Казахская национальная государственность через призму украинских вызовов
События сначала на Майдане, а затем в Крыму возвращают мир в ситуацию, когда судьба границ, государств и народов решается, помимо всех внутренних факторов, еще и противостоянием конкурирующих внешних сил. Собственно, в истории человечества это всегда так и было, но ужас Второй мировой войны заставил европейцев положить в основы международных отношений нерушимость границ и внешнее невмешательство. В этом смысле даже вторжение советских войск в Чехословакию было неким сохранением сложившегося блокового баланса. А последовавший за этим Хельсинкский акт, ознаменовав переход от «холодной войны» к «разрядке», зафиксировал то же самое: неприкосновенность сложившихся границ, политических и идеологических государственных систем.
В каком-то смысле и бурные 90‑е годы, едва ли не полностью перекроившие карту Европы и Средней Азии, стали продолжением того же европейского послевоенного консенсуса. Да, была снесена берлинская стена и отменена граница между ГДР и ФРГ, да, восточно-европейские члены «соцлагеря» и прибалты стали совсем иными государствами. Но это происходило при полном внешнем консенсусе. Горбачев договаривался с Колем и другими лидерами Европы, не возражал против радикальных конституционных перемен в «постсоветских» странах — протестовать или мешать извне было некому.
И даже военный распад Югославии, с финальным отделением Косова от Сербии, тоже был «консенсусным»: ельцинская Россия войну и натовские бомбардировки в центре Европы сдержанно осуждала, но практически не вмешивалась. Еще бы вмешиваться, если приход самого Ельцина во власть был осуществлен через неконституционную ликвидацию СССР в Беловежской пуще. С полного одобрения США и Европы и при непротивлении (по крайней мере) остальных субъектов бывшего Советского Союза.
Читать дальше: