После подписания в Астане Договора о Евразийском экономическом союзе Россия, Казахстан и Беларусь образуют единый хозяйственный механизм, сильно напоминающий времена СССР. Если к нему присоединилась бы Украина, вообще можно было бы говорить о реинкарнации Советского Союза, но только под другими идеологическими лозунгами и на иной экономической основе.
Сейчас в Казахстане обострилась дискуссия на тему: нужно ли было республике подписывать этот договор, почему Нурсултан Назарбаев принял решение продолжить экономическую интеграцию с Россией, несмотря на обострение отношений последней с Западом по поводу Украины и что даст нашему государству членство в ЕАЭС — поможет ли оно решить многочисленные социально-экономические проблемы или, наоборот, обострит их.
На наш взгляд, дискуссия полезная, поскольку она будоражит общество, но малоэффективная. Не потому, что казахстанцев, протестующих против вступления Казахстана в ЕАЭС, совсем немного и их голос плохо различим в девятом вале государственной пропаганды, — просто другого выбора у республики и ее первого лица не было.
Объясним это на примере Украины. Вновь избранный президент этой страны, миллиардер, финансировавший Майдан и обещавший в ходе выборов повести сограждан в Европу как можно быстрее и короче, попросил Евросоюз отложить подписание экономической части договора об ассоциации.
Свою нелогичную просьбу Петр Порошенко объяснил так — подписание такого договора спровоцирует закрытие российской таможенной границы для украинских товаров, что в нынешних условиях сыграет роль соломинки, сломавшей спину верблюду.
Казахстан находится немного в лучшем положении, поскольку у нас есть углеводороды и другое сырье, которые пользуются спросом в мире и цены на которые, слава богу и американским госпрограммам поддержки экономики, держатся на достаточно высоком уровне. Но зато вся остальная экономика загибается.
В этих условиях у Нурсултана Назарбаева просто нет выбора — хотя Акорда прилагает титанические усилия по заманиванию в страну иностранных инвесторов и инвестиций, они к нам не слишком рвутся.
Плюс даже если они решатся, то пару лет понадобится на то, чтобы они пришли, разобрались в наших реалиях и начали инвестировать. Еще 3—5 лет уйдет на строительство, комплектование и запуск. В итоге реального эффекта в виде наполнения внутреннего рынка, роста производства и увеличения налоговых платежей можно ждать не ранее чем через 5—7 лет.
Между тем ситуация в экономике стала совсем шаткой. Нужны какие-то драйверы, а их нет. Внешние заимствования возможны, но в единичном порядке плюс по высокой цене. Внутренний платежеспособный спрос будет расти, но его прироста явно недостаточно для стимулирования бурного развития экономики, хотя бы потому, что средняя покупательная способность казахстанцев весьма низкая и повысить ее невозможно без увеличения производительности и эффективности труда, а для этого нужны иностранные инвестиции и технологии.
Акорда пыталась подтолкнуть экономику за счет госинвестиций, но опыт показал, что они, во-первых, разворовываются, во-вторых, неэффективно используются, в‑третьих, их практически невозможно осуществлять в несырьевых отраслях, потому что деньги «рассыпаются» между множеством секторов, а затем опять разворовываются или теряются.
Все попытки государства за счет административного контроля и репрессий против вороватых чиновников решать эти проблемы пока бесполезны, потому что нужно менять политическую систему, а это то, чего больше всего боится елбасы.
В этом году Нурсултан Назарбаев наконец-то решился выделить деньги из Нацфонда РК на господдержку экономики. Однако поскольку механизм их доведения до реальной экономики остался прежним, то эффективность новых программ поддержки казахстанского бизнеса ничуть не выше, чем госинвестиций.
Так что у елбасы был небольшой выбор — он мог выбирать только из двух геополитических соседей. Была выбрана Россия, в первую очередь по причине крайней заинтересованности Кремля в расширении зоны своего влияния.
Очевидно, что участие Казахстана в Евразийском экономическом союзе не решит ключевых экономических проблем — разве что их скорректирует и трансформирует. Единственным плюсом при множестве минусов является только то, что по качеству и эффективности все три объединяющиеся экономики находятся на одном уровне, плюс — минус, и это дает Казахстану шансы, правда, минимальные, даже при условии сверхнапряженной активности отечественной бюрократии и бизнеса. Потому что у той же Украины, пытающейся войти в Евросоюз, положение куда хуже.
Об этом свидетельствует практика присоединения к ЕС, например, прибалтийских республик, когда их национальные экономики буквально растворились в едином хозяйственном механизме, поскольку местные товаропроизводители оказались неконкурентоспособными по всем параметрам. Это привело к тому, что предприятия массово закрывались, бизнес с трудом выживал, находя мизерные ниши, безработица, как обычная, так и структурная, росла, а уровень жизни падал. Да, в итоге что-то получилось, но лишь потому, что население было готово терпеть ради независимости страны.
Поэтому мы считаем, что Казахстан, подписав договор о создании ЕАЭС, открыл новую страницу в своей истории, но не факт, что одновременно не был открыт и ящик Пандоры. Хотя бы потому, что в рамках общего экономического пространства наша национальная экономика, за исключением сырьевой и отдельных уникальных секторов, менее конкурентоспособна, чем российская и белорусская.
Плюс стоит помнить стандартную практику нашего постсоветского пространства — у нас прав тот, у кого больше прав, и если елбасы правее любого казахстанца, то Путин будет более прав, чем Назарбаев.