­ет­ся обсу­дить позднее.

Пято­го мар­та про­хо­дит собра­ние город­ско­го пар­тий­но­го акти­ва. Основ­ной доклад­чик – пер­вый сек­ре­тарь обко­ма Изму­хан Кура­мы­сов, как пола­га­ет­ся, само­кри­тич­но оце­ни­ва­ет боль­ше­вист­скую бди­тель­ность ураль­цев и мимо­хо­дом бро­са­ет фра­зу, что в свя­зи с пре­кра­ще­ни­ем про­ку­ра­ту­рой дел на наци­о­на­ли­стов он сомне­ва­ет­ся, что Акжа­ров не свя­зан с ними. Тезис «пер­во­го» начи­на­ют «углуб­лять» высту­пив­шие в пре­ни­ях пред­се­да­тель обл­ис­пол­ко­ма Иван Спи­ров («в про­ку­ра­ту­ре дело нечи­сто»), энка­вэ­д­эш­ник Хуха­рев (целый букет обви­не­ний, начи­ная от помо­щи род­ствен­ни­ку в ухо­де от судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства до внут­ри­се­мей­ных про­блем) и сек­ре­тарь гор­ко­ма Куз­не­цов («огуль­ная дис­кре­ди­та­ция орга­нов»). Акжа­ров не отмал­чи­ва­ет­ся, берет сло­во и спер­ва при­зна­ет отдель­ные упу­ще­ния в рабо­те. Затем про­ку­рор пере­хо­дит в ата­ку и с фак­та­ми в руках упре­ка­ет Спи­ро­ва в уте­ре бди­тель­но­сти, в пух и прах кри­ти­ку­ет пер­вич­ную пар­тий­ную орга­ни­за­цию УНКВД (либе­раль­ное отно­ше­ние руко­вод­ства насчет при­вле­че­ния к уго­лов­ной ответ­ствен­но­сти сотруд­ни­ка Мото­ви­ло­вец, хище­ние денег в аппа­ра­те фельд­свя­зи, связь Хуха­ре­ва с троц­ки­стом Шум­ским). Со сто­ро­ны каза­лось, что по ито­гам акти­ва у сто­рон – «бое­вая ничья».

Одна­ко утром отя­го­щен­ный пере­жи­ва­ни­я­ми и дума­ми Акжа­ров, по сви­де­тель­ству оче­вид­цев, выгля­дел «непо­хо­жим на само­го себя, это был рас­те­ряв­ший­ся, заис­ки­ва­ю­щий чело­век». Тем вре­ме­нем попав­шие под кри­ти­ку Акжа­ро­ва не теря­ли вре­ме­ни даром и, несмот­ря на празд­нич­ный день 8 мар­та, про­ве­ли засе­да­ние комис­сии обко­ма. Про­ку­ро­ру предъ­яви­ли боль­шой пере­чень пре­тен­зий («гру­бые наци­о­на­ли­сти­че­ские выход­ки в отно­ше­нии ряда ответ­ствен­ных работ­ни­ков, рва­че­ство, исполь­зо­ва­ние слу­жеб­но­го поло­же­ния, пре­кра­ще­ние уго­лов­ных дел и увод от ответ­ствен­но­сти»), вылив­ших­ся в пред­ло­же­ние рас­смот­реть на бюро обко­ма вопрос о его пре­бы­ва­нии в пар­тии, отстра­нить от долж­но­сти и при­влечь к уго­лов­ной ответ­ствен­но­сти. Каз­ке­ну Акжа­ро­ви­чу пред­ла­га­ет­ся дать пись­мен­ные объ­яс­не­ния по пунк­там инкри­ми­ни­ру­е­мых про­ступ­ков. Бюро обко­ма назна­ча­ет­ся на 13 часов сле­ду­ю­ще­го дня.

Девя­то­го мар­та про­ис­хо­дит тра­ге­дия – суи­цид с при­ме­не­ни­ем охот­ни­чье­го ружья.

В сло­жив­шей­ся ситу­а­ции руко­вод­ство обла­сти посту­па­ет не луч­шим обра­зом. По реше­нию бюро обко­ма, в област­ных газе­тах пуб­ли­ку­ет­ся изве­ще­ние о само­убий­стве про­ку­ро­ра, «запу­тав­ше­го­ся в сво­их свя­зях с клас­со­во чуж­ды­ми элементами».

О про­ис­ше­ствии ста­но­вит­ся извест­но в Алма-Ате, тем более никто в рес­пуб­ли­ке не питал сим­па­тий к Кура­мы­со­ву. Созда­ет­ся спе­ци­аль­ная комис­сия для про­вер­ки всех обсто­я­тельств дела. Бюро край­ко­ма рас­смат­ри­ва­ет «дело Акжа­ро­ва» 15 мая. Его вер­дикт был таков: «…Комис­сия обко­ма не огра­ни­чи­лась толь­ко про­вер­кой мате­ри­а­лов, отно­ся­щих­ся к слу­жеб­ной рабо­те Акжа­ро­ва, но нача­ла копать­ся в его лич­ных семей­ных и быто­вых делах, а член комис­сии заме­сти­тель началь­ни­ка НКВД Хуха­рев лег­ко­мыс­лен­но выдви­нул ряд непро­ве­рен­ных и мелоч­ных обви­не­ний насчет его лич­ной жиз­ни и свя­зей с чуж­ды­ми людь­ми. Обком посту­пил непра­виль­но, при­няв реше­ние и опуб­ли­ко­вав на вто­рой день после само­убий­ства изве­ще­ние о том, что Акжа­ров яко­бы застре­лил­ся, запу­тав­шись с националистами.

Вви­ду того, что Хуха­рев дони­мал Акжа­ро­ва рядом непра­виль­ных обви­не­ний, счи­тать невоз­мож­ным его даль­ней­шее остав­ле­ние на рабо­те в НКВД Запад­но-Казах­стан­ской обла­сти. При­нять к све­де­нию заяв­ле­ние т. Зали­на, что при­ка­зом по НКВД КАССР Хуха­рев снят с рабо­ты заме­сти­те­ля началь­ни­ка НКВД в Запад­но-Казах­стан­ской обла­сти». Пори­ца­ние полу­чи­ли так­же пар­тий­ные орга­ны обла­сти и города.

Несмот­ря на уси­лия Мир­зо­я­на, слу­чай с про­ку­ро­ром К. Акжа­ро­вым не стал уро­ком ни для пар­тий­ных коми­те­тов, ни для работ­ни­ков спец­служб. На дво­ре было дру­гое вре­мя, цари­ли иные нра­вы. Но, тем не менее, дан­ный инци­дент сто­ит особ­ня­ком в чере­де чрез­вы­чай­ных собы­тий года.

На VIII пле­ну­ме край­ко­ма (20 мар­та 1937 г.) Залин упрек­нет про­ку­ро­ра рес­пуб­ли­ки Сулей­ме­на Еска­ра­е­ва, что его ведом­ство болез­нен­но реа­ги­ру­ет на голо­дов­ки аре­сто­ван­ных (а «это один из спо­со­бов сопро­тив­ле­ния контр­ре­во­лю­ци­о­не­ров»), не помо­га­ет НКВД, а напро­тив, заби­ра­ет дела и аре­сто­ван­ных. Бук­валь­но на сле­ду­ю­щий день на собра­нии акти­ва про­ку­рор­ско-след­ствен­ных работ­ни­ков сто­ли­цы в резо­лю­ции, при­ня­той по докла­ду Еска­ра­е­ва, будут при­зна­ны такие недо­стат­ки в реги­о­наль­ных под­раз­де­ле­ни­ях про­ку­ра­ту­ры, как защи­та троц­ки­стов, необос­но­ван­ное пре­кра­ще­ние дел и неза­кон­ное осво­бож­де­ние из-под стра­жи троц­ки­стов (Кара­ган­дин­ская область), нали­чие наци­о­на­ли­сти­че­ских эле­мен­тов в аппа­ра­те (Южно-Казах­стан­ская), необос­но­ван­ное пре­кра­ще­ние дела кула­ка-тер­ро­ри­ста (Алма-Атин­ская), сма­зы­ва­ние и необос­но­ван­ное пре­кра­ще­ние важ­ней­ших поли­ти­че­ских дел (Восточ­но-Казах­стан­ская), быто­вое раз­ло­же­ние и связь с пре­ступ­ным эле­мен­том, поте­ря бди­тель­но­сти (Актю­бин­ская и Восточно-Казахстанская).

Но в орга­нах про­ку­ра­ту­ры рабо­та­ли прин­ци­пи­аль­ные сотруд­ни­ки, сло­мить кото­рых и заста­вить пой­ти на про­ти­во­прав­ные дей­ствия было труд­но. Вот об одном таком слу­чае, про­изо­шед­шем в селе Воло­да­ров­ка Севе­ро-Казах­стан­ской обла­сти в мае 1937 г., пове­дал быв­ший про­ку­рор Аир­та­уско­го рай­о­на Геор­гий Михай­ло­вич Ломоносов.

Началь­ник РО НКВД полу­ча­ет у него отказ в санк­ции на арест двух пере­до­вых людей рай­о­на – учи­те­ля и пред­се­да­те­ля кол­хо­за вви­ду отсут­ствия осно­ва­ний и не доволь­ству­ет­ся прось­бой «пове­рить ему на сло­во». «Оскорб­лен­ный» чекист при­вле­ка­ет на помощь пер­во­го сек­ре­та­ря рай­ко­ма пар­тии, вдво­ем они тре­бу­ют не выго­ра­жи­вать «вра­гов наро­да». Полу­чив повтор­ный отказ, угро­жа­ют исклю­че­ни­ем из пар­тии, но и это не помо­га­ет. Наспех созы­ва­ет­ся собра­ние пер­вич­ной пар­тий­ной орга­ни­за­ции, кото­рое не под­дер­жи­ва­ет пред­ло­же­ние рай­ко­ма. Через несколь­ко дней пер­со­наль­ной обра­бот­ки ком­му­ни­стов вто­рое собра­ние с незна­чи­тель­ным пере­ве­сом голо­сов при­ни­ма­ет лоб­би­ру­е­мое реше­ние. Одна­ко Ломо­но­сов, как гра­мот­ный юрист, полу­чив­ший хоро­шую закал­ку во вре­мя рабо­ты сле­до­ва­те­лем в Москве, обра­ща­ет­ся за помо­щью к про­ку­ро­ру обла­сти А.Х. Пум­пур-Андре­еву. Андрей Хри­сти­а­но­вич – высо­ко­об­ра­зо­ван­ный юрист, член пар­тии с 1904 г., быв­ший министр здра­во­охра­не­ния совет­ской Лат­вии и ответ­ствен­ный работ­ник Комин­тер­на, доби­ва­ет­ся отме­ны реше­ния парт­со­бра­ния област­ной пар­тий­ной коллегии.

Тучи сгу­сти­лись над рес­пуб­ли­кан­ской про­ку­ра­ту­рой в июне, когда 7 чис­ла по санк­ции Моск­вы был аре­сто­ван заме­сти­тель Еска­ра­е­ва Вик­тор Яко­вле­вич Рас­по­пов (1895 – 1938) – высо­ко­класс­ный спе­ци­а­лист с дипло­мом МГУ, огром­ным опы­том рабо­ты в цен­тре (кон­троль­ные пар­тий­ные орга­ны, Вер­хов­ный Суд СССР) и на местах (заме­сти­тель нар­ко­ма юсти­ции Узбе­ки­ста­на, про­ку­рор Восточ­но-Казах­стан­ской обла­сти), вели­ко­леп­но знав­ший мен­таль­ность наро­дов Сред­ней Азии (уро­же­нец Наман­ган­ско­го уез­да, рабо­тал в Тур­ке­стане). Вось­мо­го июня 1937 г. на закры­том пар­тий­ном собра­нии про­ку­рор Казах­ста­на, пари­руя роб­кие заме­ча­ния в свой адрес о созда­нии усло­вий «раз­об­ла­чен­но­му» кол­ле­ге, ска­жет: «… Я лич­но сде­лал все необ­хо­ди­мое для раз­об­ла­че­ния Рас­по­по­ва, о чем зна­ют и дирек­тив­ные орга­ны, и орга­ны НКВД… Я не созда­вал осо­бых усло­вий для рабо­ты Рас­по­по­ва, тем более, для его враж­деб­ной рабо­ты, но раз он был при­гла­шен на рабо­ту, я дей­стви­тель­но ста­рал­ся создать необ­хо­ди­мые усло­вия в прак­ти­че­ской его рабо­те в аппа­ра­те. Я это делал откры­то при всех, если това­ри­щам было извест­но, что это создаю вра­гу, а не заме­сти­те­лю, то они долж­ны были меня пре­ду­пре­дить или об этом ска­зать соот­вет­ству­ю­щим дирек­тив­ным орга­нам, чего никем сде­ла­но не было». Собра­ние поспеш­но исклю­чит Рас­по­по­ва из пар­тии и отме­нит харак­те­ри­сти­ку, выдан­ную в военкомат.

18 июня газе­та «Казах­стан­ская прав­да» опуб­ли­ку­ет пись­мо Сул­та­на Жан­ту­а­ро­ва «Либе­ра­лы в парт­ко­ме про­ку­ра­ту­ры». В нем, в част­но­сти, отме­ча­лось: «Ком­му­ни­сты про­ку­ра­ту­ры про­смот­ре­ли под­рыв­ную рабо­ту раз­об­ла­чен­но­го недав­но троц­кист­ско­го бан­ди­та Рас­по­по­ва, рабо­тав­ше­го заме­сти­те­лем про­ку­ро­ра рес­пуб­ли­ки. Рабо­тая про­ку­ро­ром Восточ­но-Казах­стан­ской обла­сти, им пре­кра­ще­ны и поли­ти­че­ски сма­за­ны 18 судеб­ных дел на контр­ре­во­лю­ци­о­не­ров, в том чис­ле дело шпи­о­на одной ино­стран­ной дер­жа­вы, пере­хо­див­ше­го несколь­ко раз нашу гра­ни­цу с дивер­си­он­ны­ми зада­ни­я­ми. Каж­дая реви­зия вскры­ва­ла вопи­ю­щие фак­ты раз­ва­ла рабо­ты област­ной про­ку­ра­ту­ры, откры­то­го покро­ви­тель­ства троц­кист­ским контр­ре­во­лю­ци­он­ным бан­ди­там и дру­гим вра­гам наро­да. Но мате­ри­а­лы реви­зий поче­му-то тща­тель­но кон­спи­ри­ро­ва­лись, мер по ним ника­ких не при­ни­ма­лось… Рас­по­пов в орга­нах про­ку­ра­ту­ры был не оди­нок. Ответ­стве­ней­ший пост началь­ни­ка одно­го из отде­лов про­ку­ра­ту­ры зани­ма­ет Дуб­ров­ский, достой­ный спо­движ­ник бан­ди­та Распопова».

Итак, обви­не­ние сфор­му­ли­ро­ва­ли и обна­ро­до­ва­ли, поста­вив работ­ни­ков про­ку­ра­ту­ры перед свер­шив­шим­ся фак­том. Насту­па­ет черед обо­ро­ны и так­ти­че­ско­го отступ­ле­ния, но «лицо» учре­жде­ния сохра­нить не уда­ет­ся. Един­ствен­ный в кол­лек­ти­ве, кто даст более-менее адек­ват­ную оцен­ку ста­тьи, будет Ибра­ги­мов, выска­зав­ший­ся в серд­цах: «Делю ее (ста­тью) на три части: часть пра­виль­ная, часть непра­виль­ная и часть не знаю, как назвать». С это­го вре­ме­ни до апре­ля 1938 г. состо­ит­ся семь откры­тых пар­тий­ных собра­ний и 12 засе­да­ний парт­ко­ма про­ку­ра­ту­ры, пол­но­стью посвя­щен­ных раз­об­ла­че­нию «вра­гов наро­да» в сво­их рядах, неко­то­рые из кото­рых дли­лись не один день.

Сле­ду­ю­щи­ми в спи­сок подо­зри­тель­ных попа­ли заме­сти­тель про­ку­ро­ра по спец­де­лам Вик­тор Ста­ни­сла­во­вич Дуб­ров­ский (1892 – ?) и стар­ший помощ­ник про­ку­ро­ра Истлеу Кари­мо­вич Бега­ры­ста­нов (1900 – 1938), яко­бы винов­ные в непра­виль­ном при­ме­не­нии амни­стии к осуж­ден­ным по контр­ре­во­лю­ци­он­ным делам. К тому же по одно­му «сиг­на­лу» Дуб­ров­ский «в ночь нака­нуне аре­ста Рас­по­по­ва при­гла­сил его в гости и вме­сте с ним выпи­ва­ли спирт­ные напит­ки». После­ду­ет и нака­за­ние: Бега­ры­ста­но­ву – выс­шая мера нака­за­ния, Дуб­ров­ский с пози­ции врио про­ку­ро­ра тру­до­устро­ит­ся управ­ля­ю­щим «Зелен­тре­ста» сто­ли­цы. С авгу­ста непре­мен­но скло­ня­е­мым в выступ­ле­ни­ях про­ку­рор­ских работ­ни­ков ста­нет их быв­ший руко­во­ди­тель С. Еска­ра­ев, тем более, вско­ре он будет упо­мя­нут в извест­ной ста­тье Пухо­ва «На пово­ду у бур­жу­аз­ных наци­о­на­ли­стов». Так, в тече­ние несколь­ких меся­цев в рес­пуб­ли­кан­ской про­ку­ра­ту­ре аре­сту­ют Бега­ры­ста­но­ва, заме­сти­те­ля про­ку­ро­ра Нади­ра­ли Бай­ке­ло­ва (1905 – 1938), помощ­ни­ков про­ку­ро­ра Ибра­ги­ма Абду­ло­ви­ча Каи­по­ва (1906 – ?), Саби­ра Капи­на (1897 – 1938) и Абдул­лу Алпы­с­ба­е­ва (1902 – 1938), Щет­ки­на». Со вре­ме­нем их винов­ность будет воз­рас­тать в речах быв­ших сослу­жив­цев – «Еска­ра­ев вся­че­ски ста­рал­ся откло­нить про­те­сты НКВД, отде­лить рабо­ту про­ку­ра­ту­ры от орга­нов НКВД», «Бега­ры­ста­нов по пору­че­нию вра­га наро­да Еска­ра­е­ва соби­рал кле­вет­ни­че­ский мате­ри­ал в целях дис­кре­ди­та­ции орга­нов НКВД, пыта­ясь опо­ро­чить непри­ми­ри­мую борь­бу НКВД с контрреволюцией».

По сло­вам заме­сти­те­ля про­ку­ро­ра рес­пуб­ли­ки Сер­гея Покров­ско­го, одно из глав­ных пре­гре­ше­ний Бега­ры­ста­но­ва – состав­ле­ние вме­сте с Еска­ра­е­вым «фаль­си­фи­ка­тор­ско­го доку­мен­та, так назы­ва­е­мо­го «ана­ли­за контр­ре­во­лю­ци­он­ных дел», в кото­ром был в целях дис­кре­ди­та­ции орга­нов НКВД сфаль­си­фи­ци­ро­ван ряд дел». 20 октяб­ря 1937 г. тот же Покров­ский пошлет доклад­ную запис­ку в ЦК КП(б)К «о вре­ди­тель­ской дея­тель­но­сти заме­сти­те­ля про­ку­ро­ра КазССР Овощ­ни­ко­ва», назна­чен­но­го на место Рас­по­по­ва. В доку­мен­те подроб­но пере­чис­ле­ны семь дел про­из­вод­ства 1936 г. с пер­во­на­чаль­ным обви­не­ни­ем в контр­ре­во­лю­ци­он­ной дея­тель­но­сти, кото­рые пре­кра­тил М.П. Овощников.

Имен­но с осе­ни 1937 г. про­ку­ра­ту­ра нач­нет сле­по испол­нять пар­тий­ные дирек­ти­вы, закры­вая гла­за на нару­ше­ния закон­но­сти спец­служ­ба­ми. И, тем не менее, орга­ны будут про­дол­жать пре­вен­тив­но «отстре­ли­вать» кад­ры про­ку­ра­ту­ры, видя в них потен­ци­аль­ную угро­зу соб­ствен­ной без­на­ка­зан­но­сти. По непол­ным дан­ным, в 1937 г. было необос­но­ван­но уво­ле­но свы­ше 40 работ­ни­ков про­ку­ра­ту­ры. Под­верг­лись репрес­си­ям 10 из 12 народ­ных комис­са­ров юсти­ции и про­ку­ро­ров рес­пуб­ли­ки, счи­тая с 1921 г. Жерт­ва­ми режи­ма так­же ста­ли С.Ф. Груд­ни­стый, П.М. Ковтюх, И.М. Ско­рен­ко, Х.Ф. Фазы­лов из Севе­ро-Казах­стан­ской обла­сти, А. Кул­ба­сов – из Аты­ра­уской, А. Ахме­тов, К. Бай­му­ка­шев, И.А. Жел­тя­ков, Т. Нур­га­ли­ев – из Запад­но-Казах­стан­ской, X. Дау­тов, К. Касе­нов, X. Мусин – из Кара­ган­дин­ской, О. Кожа­нов, Ж. Жан­гу­лов и О. Доса­хмет из Восточ­но-Казах­стан­ской, Е. Ерим­бе­тов – из Алма-Аты. Повтор­но попал под каток репрес­сий быв­ший про­ку­рор Ураль­ской и Акмо­лин­ской губер­ний Идрис Мустам­ба­ев. И это дале­ко не пол­ный список.

Про­во­ди­мая чист­ка немед­лен­но отра­зи­лась на каче­стве и коли­че­стве про­ку­рор­ско­го кор­пу­са. По дан­ным на ноябрь 1938 г. не были подо­бра­ны и утвер­жде­ны област­ные про­ку­ро­ры в Гурьев­ской, Актю­бин­ской, Кара­ган­дин­ской, Восточ­но-Казах­стан­ской, Кзыл-Ордин­ской и Южно-Казах­стан­ской обла­стях, то же самое каса­лось вакан­сий 61-го рай­он­но­го про­ку­ро­ра. Неза­пол­нен­ны­ми оста­ва­лись девять пози­ций заме­сти­те­лей област­ных про­ку­ро­ров и 34 сле­до­ва­те­лей. Боль­ше все­го дефи­цит рай­он­ных про­ку­ро­ров ощу­щал­ся в Алма-Атин­ской (7), Восточ­но-Казах­стан­ской (9), Кара­ган­дин­ской (7), Севе­ро-Казах­стан­ской (12) и Южно-Казах­стан­ской (8) обла­стях. Как заве­рял выше­сто­я­щее руко­вод­ство нар­ком юсти­ции Казах­ста­на Б. Чаги­ров, «при помо­щи орга­нов НКВД судеб­ные орга­ны нашей рес­пуб­ли­ки в основ­ном очи­ще­ны от контр­ре­во­лю­ци­он­но-троц­кист­ско-буха­рин­ских и наци­о­нал-фашист­ских бан­ди­тов, кото­рые про­ник­ли и ору­до­ва­ли в орга­нах суда и про­ку­ра­ту­ры. За послед­ние 4–5 меся­цев выдви­ну­ты на судеб­ную рабо­ту про­ве­рен­ные и пре­дан­ные делу пар­тии и пра­ви­тель­ства кад­ры судеб­ных работ­ни­ков в коли­че­стве 169 чело­век и по линии про­ку­ра­ту­ры – 84 чело­ве­ка. Основ­ная часть из это­го соста­ва ранее на судеб­ной и про­ку­рор­ской рабо­те почти не рабо­та­ла и не име­ет соот­вет­ству­ю­ще­го юри­ди­че­ско­го обра­зо­ва­ния». Пра­во­вой все­обуч попол­не­ния пред­по­ла­га­лось про­ве­сти посред­ством кур­сов повы­ше­ния квалификации.

Име­ю­щи­е­ся доку­мен­ты сви­де­тель­ству­ют о каче­стве прак­ти­че­ской рабо­ты слу­жи­те­лей Феми­ды на местах. Так, за 1937 г. без­осно­ва­тель­но осуж­де­ны 1567 чело­век, за пер­вый квар­тал 1938 г. – 715 чело­век. Бюро ЦК КП(б)К в июне 1938 г. кон­ста­ти­ро­ва­ло, по ито­гам обсле­до­ва­ния судов, про­ве­де­ние «в основ­ной пра­виль­ной кара­тель­ной поли­ти­ки в отно­ше­нии вра­гов наро­да». Спе­ци­аль­ные кол­ле­гии област­ных судов «вста­ва­ли на путь пере­стра­хов­ки и выно­си­ли непра­во­суд­ные при­го­во­ры. Орга­ны про­ку­ра­ту­ры не вели реши­тель­ной борь­бы за каче­ство пред­ва­ри­тель­но­го след­ствия и дозна­ния, что неиз­беж­но отра­жа­лось на каче­стве рабо­ты судов, допу­стив­ших мас­со­вое, необос­но­ван­ное при­вле­че­ние к ответ­ствен­но­сти тру­дя­щих­ся». За 1937 г. пре­кра­ще­ны дела и оправ­да­ны суда­ми 8437 чело­век, за пер­вый квар­тал 1938 г. – 3489 человек.

Пола­га­ем, что при­ве­ден­ная ста­ти­сти­ка абсо­лют­но не отра­жа­ет реаль­ную обста­нов­ку, и толь­ко фрон­таль­ное изу­че­ние мате­ри­а­лов судо­про­из­вод­ства выявит исти­ну. В завер­ше­ние сюже­та при­ве­дем выдерж­ки из пись­ма про­ку­ро­ра по спец­де­лам из Пет­ро­пав­лов­ска Филип­па Федо­ро­ви­ча Гами­лов­ско­го (1897 – ?) сек­ре­та­рю обко­ма об отсут­ствии усло­вий для нор­маль­ной рабо­ты по вине орга­нов от 16 фев­ра­ля 1938 г. Обра­тим вни­ма­ние на вза­и­мо­от­но­ше­ния про­ку­ро­ра с чеки­ста­ми: «С воз­вра­ще­ни­ем из Таш­кен­та от т. П. (веро­ят­но, началь­ник УНКВД Панов. – И.К.) я узнал, что в октяб­ре меся­це при­ез­жал воен­ный про­ку­рор и про­из­во­дил рас­сле­до­ва­ние по пору­че­нию Про­ку­ро­ра Сою­за т. Вышин­ско­го. Тогда же т. П. мне заявил, что «с Вами рабо­тать боль­ше не смо­жем. Вам выра­жаю недо­ве­рие за то, что сооб­щи­ли Про­ку­ро­ру Сою­за, не раз­ре­шив этот вопрос на месте. Из-за Вас почти целый месяц все­му аппа­ра­ту не дава­ли рабо­тать. Воен­ный про­ку­рор всех допра­ши­вал. Так­же не будут дове­рять Вам и сотруд­ни­ки. К сотруд­ни­кам непо­сред­ствен­но не обра­щай­тесь, по всем вопро­сам обра­щай­тесь ко мне, уча­стие в допро­сах и обход тюрь­мы толь­ко с мое­го согла­сия. Ставь­те вопрос об отзы­ве Вас». Далее повест­ву­ет­ся о без­успеш­ных попыт­ках про­ку­ро­ра рес­пуб­ли­ки Ш. Тау­ке­ха­но­ва и сек­ре­та­ря обко­ма М. Бай­буль­си­но­ва уре­гу­ли­ро­вать дан­ный вопрос с началь­ни­ком УНКВД. Пока суть да дело, Гами­лов­ский был снят с работы.

Ори­ги­нал ста­тьи: Новая Газе­та Казахстан