Феникс Эдмундович. Как отказ от люстрации привел к возрождению диктатуры в России

26 декаб­ря испол­ня­ет­ся ров­но 30 лет с тех пор, как офи­ци­аль­но пере­стал суще­ство­вать СССР. Хотя вме­сте с ним пере­ста­ла суще­ство­вать и КПСС, в новой Рос­сии не была демон­ти­ро­ва­на тай­ная поли­ти­че­ская поли­ция и не про­ве­де­ны люст­ра­ции. Не были учре­жде­ны и прин­ци­пи­аль­но новые орга­ны демо­кра­ти­че­ской вла­сти. Поли­то­лог, науч­ный сотруд­ник Цен­тра иссле­до­ва­ний совре­мен­ной исто­рии Ассо­ци­а­ции Лейб­ни­ца в Потс­да­ме Евге­ния Лёзи­на срав­ни­ва­ет рефор­мы стран Восточ­ной Евро­пы с поло­вин­ча­той транс­фор­ма­ци­ей КГБ в ФСБ и при­хо­дит к выво­ду: имен­но отсут­ствие люст­ра­ций и кар­ди­наль­ной рефор­мы орга­нов вла­сти ста­ло при­чи­ной воз­вра­ще­ния дик­та­ту­ры в России.

«Пол­ное отсут­ствие рас­че­та с про­шлым после кра­ха ком­му­низ­ма, пред­став­ля­ет пред­на­ме­рен­ное попи­ра­ние пра­во­су­дия и вер­хо­вен­ства пра­ва. Есть быв­шие пар­тий­ные дура­ки и извест­ные жур­на­ли­сты, кото­рые счи­та­ют это дока­за­тель­ством „муд­ро­сти стра­ны“. Есть так­же праг­ма­ти­ки, кото­рые утвер­жда­ют, что все „рас­со­сет­ся“ со вре­ме­нем, по мере того как вырас­тет новое поко­ле­ние, не зна­ю­щее о стра­да­ни­ях его бабу­шек и деду­шек. И пер­вые, и вто­рые в один пре­крас­ный день обна­ру­жат (если про­жи­вут доста­точ­но дол­го), насколь­ко они оши­ба­лись, — не важ­но, осо­знан­но или нет».

Такое пре­ду­пре­жде­ние, опуб­ли­ко­ван­ное редак­то­ром, жур­на­ли­стом и писа­те­лем Густа­вом Хер­лин­гом-Груд­зин­ским, появи­лось в поль­ской газе­те Kultura в кон­це 1993 года. Быв­ший узник ГУЛА­Га и автор вос­по­ми­на­ний «Иной мир: Совет­ские запис­ки» обра­щал­ся к поль­ско­му чита­те­лю. На его родине немно­гие тогда раз­де­ля­ли подоб­ные взгля­ды. Про­цесс рас­че­та с про­шлым в Поль­ше к тому момен­ту ока­зал­ся прак­ти­че­ски свер­ну­тым (он вновь воз­об­но­вил­ся лишь во вто­рой поло­вине 1990‑х). Дру­гие стра­ны быв­ше­го соц­ла­ге­ря, преж­де все­го Гер­ма­ния и Чехо­сло­ва­кия, уже реа­ли­зо­ва­ли к тому момен­ту гораз­до более внят­ные и жест­кие меры про­ра­бот­ки соци­а­ли­сти­че­ской дик­та­ту­ры, извест­ные как меры пра­во­су­дия пере­ход­но­го периода.

Это поня­тие, впер­вые вве­ден­ное в обра­ще­ние в англий­ском вари­ан­те как Transitional Justice в 1990‑е, охва­ты­ва­ет ком­плекс про­цес­сов и меха­низ­мов, свя­зан­ных с попыт­ка­ми пре­одо­леть насле­дие круп­но­мас­штаб­ных нару­ше­ний закон­но­сти и систем­ной без­на­ка­зан­но­сти, обес­пе­чить под­от­чет­ность вла­сти, вос­ста­но­вить спра­вед­ли­вость, зало­жить новые осно­ва­ния обще­ствен­но­го дого­во­ра при пере­хо­де от дик­та­ту­ры к демократии.

Центральная и Восточная Европа: гражданский контроль и люстрация

Хотя при­ня­тие мер пере­ход­но­го пра­во­су­дия было свя­за­но с мно­же­ством слож­но­стей, боль­шин­ство стран Цен­траль­ной и Восточ­ной Евро­пы, в отли­чие от Рос­сии, такие меры реа­ли­зо­ва­ли. В Гер­ма­нии, Чехо­сло­ва­кии и стра­нах Бал­тии участ­ни­ки про­тестно­го дви­же­ния, быв­шие дис­си­ден­ты, люди, в наи­боль­шей сте­пе­ни постра­дав­шие от режи­ма, ста­ли глав­ны­ми про­вод­ни­ка­ми идей ком­плекс­но­го рас­че­та с про­шлым: про­ве­де­ния судеб­ных раз­би­ра­тельств, созда­ния пар­ла­мент­ских комис­сий по рас­сле­до­ва­нию пре­ступ­ле­ний, лик­ви­да­ции струк­тур гос­бе­зо­пас­но­сти и откры­тия архи­вов спец­служб, про­ве­де­ния люст­ра­ций, рести­ту­ций и др.

В ГДР борь­ба за при­ня­тие этих мер нача­лась задол­го до объ­еди­не­ния двух гер­ман­ских госу­дарств. Уже осе­нью 1989 года в ходе мас­со­вых акций про­те­ста граж­дан­ские акти­ви­сты тре­бо­ва­ли лик­ви­да­ции Мини­стер­ства гос­бе­зо­пас­но­сти (извест­но­го как Шта­зи). Когда выяс­ни­лось, что сотруд­ни­ки Шта­зи уни­что­жа­ют архи­вы, про­те­сту­ю­щие с нача­ла декаб­ря 1989-го ста­ли зани­мать мест­ные отде­ле­ния гос­бе­зо­пас­но­сти и созда­вать граж­дан­ские коми­те­ты, что­бы обес­пе­чить сохран­ность доку­мен­тов. В янва­ре 1990 года акти­ви­сты взя­ли под свой кон­троль глав­ное управ­ле­ние Шта­зи в Восточ­ном Берлине.

В Чехо­сло­ва­кии демо­кра­ти­че­ские рефор­ма­то­ры и про­тестное дви­же­ние тре­бо­ва­ли рас­фор­ми­ро­вать тай­ную поли­ти­че­скую поли­цию и снять с руко­вод­ства людей, при­част­ных к нару­ше­ни­ям прав чело­ве­ка при коммунизме.

Схо­жим обра­зом обсто­я­ли дела и в стра­нах Бал­тии. Здесь на ран­нем эта­пе созда­ва­лись пар­ла­мент­ские комис­сии, в зада­чи кото­рых вхо­ди­ли раз­ра­бот­ка мер пере­ход­но­го пра­во­су­дия, рас­сле­до­ва­ние дея­тель­но­сти рес­пуб­ли­кан­ских КГБ и их лик­ви­да­ция, а так­же раз­ра­бот­ка пра­во­вых меха­низ­мов исполь­зо­ва­ния мате­ри­а­лов гос­бе­зо­пас­но­сти. Так, после про­ва­ла пут­ча ГКЧП и обре­те­ния Бал­тий­ски­ми рес­пуб­ли­ка­ми неза­ви­си­мо­сти уже 24 авгу­ста 1991 года Вер­хов­ный Совет Литов­ской Рес­пуб­ли­ки учре­дил «Вре­мен­ную комис­сию по рас­сле­до­ва­нию дея­тель­но­сти КГБ СССР в Лит­ве». Ана­ло­гич­ные комис­сии были созда­ны в Лат­вии в мар­те 1992 года, а в Эсто­нии в мае 1993-го.

В комис­си­ях рабо­та­ли и их воз­глав­ля­ли депу­та­ты-выход­цы из рядов дви­же­ний за неза­ви­си­мость. Пред­се­да­те­лем литов­ской вре­мен­ной комис­сии, кото­рая состо­я­ла в основ­ном из чле­нов обще­ствен­но-поли­ти­че­ско­го дви­же­ния «Саю­дис», стал депу­тат Балис Гая­ус­кас — быв­ший дис­си­дент и полит­за­клю­чен­ный, кото­рый про­вел 35 года в совет­ских лаге­рях, два года в ссыл­ке и был осво­бож­ден лишь в 1988 году. А эстон­скую комис­сию воз­гла­вил быв­ший полит­за­клю­чен­ный Энн Тар­то: он про­вел в совет­ских тюрь­мах и лаге­рях 14 лет и тоже осво­бо­дил­ся из заклю­че­ния в октяб­ре 1988 года.

Поль­ша, как и неко­то­рые дру­гие стра­ны, вклю­чая Вен­грию и Румы­нию, вста­ла на путь реформ поз­же, после того, как угро­за номен­кла­тур­но­го реван­ша ста­ла вос­при­ни­мать­ся обще­ством все­рьез. Так, в тече­ние года — с декаб­ря 1996 года по декабрь 1997-го — чис­ло тех, кто счи­тал, что в Поль­ше долж­на быть про­ве­де­на люст­ра­ция, вырос­ло почти на 20 про­цент­ных пунк­тов (с 57% до 76%), и в том же 1997 году закон был принят.

Хотя люст­ра­ции (или меры, регу­ли­ру­ю­щие доступ к пуб­лич­ным инсти­ту­там и госу­дар­ствен­ной служ­бе, судеб­ной систе­ме, обра­зо­ва­тель­ным инсти­ту­там, сред­ствам мас­со­вой инфор­ма­ции и дру­гим обще­ствен­ным инсти­ту­там офи­ци­аль­ных лиц, сотруд­ни­ков и аген­тов репрес­сив­ных орга­нов) пред­став­ля­ли собой крайне про­ти­во­ре­чи­вый про­цесс и вызы­ва­ли мно­же­ство спо­ров во всех стра­нах реги­о­на, имен­но они ока­за­лись в цен­тре поли­ти­че­ской повест­ки боль­шин­ства пост­ком­му­ни­сти­че­ских демо­кра­тий. Люст­ра­ци­он­ные меры были при­ня­ты как на очень ран­нем эта­пе, так и спу­стя годы и даже деся­ти­ле­тия после кра­ха ком­му­низ­ма. При­бли­зи­тель­но с нача­ла «нуле­вых» годов воз­ник фено­мен т. н. позд­ней люст­ра­ции, когда впер­вые при­ни­ма­лись или рас­ши­ря­лись при­ня­тые ранее зако­ны (Лит­ва, Поль­ша, Румы­ния, Вен­грия, Сло­ва­кия, Гру­зия, Укра­и­на), а стра­ны, при­няв­шие люст­ра­ци­он­ные зако­ны на ран­нем эта­пе (Гер­ма­ния, Чехия), про­дле­ва­ли их дей­ствие. В том или ином виде пра­во­вые акты, регу­ли­ру­ю­щие люст­ра­ции, были при­ня­ты в боль­шин­стве стран региона.

Посколь­ку иден­ти­фи­ци­ро­вать людей, свя­зан­ных с репрес­сив­ны­ми струк­ту­ра­ми, мож­но было преж­де все­го с помо­щью архив­ных дан­ных, про­цесс люст­ра­ции, как пра­ви­ло, сопро­вож­дал­ся откры­ти­ем архи­вов пра­вя­щей ком­пар­тии и тай­ной поли­ти­че­ской полиции.

Для управ­ле­ния архив­ны­ми мате­ри­а­ла­ми и их изу­че­ния созда­ва­лись спе­ци­аль­ные инсти­ту­ты. Доволь­но часто они же ста­но­ви­лись «опе­ра­то­ра­ми» люст­ра­ций (как это было в Гер­ма­нии, Поль­ше, Лит­ве, Лат­вии, Румы­нии) или про­во­ди­ли досу­деб­ные рас­сле­до­ва­ния, участ­вуя в сбо­ре дока­за­тельств для судеб­ных раз­би­ра­тельств (как, напри­мер, в Чехии, Лит­ве или Лат­вии). Такие инсти­ту­ты на том или ином эта­пе были созда­ны прак­ти­че­ски в каж­дой стране реги­о­на. Так что откры­тие архи­вов ста­ло свое­об­раз­ным «побоч­ным» эффек­том, неиз­беж­но сопро­вож­дав­шим обсуж­де­ние люст­ра­ци­он­ных законопроектов.

Россия: демократизация не состоялась

В Рос­сии после кра­ха совет­ско­го режи­ма, в пол­ном соот­вет­ствии с пре­ду­пре­жде­ни­ем Хер­лин­га-Груд­зин­ско­го, про­изо­шло посте­пен­ное вос­ста­нов­ле­ние струк­тур поли­ти­че­ской поли­ции, а демо­кра­ти­за­ция не состо­я­лась. Как пред­став­ля­ет­ся, эти два фак­та вза­и­мо­свя­за­ны. Демо­кра­ти­че­ская транс­фор­ма­ция в Рос­сии не слу­чи­лась в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни пото­му, что струк­ту­ры гос­бе­зо­пас­но­сти, костяк совет­ско­го ком­му­низ­ма и наи­бо­лее репрес­сив­ный инсти­тут, не были демон­ти­ро­ва­ны, а сотруд­ни­ки этих струк­тур, при­част­ные к мас­со­вым репрес­си­ям и нару­ше­ни­ям прав чело­ве­ка, не понес­ли ответ­ствен­но­сти за свои дей­ствия и сохра­ни­ли пози­ции вли­я­ния. За исклю­че­ни­ем доволь­но огра­ни­чен­ной реа­би­ли­та­ции в Рос­сии не были реа­ли­зо­ва­ны и дру­гие меры пере­ход­но­го правосудия.

Усло­вия для номен­кла­тур­но­го реван­ша и реван­ша спец­служб сло­жи­лись еще в годы пере­строй­ки. Коми­тет гос­бе­зо­пас­но­сти пере­жил пере­строй­ку в луч­шем виде, чем любой дру­гой совет­ский инсти­тут, вклю­чая ком­пар­тию. До послед­них дней СССР КГБ оста­вал­ся опо­рой режи­ма, сохра­няя свои пол­но­мо­чия и аппа­рат­ный «вес», не меняя струк­ту­ру и кадры.

Источ­ник: https://theins.ru/