Призрачная свобода города

Каким образом китайский колониализм меняет уйгуров в Урумчи

Как рабо­та­ет хань­ский коло­ни­аль­ный режим в Синьц­зяне? Поче­му такие, каза­лось бы, раз­ные инстру­мен­ты, как капи­та­ли­сти­че­ская экс­плу­а­та­ция сель­ских мигран­тов в горо­де и госу­дар­ствен­ная поли­ти­ка блок­по­стов и лаге­рей пере­вос­пи­та­ния, в ито­ге пре­сле­ду­ют одну цель – сде­лать уйгу­ров мобиль­ны­ми и ото­рван­ны­ми от проч­ных свя­зей друг с дру­гом и со сво­ей зем­лей? Отве­тить на эти вопро­сы в сво­ем новом иссле­до­ва­нии попы­тал­ся аме­ри­кан­ский гео­граф Сара Тай­нен (Sarah Tynen, Уни­вер­си­тет шта­та Коло­ра­до в Боул­де­ре). Ее рабо­та Dispossession and displacement of migrant workers: the impact of state terror and economic development on Uyghurs in urban Xinjiang толь­ко что вышла в науч­ном жур­на­ле Central Asian Survey.

Колониальное отчуждение

По мне­нию Тай­нен, Китай фак­ти­че­ски высту­па­ет как коло­ни­за­тор уйгур­ских земель. Орга­ни­зо­ван­ное госу­дар­ством пере­се­ле­ние хань­цев начи­ная с 1940‑х годов напо­ми­на­ет коло­ни­за­цию Север­ной Аме­ри­ки и Австра­лии англи­ча­на­ми. Чис­ло хань­цев в реги­оне вырос­ло с 200 тысяч до 9 мил­ли­о­нов. Хань­цы и китай­ская куль­ту­ра доми­ни­ру­ют в гос­ап­па­ра­те и систе­ме обра­зо­ва­ния. Нако­нец, при­род­ные ресур­сы реги­о­на (зем­ля, нефть, газ, неф­рит и про­чее) отчуж­да­ют­ся от его тюрк­ско­го насе­ле­ния, раз­ра­ба­ты­ва­ют­ся и экс­плу­а­ти­ру­ют­ся китай­ски­ми ком­па­ни­я­ми. Аван­гар­дом пере­се­лен­че­ской коло­ни­за­ции в СУАР высту­па­ют вое­ни­зи­ро­ван­ные кре­стьян­ские хозяй­ства (бин­ту­ань), где, по офи­ци­аль­ным дан­ным, заня­то 2,6 мил­ли­о­на хань­цев. Тай­нен уве­ре­на, что имен­но мас­со­вая имми­гра­ция китай­цев ста­ла глав­ной при­чи­ной бес­по­ряд­ков в реги­оне в 2009 году.

В сво­ем новом иссле­до­ва­нии Тай­нен обра­ти­лась к двум прак­ти­кам коло­ни­а­лиз­ма – пере­ме­ще­нию (displacement) и лише­нию (dispossession). Под пер­вым она пони­ма­ет при­ну­ди­тель­ное пере­се­ле­ние, лиша­ю­щее людей их при­выч­ных соци­аль­ных свя­зей. Это не толь­ко пере­ме­ще­ние тел в про­стран­стве: сти­ра­ние уйгур­ских назва­ний с карт, а язы­ка – из горо­дов тоже надо при­ни­мать во вни­ма­ние. То есть направ­ле­ние уйгу­ров в лаге­ря пере­вос­пи­та­ния – это толь­ко вер­хуш­ка айсберга.

Лише­ние (dispossession) – еще более ком­плекс­ное явле­ние, под­чер­ки­ва­ет гео­граф: мно­же­ство пра­вил, идео­ло­гий и прак­тик, лиша­ю­щих угне­тен­ную груп­пу зем­ли и средств к суще­ство­ва­нию. Отчуж­де­ние, эко­но­ми­че­ская экс­плу­а­та­ция, «про­мы­ва­ние моз­гов» — все это высту­па­ет инстру­мен­та­ми упро­че­ния вла­сти коло­ни­аль­но­го госу­дар­ства. Карл Маркс опи­сы­вал этот про­цесс при­ме­ни­тель­но к капи­та­ли­сти­че­ской Англии XVI-XIX веков, где кре­стьян сго­ня­ли с их земель, отправ­ляя то в горо­да, бес­прав­ны­ми рабо­чи­ми, то батра­ка­ми в коло­нии – но и в фор­маль­но соци­а­ли­сти­че­ском Китае, пишет Тай­нен, рабо­та­ют те же меха­низ­мы. Лише­ние, кро­ме того, пред­по­ла­га­ет расист­ское выде­ле­ние осо­бых групп граж­дан в каче­стве подо­зри­тель­ных и опас­ных (напри­мер, уйгу­ров). Исто­ри­че­ски в СУАР лише­ние соб­ствен­но­сти про­ис­хо­ди­ло путем мили­та­ри­за­ции тер­ри­то­рии (бин­ту­ань) и урба­ни­за­ции, а сей­час – через пере­езд уйгу­ров из сель­ских в город­ские рай­о­ны. Опыт дере­вен­ских мигран­тов в горо­дах СУАР, опыт обы­ден­но­го наси­лия помо­га­ет луч­ше понять поли­ти­че­скую и эко­но­ми­че­скую логи­ку, сто­я­щую за более оче­вид­ным и шоки­ру­ю­щим наси­ли­ем лаге­рей, под­чер­ки­ва­ет Тайнен.

Воздух свободы

Иссле­до­ва­тель­ни­ца про­ве­ла в Урум­чи в общей слож­но­сти 24 меся­ца (в 2014–2017 годах), обща­ясь преж­де все­го с жен­щи­на­ми-мигрант­ка­ми из села. Все­го она взя­ла око­ло 100 интер­вью. Пере­езд в город для ее собе­сед­ниц, как и для мил­ли­о­нов жен­щин по все­му миру, озна­ча­ет преж­де все­го сво­бо­ду – от уни­зи­тель­ных огра­ни­че­ний, от косых взгля­дов, от назой­ли­вых род­ствен­ни­ков: «Мне нра­вит­ся носить джин­сы и что никто меня не оста­нав­ли­ва­ет»; «В моем род­ном горо­де нель­зя ходить куда хочешь, о тебе нач­нут суда­чить». Муж­чин такая сво­бо­да от над­зо­ра род­ных и близ­ких, ано­ним­ность кон­так­тов раду­ет не в мень­шей степени.

Одна­ко спе­ци­фи­ка СУАР про­яв­ля­ет­ся в том, что уйгу­ры часто бегут в Урум­чи не ради сво­бо­ды от рели­гии, а наобо­рот, для более сво­бод­но­го выра­же­ния сво­их рели­ги­оз­ных чувств и прак­тик. В сель­ской мест­но­сти стро­же над­зи­ра­ют над тем, носят ли уйгу­ры плат­ки, ходят ли в мечеть, постят­ся ли в Рама­дан. «Урум­чи пора­зил меня, когда я впер­вые попа­ла сюда. Здесь доступ­ны все воз­мож­но­сти и куда боль­ше сво­бо­ды. В боль­шом горо­де за тво­и­ми дела­ми слож­нее сле­дить и слож­нее кон­тро­ли­ро­вать, что люди дела­ют, какую одеж­ду носят. Я тут могу носить пла­ток и чер­ную одежду» (Айгуль, при­е­ха­ла в Урум­чи 13 лет назад).

Дру­гие инфор­ман­ты откро­вен­но гово­ри­ли о мощ­ных систе­мах сле­же­ния в их род­ных горо­дах – где кон­тро­ли­ро­ва­лось не толь­ко рели­ги­оз­ное пове­де­ние: «Всю­ду поли­ция и блок­по­сты, люди боят­ся выхо­дить из домов, что­бы их не аре­сто­ва­ли»; «В моем род­ном горо­де все хотят уехать в Урум­чи, и мои род­ствен­ни­ки умо­ля­ют меня не воз­вра­щать­ся туда – пока поли­ти­че­ская “ситу­а­ция” [намек на пре­сле­до­ва­ния и интер­ни­ро­ва­ние уйгу­ров] не ста­нет луч­ше». Подав­ляя нор­маль­ную повсе­днев­ную жизнь уйгу­ров в кишла­ках и город­ках, госу­дар­ство упроч­ня­ет кон­троль над их зем­лей, пишет Тайнен.

Вме­сте с тем жало­бы сель­ских мигран­тов про­ти­во­ре­чи­вы. Они одно­вре­мен­но ищут сво­бо­ду от дав­ле­ния общи­ны (куда идешь, что надел, с кем встре­ча­ешь­ся) и от дав­ле­ния госу­дар­ства – что­бы в боль­шом горо­де носить пла­ток и стро­гую одеж­ду, ходить в мечеть! Мно­гие инфор­ман­ты жало­ва­лись уче­ной и на сво­их роди­те­лей, и на госу­дар­ство – и жаж­да­ли осво­бо­дить­ся от кон­тро­ля любых инстанций.

Вто­рым мощ­ным сти­му­лом для мигра­ции ста­ло эко­но­ми­че­ское наси­лие. Уди­ви­тель­но, но выра­же­ние «эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие» (икти­сат терекки­я­ти) для уйгу­ров высту­па­ет как эвфе­мизм, дели­кат­ное обо­зна­че­ние дей­ствий китай­ско­го госу­дар­ства. Опа­са­ясь обви­нять пря­мо пра­ви­тель­ство, уйгу­ры все валят на эко­но­ми­ку. На вопро­сы уче­но­го «Как эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие затро­ну­ло ваш род­ной город?» повто­ря­ет­ся ответ: жизнь ста­ла хуже. Он не отра­жа­ет объ­ек­тив­ной кар­ти­ны (по ста­ти­сти­че­ским дан­ным, эко­но­ми­ка СУАР толь­ко рос­ла послед­ние 10 лет), но ско­рее пози­цию уйгу­ров: сто­и­мость жиз­ни для них вырос­ла, а шан­сы зара­ба­ты­вать исче­за­ют. Рабо­чие места зани­ма­ют хань­цы. Вла­сти, по сло­вам опро­шен­ных, искус­ствен­но сдер­жи­ва­ют цены на зер­но и ово­щи, заби­рая себе часть при­бы­лей. «Эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие рань­ше помо­га­ло род­но­му горо­ду, но сей­час наобо­рот. Все рын­ки закры­ва­ют в пять вече­ра из-за комен­дант­ско­го часа. Для всех бюд­жет­ни­ков обя­за­тель­ные собра­ния пять раз в неде­лю – люди тра­тят мас­су вре­ме­ни на поли­ти­че­ское про­све­ще­ние вме­сто рабо­ты. Эко­но­ми­ку это раз­ру­ша­ет. Поэто­му все и хотят уехать в Урум­чи рабо­тать», — рас­ска­зы­ва­ет информантка.

Не мень­ше гово­рят о том, как новые эко­но­ми­че­ские про­ек­ты в сель­ской мест­но­сти вре­дят эко­ло­ги­че­ской обста­нов­ке, а реа­ли­зу­ют­ся не пол­но­стью, так как исполь­зу­ют­ся исклю­чи­тель­но для отка­тов и зара­ба­ты­ва­ния денег на под­ря­дах. То есть госу­дар­ствен­ная эко­но­ми­че­ская поли­ти­ка наря­ду с поли­цей­ским над­зо­ром и слеж­кой гонит уйгу­ров с род­ных мест в боль­шой город. Этни­че­ская дис­кри­ми­на­ция и эко­но­ми­че­ское отчуж­де­ние дей­ству­ют вме­сте, уве­ре­на уче­ная. Неза­ви­си­мо от того, насколь­ко эти угро­зы реаль­ны, в созна­нии уйгу­ров проч­но укре­пи­лись отча­я­ние и отчуж­де­ние. Все они гово­ри­ли амал йок – нет дру­го­го выхо­да, нет воз­мож­но­сти рас­по­ря­жать­ся соб­ствен­ной жиз­нью, пере­езд в город – един­ствен­ный путь.

Бесправие в городе

Впро­чем, в горо­де уйгу­ры-мигран­ты ока­за­лись еще без­за­щит­нее, а их сво­бо­да – еще более хруп­кой. В мар­те 2017 года всех недав­но пере­ехав­ших (с 2012 года) заста­ви­ли поки­нуть Урум­чи. Поли­цей­ские и пред­ста­ви­те­ли махал­лин­ских коми­те­тов (шэц­юй) ходят по домам и про­ве­ря­ют реги­стра­цию. Потом к ним при­со­еди­ни­лись сотруд­ни­ки воен­ной поли­ции. Уйгу­ров, кото­рые риск­ну­ли остать­ся в горо­де, отсле­жи­ва­ют и аре­сто­вы­ва­ют. Обос­но­вы­ва­ет­ся это высе­ле­ние тем, что в сель­ской мест­но­сти будет про­ще про­ве­рить, не явля­ют­ся ли они тер­ро­ри­ста­ми или преступниками.

Потом пра­ви­ла еще боль­ше уже­сто­чи­лись. С апре­ля 2017 года уйгу­рам уже нель­зя было жить в сво­их лав­ках. В мае мно­го мага­зи­нов и лавок про­сто снес­ли. В июле на малую роди­ну ста­ли отправ­лять уже всех уйгу­ров, не толь­ко недав­них мигран­тов. В июле уйгу­рам, неза­ви­си­мо от нали­чия реги­стра­ции, запре­ти­ли сни­мать дома на юге Урум­чи. В горо­де поз­во­ли­ли остать­ся толь­ко домо­вла­дель­цам. Тогда об этом никто не дога­ды­вал­ся, но тай­ной целью огра­ни­че­ний по про­пис­ке было имен­но при­ну­ди­тель­ное пере­ме­ще­ние людей на юг СУАР, что­бы в буду­щем выпол­нить кво­ту – не менее 10% насе­ле­ния долж­ны прой­ти «обу­че­ние» в лаге­рях, пишет Тайнен.

Далее иссле­до­ва­тель­ни­ца обра­ти­ла вни­ма­ние на важ­ную осо­бен­ность высе­ле­ний – они затро­ну­ли не в оди­на­ко­вой сте­пе­ни всех уйгу­ров, а преж­де все­го бед­ных и без­ра­бот­ных. Офи­ци­аль­ная пози­ция китай­ских вла­стей – в лаге­ря отправ­ля­ют­ся подо­зре­ва­е­мые в рели­ги­оз­ном экс­тре­миз­ме. Но на самом деле глав­ная про­бле­ма — в эко­но­ми­че­ском кри­зи­се уйгур­ско­го насе­ле­ния и попыт­ках госу­дар­ства решить его путем высе­ле­ния и интер­ни­ро­ва­ния в лагеря.

И про­из­во­ди­лось это высе­ле­ние очень быст­ро (хотя и не дохо­ди­ло до ско­ро­сти ста­лин­ских депор­та­ций). Одна­жды в нача­ле мая Тай­нен при­шла на ули­цу, где сто­я­ли мага­зин­чи­ки ее собе­сед­ни­ков, и уви­де­ла гру­зо­вик с мебе­лью. Туда же наби­лось 10 детей с рюк­зач­ка­ми. На каж­дой лав­ке и доме на ули­це накле­е­ны зна­ки в фор­ме бук­вы Х, запе­ча­тав­шие две­ри. Вла­дель­цы ресто­ран­чи­ка не успе­ли при­брать­ся внут­ри. Даже недав­но постро­ен­ный поли­цей­ский уча­сток был опе­ча­тан. Весь квар­тал, вклю­чая поли­цию, под­ле­жа­ли сно­су. С точ­ки зре­ния капи­та­лиз­ма раз­ру­шать ули­цы с при­быль­ным биз­не­сом вред­но, но в дан­ном слу­чае инте­ре­сы госу­дар­ствен­но­го кон­тро­ля ока­за­лись важ­нее. Снос (под пред­ло­гом застрой­ки новы­ми зда­ни­я­ми), лише­ние про­пис­ки, высе­ле­ние — фор­маль­но под пред­ло­гом упо­ря­до­чи­ва­ния и борь­бы с экс­тре­миз­мом — фак­ти­че­ски высту­па­ет гиб­ким инстру­мен­том коло­ни­а­лиз­ма. Маши­на высе­ле­ния рабо­та­ет по двум «мише­ням»: если наци­о­наль­ность горо­жа­ни­на уйгур и если он сни­ма­ет жилье. Ины­ми сло­ва­ми, по бед­ней­шим, наи­бо­лее уяз­ви­мым жите­лям Урум­чи, пыта­ю­щим­ся най­ти ста­биль­ную работу.

Тай­нен под­чер­ки­ва­ет: режим, осно­ван­ный на этни­че­ской дис­кри­ми­на­ции, оправ­ды­ва­ет и дела­ет нор­маль­ным заклю­че­ние в лаге­рях и тюрь­мах с помо­щью идео­ло­гии наци­о­наль­ной и обще­ствен­ной без­опас­но­сти, пред­став­ляя высе­ле­ние и поме­ще­ние в спе­ц­учре­жде­ния как нечто обы­ден­ное и само­оче­вид­ное. Граж­дане в ито­ге долж­ны быть бла­го­дар­ны пра­ви­тель­ству за борь­бу с тер­ро­риз­мом и за «эко­но­ми­че­ское раз­ви­тие» тер­ри­то­рий. Китай­ский режим, кото­рый уче­ная счи­та­ет коло­ни­аль­ным, одно­вре­мен­но рабо­та­ет в сель­ской мест­но­сти, вынуж­дая уйгу­ров мигри­ро­вать в Урум­чи, и в боль­ших горо­дах – где ими, ото­рван­ны­ми от зем­ли, уже про­ще манипулировать.

Артём КОСМАРСКИЙ, Fergana News