Дододжон Атовуллоев, движение “Ватандор”.

Интер­вью с Додо­джо­ном Ато­вул­ло­е­вым, пред­се­да­те­лем обще­ствен­но-поли­ти­че­ско­го дви­же­ния “Ватан­дор”. Интер­вью ведет Акрам Мур­та­за­ев, жур­на­лист, лау­ре­ат пре­мии “Золо­тое перо России”.

Акрам Мур­та­за­ев. Додо, мне сего­дня хоте­лось бы пого­во­рить об одном собы­тии, кото­рое при­влек­ло боль­шое вни­ма­ние в Рос­сии. Я имею в виду не убий­ства рядо­вых таджи­ков, кото­рых здесь уби­ва­ют каж­дый день, — а хочу пого­во­рить об убий­стве одно­го род­ствен­ни­ка ваше­го пре­зи­ден­та, кото­рое вызва­ло огром­ный резо­нанс. Кто этот род­ствен­ник, за что его уби­ли, кто его убил — твою вер­сию я хотел бы послушать.

Додо­джон Ато­вул­ло­ев. Да. К боль­шо­му сожа­ле­нию, про­изо­шла страш­ная тра­ге­дия: на днях был убит муж стар­шей сест­ры пре­зи­ден­та Рах­мо­но­ва. Он рабо­тал пред­се­да­те­лем Коми­те­та лес­но­го хозяй­ства Таджи­ки­ста­на. Любая смерть — это страш­ная тра­ге­дия. Но к боль­шо­му сожа­ле­нию, наси­лие порож­да­ет насилие.

Когда Рах­мо­нов и его семья, Рах­мо­нов и его близ­кие, его окру­же­ние, когда Рах­мо­нов и его сило­ви­ки бес­це­ре­мон­но, наг­ло, почти каж­дую неде­лю — а ино­гда каж­дый день — уби­ва­ют невин­ных людей, изде­ва­ют­ся над ними, — все это порож­да­ет такие акты наси­лия. Это месть.

Может быть, месть тех, кто сидит в тюрь­мах — таджик­ских зин­да­нах, или месть людей, кото­рые были в про­шлом году уби­ты в горах… Это может быть месть не толь­ко одно­го чело­ве­ка или одной семьи. Были слу­чаи, когда уни­что­жал­ся целый род — людей семья­ми сажа­ли в тюрь­му или убили.

А.М. То есть ты исклю­ча­ешь, что это убий­ство носит поли­ти­че­ский харак­тер, — ско­рее все­го, это месть?

Д.А. Это месть и пре­ду­пре­жде­ние Рах­мо­ну. Повто­рю — к боль­шо­му сожа­ле­нию, в стране, где нет суда и нет спра­вед­ли­во­сти, наси­лие порож­да­ет наси­лие, а без­за­ко­ние порож­да­ет без­за­ко­ние. В одном интер­вью я уже гово­рил: когда людям нель­зя идти на митинг или на пло­щадь, — они идут в пар­ти­за­ны. Если посмот­реть исто­рию Таджи­ки­ста­на за послед­ние годы, с тех пор как Рах­мо­нов при­шел к вла­сти, — каж­дый год что-то про­ис­хо­дит, каж­дый день кого-то уби­ва­ют. Граж­дан­ская вой­на в Таджи­ки­стане, к боль­шо­му сожа­ле­нию, до сих пор не закон­чи­лась. Вой­на Рах­мо­но­ва с соб­ствен­ным наро­дом до сих пор продолжается.

А.М. Здесь я дол­жен тебе воз­ра­зить. Граж­дан­ская вой­на — если мы гово­рим о граж­дан­ской войне — не может про­дол­жать­ся два­дцать лет. Если ты пом­нишь, в 1993 году ты впер­вые при­был в Моск­ву, при­шел к нам в редак­цию, — и тогда появи­лось пер­вое интер­вью с тобой, в кото­ром ты гово­рил: при помо­щи рос­сий­ской бро­не­тех­ни­ки и само­ле­тов Узбе­ки­ста­на, кото­рые бази­ру­ют­ся в Тер­ме­зе, Рах­мо­нов при­шел к вла­сти, и эта власть про­дер­жит­ся недол­го. Это был твой про­гноз. Про­шло 20 лет, была граж­дан­ская вой­на, кото­рая закон­чи­лась пере­ми­ри­ем. А пере­ми­рие закон­чи­лось тем, что всех пар­ти­зан, кото­рые сра­жа­лись с Рах­мо­ном, — всех под­ку­пи­ли, а потом уни­что­жи­ли. То есть прак­ти­че­ски была обез­глав­ле­на вся вер­хуш­ка таджик­ской оппо­зи­ции. С кем идет пар­ти­зан­ская вой­на? Кто сего­дня протестует?

Д.А. Во-пер­вых, мне очень при­ят­но, что ты вспом­нил об этом интер­вью, кото­рое назы­ва­лось “Неиз­вест­ная вой­на на Пами­ре”. Оно зани­ма­ло почти целую поло­су в “Новой газе­те”, уже тогда очень попу­ляр­ной. Потом это интер­вью пере­пе­ча­та­ли десят­ки, если не сот­ни миро­вых изда­ний, — и ты пом­нишь, там была оцен­ка Миха­и­ла Сер­ге­е­ви­ча Гор­ба­че­ва, экс-пре­зи­ден­та СССР, кото­рый ска­зал, что толь­ко из это­го интер­вью узнал, что про­ис­хо­дит в Таджикистане.

А.М. Да, “я, нако­нец, понял, что про­ис­хо­дит в Таджикистане”.

Д.А. А потом — и мне это было очень при­ят­но — ты и дру­гие сотруд­ни­ки “Новой газе­ты” орга­ни­зо­ва­ли экс­клю­зив­ное интер­вью с Миха­и­лом Сер­ге­е­ви­чем Гор­ба­че­вым,( спе­ци­аль­но для газе­ты ” Чаро­ги руз “- прим. редак­ции) и он сно­ва это повто­рил. И уже пошла вто­рая вол­на цити­ро­ва­ния. Когда гово­рит такой чело­век, как Гор­ба­чев, — есте­ствен­но, его сло­ва пуб­ли­ку­ют раз­ные агент­ства, цити­ру­ют экс­пер­ты, поли­ти­ки, политологи…

А насчет того, что мой про­гноз оши­боч­ный, — я соглашусь.
Когда Рах­мо­нов при­шел к вла­сти — чест­ное сло­во, я думал, что он удер­жит­ся у вла­сти мак­си­мум пол­го­да: чело­век, кото­рый нико­гда не был у вла­сти, а был про­дав­цом, заправ­щи­ком, заве­ду­ю­щим буфе­том, дирек­то­ром сов­хо­за, — и вдруг пре­зи­дент стра­ны. Я был уве­рен, что он про­дер­жит­ся пол­го­да, не боль­ше. И даже, если пом­нишь, я тогда пообе­щал, что пока Рах­мо­но­ва не свер­нем, — я пить не буду. И два­дцать лет я не пью спирт­ное. Два­дцать лет Рах­мо­нов пра­вит страной.

Но если гово­рить серьез­но, — про­бле­ма не в этом. За 20 лет Таджи­ки­стан пре­вра­тил­ся в такой малень­кий кусок Ада… Люди бегут отту­да. Бегут жен­щи­ны, дети, сту­ден­ты, уче­ные. Я думаю, что если еще два-три года будет пра­вить Рах­мо­нов, то там оста­нет­ся толь­ко он сам и его семья, и еще ста­ри­ки и дети. Ты можешь себе пред­ста­вить, что сей­час в неко­то­рых селах, кишла­ках, если кто-то уми­ра­ет, то гроб несут жен­щи­ны? Это страш­ная тра­ге­дия. Все уез­жа­ют. Это тре­тий, самый мас­со­вый исход за 20 лет прав­ле­ния Рах­мо­на, самый страш­ный исход, пото­му что ухо­дят послед­ние интел­ли­ген­ты, послед­ние нор­маль­ные люди — те, у кого есть моз­ги. Они не видят буду­ще­го в Таджи­ки­стане не толь­ко для себя, но и для сво­их детей, для сво­их семей.

Когда идешь по ули­цам Моск­вы, то на каж­дом шагу встре­ча­ешь таджи­ков — ребят с груст­ны­ми гла­за­ми, кото­рые стро­ят, уби­ра­ют ули­цы… Мно­го очень достой­ных людей: учи­те­ля, инже­не­ры, вра­чи, бух­гал­те­ры… Это страш­но — что таких людей не оста­ет­ся в стране.

Когда я гово­рю, что 20 лет идет вой­на… Поверь, за эти два­дцать лет каж­дый год — какая-то спе­цо­пе­ра­ция. То про­тив боро­да­тых, то про­тив каких-то экс­тре­ми­стов, то про­тив каких-то тер­ро­ри­сти­че­ских групп. Как буд­то это стра­на хуже Афга­ни­ста­на. Но у Рах­мо­на огра­ни­чен­ная фан­та­зия. Любо­го чело­ве­ка, высту­па­ю­ще­го про­тив режи­ма, он назы­ва­ет или исла­ми­стом, или тер­ро­ри­стом, или экс­тре­ми­стом. Дру­гих обви­не­ний у него нет.

А.М. Но это самые попу­ляр­ные обви­не­ния, они наи­бо­лее емкие. В этом цен­траль­но­ази­ат­ские рес­пуб­ли­ки ничем не отли­ча­ют­ся друг от дру­га. Но меня инте­ре­су­ет дру­гое. Дело в том, что Таджи­ки­стан име­ет — вер­нее, имел, — не толь­ко печаль­ный, но и бое­вой опыт про­ти­во­сто­я­ния. Там была реаль­ная граж­дан­ская вой­на, там нахо­дят­ся гор­ные рай­о­ны, кото­рые мало­при­ступ­ны для бро­не­тан­ко­вых войск… Поче­му опыт сопро­тив­ле­ния, кото­рый был накоп­лен, — поче­му он не сыг­рал? И вто­рое. Поче­му то обще­ствен­но-поли­ти­че­ское дви­же­ние, кото­рое, в кон­це кон­цов, при­зва­но защи­щать народ и осво­бож­дать его, — мы назы­ва­ем его “Ватан­дор”, — поче­му “Ватан­дор” был создан мно­го лет спу­стя, когда силы наро­да истек­ли? Поче­му “Ватан­дор” не был создан зара­нее и поче­му “Ватан­дор” не исполь­зу­ет опыт сопро­тив­ле­ния? Это вопро­сы, кото­рые тре­бу­ют ответа.

Д.А. Я часто обща­юсь с раз­ны­ми людь­ми, кото­рые зна­ют Таджи­ки­стан, в том чис­ле с поли­ти­ка­ми. И они гово­рят: мы удив­ле­ны. Мы не верим, что таджик­ский народ тер­пит тако­го пре­зи­ден­та и такую власть. Да, ты прав: мы на одну граж­дан­скую вой­ну стар­ше дру­гих рес­пуб­лик Цен­траль­ной Азии. И я часто думаю: отку­да столь­ко тер­пе­ния, чего мы еще ждем, поче­му мы это все тер­пим? Жизнь — чер­нее чер­но­го, но народ тер­пит… И пер­вая при­чи­на, я думаю, в абсо­лют­ной жесто­ко­сти Рах­мо­на и его режи­ма. А вто­рое — я про­чел одна­жды у одно­го фило­со­фа, что для уни­что­же­ния нации не обя­за­тель­но уби­вать всех. Нуж­но убить толь­ко тех, кто мыс­лит. И тогда все ста­но­вят­ся рав­ны­ми и послуш­ны­ми. Так в Таджи­ки­стане и происходит.

И конеч­но, Рах­мо­нов ока­зал­ся хит­рее дру­гих поли­ти­ков. Были мини­стры, пре­мьер-мини­стры, — люди, кото­рые всю жизнь были у вла­сти, — но он всех пере­иг­рал. Это не отто­го, что он умный, — а пото­му что хит­рый. А хит­рость — удел сла­бых. У него чело­век в хоро­шем костю­ме вызы­ва­ет страх, у него ком­плекс непол­но­цен­но­сти. Если биз­нес­мен рабо­та­ет, его биз­нес раз­ви­ва­ет­ся, — то этот биз­нес сра­зу закры­ва­ют или отби­ра­ют. Если на поли­ти­че­ском Олим­пе появ­ля­ет­ся чело­век, кото­рый ста­но­вит­ся попу­ляр­ным, то есть три вари­ан­та: или его убьют, или заста­вят уехать из стра­ны, или его ждет таджик­ский зиндан.

Не скрою — когда нача­лась граж­дан­ская вой­на, я был на сто­роне Объ­еди­нен­ной Таджик­ской Оппо­зи­ции. В то вре­мя нель­зя было быть посто­рон­ним, надо было встать на одну из сто­рон. Я счи­тал, что таджик­ская оппо­зи­ция тоже повин­на в граж­дан­ской войне, и лиде­ры таджик­ской оппо­зи­ции так же долж­ны нести ответ­ствен­ность за эту вой­ну… И я все­гда счи­тал, что они что-то поня­ли, изме­ни­лись — или изме­нят­ся. Но это­го не произошло.

И таджик­ская вой­на, и таджик­ский мир пре­вра­ти­лись в обыч­ный фарс, в обыч­ный торг, в обыч­ную спе­ку­ля­цию. Это обыч­ная борь­ба за кресло.

А.М. То есть мы можем ска­зать, что таджик­ская оппо­зи­ция, при­няв усло­вия пере­ми­рия, попро­сту гово­ря, про­да­лась власти?

Д.А. Конеч­но, ты прав. Ты зна­ешь, что я участ­во­вал во всех переговорах…

А.М. Да, я знаю…

Д.А. Во всех абсо­лют­но. И я знаю о мно­гих заку­лис­ных, под­ко­вер­ных интри­гах, кото­рые тогда велись. Какие сло­ва гово­ри­ли жур­на­ли­стам, в зале, на пуб­ли­ку — и какая борь­ба, насто­я­щая вой­на шла на самом деле. Рах­мон нико­гда не хотел при­ми­рить­ся с оппозицией…

А.М. Он ее боялся.

Д.А. Да. У него был лозунг: кто про­тив меня, дол­жен быть уни­что­жен. Но они его заста­ви­ли — Москва, Таш­кент и Теге­ран. Как ни стран­но, это они заста­ви­ли Рах­мо­но­ва сесть за стол пере­го­во­ров, и так в Москве были под­пи­са­ны согла­ше­ния… Я могу рас­ска­зать малень­кий эпи­зод: в “Пре­зи­дент-оте­ле” где-то до пяти утра шли спо­ры. Оппо­зи­ция гово­ри­ла, что мы не будем под­пи­сы­вать это согла­ше­ние, пото­му что зара­нее понят­но, что эти­ми согла­ше­ни­я­ми ниче­го не добьем­ся. Тогда мини­стром ино­стран­ных дел Рос­сии был Евге­ний При­ма­ков, и пере­го­во­ры шли меж­ду рос­сий­ской сто­ро­ной и таджик­ской оппо­зи­ци­ей, а Рах­мон, как маль­чиш­ка, сидел и смот­рел. А потом один из лиде­ров таджик­ской оппо­зи­ции посмот­рел и ска­зал: мы же ведем пере­го­во­ры с Рах­мо­но­вым, а не с Рос­си­ей. Рах­мон покрас­нел — и ни сло­ва не ска­зал. И тогда его заста­ви­ли под­пи­сать это соглашение.

Тогда сов­па­ло несколь­ко вещей. Начал­ся роман меж­ду Теге­ра­ном и Моск­вой, пото­му что рыча­ги оппо­зи­ции были в руках Теге­ра­на. Ахмад Шах Масуд, леген­дар­ный афган­ский пол­ко­во­дец, тоже тогда зави­сел от Рос­сии, он очень нуж­дал­ся в рос­сий­ской под­держ­ке и был на сто­роне Москвы.

А.М. Да, я пом­ню, он полу­чал снаб­же­ние из Москвы.

Д.А. Да. И в том, что было под­пи­са­но согла­ше­ние, нель­зя сни­жать роль Таш­кен­та. Я пом­ню, как пре­зи­дент Узбе­ки­ста­на Ислам Кари­мов при­гла­сил лиде­ров Оппо­зи­ции в Таш­кент, потом он лич­но позво­нил Бори­су Нико­ла­е­ви­чу Ель­ци­ну, Назар­ба­е­ву, Ака­е­ву, Турк­мен­ба­ши и объ­яс­нил всем, что нуж­но при­ни­мать лиде­ров Оппо­зи­ции. Оцен­ка Кари­мо­вым ситу­а­ции и его под­держ­ка сыг­ра­ли реша­ю­щую роль. Очень немод­но об этом сего­дня гово­рить, но перед Алла­хом, Все­выш­ним надо быть чест­ным и ука­зать на роль Ташкента.

Я тоже был в Таш­кен­те, и когда мы воз­вра­ща­лись в Моск­ву, в само­ле­те жур­на­лист Арка­дий Дуб­нов брал интер­вью у Ход­жи Акба­ра Тура­джон­зо­да, извест­но­го таджик­ско­го поли­ти­ка, одно­го из лиде­ров Объ­еди­нен­ной Таджик­ской Оппозиции.

А.М. Имен­но его боль­ше все­го Москва боялась…

Д.А. И когда Тура­джон­зо­да рас­ска­зал Дуб­но­ву, о чем ему гово­рил пре­зи­дент Кари­мов, Арка­дий был в шоке. Он спро­сил: мож­но обо всем этом напи­сать? И Тура­джон­зо­да — при­рож­ден­ный дипло­мат, — отве­тил: “Зна­ешь, когда мы уже про­ща­лись, я обра­тил­ся к пре­зи­ден­ту и спро­сил: “Ислам Абду­га­ни­е­вич, мож­но все то, о чем вы нам здесь, в Таш­кен­те, гово­ри­ли, я буду рас­ска­зы­вать прес­се?”. На что Кари­мов отве­тил: Да, все, что вы слы­ша­ли — об этом мож­но говорить”.

27 июня будет 15 лет, как были под­пи­са­ны Согла­ше­ния меж­ду пра­ви­тель­ством Таджи­ки­ста­на и Оппо­зи­ци­ей. К боль­шо­му сожа­ле­нию, Оппо­зи­ция лег­ко попа­ла в мыше­лов­ку Рах­мо­но­ва. Мно­гих из них уже нет в живых, они были наг­ло уби­ты. Одних уби­ли про­сто, авто­мат­ной оче­ре­дью, дру­гих — спе­ци­аль­ны­ми сред­ства­ми, после кото­рых чело­век попа­да­ет в боль­ни­цу и умирает…

А.М. Тре­тьих купили…

Д.А. Да, тре­тьих купи­ли. За малень­кий завод, за фаб­ри­ку, за какую-то долж­ность… А мно­гие сидят в тюрь­мах. Я не могу сего­дня не вспом­нить о моем дру­ге, пред­се­да­те­ле Демо­кра­ти­че­ской пар­тии Таджи­ки­ста­на Мах­мад­ру­зи Искан­да­ро­ве. Искан­да­ров при­е­хал в Моск­ву, наде­ял­ся, что най­дет здесь под­держ­ку. Но стран­ным обра­зом какие-то под­ле­цы — у меня нет дру­го­го сло­ва — как в каких-то джун­глях, задер­жа­ли, наде­ли на него мас­ку, наруч­ни­ки — и на само­ле­те, спец­рей­сом, вывез­ли в Душан­бе и отда­ли Рахмону.

А.М. Я не поли­тик, а жур­на­лист, но пом­нишь — когда ты мне ска­зал, что идешь по одно­му слав­но­му рус­ско­му город­ку с этим това­ри­щем, я тебе что ска­зал? Я ска­зал: сроч­но прячь его и беги. Так было?

Д.А. Да. К сожа­ле­нию, да.

А.М. Да. Сра­зу вокруг мое­го дома обра­зо­ва­лась груп­па наблю­да­ю­щих, теле­фон поста­ви­ли на про­слуш­ку, а через день Искан­да­ро­ва уже обна­ру­жи­ли — где? Не в Москве. Его обна­ру­жи­ли в Душан­бе. Кор­ре­спон­ден­ты про­ве­ри­ли все аэро­пор­ты, отку­да его мож­но было вывез­ти, — и ока­за­лось, что легаль­но он не поки­дал Рос­сий­скую Феде­ра­цию. А за день до это­го Рах­мон при­е­хал в Крым к Пути­ну и вымо­лил у него голо­ву Искан­да­ро­ва. Так было?

Д.А. Ты зна­ешь, мне очень боль­но об этом говорить.

А.М. Но так было? Ты же знаешь?

Д.А. Я думаю, это такая чер­ная стра­ни­ца в исто­рии Рос­сии. Пото­му что это не рядо­вой чело­век — быв­ший министр, ува­жа­е­мый чело­век, пред­се­да­тель Демо­кра­ти­че­ской пар­тии Таджи­ки­ста­на. И я чув­ствую себя вино­ва­тым, пото­му что это я уго­во­рил Искан­да­ро­ва при­е­хать в Москву.

А.М. Я тебе напом­ню, что сле­ду­ю­щим в каме­ру попал ты.

Д.А. Да.

А.М. Поэто­му я не вижу здесь тво­ей вины — ты жил теми пред­став­ле­ни­я­ми, кото­рые были, теми обе­ща­ни­я­ми, кото­рые тебе дава­ли. И что сто­и­ло вытас­ки­вать тебя из тюрь­мы, ты тоже помнишь.

Д.А. Если мы гово­рим о Рос­сии — я думаю, что до сих пор нет внят­ной — мы не гово­рим, пло­хой или хоро­шей, — но нет чет­кой, внят­ной поли­ти­ки по отно­ше­нию к Таджи­ки­ста­ну. И я все боль­ше убеж­да­юсь, что в Москве есть груп­па лоб­би­стов Рах­мо­но­ва, кото­рые за очень боль­шие день­ги вез­де пишут справ­ки, ана­ли­ти­че­ские запис­ки, на всех встре­чах начи­на­ют дока­зы­вать выс­ше­му руко­вод­ству Рос­сии, что да, Рах­мон пло­хой, но если Рах­мон ухо­дит, то мы не зна­ем, кто при­дет: про­и­ран­ский лидер, или про­аме­ри­кан­ский, или про­уз­бек­ский. Они так пуга­ют рос­сий­ское руководство.

Я сего­дня при­шел к тако­му выво­ду, что граж­дане Таджи­ки­ста­на — не име­ет зна­че­ния, таджи­ки, рус­ские, узбе­ки, евреи, — граж­дане долж­ны взять свою судь­бу в свои руки. Есть такая груп­па поли­ти­ков, я их не люб­лю, их назы­ва­ют “пар­тия кол­ба­сы”: они сидят в теп­лых местах, у них есть что кушать, и они ни о чем не дума­ют… Вот они сидят и ждут, что­бы какая-нибудь стра­на ввез­ла их на белом коне, поса­ди­ла на трон и ска­за­ла: “Вот, мно­го­ува­жа­е­мый, вам Таджи­ки­стан, вот вам трон, все для вас…” Поче­му у таджи­ков такое мне­ние? Пото­му что исто­рия с Рах­мо­ном навсе­гда запе­чат­ле­лась в их памя­ти. Кто при­вел к вла­сти Рах­мо­на? Об этом весь мир знает!

А.М. 201‑я дивизия.

Д.А. Рос­сий­ская 201‑я диви­зия на шты­ках при­ве­ла к вла­сти неиз­вест­но­го чело­ве­ка, кото­рый ходил в тря­поч­ных сапо­гах. При­ве­ли и поса­ди­ли на трон. И я был в шоке, мы все были в шоке. Это мог­ло слу­чить­ся в какой-то афри­кан­ской стране, но у нас? Но тем не менее мы — сви­де­те­ли все­го этого.

Когда Рах­мо­нов при­шел к вла­сти, о его при­клю­че­ни­ях ста­ли ходить анек­до­ты, рас­ска­зы­ва­ли исто­рии инте­рес­ные… Напри­мер, когда он в пер­вый раз при­е­хал в Моск­ву, его при­ни­ма­ли в Крем­ле, потом ужин… После ужи­на рос­сий­ская деле­га­ция под­ни­ма­лась по лест­ни­це, а таджик­ская деле­га­ция шла навстре­чу. Вдруг оста­нав­ли­ва­ет­ся Рах­мон и обра­ща­ет­ся к Ель­ци­ну: “Борис Нико­ла­е­вич, мож­но вас на минут­ку?” Все оста­но­ви­лись, обер­ну­лись — инте­рес­но же, что ска­жет моло­дой пре­зи­дент пат­ри­ар­ху поли­ти­ки. “Борис Нико­ла­е­вич, а мож­но я вас буду назы­вать папой?” На что Борис Нико­ла­е­вич ска­зал: “Пере­стань дурью заниматься”.

Это горь­ко, стыд­но — но за эти два­дцать лет про­изо­шла дегра­да­ция. Люди изме­ни­лись — и изме­ни­лись к худ­ше­му. Я гово­рил со сво­и­ми зем­ля­ка­ми, и у них одно сло­во на все, одно объ­яс­не­ние. Поче­му тер­пи­те, когда в домах нет све­та, когда дети уми­ра­ют от голо­да, от холо­да, когда доро­ги плат­ные, когда над вами изде­ва­ют­ся, когда наси­лу­ют жен­щин, когда их дети… У Рах­мо­на и его семьи ведь очень мно­го детей… Кста­ти, у само­го Рах­мо­на — девять детей, это ужас, у его бра­та — четыр­на­дцать, у сестер — сем­на­дцать, кажет­ся… Можешь себе пред­ста­вить? Таджи­ки­ста­на на них не хва­та­ет. И они ходят по ули­цам, изде­ва­ют­ся — и народ это тер­пит. И на все у людей одно сло­во — “насиб” (судь­ба). И это очень горь­ко, очень обидно…

Я не отве­тил на преды­ду­щий вопрос о “Ватан­до­ре” .“Ватан­дор” и был создан как вызов все­му это­му бес­пре­де­лу и без­за­ко­нию. И я могу с гор­до­стью ска­зать, что на сего­дняш­ний день “Ватан­дор” объ­еди­ня­ет если не всех, то боль­шин­ство достой­ных людей Таджикистана.

В стра­нах, где нет демо­кра­тии и сво­бо­ды, люди не чита­ют про­грамм, не идут за пар­ти­я­ми, за иде­я­ми, — они идут толь­ко за лич­но­стя­ми. И наша став­ка была сде­ла­на толь­ко на лич­но­сти. На тех людей, кото­рые име­ют имя, на лиде­ров, на знат­ные фигу­ры в Таджикистане.

К боль­шо­му сожа­ле­нию, у нас нет тако­го лиде­ра, о кото­ром сего­дня мож­но ска­зать, что народ, или хотя бы поло­ви­на наро­да, его под­дер­жи­ва­ет. Но есть лиде­ры, за кото­ры­ми идет толь­ко часть людей. И если их собрать в одну коман­ду, то это будет визит­ная кар­точ­ка Таджи­ки­ста­на. Я меч­таю о том дне, когда по таджик­ско­му теле­ви­де­нию будут пока­зы­вать один­на­дцать чле­нов полит­бю­ро “Ватан­до­ра” — и каж­дый чело­век, каж­дый граж­да­нин Таджи­ки­ста­на най­дет сре­ди них “сво­е­го” чело­ве­ка, кото­ро­му он дове­ря­ет и на кото­ро­го наде­ет­ся, и это очень важно.

Меня посто­ян­но обви­ня­ют, поче­му я не назы­ваю имен чле­нов полит­бю­ро “Ватан­до­ра”. Я это делаю осо­знан­но, пото­му что знаю — если я сего­дня кого-то назо­ву, то зав­тра его ждет или судь­ба Искан­да­ро­ва, и его похи­тят, или судь­ба Хабиба Сан­ги­но­ва, Ота­хо­на Лати­фи, кото­рых уби­ли, или судь­ба Абду­ма­ли­ка Абдул­ла­д­жа­но­ва, кото­ро­го заста­ви­ли поки­нуть свою стра­ну. Эти люди не могут при­е­хать не толь­ко на сва­дьбы, но и на похо­ро­ны род­ных и близких.

Может, нескром­но об этом гово­рить, — но посмот­ри, что было со мной. Сна­ча­ла меня объ­яви­ли вра­гом наро­да, потом объ­яви­ли в меж­ду­на­род­ный розыск, в про­шлом году у них сове­сти хва­ти­ло назвать меня тер­ро­ри­стом. Потом было поку­ше­ние в янва­ре это­го года. Но я готов на любом суде дока­зать, что в Таджи­ки­стане есть один глав­ный тер­ро­рист, его зовут Эмо­ма­ли Рах­мо­нов. Для меня Рах­мон нико­гда не был пре­зи­ден­том, пото­му что он при­шел к вла­сти путем пар­ла­мент­ско­го пере­во­ро­та. А выбо­ры, на кото­рых выбра­ли Рах­мо­на, были фар­сом. Это был спек­такль, театр одно­го актера.

Через год будут в Таджи­ки­стане новые выбо­ры, поэто­му у него страх. И сей­час если три чело­ве­ка, не дай бог, собе­рут­ся в Душан­бе, к ним под­хо­дят мили­ци­о­не­ры или кагеб­еш­ни­ки таджик­ские с вопро­сом: поче­му соби­ра­ют­ся. Они ходят по домам, выяс­няя, кто в этом доме, в этой квар­ти­ре живет, они кон­тро­ли­ру­ют прес­су, они под­слу­ши­ва­ют раз­го­во­ры, они чита­ют элек­трон­ные пись­ма людей — они хотят кон­тро­ли­ро­вать все. Но они не могут понять, что невоз­мож­но весь народ загнать в загон, сарай, в зиндан.

Рань­ше, пять-семь-десять лет назад, когда я гово­рил, что надо что-то делать про­тив Рах­мо­на, мне отве­ча­ли: нам неин­те­рес­на поли­ти­ка. И я все­гда гово­рил: если ты не идешь к поли­ти­ке, то поли­ти­ка идет к тебе. А мно­гие дума­ли так: пусть вез­де будет снег, глав­ное, что­бы это­го сне­га не было на кры­ше мое­го дома. Но это снег несча­стья, снег беды, снег без­на­деж­но­сти. Он выпал во всех домах, и каж­дый уже на себе это чув­ству­ет, в каж­дом доме. Мно­гие на сво­ей коже испы­та­ли “пре­ле­сти” это­го режи­ма, и меня раду­ет, что про­тестное настро­е­ние сего­дня и в мече­тях, и в сту­ден­че­ских ауди­то­ри­ях, и в полях, — вез­де. Даже гастар­бай­те­ры гово­рят: мы уже 20 лет батра­чим в дру­гих стра­нах, мы жиз­ни не видим, мы 20 лет про­ве­ли в каких-то под­ва­лах, в ужас­ных усло­ви­ях, — но мы не хотим, что­бы наши дети жили так же.

И послед­ний при­мер. Не скрою, — любой граж­да­нин Таджи­ки­ста­на мне мог позво­нить, и я при­хо­дил на встре­чу с каж­дым. Я нико­гда не отка­зы­вал­ся. Для меня каж­дый граж­да­нин Таджи­ки­ста­на был Его вели­че­ством. Я был зна­ком с пар­нем, кото­рый ино­гда, очень ред­ко, когда я воз­вра­щал­ся из Гер­ма­нии, возил меня на сво­ей машине на какие-то встре­чи. И он поехал в Душан­бе, на роди­ну, — наве­стить сво­их детей. И его там аре­сто­ва­ли и пыта­ют — за то, что он был свя­зан со мной.

От него допы­ты­ва­ют­ся, с кем я встре­ча­юсь, о чем я думаю, его дер­жат в каме­ре уже пятый день. Не пока­зы­ва­ют род­ствен­ни­кам, не допус­ка­ют к нему адво­ка­та. Вот это — отно­ше­ние Рах­мо­но­ва и вла­сти к людям.

Я недав­но был в Гер­ма­нии, и у меня была встре­ча с немец­ки­ми поли­ти­ка­ми. Они спра­ши­ва­ют: ну, как у вас раз­ви­ва­ет­ся демо­кра­тия, как рабо­та­ют демо­кра­ти­че­ские инсти­ту­ты… Я пред­ло­жил: давай­те будем гово­рить без дипло­ма­тии, без полит­кор­рект­но­сти, в откры­тую. Они гово­рят: давай­те. И я ска­зал: 20 лет тому назад, когда мы поки­ну­ли стра­ну, то дума­ли, что весь мир с нами, пото­му что у нас были идеи сво­бо­ды и демо­кра­тии. Но вы пре­да­ли наши идеи, вы пре­да­ли нас, вы пре­да­ли сво­бо­ду, вы пре­да­ли демо­кра­тию. Вы обни­ма­е­тесь с этим дик­та­то­ром, с этим сомни­тель­ным чело­ве­ком… И я почув­ство­вал — может, поли­ти­ки не так часто крас­не­ют, — но они на самом деле покрас­не­ли. И они гово­рят: что мы долж­ны делать?

Я гово­рю: очень про­сто. Он ведь такой восточ­ный пади­шах, “Чан­оби оли” (Ваше вели­че­ство). Рах­мон и его при­бли­жен­ные очень любят зара­ба­ты­вать… нет, воро­вать в Таджи­ки­стане, но они любят отды­хать в Пари­же, Вашинг­тоне, Бер­лине, Вене. У них дети учи­лись там. Давай­те хотя бы спи­сок — и не пус­кать этих людей в Евро­пу, их детей не пус­кать в Евро­пу. Демо­кра­тия — пустое сло­во. Для Рах­мо­но­ва демо­кра­тия — когда он сидит рядом с пре­зи­ден­та­ми Фран­ции или Гер­ма­нии, — и так он луч­ше все­го дока­зы­ва­ет чело­ве­че­ству пре­ле­сти демократии.

Я пред­ло­жил: через год в Таджи­ки­стане пре­зи­дент­ские выбо­ры, и вы высту­па­е­те с заяв­ле­ни­ем, что там, где есть демо­кра­тия, — не может один чело­век два­дцать лет быть пре­зи­ден­том! Согла­сен? Ну никак нельзя!..

А.М. Толь­ко Рузвель­та вспомнил…

Д.А. И давай­те, гово­рю, вы поста­ви­те усло­вие: если Рах­мон участ­ву­ет в этих выбо­рах, мы эти выбо­ры не при­зна­ем. Но это­го же не происходит…

Может быть, я послед­ний роман­тик, но я верю, что долж­но быть спра­вед­ли­вое госу­дар­ство. Я пони­маю, что сло­во “демо­кра­тия” так испо­га­ни­ли, так испачкали…
Я был в 1993 году на одной встре­че, там были мэры сто­лиц… И там высту­пил Олжас Сулей­ме­нов, вели­кий казах­ский поэт. Он ска­зал: демо­кра­тия была похо­жа на очень кра­си­вую девуш­ку. И когда она при­шла в наш край, все ею вос­хи­ща­лись, все хоте­ли на ней женить­ся. Но потом ее изна­си­ло­ва­ли, над ней над­ру­га­лись, — и теперь все бегут от этой невесты…

… Мне в соци­аль­ных сетях пишут: “Додо­джон, а вы до сих пор демо­крат?” Да, я не скры­ваю, — я до сих пор верю в идеи демо­кра­тии. Я думаю, что у нас сей­час послед­няя бит­ва за демо­кра­тию. У нас, зна­ешь, какая сей­час аль­тер­на­ти­ва? Или на этих выбо­рах при­дет к вла­сти нор­маль­ный чело­век — не буду гово­рить сло­во “демо­крат”, — и будут рабо­тать зако­ны, будет хотя бы отно­си­тель­но нор­маль­ная жизнь: неза­ви­си­мый пар­ла­мент, неза­ви­си­мая прес­са… Но если это­го не про­изой­дет, и еще два-три года будет Рах­мон, — то при­дет не Пар­тия ислам­ско­го воз­рож­де­ния Таджи­ки­ста­на, — кста­ти, не очень пло­хая пар­тия, и их лидер, Мухид­дин Каби­ри, я счи­таю, он один из луч­ших, может быть, поли­ти­ков в ислам­ском мире, он очень толе­рант­ный, циви­ли­зо­ван­ный, обра­зо­ван­ный чело­век. Но могут прий­ти тали­бы в тюбе­тей­ках. Это гораз­до хуже, чем “Тали­бан” в Афга­ни­стане. Поче­му? Пото­му что при Рах­моне вырос­ло поте­рян­ное поко­ле­ние, кото­рое не ходи­ло в шко­лу: они соби­ра­ли хло­пок, мыли маши­ны на ули­цах, езди­ли на зара­бот­ки в Рос­сию. У них нет обра­зо­ва­ния, они не уме­ют читать и писать, не толь­ко по-рус­ски, но и по-таджик­ски. И это поко­ле­ние лег­ко идет в объ­я­тия самых ради­каль­ных орга­ни­за­ций. Под­чер­ки­ваю — не Пар­тии ислам­ско­го воз­рож­де­ния Таджи­ки­ста­на, а тех орга­ни­за­ций, перед кото­ры­ми тали­бы кажут­ся милы­ми и при­ят­ны­ми людьми.

А.М. Я про­слу­шал все это — и у меня воз­ни­ка­ет недо­уме­ние. Суще­ству­ет в столь­ном гра­де Москве тоже царь, муд­рый, силь­ный, уме­лый. Вот он смот­рит на все это — и ему не при­хо­дит в голо­ву пре­кра­тить это без­об­ра­зие в реги­оне? Ведь это очень лег­ко сде­лать. Доста­точ­но ото­звать 201‑ю диви­зию. Пере­крыть кана­лы, по кото­рым в рес­пуб­ли­ку посту­па­ют и день­ги, и хлеб, и все про­чее. И тогда режим Рах­мо­но­ва… Снять его — две секун­ды. Или выгнать всех гастар­бай­те­ров таджик­ских — они вер­нут­ся домой и сами отку­сят голо­ву Рах­мо­ну. Суще­ству­ет мно­го спо­со­бов… И тем не менее Рах­мон умуд­ря­ет­ся удо­вле­тво­рять всех. Поче­му? Это вели­ко­леп­ный так­тик? Чело­век, кото­рый уме­ет регу­ли­ро­вать эти нар­ко­тро­пы? Уме­ет водить Рос­сию за нос с элек­три­че­ством и алю­ми­ни­е­вым заво­дом? Уме­ет в то же вре­мя нра­вить­ся и Кари­мо­ву, кото­рый тоже, несмот­ря ни на что, до сих пор не ска­зал, что он мне (жест попе­рек гор­ла) во как надо­ел? И в то же вре­мя он удо­вле­тво­ря­ет и Теге­ран? Теге­ран ему тоже ниче­го не гово­рит. Как в этой когор­те мно­же­ства игро­ков — ты еще не забы­вай, что там суще­ству­ет такая сила как Китай, без кото­рой в реги­оне не при­ни­ма­ет­ся ника­ких реше­ний… Китай ста­но­вит­ся основ­ным игро­ком в реги­оне. И как он выби­ра­ет­ся? Поче­му он до сих пор сидит? Да, я пони­маю, — “Ватан­дор” — пар­тия, у нее нико­му не извест­ные, но силь­ные игро­ки… Кста­ти, не слы­шал ни одно­го лозун­га “Ватан­до­ра”. Боль­ше­ви­ки начи­на­ли — “Хлеб — голод­ным! Зем­ля — кре­стья­нам!” Понят­на акция. А здесь — “Мы будем луч­ши­ми”, — это не впе­чат­ля­ет. Меня это не при­вле­ка­ет. Вот я стою с моты­гой, а мне гово­рят: “Вот мы сни­мем паран­джу, и вы уви­ди­те насто­я­щих джи­ги­тов”. Не впечатляет…

Объ­яс­ни, поче­му же он все-таки в этом хао­се всех при­чин умуд­ря­ет­ся оста­вать­ся на месте? Я не спо­рю, что это, без­услов­но, один из самых мало­раз­ви­тых поли­ти­ков, кото­рые суще­ству­ют на про­стран­стве СНГ. Даже зуб­ной врач в Турк­ме­ни­стане — и тот кра­сав­чик, сумел всех под­мять. Не гово­ря уж про Кари­мо­ва, кото­рый, дей­стви­тель­но, боль­ше­вик ста­ро­го образ­ца. Мы не гово­рим и про Казах­стан, где Назар­ба­ев умуд­ря­ет­ся дер­жать­ся доста­точ­но дол­го. Сре­ди всех них Рах­мон — сла­бое зве­но. Но не ухо­дит. Почему?

Д.А. Ты хоро­шо ска­зал — он уме­ет всех удо­вле­тво­рять. И при­чем в ночи люб­ви он может каж­до­го убе­дить, что эта ночь — толь­ко для него. Для Моск­вы, Теге­ра­на, Таш­кен­та, Пеки­на и Вашинг­то­на. Это во-пер­вых. Во-вторых…

А.М. Да, но он же не отда­ет. Он обе­ща­ет Москве Рогун­скую ГЭС — но не отдает…

Д.А. Смот­ри, в чем дело. Он все эти годы умуд­ря­ет­ся сидеть не на двух сту­льях, а на трех, четы­рех, пяти. Даже лежать. На двух сту­льях мож­но сидеть, на трех невоз­мож­но — толь­ко лежать. Он лежит и полу­ча­ет удовольствие.

Кто-то ска­зал, что все слу­чай­но­сти рабо­та­ют на него. Ход исто­рии был в его поль­зу. Если пом­нишь, в 1996 году, когда Ель­цин ска­зал: “Рах­мон, хва­тит, мы не можем боль­ше тебя на руках носить, давай ты най­дешь общий язык со сво­ей оппо­зи­ци­ей”, — тогда были выбо­ры Пре­зи­ден­та Рос­сии, потом болезнь Ель­ци­на. Потом насту­пил дру­гой пери­од: когда на Запа­де были им недо­воль­ны, но он мощ­но под­дер­жал опе­ра­цию в Афга­ни­стане, и Таджи­ки­стан стал рас­смат­ри­вать­ся как неболь­шая площадка…

А.М. Да, это был пери­од гео­по­ли­ти­че­ско­го всплеска.

Д.А. Но сей­час, ско­рей все­го, насту­пит “Час икс”. Он же пятый год — ты пра­виль­но заме­тил — водит за нос Рос­сию. За это вре­мя он умуд­рил­ся выгнать из Таджи­ки­ста­на рос­сий­ских погра­нич­ни­ков, давить на рос­сий­ский биз­нес, вести анти­рос­сий­скую про­па­ган­ду. Он смог убе­дить мно­гих граж­дан Таджи­ки­ста­на, что при­чи­на наших бед в том, что Таш­кент и Москва не хотят наше­го раз­ви­тия. И в это мно­гие поверили.

Но сей­час — смот­ри — в Рос­сии про­шли выбо­ры пре­зи­ден­та. У Рах­мо­на будет встре­ча с новым пре­зи­ден­том Рос­сии. И они долж­ны будут под­пи­сать согла­ше­ние о про­дле­нии пре­бы­ва­ния рос­сий­ской воен­ной базы в Таджикистане.

А.М. Ты име­ешь в виду кос­ми­че­ское сле­же­ние? (опти­ко-элек­трон­ный узел кон­тро­ля за кос­ми­че­ским про­стран­ством “Окно”, пере­дан Таджи­ки­ста­ном Рос­сии в 2004 году “в счет пога­ше­ния госу­дар­ствен­но­го дол­га страны”)

Д.А. Нет, эту Рах­мо­нов уже отдал тогда…

А.М. Отдал?

Д.А. В 2004‑м году. Это был обмен на Искандарова…

А.М. Да, все. Вспомнил.

Д.А. Он пообе­щал тогда и алю­ми­ни­е­вый завод, и потом такой был роман с Оле­гом Дери­пас­кой (“Рус­ский алю­ми­ний”). И Дери­пас­ка туда при­ез­жал, мно­го вло­жил, мно­го пода­рил… А потом в кон­це кон­цов Рах­мон его выгнал, при­чем с позором.

Даль­ше вопрос состо­ит в том, что он дол­жен будет ска­зать “да” или “нет” рос­сий­ской воен­ной базе в Таджи­ки­стане. Поверь — Рах­мон очень хочет, что­бы эта воен­ная база оста­лась в Таджи­ки­стане. Пото­му что если не будет этой воен­ной базы, доста­точ­но четы­рех-пяти групп, отря­дов сопро­тив­ле­ния, что­бы они взя­ли его дворец.

А.М. Да трех отря­дов мод­жа­хе­дов доста­точ­но было бы.

Д.А. Если вещи назы­вать сво­и­ми име­на­ми — это кар­точ­ный домик, кото­рый ниче­го не сто­ит. И если Рос­сия захо­чет… Я повто­ряю: клю­чи от таджик­ско­го буду­ще­го нахо­дят­ся в Москве.

А.М. Я тебя пре­рву и задам дру­гой вопрос. Если они ниче­го не полу­ча­ют — ни алю­ми­ни­е­вый завод, ни элек­три­че­ство, кото­рое Рос­сии в прин­ци­пе не нуж­но, — я могу пред­по­ло­жить, что суще­ству­ет некий нар­ко­тра­фик, кото­рый и опре­де­ля­ет незыб­ле­мость пози­ции Рах­мо­на на посту пре­зи­ден­та Таджи­ки­ста­на? Мож­но, я так постав­лю вопрос?

Д.А. В таких слу­ча­ях обыч­но гово­рят: спа­си­бо боль­шое за очень хоро­ший вопрос.

А.М. Я же про­сто задаю вер­сию. Мы отме­ли прак­ти­че­ски все, что он уже отдал. Оста­ет­ся одно толь­ко: сырье, кото­рое не исто­ща­ет­ся, а с каж­дым годом все уве­ли­чи­ва­ет­ся и уве­ли­чи­ва­ет­ся, — и я знаю, суще­ству­ют какие-то груп­пы людей, кото­рые, в общем-то, не исхо­дя из поли­ти­че­ских инте­ре­сов Рос­сии, а исхо­дя из каких-то сво­их инте­ре­сов, пыта­ют­ся удер­жать Рах­мо­на у вла­сти… Я это к чему гово­рю? Меж­ду­на­род­ная поли­ти­ка Рос­сии при­ва­ти­зи­ро­ва­на так же, как и мно­гое дру­гое, и имен­но эта при­ва­ти­за­ци­он­ная часть не поз­во­ля­ет менять Рах­мо­но­ва на этой долж­но­сти. Это толь­ко моя вер­сия. Я тебя спра­ши­ваю — насколь­ко я бли­зок к правде?

Д.А. Ты прав. Я гово­рил, что есть груп­па людей-лоб­би­стов Рах­мо­но­ва, кото­рые лоб­би­ру­ют инте­ре­сы Рах­мо­на в Москве, в поли­ти­че­ских сало­нах Моск­вы. Это как раз те люди, кото­рые име­ют огром­ный инте­рес, — они соучаст­ни­ки таджик­ско­го наркобизнеса.

А.М. Кар­те­ля…

Д.А. Да. И поверь — глав­ным нар­ко­ба­ро­ном в Таджи­ки­стане явля­ет­ся Эмомали…

А.М. …Нар­ко­ба­ран!

Д.А. Да. Бла­го­да­ря ему таджи­ки поде­ли­лись на две груп­пы: нар­ко­ба­ро­ны — это Рах­мон и его семья, кото­рые везут тон­на­ми и кон­тро­ли­ру­ют гра­ни­цы, — и нар­ко­ба­ра­ны, кото­рые везут в арбу­зах, гра­на­тах, сре­ди сухо­фрук­тов, в желудках…

А.М. В пре­зер­ва­ти­вах. Боль­ше все­го — в презервативах.

Д.А. На самом деле…

А.М. На самом деле — про­мыш­лен­ные постав­ки идут…

Д.А. Суще­ству­ет очень силь­ная пар­тия нар­ко­ба­ро­нов, и им очень нужен Рах­мон. Обра­щаю вни­ма­ние — когда ушли рос­сий­ские погра­нич­ни­ки из Таджи­ки­ста­на, ни в одной газе­те, ни в одном жур­на­ле, ни на одном теле­ка­на­ле не было репор­та­жа об этом, все про­шло мол­ча. Мне рас­ска­зы­ва­ли, что люди на Пами­ре бро­са­лись к рос­сий­ским тан­кам, про­си­ли: ребя­та, не уез­жай­те, не ухо­ди­те. Поче­му это было сде­ла­но? Что­бы эту золо­тую реку — Пяндж — пол­но­стью кон­тро­ли­ро­вал Рах­мон, его семья и их парт­не­ры в Москве и дру­гих городах.

Куда идет таджик­ский геро­ин? Боль­ше все­го — в Россию.

А.М. Конеч­но.

Д.А. Он осе­да­ет в горо­дах Рос­сии. Каж­дый день в рос­сий­ских горо­дах и посел­ках несколь­ко чело­век уми­ра­ют имен­но от таджик­ско­го геро­и­на — геро­и­на, кото­рый сде­лан Рах­мо­но­вым. Для Афга­ни­ста­на, где выра­щи­ва­ют нар­ко­ти­ки, Таджи­ки­стан — самый глав­ный рынок сбы­та, мы все это зна­ем, и этот рынок — Рах­мон, а от него пря­ми­ком — раз­ные горо­да Рос­сии. И в этом — одна из при­чин, поче­му он так дол­го дер­жит­ся, поче­му в Рос­сии никто не под­ни­ма­ет голо­са про­тив него, тако­го сомни­тель­но­го парт­не­ра, — те люди, кото­рые вышли на нар­ко­биз­не­се и кото­рые име­ют огром­ные деньги.

Я сам, когда был в Душан­бе, видел двор­цы, кото­рых нет на Руб­лев­ке, — это таджи­ки-нар­ко­ба­ро­ны. Но под­чер­ки­ваю — нар­ко­биз­нес, как и все осталь­ное в Таджи­ки­стане, кон­тро­ли­ру­ет­ся лич­но Рах­мо­ном и его семьей. Кто глав­ный нар­ко­ба­рон? Мини­стры, его брат, его род­ствен­ни­ки, его гене­ра­лы, его охран­ни­ки, его тело­хра­ни­те­ли, — вот глав­ные нар­ко­ба­ро­ны Таджи­ки­ста­на. В этом их сила. Поэто­му они лег­ко могут най­ти общий язык.

Поэто­му они научи­лись удо­вле­тво­рять мно­гих, кро­ме соб­ствен­но­го народа…

А.М. Ну, это-то им зачем нужно…

Д.А. Есть такой Хасан Садул­ло­ев, брат жены пре­зи­ден­та, кото­рый в совет­ское вре­мя был заве­ду­ю­щим заправ­кой, бен­зин про­да­вал и соляр­ку. В одной из бесед он ска­зал: “Таджик­ский народ такой небла­го­дар­ный, не ценит его вели­че­ство Рах­мо­на, а он так ста­ра­ет­ся!” Да, он так ста­ра­ет­ся. Доро­ги в нищей стране ста­ли плат­ны­ми. Пен­сия — 15 дол­ла­ров. Рабо­ты вооб­ще нет. Здесь, в Рос­сии, если ты рабо­та­ешь, то полу­ча­ешь мини­мум 70–80 дол­ла­ров, но на это люди живут, — и они живут имен­но бла­го­да­ря Рос­сии. Я еще раз гово­рю: нам очень важ­ны хоро­шие отно­ше­ния с Моск­вой и Таш­кен­том. Таш­кент — сосе­ди, а Рос­сия очень важ­на: кто бы ни при­шел к вла­сти, “Ватан­дор”, дру­гая пар­тия или тре­тья — ни одна пар­тия как мини­мум лет 10–15 не смо­жет решить эти про­бле­мы, а эту раз­ру­ху, кото­рая появи­лась за вре­мя прав­ле­ния Рах­мо­на, взять и быст­ро при­ве­сти в поря­док. Поэто­му мы нуж­да­ем­ся в Рос­сии. Нам нужен рус­ский язык, для нас это окно в мир — если мы хотим тех­но­ло­гии, инно­ва­ции, открытия…

Мы поко­ле­ние, кото­рое с дет­ства зна­ло два язы­ка, мы были бога­ты­ми. Сей­час посте­пен­но рус­ский язык исче­за­ет. Любой чело­век захо­дит в интер­нет — он будет искать любую инфор­ма­цию, преж­де все­го, на рус­ском язы­ке. Это еще одно пре­ступ­ле­ние Рах­мо­на про­тив сво­е­го наро­да — когда он спе­ци­аль­но “выдав­ли­ва­ет” рус­ский язык и рус­скую куль­ту­ру из Таджикистана.

Вто­рой вопрос — по Таш­кен­ту. Об этом немод­но гово­рить. Рах­мон вел такую про­па­ган­ду, что све­та нет — вино­ва­ты Москва и Таш­кент, зар­пла­ты малень­кие — вино­ва­ты Москва и Таш­кент, элек­три­че­ства нет — сно­ва Москва и Таш­кент вино­ва­ты. Во всем вино­ва­ты Москва и Таш­кент. Но у нас гово­рят — когда выби­ра­ешь дом, выби­рай сосе­дей. Мы нуж­да­ем­ся в Таш­кен­те, все доро­ги идут через Таш­кент. Если про­ана­ли­зи­ро­вать — очень выгод­но, если будут хоро­шие отно­ше­ния меж­ду Таш­кен­том и Душан­бе. И таджи­кам гораз­до выгод­ней эти хоро­шие отно­ше­ния, чем узбе­кам. Поче­му? В Узбе­ки­стане 28 мил­ли­о­нов населения…

А.М. Да об этом и гово­рить даже как-то… Рынок, дороги…

Д.А. Да, там рынок, все доро­ги… Я не знаю, чем он дума­ет. Когда мы гово­рим о его хит­ро­сти и ковар­стве — он абсо­лют­но неда­ле­кий человек…

А.М. Давай не будем об этом.

Д.А. Я уве­рен в одном: может быть, еще год, два, три — но он- Рах­мо­нов будет отве­чать перед таджик­ским наро­дом за свои пре­ступ­ле­ния, за гено­цид соб­ствен­но­го наро­да, за уни­же­ния, за изна­си­ло­ван­ных жен­щин, за погиб­ших детей, за то, что загнал народ в такой тупик, — он будет за это отве­чать. Поверь, — мне боль­но об этом гово­рить, мне непри­ят­но об этом гово­рить, — но то, с чего мы нача­ли раз­го­вор, — это пер­вый звонок.

А.М. Во всех играх, в кото­рые игра­ют в реги­оне, мне совер­шен­но непо­нят­на пози­ция исла­ма. Куда девал­ся ислам? Куда исчез?

Д.А. Одна из боль­ших глу­по­стей Рах­мо­но­ва — это борь­ба про­тив рели­гии, про­тив исла­ма кон­крет­но. Надо быть при­дур­ком, кон­че­ным уро­дом, что­бы в стране, где 99 про­цен­тов мусуль­ман, бороть­ся про­тив исла­ма. Я все­гда под­чер­ки­ваю, что самая глав­ная оппо­зи­ция Рах­мо­ну, — это сам Рах­мон, его голо­ва, его кури­ные моз­ги… В мече­ти детям до 16 лет нель­зя ходить, жен­щи­нам нель­зя… Он уже дик­ту­ет пра­ви­ла жиз­ни для мусуль­ман, он не может понять, что рели­гия — самое свя­тое для любо­го чело­ве­ка. Он не может это­го понять. И есте­ствен­но, люди воз­му­ща­ют­ся, — и есте­ствен­но, эти люди к нам идут.

Я не люб­лю давать обе­ща­ния. Ты пра­виль­но ска­зал, что в сво­их выступ­ле­ни­ях я очень ред­ко даю обе­ща­ния. И когда я гово­рю о нашей коман­де — ниче­го нель­зя обе­щать, пото­му что они каж­до­днев­но сво­ей жиз­нью дока­зы­ва­ют, кто они есть, на что спо­соб­ны. С дру­гой сто­ро­ны, любой сту­дент пер­во­го кур­са может взять ком­пью­тер и напи­сать хоро­шую про­грам­му, хоро­ший мани­фест… Но мы рабо­та­ем по-дру­го­му. Нам доро­га в печать, на теле­ка­на­лы закры­та, и у нас дру­гая так­ти­ка: мы рабо­та­ем от чело­ве­ка к чело­ве­ку. Я под­чер­ки­ваю — мы объ­яс­ня­ем свою пози­цию каж­до­му чело­ве­ку. Я уве­рен: если одно­го чело­ве­ка убе­дишь — он может стать тво­им сорат­ни­ком, союз­ни­ком, — и даль­ше рас­про­стра­нять твои идеи.

Я могу обе­щать одно: тако­го, что сей­час про­ис­хо­дит в Таджи­ки­стане, — боль­ше тако­го не будет. В Таджи­ки­стане будет спра­вед­ли­вое обще­ство, спра­вед­ли­вое госу­дар­ство. А гаран­ти­ей это­го могут быть толь­ко наши име­на, наша судь­ба, наша жизнь и наши биографии.

Источ­ник — Цен­трА­зия Посто­ян­ный адрес ста­тьи — http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1347342060