О многих важных вопросах мы беседуем с известным политологом Дастаном КАДЫРЖАНОВЫМ.
— Неожиданная кончина президента Узбекистана заставляет задуматься и нас. Что произойдет в Казахстане, если внезапно что-то случится с нашим президентом? Какие формы может обрести борьба за власть? Как будет проходить транзит власти?
— Немного пугает категоричность поставленных вами вопросов. Я думаю, никто, кроме обладающих сверхъестественным даром пророчества, не в состоянии в точности предсказать то, как это может или должно случиться.
Мы можем только рассуждать о некой типичности того, что может нам преподнести в качестве урока уход из жизни узбекского лидера.
Первый урок. То, что Узбекистан был в известной степени авторитарным государством, в котором нити управления были жестко централизованы, все равно не обеспечило полной предсказуемости транзита власти для приближенных и семьи Ислама КАРИМОВА.
Об этом свидетельствует та растерянность официальных СМИ и идеологического аппарата страны, благодаря которой мы долго и мучительно получали информацию об истинном состоянии здоровья узбекского лидера. Не уверен, что и по сей день мы обладаем знанием настоящей последовательности событий.
Урок второй. Информационная — а я уверен, внутриполитическая растерянность узбекских властей — это следствие того, что мы имеем дело с институтом «пожизненного президентства», которое, может быть, и не четко оформлено в правовом плане, но в смысловом является основной характеристикой формы правления и в нашей стране.
«Пожизненный» концепт президентства делает прогноз транзита власти не просто не обсуждаемым публично. Он даже делает его в своем роде неприличным с этической точки зрения. Ведь вы всегда, по сути, обсуждаете продолжительность жизни лидера. А это в любой культуре по меньшей мере невежливо.
Такая этическая парадигма наносит очень сильный ущерб отечественному прогнозированию и плодит растерянность и непродуктивность в качестве неизбежного следствия.
Урок третий. Очень четко проявляется максимальная и неизбежная уязвимость такого значимого привластного конструкта, как президентская семья. Вначале резко рушится ее политическая субъектность, затем и все ее системы безопасности, которые она длительное время выстраивала в стране. Все они оказываются на поверку не более чем бутафорией. Особенно в азиатском государстве.
Это пока первые уроки транзита власти. Не стоит полагать, что этот процесс в Узбекистане, выстраивание там нового внутреннего баланса, будет носить короткий временной характер. Я уверен, что скоро мы сможем созерцать весь спектр последствий того, как из власти исчезает тот ключевой элемент, который составлял основу всех ее социально-политических отношений в течение трети века.
— Ни НАЗАРБАЕВ, ни политический режим, который он построил, добровольно отрекаться от власти не собираются. В чем цель нынешнего политического строя — власть ради власти и богатства? Какова природа казахстанской власти? Неужели там не волнуются за общество, государство, независимость?
— Мы с вами часто говорили о природе нынешней власти в Казахстане и о том, как она сформировалась в условиях дикого капитализма в стране и геополитического влияния извне. Поэтому не будем повторяться здесь.
И ваш вопрос о судьбе независимости в их руках немного наивен. По крайней мере, потому, что она просто де-факто всегда была в руках нынешней правящей группы. Альтернативную судьбу нашей независимости мы можем выстраивать только гипотетически. Ну или в рамках оппонирования власти, пытаясь предложить или навязать ей свою точку зрения на какие-то вопросы.
В сущности, то, что суверенитет и нынешняя политическая власть представляют собой два сросшихся субъекта, является одной из платформ, которые во многом консервируют ситуацию в стране. Многие понимают сейчас, что трудно думать о том, чтобы нанести ущерб одному, не затронув другое. На этом строится и гигантская спекулятивная часть сегодняшней власти. И что бы ни говорили люди, упрощающие видение вопроса, это реально так. И этого не избежать. Нередко, расшатывая основы политического могущества режима НАЗАРБАЕВА, вы задеваете и устои суверенитета.
Как ни парадоксально, часто игра интересов срабатывает и в обратную сторону. То есть, проявляя прагматизм в защите собственных личных интересов, даже подчас и корыстных, представители правящей группы привносят и пользу для нации.
Знаете, вообще баланс личных и национальных интересов — это часто тема обширных философских размышлизмов, которые во многих случаях заканчиваются умозрительными выводами.
Мы с вами можем сделать лишь такой вывод: если у вас нет возможности ни с чем сравнить чье-то правление, то вы будете иметь меньше возможности умнеть. Разве такое соотношение уровня интеллекта нации в условиях непрерывной личной власти не очевидно?
— Какие процессы могут заставить уйти нынешнюю власть? Будет ли в Казахстане мирный переход от авторитаризма к демократии?
— Согласно существующему положению вещей, нынешняя власть, ее глава и многие другие персоны могут уйти только добровольно. Если мы с вами говорим о той правовой системе, в которой мы живем, и о сложившейся вокруг нее политической практике.
Все остальные возможные пути противоправны или возможны лишь гипотетически, вроде импичмента.
При этом называть методы вне правовой и политической системы, да еще на страницах издания — это может быть расценено как уголовно наказуемый факт. Поэтому давайте в вопросах ухода власти проявим сдержанность.
Будет переход мирным или связанным с какими-то катаклизмами — этот вопрос именно сейчас и формируется. Ответы не возникнут сами по себе, их нужно всячески готовить. Он зависит от множества факторов как внешнего, так и внутреннего характера.
В принципе, мы с вами этим и занимаемся — пытаемся в каких-то аспектах повлиять на власть, на общество, чтобы во время перехода власти в той или иной форме базовые ценности, национальный суверенитет нашей страны не получили ощутимого ущерба.
Теоретически общая для всех платформа пока существует в стране — никто не хочет социальных потрясений и катаклизмов. Но все больше набирает тренд «не любой ценой». Есть определенные пределы, когда и стабильность перестанет играть роль безусловной ценности. Увы, этот ресурс все-таки не бесконечен.
— В этом году Казахстан отмечает 25‑летие независимости. Какое государство и общество за это время мы создали?
— На мой взгляд, мы слишком любим подводить всякие итоги. Увы, часто в ущерб тому, чтобы смотреть вперед. Наша монументалистика уже не успевает за нашими 10‑, 20‑и теперь вот 25‑летиями.
Там опять предлагают какой-то шпиль поставить.
Я понимаю, что многие люди у власти хотят использовать всякую мало-мальскую возможность, чтобы, воспользовавшись какой-нибудь датой, выцыганить себе внимание главы государства или какие-нибудь дополнительные фонды «на увековечение». Но что-то слишком часто на моей памяти возникают эти подведения итогов.
Не забывайте, я ведь успел пожить и при СССР, который исправно отмечал разные юбилеи Великой Октябрьской социалистической революции, образования СССР и массу всяких «исторических вех». Но даже тогда подведение итогов больше выглядело как некая отчетность КПСС перед «очередным шагом вперед». То есть ощутимо не носила ретроградного отпечатка.
Сегодня слишком много стараний предъявляются разным датам, чтобы закрепить в сознании людей некие идеологемы, стремясь превратить их в догматы. Прямо скажу, не получается. Выходит чаще всего пустая трата казенных денег.
Так что я бы порекомендовал Нурсултану Абишевичу (если он станет читать «Трибуну») посмотреть в глаза разным любителям подводить итоги и сказать им: «Я что-то не понял, какие такие итоги? Вы что, прощаетесь со мной, что ли? Идите работайте, а то я сам подведу ваши итоги».
И что неймется справлять именно 25‑летие? А до 30 слабо подождать? Назовите, господа чиновники, вескую причину, почему не можете подождать до 30‑летия, и вам самим станет страшно.
— Как земельные протесты подействовали на власть? Извлекла ли она уроки из народных волнений?
— Судя по выступлению президента в парламенте, можно уверенно сказать, что да, определенные выводы власть сделала. Те ли выводы сделаны — это вопрос. Ведь проблема была многоаспектной, а ее изначально пытались свести к узкоаграрной теме.
Очень серьезной вещью стало, на мой взгляд, то, что Земельная комиссия работала под пристальным вниманием общественности. Очень многие вещи стали очевидными для широкого круга граждан. Особенно важно, что комиссия не стала центром политического мейнстрима. Этим центром стал баланс между ее работой и тем, как подвергались гонениям лидеры массовых выступлений — Макс БОКАЕВ и Талгат АЯН. Между тем какие политические акты происходят со свободными СМИ и другими политическими деятелями в стране.
Только вкупе с ними четко вырисовывалась картина, где и в каких аспектах комиссия была декоративна, проявляла откровенный коллаборационизм, а где проявилась в роли гласа народного. Очень рельефно стала понятна роль некоторых персон в отношениях власти и общества — в том, какую запланированную роль они исполняют, какие им выставлены рубежи.
Не думаю, что тактически или стратегически Акорда вышла победителем из той ситуации, которая сложилась к сегодняшнему дню. Да и ситуация пока не нашла своего окончательного решения.
Вот, к примеру, в экономику страны собираются интегрировать 51 китайское предприятие. Что за маниакальное желание завести сюда Китай оптом? Почему бы это 51 предприятие не отдать разным ведущим экономикам мира — Японии, Корее, Германии или Франции? Многое позволяет думать, что некие отношения с Китаем имеют очень большой скрытый пласт, чтобы выносить его на разные публичные комиссии и обсуждать во всеуслышание.
Да и с землей тоже получилось не очень красиво. Начали прорисовываться контуры, что власти собирались не только массово отдавать земли иностранцам, но и закрепить существующий статус-кво с теми иностранцами, которые де-факто работают в стране.
Очень многие смыслы оказались сильно искаженными. Ведь если иностранные компании прекрасно работают, создают рабочие места, приносят доходы в казну, способствуют экономическому росту регионов — почему бы не выработать к ним позитивное отношение? Прежде всего через публичный рассказ, какие они замечательные? По какой-то причине такой публичный рассказ невозможен. Либо картина неприглядная, либо законы были вероломно нарушены, поэтому опять остается ощущение, что все то, что происходило публично, все-таки больше декоративная завеса, нежели желание изменить суть ошибочных явлений.
Повторюсь, история с землей, Китаем, иностранцами, натягиванием законов на уже реально сложившуюся ситуацию, с декоративными исполнителями и борцами за народную волю и их заключением, пока еще далеко не закончилась выступлением президента в парламенте.
Не забывайте, не закрылся и главный вопрос: а что же в стране со свободой уличных выступлений и митингов — с одним из базовых цивилизационных прав гражданина? Ответили ли на это представители комиссии, президент или парламент? Пока нет. Так что история далека от завершения.
— Председатель КНБ заявил, что обсуждается вопрос о запрете салафизма. Чем это поможет в борьбе с радикалами?
— Чем это поможет в борьбе с радикалами — этот вопрос нужно адресовать не мне, а тем, кто доказывает такую целесообразность.
Насколько я помню, не только председатель КНБ это заявлял. Это мнение продвигали в общественное сознание представители ДУМК и некоторые государственные и общественные деятели.
Если смотреть в целом на ситуацию не только с религиозным экстремизмом, но и в общем с религиозным сознанием в стране, то здесь для государства важен баланс.
В целом если вы запрещаете одно направление, то как достигнете того, чтобы другие направления религиозного сознания не оказались под необоснованным прессом запрета?
Это важно, потому что салафитские пропагандисты высокопрофессиональны. Они мастерски преподнесут линию своего запрета в качестве общеисламского наступления. А разве наше государство борется с исламом? Нет. Но насколько оно сможет многосторонне, компетентно и, самое главное, убедительно это преподнести обществу в качестве объяснения и обратить ситуацию в свою пользу? Вот тут у меня есть большие сомнения.
Но и тянуть с этим вопросом, очевидно, нельзя. Что ж. Понадобятся сверхусилия, чтобы создать такой баланс, при котором вы запрещаете что-то, но при этом даете что-то взамен представителям религиозного сознания. Это очень серьезный цивилизационный вызов для нашего общества. Справимся ли мы? Многие страны с гораздо большим опытом работы с такой сферой, как свобода совести, не всегда выходят победителями.
Если же смотреть в целом на политический радикализм, то он в нашей стране далеко не ограничен экстремизмом исламского толка. Поэтому не стоит всю проблематику терроризма вешать на одну религиозную секту и на один законодательный запрет. Это слишком узкое видение вопроса. Если вы хотите жить в безопасном государстве, то эту безопасность придется строить всем вместе — и не только на уровне запретительной политики.
— Спасибо за беседу!
Подготовила И. ЕРГАЙЫПКЫЗЫ
Оригинал статьи: Трибуна — Республиканская общественно-политическая газета / tribunakz.com