Досым Сатпаев:
25 мая 2021 года президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев подписал поправки в конституционное законодательство о выборах, которыми вводятся прямые выборы сельских акимов, снижается порог для прохождения политических партий в мажилис с 7% до 5%, а в бюллетенях для голосования на выборах всех уровней появится графа «Против всех».
Казалось бы, шаг вполне себе либеральный. На первый взгляд. Но способны ли эти новшества демократизировать выборный процесс? Можно ли назвать их началом реальных реформ? И готовы ли казахстанские власти к расширению и углублению принятых поправок?
Об этом наш разговор с казахстанским политологом Досымом Сатпаевым.
– Досым, как вы оцениваете последние поправки в выборное законодательство?
– Давайте исходить из того, что любой политический процесс, и выборный в том числе, состоит из разных этапов. То, что было нам представлено, это лишь косметические изменения. Нас пытаются убедить в том, что сам выборный процесс демократизировался благодаря выборам акимов низового звена, снижению порога для прохождения партий в мажилис. Но при этом следующий важный этап выборного процесса, который связан с контролем за выборами, его прозрачностью и честностью, по сути, нигде не фигурирует.
Нам предложили только часть пазла, но объявили его полноценной картиной. Мне эти поправки напоминают ситуацию, когда в машине устанавливают освежитель воздуха, а надо бы, причем давно, менять двигатель, ходовую часть, а по большому счету, саму машину.
– Вы часто говорите, что дьявол кроется в деталях. Тогда, может, пройдемся по пунктам? Вот выборы акимов – это разве не позитив?
– В поправках касаемо этой нормы заложены сразу несколько ловушек. Для независимых кандидатов созданы искусственные фильтры, которые смазывают выборы как таковые, сводя их в итоге к декоративным процедурам.
Одна из таких ловушек в том, что гражданин, выдвигающий свою кандидатуру в акимы, должен иметь как минимум год стажа работы на государственной службе. Подобный пункт есть и в законе о выборах президента, и его давно критикуют, потому что им автоматически ограничивается избирательное право тех граждан, которые никогда не были госслужащими. Выходит, с точки зрения государства, ту или иную избираемую должность может занимать только человек, который работал в системе.
– Говорят, что так будет подтверждаться наличие опыта у претендента…
– В том и загвоздка: в нашей системе факт наличия опыта работы на госслужбе отнюдь не гарантирует профессионализм кандидата. Эпидемия коронавируса прошлого года наглядно показала провал в работе практически всех госструктур и чиновников всех уровней, начиная от министров и заканчивая акимами. И та же эпидемия показала, что гражданское общество, волонтеры, руководители НПО оказались более эффективными антикризисными менеджерами, чем чиновники.
Поэтому я думаю, что пункт об обязательном наличии опыта работы в госструктурах у кандидата в акимы является важным фильтром для власти, чтобы с его помощью отсекать еще на первоначальном этапе выборного процесса «темных лошадок» и неудобных кандидатов. К тому же сам факт нахождения человека на госслужбе является определенным «крючком», на который его можно подцепить при необходимости, потому что при определенных условиях и желании можно будет найти какой-никакой компромат и рычаги давления. Что скрывать, участие в работе бюрократического аппарата в Казахстане часто сопряжено с рисками: если чиновник даже не участвовал напрямую в откровенно коррупционных телодвижениях, всегда ему можно «пришить» те или иные нарушения, пусть и незначительные.
Это мы, кстати, хорошо видим, когда любому, кто когда-то занимал ту или иную государственную должность, а затем уходил в оппозицию либо начинал заниматься активной гражданской деятельностью, власть моментально вспоминала прежние грехи и находила на него компромат, хотя пока он работал внутри системы, об этом никто не говорил.
Еще один важный фильтр связан с тем, что кандидаты в акимы могут выдвигаться по партийным спискам. И все понимают, что в существующей системе приоритет будет отдаваться членам партии Nur Otan и другим, что входят в парламент, так как они являются провластными и частью системы, которая эти поправки реализует.
Опять же можно говорить о нарушении избирательных прав, потому что появляется барьер для беспартийных. Получается, если человек беспартийный, у него нет стажа на госслужбе, но он хороший бизнесмен или руководитель НПО, талантливый управленец с точки зрения реализации различных проектов, то он все равно отсекается от права быть избранным в акимы.
Кроме того, в поправках есть еще один момент – при определенных условиях кандидата в акимы может предлагать вышестоящий аким. Это абсурд. Аким, который не был избран, участвуя в процессе выборов акима, будет выдвигать людей, которые соответствуют его представлению о том, кто должен быть избран. А тогда какой смысл городить этот выборный огород?
Здесь мы подходим к другому очень важному моменту – бюджетной децентрализации. Хорошо, акима района выбрали, и даже попался человек вполне работоспособный. Но как он будет выстраивать отношения с вышестоящей ветвью исполнительной власти, в частности, с областным акимом? Областной аким в любом случае будет доминировать путем если не прямого, то косвенного вмешательства в действия выбранного акима.
В таких условиях какой бюджет будет иметь аким района? Скорее всего, формируемый по остаточному принципу. И за кем будет последнее слово при реализации тех или иных – пусть локальных и небольших – бюджетных проектов? За выбранным акимом? За местным сообществом? За вышестоящим акимом? Тут много непонятного.
– В новейшей истории Казахстана уже были попытки ввести выборность акимов. Первый эксперимент на уровне поселка был в 1999 году, затем в 2005 году – на уровне сельских районов. Сейчас президент Токаев говорит, что «если новая система покажет свою эффективность, то мы будем избирать акимов более высокого уровня». То есть мы экспериментировали 20 лет назад и опять экспериментируем сегодня. Нам власть когда-нибудь расскажет об итогах прошлых экспериментов? И будут ли у нас выборы акимов городов и областей?
– Рассказы про эксперименты напоминают мне одну из историй о похождениях Ходжи Насреддина. Помните: либо осел сдохнет, либо падишах умрет. То есть можно говорить все, что угодно, но не факт, что это когда-нибудь будет реализовано. Общество уже забыло, что у нас когда-то были выборы акимов низового звена, и сейчас власть подает это как некий апгрейд.
При этом я хочу напомнить, что дебаты о выборности акимов более высокого уровня идут давно, и если бы было желание ввести это новшество, то за тридцать лет независимости была бы сформирована для этого и законодательная, и политическая база. Однако все упирается в политическую монополию, которую центр не хочет терять.
Любой выборный процесс, особенно на уровне областей и городов республиканского значения, моментально вызывает тревогу потерять контроль. Ведь могут появиться сильные политики, которые получат мандат доверия не сверху, не за деньги, а снизу, от избирателей. Но сегодняшняя власть не хочет, чтобы у нее появилась конкуренция со стороны независимого мандата доверия.
Поэтому все эти разговоры, что после выборов акимов районов у нас будут выборы акимов более высокого ранга, – просто слова, обещания, призванные снизить социальную напряженность. Это как в Советском Союзе: обещание светлого будущего без обещаний, что по пути к нему будут кормить.
Чтобы выборы акимов городов и областей стали реальностью, нужны политическая воля и кардинальное изменение политической системы. Готова ли власть на это пойти? Не уверен.
– Многие наши граждане ждали появления в избирательном бюллетене графы «Против всех». Нас услышали. Кажется, демократизация – налицо. Но нет ли и тут подводных камней?
– А у меня возникает сразу резонный вопрос: почему эта инициатива, равно как и снижение проходного барьера для партий с 7% до 5%, была реализована после выборов в мажилис и маслихаты, прошедшие 10 января текущего года? У господина Токаева было достаточно времени, чтобы озвучить ее в 2019–2020 годах. Но это произошло после выборов.
– И почему, на ваш взгляд?
– Мне представляется, что обе эти поправки носят политтехнологический характер, чтобы снизить социальную напряженность, показать: вы просили – мы сделали. При этом нас заставляют ждать очередных парламентских выборов, а за это время всякое может произойти.
К тому же закрадывается мысль о том, что, возможно, в эти поправки заложена долгосрочная политическая цель, которую преследует Токаев. Вдруг он думает, что когда будут проводиться следующие парламентские выборы, а он еще будет президентом, то эти поправки помогут разрушить монополию партии Nur Otan.
– Как?
– Через создание и выдвижение своих политических партий и использования графы «Против всех» непосредственно против Nur Otan, если эта партия после ухода Нурсултана Назарбаева с политической арены вдруг захочет играть самостоятельную роль. То есть эти две поправки, возможно, своеобразный задел на будущее, инструменты Токаева, чтобы сформировать свое политическое поле. Но это, повторюсь, мое чисто гипотетическое предположение.
А если говорить о текущем моменте, то появление графы «Против всех» не решает никаких проблем. Я согласен с мнением моих коллег, которые заявили, что в законе нужно четко прописывать количество голосов, при котором выборы должны признаваться несостоявшимися.
У нас же выборы считаются состоявшимися при любом количестве явившихся избирателей. И графа «Против всех» в этой ситуации не играет роли. Эту поправку необходимо технически прорабатывать. Но дискуссии о количестве избирателей, при которых выборы объявляются несостоявшимися, не было.
И еще. Графа «Против всех» – это одна из форм протестного голосования, но она эффективно работает, когда есть дополнительные механизмы контроля за выборным процессом. Я говорю о демократизации избирательных комиссий. В Казахстане комиссии всех уровней в совокупности, включая ЦИК, – болевая точка избирательного процесса, «черный ящик», который плохо контролируется, и его изменения не затронули.
В связи с контролем за выборами я бы хотел коснуться еще одного момента – в Казахстане введен запрет на проведение независимых социологических исследований, связанных с выборным процессом, это наглядно было видно во время последних парламентских выборов.
Президентские выборы 2019 года, когда эти исследования еще не находились под тотальным запретом, напугали власть: когда к процессу наблюдения подключаются действительно независимые силы – сценарий, написанный властью, начинает рушиться, возникает много разных политических эксцессов, альтернативных цифр, снижается легитимность выборов, что власти невыгодно.
И запрет этот в рамках реформирования законодательства никоим образом не отменили, а это, по сути, дополнительный «красный флажок» на пути к оценке легитимности выборов. Плюс к этому у нас действует запрет на проведение экзит-полов, и это еще один показатель того, что власть никаких серьезных изменений вносить не хочет.
– Снижение порога для партий для прохождения в мажилис с 7% до 5%, будь оно реализовано на прошедших выборах, позволило бы пройти в парламент партии «Ауыл», она набрала 5,29% голосов. Четыре партии в законодательном органе – это лучше, чем три?
– Этот порог можно снизить и до 1%, но когда сам процесс регистрации политических партий жестко регулируется, а власть продолжает создавать аффилированные партийные структуры, то этот порог не играет роли.
Главная проблема заключается в институционализации независимых от власти политических структур. Даже последние изменения в закон «О политических партиях», которыми снизили порог потенциальной численности партий для ее регистрации с 40 000 до 20 000 человек, – это что мертвому припарка.
Эти изменения не оживили партийное поле Казахстана, что наглядно показали прошедшие парламентские выборы: в них участвовали те же партии, что и ранее, монополию сохранила Nur Otan. Мы, по сути, наблюдали «день сурка».
– Выходит, все новые поправки в законодательство – пшик?
– Повторюсь: выборный процесс состоит из нескольких этапов, и если вы делаете один этап полудемократическим, а другой оставляете антидемократическим, то эта схема работать не будет. Что мы и наблюдаем: сказали «а», но не сказали «б», провели некие косметические изменения, но при этом не внесли системных изменений.
Эти поправки не убедят трезвомыслящих людей в том, что в стране идут демократические преобразования. Они не убедят и мировое сообщество: февральская жесткая резолюция Европарламента по Казахстану четко указала, что в ЕС не верят в проведение в Казахстане реальных демократических реформ. Это «двойка», которую поставили работе Национального совета общественного доверия, той группе, которая занималась политическими изменениями.
Еще раз подчеркну: лично я, если говорить о политическом процессе, не увидел ни одного серьезного шага в сторону политических реформ, зато увидел большое количество политических технологий: попытку подать в новой упаковке под названием «политические реформы» старую заплесневелую пищу, убеждая всех, что она свежая, вкусная и полезная.
И заявления властей в духе «давайте начнем с этого, а в будущем перейдем на более высокий уровень» вызывают только разочарование хотя бы потому, что то же самое говорилось и в 2019 году. Вспомните: обещались кардинальные изменения в закон о проведении мирных митингов, супердемократические изменения в закон о политических партиях. А в итоге гора родила мышь.
После обещаний 2019 года и изменений в 2020–2021 годах многие в Казахстане очень скептически относятся к любым обещаниям по поводу будущих политических реформ. Власть еще больше подорвала доверие к себе, и это серьезная для нее проблема.
– Спасибо за подробный разговор!
Владимир РАДИОНОВ
Kz.media
Источник: https://datnews.info/