Вся диктаторская рать

Акса­ка­лы таджик­ско­го Бадах­ша­на попро­си­ли пере­име­но­вать какой-нибудь город их обла­сти в «Рах­мо­но­бод», в честь сво­е­го пре­зи­ден­та, кото­рый ско­ро ста­нет Лиде­ром нации — пар­ла­мент стра­ны сей­час обсуж­да­ет этот ста­тус, и мож­но дога­дать­ся, к како­му реше­нию при­дет; в Казах­стане, где с лиде­ром нации дав­но опре­де­ли­лись, отме­ти­ли День пер­во­го пре­зи­ден­та рекорд­ным коли­че­ством меро­при­я­тий и неис­чер­па­е­мой фан­та­зи­ей наро­да на выра­же­ние люб­ви к сво­е­му Елба­сы; в Турк­ме­ни­стане 4 166 чело­век с энту­зи­аз­мом спе­ли пес­ню вме­сте с Бер­ды­му­ха­ме­до­вым… Пре­зи­ден­ты Цен­траль­ной Азии нико­гда не стра­да­ли излиш­ней скром­но­стью, но в послед­нее вре­мя как буд­то что-то нашло на них — серд­ца тре­бу­ют всё боль­ше народ­ной люб­ви и ее дока­за­тельств. В новост­ных лен­тах инфор­ма­ция из реги­о­на о подоб­но­го рода меро­при­я­ти­ях сорев­ну­ет­ся толь­ко с сооб­ще­ни­я­ми о ста­биль­но сла­бе­ю­щей валю­те во всех рес­пуб­ли­ках и о бое­ви­ках ИГ родом из…

“Отец нации”. Кари­ка­ту­ра Галы­ма Смагулулы.

В цен­тре Худ­жан­да — вто­ро­го по вели­чине и зна­чи­мо­сти таджик­ско­го горо­да — на мно­го­этаж­ный дом пове­си­ли порт­рет пре­зи­ден­та Эмо­ма­ли Рах­мо­на. Таких порт­ре­тов в стране мно­го, но этот — самый боль­шой, про­сто огром­ный, его пове­си­ли прак­ти­че­ски на окна дома, и он закрыл 20 квар­тир от солн­ца. Жиль­цы про­бо­ва­ли воз­му­щать­ся, ходи­ли в хуку­мат и мест­ные газе­ты, но жур­на­ли­ста, осме­лив­ше­го­ся напи­сать об этом, чуть не объ­яви­ли вра­гом наро­да, и люди пере­ста­ли роп­тать, и в кон­це кон­цов при­вык­ли жить без бело­го све­та, с видом и днем и ночью на обрат­ную сто­ро­ну сво­е­го президента.

Это слу­чи­лось про­шлым летом. Я виде­ла гигант­ское полот­ни­ще — выбор места оче­ви­ден: дом сто­ит на про­спек­те Лени­на, по кото­ро­му про­ез­жа­ет кор­теж пре­зи­ден­та, когда он посе­ща­ет город, — и не заме­тить порт­рет само­го себя, ста­ло быть, не может. Авто­ры зна­ли, что дела­ли, но не веда­ли, что творили.

Избы­точ­ность, пере­бор — с раз­ме­ром, выбран­ным местом, напрас­ной оби­дой людей и здра­вым смыс­лом — оче­вид­ны, но ответ на про­стой в сво­ей наив­но­сти вопрос «зачем?» все­гда тонет в мно­го­слож­ных объ­яс­не­ни­ях сакраль­но­сти вла­сти на Восто­ке, как обя­за­тель­ном усло­вии ста­биль­но­сти и поряд­ка, твер­дой руки, без кото­рой народ яко­бы ува­жать не будет, и так далее.

Но зачем лишать людей бело­го све­та? А по-дру­го­му не полу­ча­ет­ся, сакраль­ность, как всё мисти­че­ское и таин­ствен­ное, тре­бу­ет жертв — боль­ших и малень­ких, наме­рен­ных и слу­чай­ных, — и хоро­шо, если эта жерт­ва — все­го лишь свет в окне.

Исто­рия про то, как пади­шах засло­нил собой солн­це и люди оста­лись в кро­меш­ной тем­но­те, уди­ви­тель­но мета­фо­рич­на для все­го реги­о­на, она мог­ла быть сюже­том ста­рой народ­ной сказ­ки наро­дов Цен­траль­ной Азии.

The Stans — в этом объ­еди­ни­тель­ном суф­фик­се мно­го сте­рео­ти­пов, и если не знать насто­я­щую жизнь реги­о­на, а не его создан­ный меж­ду­на­род­ны­ми СМИ образ, то кажет­ся, что такой порт­рет мог висеть на худ­жанд­ском доме все­гда, одна­ко на деле не висел даже год назад. В 1999 году я виде­ла порт­рет пре­зи­ден­та в раз­ру­шен­ном граж­дан­ской вой­ной Таджи­ки­стане толь­ко в каби­не­те у коман­ду­ю­ще­го погран­вой­ска­ми, у кото­ро­го бра­ла интер­вью, — порт­рет был выбит на пер­сид­ском ков­ре, висев­шем над сто­лом воен­но­го чина. В каж­дый после­ду­ю­щий при­езд порт­ре­тов и дру­гих при­зна­ков креп­ну­ще­го куль­та ста­но­ви­лось боль­ше, как и в Казах­стане, но и здесь и там до поры до вре­ме­ни соблю­да­лась мера и с раз­ме­ром и с коли­че­ством, что-то сдер­жи­ва­ло, не дава­ло восточ­ной душе раз­гу­лять­ся. По-насто­я­ще­му обо­жеств­лен­ный культ отца наро­да суще­ство­вал толь­ко в Турк­ме­ни­стане. В дру­гих пост­со­вет­ских цен­траль­но­ази­ат­ских рес­пуб­ли­ках при­жиз­нен­ных памят­ни­ков не стро­и­ли — и, когда-то читая про позо­ло­чен­но­го Турк­мен­ба­ши, я не дума­ла, что пусть не такие рос­кош­ные, а поскром­ней памят­ни­ки появят­ся и у нас, а мой таджик­ский кол­ле­га, в свою оче­редь еще года три назад под­шу­чи­вав­ший надо мной и нашим нарож­дав­шим­ся куль­том Елба­сы, не думал, что в ско­ром вре­ме­ни в его стране даже не потру­дят­ся при­ду­мать соб­ствен­ное ори­ги­наль­ное зва­ние пре­зи­ден­ту, а без­за­стен­чи­во ста­щат его у каза­хов или у турк­мен — теперь не раз­бе­решь, да и какая разница.

На офи­ци­аль­ных меро­при­я­ти­ях пре­зи­ден­та Таджи­ки­ста­на уже вели­ча­ют длин­но и вити­е­ва­то: «Ешвои мил­лат чана­ми оли мух­тарм» («Ваше пре­вос­хо­ди­тель­ство гос­по­дин пре­зи­дент, лидер нации»), хотя соот­вет­ству­ю­щий зако­но­про­ект еще толь­ко посту­пил на утвер­жде­ние в пар­ла­мент. Эво­лю­ция цен­траль­но­ази­ат­ских пра­ви­те­лей до смеш­но­го копи­ру­ет друг дру­га, каж­до­му пона­до­бил­ся свой срок, что­бы отлить­ся в метал­ле и заброн­зо­веть. У памят­ни­ков и их про­то­ти­пов есть свои отли­чия, осо­бен­но­сти и исклю­че­ния, кото­рые толь­ко под­твер­жда­ют пра­ви­ло, но все вме­сте они теперь дей­стви­тель­но состав­ля­ют еди­ный мону­мен­таль­ный ансамбль The Stans.

За минув­шие 25 лет они часто встре­ча­лись по раз­ным пово­дам, в раз­ном фор­ма­те и соста­ве, кото­рый меня­ла лишь смерть или рево­лю­ци­он­ные вих­ри, и в такие момен­ты инте­рес­но было наблю­дать за сход­ством и раз­ли­чи­ем харак­те­ров и тем­пе­ра­мен­тов людей, вли­я­ю­щих ни мно­го ни мало на судь­бу их народов.

Мне запом­ни­лась дале­кая вес­на 2001 года: пре­зи­ден­ты собра­лись в Алма­ты, гово­ри­ли, как водит­ся, о газе, в какой-то момент тональ­ность раз­го­во­ра повы­си­лась и выде­ляв­ший­ся на фоне осталь­ных Ния­зов стал что-то раз­дра­жен­но выго­ва­ри­вать Ака­е­ву, под­креп­ляя свои сло­ва дви­же­ни­ем ука­за­тель­но­го паль­ца, укра­шен­но­го дра­го­цен­ным перст­нем, и всё вни­ма­ние при­сут­ству­ю­щих, каза­лось, было загип­но­ти­зи­ро­ва­но этим посвер­ки­ва­ю­щим в такт дви­же­ни­ям коль­цом. Сего­дня один из собе­сед­ни­ков — кото­рый тогда, в 2001‑м, выгля­дел дове­ден­ным до логи­че­ско­го абсур­да при­ме­ром цен­траль­но­ази­ат­ской дик­та­ту­ры — мертв, вто­рой — слу­жив­ший исклю­че­ни­ем из пра­ви­ла, кото­рое, как извест­но, толь­ко под­твер­жда­ет пра­ви­ло, — в изгнании.

Как герои аван­тюр­но-при­клю­чен­че­ских рома­нов, они пред­став­ля­ли собой иде­аль­ную ком­па­нию раз­ных тем­пе­ра­мен­тов — санг­ви­ник, холе­рик, флег­ма­тик, мелан­хо­лик, Д’Артаньян. Уточ­не­ние, кто кем был, не столь важ­но, как то, что в ито­ге исход­ной моде­лью раз­ви­тия стал экс­цен­трич­ный Туркменбаши.

Наша общая эво­лю­ция посто­ян­но дви­га­лась вспять — и это не была толь­ко внеш­няя сим­во­ли­ка со всем ее абсур­дист­ским подо­бо­стра­сти­ем. Выло­жен­ное метал­ли­че­ски­ми чуш­ка­ми гигант­ское сло­во «Елба­сы» — ско­рее бес­смыс­лен­ный кич, без­вкус­ный пер­фор­манс авто­ри­та­риз­ма. Дело не толь­ко и не столь­ко в этой бута­фо­рии — не в том, что назы­вать совре­мен­ных пре­зи­ден­тов «о несрав­нен­ный пове­ли­тель мира» стыд­но, а в том, что каж­дый новый цен­траль­но­ази­ат­ский культ всё силь­нее при­дав­ли­ва­ет так и не про­рос­шие зачат­ки сво­бод­но­го, про­грес­сив­но­го духа этой зем­ли. Тень отцов — стро­гих, все­мо­гу­щих, авто­ри­тар­ных — гроз­но навис­ла над все­ми, закрыв солнце.

Пуб­ли­ка­ции раз­де­ла “Бло­ги­стан” могут не отра­жать пози­цию Азаттыка.

Статьи по теме

Почему КПСС не запретили, а КГБ не распустили? Рассказываем, как в 1990‑е пытались осудить советский режим и почему это не получилось

Оппозиционер Ермурат Бапи после четверти века противостояния с властью пошёл в парламент, чтобы изменить всё изнутри. И тут же перестал критиковать Токаева. Вот что Бапи сам об этом думает

Как Бишкек, тесно связанный с российской финансовой системой, пытается решить проблему вторичных санкций