Адвокатам “прописан”…

Тему под­пис­ки о нераз­гла­ше­нии дан­ных досу­деб­но­го рас­сле­до­ва­ния под­ня­ли юри­сты и пра­во­за­щит­ни­ки на спе­ци­аль­ной пресс-кон­фе­рен­ции, состо­яв­шей­ся в нача­ле неде­ли в Казах­стан­ском меж­ду­на­род­ном бюро по пра­вам чело­ве­ка и соблю­де­нию закон­но­сти, пишет НАКАНУНЕ.kz.

Одним — всё, дру­гим — ничего

Пер­вым взял сло­во пред­се­да­тель сове­та бюро Евге­ний Жовтис. Он рас­ска­зал, что речь идет о ста­тье 201 Уго­лов­но-про­цес­су­аль­но­го кодекса.

«201 ста­тья в той интер­пре­та­ции, кото­рую мы наблю­да­ем в основ­ном в стра­нах пост­со­вет­ско­го про­стран­ства, гово­рит о недо­пу­сти­мо­сти раз­гла­ше­ния дан­ных пред­ва­ри­тель­но­го след­ствия. Лицо, осу­ществ­ля­ю­щее досу­деб­ное рас­сле­до­ва­ние, пре­ду­пре­жда­ет всех: защит­ни­ка, сви­де­те­лей, потер­пев­ших, ответ­чи­ка, экс­пер­тов, пере­вод­чи­ков, поня­тых и т.д. о недо­пу­сти­мо­сти раз­гла­ше­ния без его раз­ре­ше­ния све­де­ний, име­ю­щих­ся в деле. И берет­ся соот­вет­ству­ю­щая под­пис­ка», — рас­ска­зал пра­во­за­щит­ник о том, как это все выгля­дит на практике.

В зару­беж­ном судо­про­из­вод­стве нор­мы о нераз­гла­ше­нии каса­ют­ся госу­дар­ствен­ных сек­ре­тов и дел, кото­рые затра­ги­ва­ют аспек­ты част­ной жиз­ни, напри­мер вопро­сы усы­нов­ле­ния. «К тому же в зару­беж­ной прак­ти­ке вопрос о нераз­гла­ше­нии каса­ет­ся всех, кто при­ни­ма­ет уча­стие в деле — сле­до­ва­те­лей в том чис­ле, — под­черк­нул Евге­ний Алек­сан­дро­вич. — У нас же в послед­ние годы засек­ре­чи­ва­ют бук­валь­но все, что про­ис­хо­дит в ходе пред­ва­ри­тель­но­го расследования».

В ито­ге, по его мне­нию, ста­тья 201 ста­но­вит­ся инстру­мен­том дав­ле­ния и на защит­ни­ков, и на сви­де­те­лей, и на поня­тых. При этом у про­ку­ра­ту­ры и орга­нов след­ствия таких обя­за­тельств нет. Они могут рас­ска­зы­вать о подо­зре­ва­е­мых все, что хотят, а защи­та тако­го пра­ва лише­на. О какой состя­за­тель­но­сти сто­рон может идти речь при таком раскладе?

Хуже все­го, когда подо­зре­ва­е­мый или обви­ня­е­мый нахо­дит­ся на сво­бо­де, и что­бы инфор­ма­ция от него не ухо­ди­ла, его берут под стра­жу. И совсем абсурд­ной ста­но­вит­ся ситу­а­ция, когда какое-нибудь пре­ступ­ле­ние широ­ко обсуж­да­ют, но когда по нему воз­буж­да­ет­ся уго­лов­ное дело, участ­ни­кам «заты­ка­ют рот».

«С одной сто­ро­ны, это дает широ­кие воз­мож­но­сти сто­роне обви­не­ния убеж­дать обще­ствен­ность в винов­но­сти, с дру­гой — защи­та лиша­ет­ся воз­мож­но­сти аргу­мен­ти­ро­ван­но опро­вер­гать инфор­ма­цию обви­не­ния и защи­щать­ся», — под­вел итог правозащитник.

19 грам­мов тайны

Кон­крет­ным слу­ча­ем при­ме­не­ния «неспра­вед­ли­вой» ста­тьи УПК поде­ли­лась адво­кат Айман Умарова.

Айман защи­ща­ет жур­на­ли­ста «Накануне.kz» Юлию Коз­ло­ву, кото­рую подо­зре­ва­ют в хра­не­нии неболь­шо­го коли­че­ства нар­ко­ти­че­ских средств (всю исто­рию вы може­те про­чи­тать по ссыл­кам в мате­ри­а­ле «Что сами кури­ли, то и под­ки­ну­ли»). У обе­их взя­ли под­пис­ку о нераз­гла­ше­нии в тот момент, когда Юлия Коз­ло­ва была сви­де­те­лем, име­ю­щим пра­во на защи­ту. «А у сви­де­те­лей, име­ю­щих пра­во на защи­ту, нет таких обя­зан­но­стей», — отме­ти­ла адвокат.

Кро­ме того, в законе не ука­за­но, с како­го момен­та дей­ству­ет эта под­пис­ка. «Я ее под­пи­са­ла 30 декаб­ря, а как быть с инфор­ма­ци­ей, о кото­рой мы гово­ри­ли с 18 декаб­ря, с момен­та обыс­ка у моей под­за­щит­ной? Я дала око­ло 20 интер­вью, и все, что мне было извест­но, я уже всем рас­ска­за­ла», — недо­уме­ва­ет она.

Не пони­ма­ет юрист и смыс­ла «засек­ре­чи­ва­ния» рядо­во­го, на пер­вый взгляд, дела.

«За свою 20-лет­нюю прак­ти­ку я впер­вые столк­ну­лась с тем, 19 грам­мов мари­ху­а­ны фак­ти­че­ски ста­ли госу­дар­ствен­ным сек­ре­том, — раз­во­дит рука­ми адво­кат. — Когда я зада­ла веду­ще­му дело стар­ше­му дозна­ва­те­лю Алке­но­ву вопрос, зачем он это сде­лал, он отве­тил: вы же пиши­те на «Фейс­бу­ке», что вам под­ки­ну­ли нар­ко­ти­ки. Но при­чем здесь под­пис­ка о неразглашении?»

Эта ста­тья, по сло­вам адво­ка­та, бом­ба замед­лен­но­го дей­ствия: под раз­да­чу могут в любой момент попасть и жур­на­ли­сты. «Напри­мер, вы обра­ща­е­тесь за ком­мен­та­ри­я­ми по делу к обви­не­нию. Эта сто­ро­на дает вам свою кар­ти­ну, потом вы обра­ща­е­тесь к защи­те, но защит­ник ниче­го не может вам ска­зать. А потом, если сто­ро­на защи­ты выиг­ра­ет про­цесс, то они вполне могут подать на вас в суд за рас­про­стра­не­ние инфор­ма­ции, кото­рая не соот­вет­ству­ет дей­стви­тель­но­сти», — объ­яс­ни­ла юрист.

Обет мол­ча­ния для обвиняемого

Меж­ду­на­род­ный фонд защи­ты сво­бо­ды сло­ва «Адил соз» ведет мони­то­ринг пре­сле­до­ва­ний жур­на­ли­стов в Казах­стане, и, по сло­вам пре­зи­ден­та фон­да Тама­ры Кале­е­вой, обна­ру­жи­лось, что ст.201 при­ме­ня­ет­ся все чаще.

Кале­е­ва напом­ни­ла о деле редак­то­ра пав­ло­дар­ской газе­ты «Вер­сия» Яро­сла­ва Голыш­ки­на, при­го­во­рен­но­го к вось­ми годам лише­ния сво­бо­ды за яко­бы соуча­стие в вымо­га­тель­стве денег у аки­ма обла­сти. Дело это было сра­зу засек­ре­че­но, одна­ко не для всех его участников.

«У адво­ка­та Голыш­ки­на взя­ли под­пис­ку о нераз­гла­ше­нии еще до того, как он начал зна­ко­мить­ся с делом, и на всем про­тя­же­нии след­ствия он вынуж­ден был соблю­дать обет мол­ча­ния. Даже когда после выне­се­ния при­го­во­ра он начал выкла­ды­вать мате­ри­а­лы дела на «Фейс­бу­ке», ему запре­ти­ли это делать, угро­жая ответ­ствен­но­стью за нару­ше­ние под­пис­ки, — рас­ска­за­ла Тама­ра Мис­хадов­на. — Зато работ­ни­ки про­ку­ра­ту­ры и аки­ма­та Пав­ло­дар­ской обла­сти посто­ян­но «сли­ва­ли» в под­кон­троль­ные им СМИ мате­ри­а­лы из уго­лов­но­го дела в нуж­ном им духе, пыта­ясь выста­вить Голыш­ки­на зако­ре­не­лым пре­ступ­ни­ком. Они даже в наш фонд с этим обра­ща­лись — смот­ри­те, дескать, кого вы защищаете!»

«Ины­ми» быть запрещено

Одна­ко 201 ста­тьей этой дело не огра­ни­чи­ва­ет­ся. После раз­бо­ра 201 ста­тьи орга­ни­за­то­ры пресс-кон­фе­рен­ции пере­шли к ст. 50 Уго­лов­но­го кодек­са. Они напом­ни­ли о недав­нем реше­нии Алма­лин­ско­го рай­он­но­го суда в отно­ше­нии бло­ге­ров Сери­к­жа­на Мам­бе­та­ли­на и Ерме­ка Нарым­ба­е­ва, кото­рые при­го­во­ре­ны не толь­ко к трём и двум годам тюрь­мы, но еще и к пяти годам запре­та зани­мать­ся обще­ствен­но-поли­ти­че­ской деятельностью.

Ста­тья 50 Уго­лов­но­го кодек­са уста­нав­ли­ва­ет виды допол­ни­тель­но­го нака­за­ния: лише­ние пра­ва зани­мать опре­де­лен­ные долж­но­сти или зани­мать­ся опре­де­лен­ным видом дея­тель­но­сти после отбы­тия основ­но­го нака­за­ния. Понят­но, что этот запрет дол­жен пря­мо выте­кать из харак­те­ра того пре­ступ­ле­ния, за кото­рое чело­век был осуж­ден: лише­ние пра­ва зани­мать долж­но­сти на гос­служ­бе, если осуж­ден за кор­руп­цию; водить авто­мо­биль, если совер­шил ава­рию; рабо­тать с детьми — за пре­ступ­ле­ния в этой сфе­ре и так далее.

Одна­ко в фор­му­ли­ров­ке этой ста­тьи, как и мно­гих дру­гих ста­тей УК и УПК, есть при­сказ­ка: «и иные», в дан­ном слу­чае «иные виды дея­тель­но­сти». Бла­го­да­ря этой пра­во­вой неопре­де­лен­но­сти нор­ма при­ме­ня­ет­ся слиш­ком широко.

Так, по мне­нию экс­пер­тов, Мам­бе­та­ли­на и Нарым­ба­е­ва по сути лиши­ли пра­ва быть граж­да­на­ми стра­ны. Если сле­до­вать логи­ке при­го­во­ра, бло­ге­ры после выхо­да из заклю­че­ния не смо­гут при­нять уча­стие в какой-либо кон­фе­рен­ции, семи­на­ре и т.п., на том осно­ва­нии, что это обще­ствен­ные меро­при­я­тия, а у них запрет на заня­тие обще­ствен­ной дея­тель­но­стью. «Ерме­ка и Сери­к­жа­на лиши­ли граж­дан­ских прав, вооб­ще-то гаран­ти­ро­ван­ных им Кон­сти­ту­ци­ей!» — заклю­чил правозащитник.

Евге­ний Алек­сан­дро­вич реко­мен­до­вал адво­ка­там бло­ге­ров потре­бо­вать от судьи Джа­ри­л­га­со­вой разъ­яс­не­ния, что озна­ча­ет «не зани­мать­ся обще­ствен­ной дея­тель­но­стью», преж­де чем пере­хо­дить в апел­ля­ци­он­ную инстанцию.

Объ­яс­няя свою мысль, Жовтис при­вел при­ме­ры при­го­во­ров пас­то­ру пре­сви­те­ри­ан­ской церк­ви «Бла­го­дать» Бахт­жа­ну Каш­кум­ба­е­ву и при­хо­жа­ни­ну церк­ви адвен­ти­стов Ыкы­ла­су Каб­ду­а­ка­со­ву. Им тоже поми­мо основ­но­го нака­за­ния доба­ви­ли по 50 ста­тье запрет зани­мать­ся рели­ги­оз­ной дея­тель­но­стью. По зако­ну рели­ги­оз­ная дея­тель­ность» это «удо­вле­тво­ре­ние рели­ги­оз­ных потреб­но­стей веру­ю­щих». Это может быть пас­тыр­ское слу­же­ние или мис­си­о­нер­ство, бла­го­тво­ри­тель­ность, меж­ду­на­род­ные кон­так­ты в виде молит­вен­но­го обще­ния с еди­но­вер­ца­ми за рубе­жом, обу­че­ние осно­вам религии…

«Что же имен­но запре­ще­но Каб­ду­а­ка­со­ву после отбы­тия сро­ка в коло­нии, а Каш­кум­ба­е­ву пря­мо с момен­та выне­се­ния услов­но­го при­го­во­ра? Слу­жить пас­то­ром? Мис­си­о­нер­ство­вать? Делать бла­го­тво­ри­тель­ные взно­сы? А может быть, ему запре­ще­но вооб­ще молить­ся Богу — это ведь тоже рели­ги­оз­ная дея­тель­ность, толь­ко по раз­ря­ду «и иные виды»?»- задал­ся в ито­ге рито­ри­че­ски­ми вопро­са­ми правозащитник.

Под­во­дя ито­ги, орга­ни­за­то­ры встре­чи с прес­сой выра­зи­ли надеж­ду, что назван­ные ста­тьи зако­на будут скор­рек­ти­ро­ва­ны в сто­ро­ну боль­шей пра­во­вой опре­де­лен­но­сти. Во вся­ком слу­чае, они при­ло­жат все силы для этого.