Трагедия не всегда повторяется в виде фарса. Если из нее не извлекаются уроки, она оборачивается новой трагедией. Мы продолжаем рассказ о восстании строителей Казахстанской Магнитки и их расстреле в начале августа 1959 года.
Автор: Вадим БОРЕЙКО
Эмоции захлестнули рассудок
Сразу же после публикации в еженедельнике «Горизонт» 23 февраля 1991 года статьи Александра Швеца «Темиртау: трагедия 50‑х» (см. «Расстрел в Темиртау. Часть I») в редакцию пошли отклики очевидцев. Самым первым отозвался кандидат педагогических наук, доцент Анатолий Матвиенко, работавший в начале 90‑х заведующим кафедрой физкультуры Алма-Атинского автодорожного института. В материале «Хочу сказать о Темиртау», вышедшем в следующем же номере, 2 марта 1991-го, он изложил собственный взгляд на случившееся на Казахстанской Магнитке, который резко контрастирует с точкой зрения Швеца. Тут нужно отметить, что Матвиенко не был непосредственным участником беспорядков и описывает происходившее со слов других людей.
«Прочитал статью А. Швеца и сразу же сел за письменный стол, — пишет Анатолий Матвиенко. — Как и Швец, я приехал в Казахстан в июне 1959 года. Нас, 17—18-летних выпускников строительных училищ Донбасса, по комсомольским путевкам привезли в Караганду и распределили по области. Я попал в Чурубай-Нуру. Часть ребят из нашего училища поехали в Темиртау. Мы были у них в гостях до начала конфликта, описанного А. Швецом (то есть до начала августа. — В.Б.), в конце августа и после, в октябре. Мы жили в военных палатках человек по 15 в каждой. Палатки стояли около одноэтажных общежитий, которые ремонтировали для нас. В палатках были деревянные полы, стояли койки, были нормальные постели. Умывальник и туалет во дворе. Точно в таких же палатках жили наши друзья в Темиртау. Палаток на 50 человек, как пишет Швец, я у них не видел.
В то время на стройках в основном работали приезжие. Люди были разные. Многие трудились нормально, обживались, создавали семьи, учились, занимались спортом, отдыхали, как могли преодолевали трудности. Но много было таких, которые вели просто безобразный образ жизни: пьянство, драки, поножовщина, прогулы на работе. Эти люди всегда были недовольны. Они не хотели мириться даже с маленькими трудностями. Как правило, такие хотели больше иметь, чем давать самим. Очень много работало бывших заключенных. В таких группировках бурно плодились “авторитетные ребята”, к которым, видимо, причисляет себя Швец. Подобные ребята прибавляли работы не только милиции, но и администрации производственных организаций. Жильцы общежитий разных организаций жестоко дрались между собой. Мы, юноши, на себе испытали мнимую справедливость “авторитетных ребят”. Я видел, как двое молодых крепких полупьяных мужчин в общежитии вытащили из комнаты парня лет 18, скрутили его и посадили на раскаленную добела плиту за то, что он не дал денег по их требованию. А поборы “авторитетные” совершали регулярно.
На стройках работали также приезжие из Болгарии, Кореи. Им платили за одинаковую с нами работу в два раза больше. Жили они вместе с нами в общежитии.
В палатках мы прожили до половины сентября (у наc даже замерзала вода в ведрах), а затем вселились в общежитие. Из приехавших многие сбежали — кто раньше, кто позже. Мы остались.
Я рассказываю это затем, что без этих подробностей трудно представить себе обстановку того времени, а она была примерно одинаковой по области. А потому уверен, что известному конфликту в Темиртау предшествовало, конечно же, не ведро тухлой воды. Также убежден, что к данному событию нельзя подходить так упрощенно и тенденциозно, как, на мой взгляд, это прослеживается в свидетельстве Швеца.
Информацию лично я получил от очевидцев и участников тех событий: друзей, проживавших там, студентов Карагандинского политехнического института, проходивших там практику, комсорга нашего стройуправления, бывшего в то время там на семинаре, лейтенанта милиции (позже он встречался с нами на занятиях в спортивной секции), бывшего солдата-башкира, который с карабином стоял между трибунами и беснующейся толпой, и от многих других людей.
В то время бытовые условия многих рабочих Темиртау оставляли желать лучшего. Это объяснимо. Новый город строился на новом месте. Всего не хватало. Многие это понимали, старались работать лучше, чтобы к зиме построить как можно больше жилья и других объектов. В этой связи непонятна позиция “авторитетных ребят”, якобы посланцев комсомола, о которых пишет Швец. Они что, не знали, куда едут и в каких условиях будут жить?
Неважное положение было и с обеспечением. Не хватало продовольствия, промтоваров. Бесспорно, налицо нерасторопность, недоработки местных властей, снабженцев и других органов, отвечающих за работу, размещение людей, поставки. Росло недовольство, в том числе и среди иностранцев. Те, кстати, не хотели получать двойную плату за одинаковый труд с нашими рабочими.
В тот трагический день, по-видимому, переполнилась чаша терпения, и возбужденные рабочие не смогли в принятом порядке предъявить свои требования. Эмоции у многих захлестнули рассудок. Не на высоте оказались органы власти.
Как бы там ни было, но подъехавших к столовой милиционеров просто убили, а если быть точнее, то превратили в кровавое месиво и размазали по дороге (это та самая толпа в 30 тысяч человек, которая, по словам Швеца, “ходила выяснять отношения с руководством”). Мотоцикл и приехавшую с ним машину сожгли. Примерно такая же участь постигла милиционеров непосредственно в здании милиции, где, по словам Швеца, их “вытаскивали из шкафа, дымоходной трубы, сортира…”. Почему-то он не пишет, зачем вытаскивала толпа милиционеров и что с ними сделали. Кстати, Швец также не объясняет, в чем вина милиционеров перед рабочими. Очень скромно Швец пишет о “взятии” базара и “открытии” магазинов. Вещи нужно называть своими именами. Базар разогнали, продавцов зверски избили, товары забрали. Опять же все ларьки сожгли. Вообще жгли много, это не отрицает сам Швец. Магазины и склады были разграблены. Водку пили кругом. Были похищены со складов ружья и боеприпасы. Местное население в страхе закрывалось в своих домах. Всеобщий разгул охватил городок. Всю ночь “гудели”, пили, пели, стреляли вверх из ружей. На технике — тракторах, бульдозерах и машинах — ездили где попало. Естественно, делали это далеко не все. Было много порядочных людей, но в данной ситуации верх взяли анархия и беспорядок. Часть людей с ружьями заняла, так сказать, “оборону” за поселком со стороны дороги, ведущей в Караганду.
Всю ночь жгли костры, опять пили и готовились отражать “нападение”. Завязалась перестрелка с прибывшими утром солдатами. Швец пишет, что стреляли из автоматов и пулеметов. Я таких сведений не имею. Точно знаю, что у солдат были карабины. Далее Швец пишет, что солдаты стреляли зачем-то по окнам и чердакам. А действительно, зачем солдатам понадобилось стрелять в “божий свет”? Из чердаков и окон стреляли по солдатам из ружей, и среди солдат были убитые и раненые. К тому же, не солдаты начали первыми стрелять. Швец пишет, что всех согнали на митинг.
Да, действительно, народ собрали на митинг. На импровизированной трибуне были представители области, республики и Москвы, которые пытались объяснить людям ситуацию, оговорить пути выхода из создавшегося положения. Их просто никто не слушал. Толпа, разгоряченная и изрядно “подогретая”, не давала говорить. Слышались крики и угрозы, затем начали кидать разные предметы. Солдатам был дан приказ перед митингом не стрелять в людей. Об этом мне говорил бывший охранник одной из колоний, который участвовал в этих событиях, затем демобилизовался (мы с ним вместе работали). Кстати, его там ударили чем-то по голове, и он лечился в больнице. Между трибунами и людьми была шеренга солдат. Офицер взывал к разуму людей, его не слушали, к нему подошла “девушка-комсомолка” и ударила его по лицу. Вдобавок из толпы выстрелили в направлении трибуны и солдат. По приказу солдаты начали стрелять вверх, но разъяренная толпа, в том числе на подоспевшей технике, волной пошла на представителей различных организаций, стоявших на возвышении, и на солдат: по словам Швеца, “давить этих гадов”.
Солдаты, поставленные в положение защищавшихся, начали стрелять в напиравшую толпу. Швец опять-таки старается противопоставить людей по национальности. Он пишет, что в народ стреляли “солдаты в основном нерусской национальности”. Действительно, один взвод отказался участвовать в разборе конфликта и ушел за поселок. Но Швец не пишет, что этот взвод находился в другой ситуации, и на этих солдат не шла толпа с ломами и трубами, и их не давили техникой, это было днем позже. Еще неизвестно, как бы они себя повели в подобной ситуации.
Мне неизвестны случаи, чтобы солдаты стреляли в женщин, ведущих детей в детсад, по словам Швеца, в шесть часов утра, и что какой-то совестливый офицер застрелился сам. Швец пишет, что “после содеянного накануне (а накануне они поубивали милиционеров, разграбили склады и магазины, сожгли здания) большинство ушли на свои рабочие места”. Не знаю, может, кто-то и был на своем рабочем месте, но мои друзья рассказывали, что к ним в палатку пришли “активные”, они были крепко выпившие, с ружьями и сказали, что если хоть один выйдет на работу, то его просто “хлопнут”. Затем они пошли в другие палатки. Работа была полностью парализована. Тот, кто не участвовал в грабежах, ходил голодный.
И еще. Швец пишет, что к уголовному делу привлекли только пять человек, которые даже не проживали в Темиртау. Это также не соответствует истине. Наказаны были многие, но особо рьяных действительно выловили (к сожалению, не многих), и суд над ними освещался областным радио.
В заключение хочу сказать, что после трагических событий в Темиртау стали больше уделять внимания рабочим, улучшили снабжение, больше стали строить жилья. Подобные перемены ощутили по всей области.
Прошли годы, но в памяти не изгладились события тех далеких дней. Очень страшно, когда гибнут люди. И сейчас по истечении времени, анализируя ход тех событий, я убеждаюсь, что без вмешательства подразделений МВД в то время, в той ситуации невозможно было бы навести порядок».
Продолжение следует.
Continue reading here:
Расстрел в Темиртау. Часть II