Как меня этапировали из СКО в Алматы

Автор: Нурах­мет КЕНЖЕЕВ
Фото: Фото с суда над поли­ти­ком в Актау

«Полу­чил удар точ­но в лок­те­вой сустав, да в такое место, что рука надол­го повис­ла пле­тью…». Вот так обра­ща­ют­ся в Казах­стане с заклю­чен­ны­ми. Пред­ла­га­ем вни­ма­нию чита­те­лей выдерж­ки из пись­ма поли­ти­ка Вла­ди­ми­ра Коз­ло­ва, где он рас­ска­зы­ва­ет, как его эта­пи­ро­ва­ли из Север­но­го Казах­ста­на в коло­нию под Алматы. 

Мы рас­счи­ты­ва­ем, что этот доку­мент-сви­де­тель­ство про­чи­та­ют дипло­ма­ты США, Кана­ды и госу­дарств — чле­нов Евро­пей­ско­го сою­за, аккре­ди­то­ван­ные в Казах­стане, а затем про­ин­фор­ми­ру­ют о его содер­жа­нии свои внеш­не­по­ли­ти­че­ские ведом­ства. Пото­му что сего­дня Казах­стан, пыта­ясь добить­ся экс­тра­ди­ции оппо­нен­тов Назар­ба­е­ва и обви­няя их во все­воз­мож­ных пре­гре­ше­ни­ях, обе­ща­ет запад­ным госу­дар­ствам, что будет стро­го соблю­дать пра­ва выда­ва­е­мых и про­тив них не будут при­ме­нять­ся пытки.

Пись­мо Вла­ди­ми­ра Коз­ло­ва — это не толь­ко рас­сказ о реа­ли­ях казах­стан­ской жиз­ни, но и сви­де­тель­ство того, что Гене­раль­ная про­ку­ра­ту­ра РК, давая такие обе­ща­ния, осо­знан­но лжет. Если даже поли­ти­че­ско­го заклю­чен­но­го, чья судь­ба нахо­дит­ся в эпи­цен­тре вни­ма­ния казах­стан­ской и зару­беж­ной обще­ствен­но­сти и осво­бож­де­ния кото­ро­го тре­бу­ет Евро­пей­ский пар­ла­мент, при­няв­ший уже три резо­лю­ции в под­держ­ку лиде­ра «Алги», три­жды изби­ли, то что может ожи­дать других?

Выдерж­ки из пись­ма Вла­ди­ми­ра Козлова

«Попы­та­юсь корот­ко опи­сать этап — от 164/3 до 155/14, с 13.03.14 до 20.03.14. Все дни, с шесто­го мар­та, на «трой­ке» были на нер­вах (сроч­но напи­сал в КУИС на пере­вод по месту житель­ства, полит­рук реко­мен­до­вал). Одна из осо­бен­но­стей «трой­ки» — чрез­мер­ная скрыт­ность, режим «мол­чи-мол­чи»; отсю­да ты не зна­ешь, когда и что из ожи­да­е­мо­го может про­изой­ти и про­изой­дет ли оно.

Меня пре­ду­пре­ди­ли (зэки из «акти­ва»), что в слу­чае эта­па про­сто появит­ся кон­тро­лер, кото­рый сооб­щит, что у меня на все про все 10 минут, после чего «с веща­ми…». Еще ска­за­ли, что эта­пы с «трой­ки» по трой­кам, то есть 03, 13, 23 чис­ла каж­до­го месяца.

Гото­вил­ся на слу­чай уда­чи, памя­тую о том, что может быть и вся­кое; извра­щен­ные спо­со­бы полу­че­ния удо­воль­ствия от того, что кому-то пло­хо, в сре­де, где при­ни­ма­ют­ся реше­ния, — дело обыч­ное. Раз­ло­жил вещи — то, что остав­лю, сло­жил в отдель­ные паке­ты, что­бы потом про­сто и быст­ро выло­жить. Так же с продуктами.

Оста­вил (в ито­ге): элек­тро­брит­ву, трим­мер, чудо-вален­ки, осен­ние ботин­ки, крос­сов­ки, кучу нос­ков, лиш­ние май­ки, три­ко и еще мно­го чего по мело­чи. Там ребя­там нуж­но, а я все же уез­жаю по месту жительства…

Самый эмо­ци­о­наль­но напря­жен­ный день — 13 мар­та. Ожи­даю. Вечер уже, нача­лось лич­ное вре­мя, после 19 часов. Тиши­на. Под­хо­дит акти­вист: «Сколь­ко у вас стан­ков, Ива­ныч, не помни­те точ­но?» (кста­ти гово­ря, тот самый акти­вист, что два раза «затол­кал» меня под выговор).

Вот оно, пошло-поеха­ло! Он отве­ча­ет за КРП (колю­ще-режу­щие пред­ме­ты) и он обя­зан в слу­чае эта­па собрать мои КРП для пере­да­чи в этап… Вот тогда я понял, что веро­ят­ность эта­па сего­дня — реальность.

Вышло все, как и ожи­да­лось. Уже око­ло 21 часа, к окон­ча­нию «лич­но­го вре­ме­ни» появил­ся кон­тро­лер с той самой фра­зой, что у меня 10 минут на сбо­ры. Сбо­ры были недол­гие… Попро­щать­ся ни с кем кро­ме зав­хо­за (он сопро­вож­дал меня до кон­тро­лер­ской) не уда­лось; отряд уже «тусо­вал­ся в локал­ке», перед послед­ней про­вер­кой, а когда меня выво­ди­ли из бара­ка, после­до­ва­ла общая коман­да, запре­ща­ю­щая смот­реть в мою сторону.

Мое негром­кое «Пока», навер­ное, мало кто услы­шал. В кон­тро­лер­ской обыск. Со мной на этап ухо­дят еще трое: двое подель­ни­ков из Акто­бе на ДС (досле­до­ва­ние) и парень в Алма­ты — на кас­са­ци­он­ный суд с надеж­дой, что домой. При­сут­ство­ва­ли дежур­ные опер и режим­ник, все корректно.

Выда­ли паек на доро­гу: две бухан­ки хле­ба, две бан­ки того само­го «леща в соб­ствен­ном соку», паке­ти­ки «сахар + соль + чай». На выхо­де из лаге­ря нас «при­ня­ли» кон­тро­ле­ры этап­но­го авто­за­ка; атмо­сфе­ра слег­ка под­на­пряг­лась. Сно­ва пол­ный обыск, теперь уже менее кор­рект­ный. Ребя­та шли пер­вы­ми, и в какой-то момент я услы­шал в адрес одно­го из них: «Ты уже посту­пил в мое рас­по­ря­же­ние, обе­зья­на! Шевелись!!!».

Ста­ло непри­ят­но, пото­му как гру­бость была без пово­да. Таким обра­зом пре­вен­тив­но сооб­ща­лись новые рам­ки, «бере­га» вза­и­мо­от­но­ше­ний. В мою сто­ро­ну гру­бо­стей не было, но это мало что меня­ло в ощу­ще­ни­ях. Было мерзко.

По пути сле­до­ва­ния нас пере­са­ди­ли из одно­го авто­за­ка — в дру­гой, тюрем­ный. Там уже были люди. Мы быст­ро-быст­ро «вби­лись» в него с сум­ка­ми, «уплот­нив насе­ле­ние»; зэки с опы­том эта­пов очень рас­то­роп­но при­ня­ли и нас, и наши сум­ки, что­бы не про­длять повы­шен­ную нер­воз­ность таких сты­ко­вок, кото­рую созда­ет кон­вой кри­ка­ми, толч­ка­ми в спи­ну и прочим.

До «сто­лы­пи­на» дое­ха­ли быст­ро, не более 10—15 минут пути. Ожи­дая погруз­ки, слу­ша­ли лай овча­рок и кри­ки двух кон­во­ев: авто­за­ка и «сто­лы­пи­на». Люди при­тих­ли, напряг­лись в ожидании…Темно (око­ло 23 часов), ниче­го не вид­но, а то, что слыш­но, — тягост­но… Лязг­нул засов каме­ры авто­за­ка: «Пер­вый пошел!» — и мат, вопли кон­вой­ных. Люди при­слу­ши­ва­ют­ся ко всем зву­кам… Вот оно — бьют!

Зна­чит, «встре­ча­ют» ПР-ами как мини­мум; это тоже заявоч­ное объ­яв­ле­ние «бере­гов», фор­ма­та пред­сто­я­щих вза­и­мо­от­но­ше­ний с пет­ро­пав­лов­ским кон­во­ем «сто­лы­пи­на». «Девя­тый пошел!» — это мне. Бегу. В каж­дой руке по сум­ке. Тяже­ло­ва­то. Неудоб­но. Бежать все­го-то мет­ров 10—12 с уче­том пово­ро­тов. От две­ри авто­за­ка до две­ри там­бу­ра «сто­лы­пи­на» — мост­ки, мет­ра три. Пока про­драл­ся с сум­ка­ми через узкую дверь каме­ры авто­за­ка — наслу­шал­ся: мат впе­ре­меш­ку с «Быст­ро!», «Бегом!», «Пошел!», с соба­чьим лаем и виз­гом, ляз­гом метал­ли­че­ских частей «кала­шей»…

Забе­гаю в там­бур «сто­лы­пи­на» — сто­ит пер­вый кон­во­ир: «Бегом!». Про­тис­ки­ва­юсь через узкие пово­ро­ты с сум­ка­ми, уже виден вто­рой кон­во­ир, сто­ит у откры­той две­ри ближ­ней каме­ры: «Сюда! Бегом!». Дви­га­юсь туда — есть. При­ле­те­ло. Хлест­кий, впол­си­лы удар в область шеи, сза­ди. Это был тре­тий кон­вой­ный — он так «счи­та­ет» людей, наверное.

Впе­ре­ди меня чело­век застрял в про­хо­де в каме­ру, с сум­кой. Немуд­ре­но — каме­ры уже почти бит­ком, что помо­ло­же — пры­га­ют на верх­ние пол­ки, туда же швы­ря­ют вещи, что­бы осво­бо­дить ниж­нюю часть для вхо­да новых. Каме­ра на семь лежа­чих мест, три уров­ня. Вби­ва­ют (бук­валь­но) туда до 20 чело­век и более при погрузке.

Чело­ве­ка, кото­рый застрял, вко­ла­чи­ва­ют туда несколь­ки­ми уда­ра­ми ПР, уже «от души», с пере­ко­сом лица и сопут­ству­ю­щим зву­ко­вым сопро­вож­де­ни­ем. Я видел эту спи­ну на сле­ду­ю­щий день — диа­го­наль­ный рубец вспух­шей кожи, и это через одеж­ду и зим­нюю курт­ку. Вле­таю. Мои сум­ки мгно­вен­но выхва­ты­ва­ют­ся и уно­сят­ся вверх — молод­цы паца­ны, ско­рые, это убе­ре­га­ет от допол­ни­тель­ных «рези­но­вых гостин­цев с доставкой».

Усе­лись кое-как кто где. За послед­ним: «Закрыть!», дверь лязг­ну­ла зам­ком, «Не курить!». Сидим. Зна­ко­мим­ся. Мимо про­во­дят двух жен­щин. Их так не «встре­ча­ют», доста­точ­но спо­кой­но. Через вре­мя под­хо­дят кон­вой­ные: «Будем назы­вать фами­лию, гово­ри­те имя, отче­ство, ста­тья, срок, режим содер­жа­ния». Обще­ние уже спо­кой­ное, буд­то и не эти же самые лица несколь­ко минут назад были пере­ко­ше­ны от зло­бы, ора­ли гру­бо­сти и маха­ли не мимо ПР-ами.

У них в руках куча папок с наши­ми «дела­ми», с фото и все­ми дан­ны­ми на облож­ке. Мое дело уже трех­том­ное, из трех папок, пере­вя­зан­ных шнур­ком. Слы­шу свою фами­лию, про­из­но­шу свой речи­та­тив. Фона­рик в лицо — я — не я? Я. Нор­маль­но. Чуть поз­же «келе­шов­ка» (пере­вод в дру­гую каме­ру). Фор­ми­ру­ют по режи­му содер­жа­ния и по пунк­там назна­че­ния. В дру­гой каме­ре нас десять.

Тро­ну­лись. Вре­мя — дале­ко за пол­ночь. Пока обще­ние, то да се, выяс­ни­лось, что ехать при­дет­ся полу­си­дя. Раз­ре­ши­ли курить. До Аста­ны ехать ночь, там выхо­дим на день, в тюрь­му. Вече­ром воз­вра­тим­ся в тот же «сто­лы­пин», к тому же кон­вою, и поедем до Кара­ган­ды. Это все сооб­ща­ют нам конвоиры.

В полу­дре­ме, сидя на голых пол­ках, — Аста­на. Уже свет­ло. Объ­яв­ля­ют, что те, кто до Кара­ган­ды, могут оста­вить свои вещи в «сто­лы­пине», взять с собой толь­ко то, что будет нуж­но в Астане. Хоро­шо. Потом я еще раз пой­му, что это было хоро­шим реше­ни­ем, еще по дру­го­му пово­ду. Беру с собой чай и кон­фе­ты, это все­гда нуж­но. Выгруз­ка — как и погруз­ка: в тех же дета­лях, вклю­чая ПР! В этот раз, навер­ное, что­бы поня­ли, что «посту­пи­ли в рас­по­ря­же­ние севе­ро­ка­зах­стан­ско­го конвоя»…

Загру­зи­лись в авто­зак уже про­ще, быст­рее, пото­му как без вещей. Еха­ли недол­го. По доро­ге пред­по­ло­же­ния, как «встре­тят» в тюрь­ме. Точ­но никто не зна­ет, пото­му как все меня­ет­ся. Встре­ти­ли спо­кой­но, без лиш­не­го. Обыск — и в каме­ры. В той, куда нас (пар­ня ‑мало­лет­ку, кото­ро­го в Алма­ты на кас­са­цию, и меня), — уже пяте­ро, все тран­зит­ные, заеха­ли за час до нас, едут с «сан­го­ро­да» — с лечения.

В тюрь­ме Аста­ны про­бы­ли до вече­ра, затем с веща­ми на выход, обыск, пара часов ожи­да­ния в пере­пол­нен­ном «вок­заль­чи­ке» (каме­ра-отстой­ник-нако­пи­тель), и авто­зак. Дое­ха­ли — ожи­да­ем. Как-то будет сей­час при погруз­ке в «сто­лы­пин»? «Пер­вый пошел!» — и дежа­вю… Бьют всех без раз­бо­ра. До меня пошел чело­век, кото­рый едет из «сан­го­ро­да» (меди­цин­ский лагерь), лечил позво­ноч­ник. Попе­рек сво­е­го боль­но­го позво­ноч­ни­ка и полу­чил. От души кон­вой­ный дал пару раз. Слыш­но было, как он взвыл, как заора­ли кон­во­и­ры: «Закрой пасть! Впе­ред! Пошел!»

Я успел уви­дать, что в там­бу­ре по обе­им сто­ро­нам сто­ят двое с ПР-ами на взма­хе. Пер­вый удар при­ня­ла спи­на, рефлек­тор­но попы­тал­ся уйти, при­кры­ва­ясь рукой (глу­по) — полу­чил удар точ­но в лок­те­вой сустав, да в такое место, что руку «про­би­ло током» и она надол­го повис­ла пле­тью. Боль­но. От боли при­оста­но­вил­ся, схва­тил одной рукой вто­рую — уже бегут двое из «встре­ча­ю­щих»: «Быст­рей! Пошел!» и прочее…

Кое-как вта­щил себя в каме­ру. Там уже кто-то лежит на ниж­ней пол­ке, поста­ны­вая, и так же дер­жит­ся за руку. Сосе­ди… Типа «доб­ро пожа­ло­вать в рас­по­ря­же­ние СКО кон­воя!». Тре­тий «про­ход» пред­по­ла­га­ет, что будет и чет­вер­тый, на выхо­де в Караганде.

Наши вещи на месте, после повто­ре­ния про­це­ду­ры «ФИО-ста­тья-срок-режим» поеха­ли. Вре­мя око­ло полу­но­чи. В Кара­ган­де будем око­ло трех ночи. Кипят­ка, ока­зы­ва­ет­ся, не дают уже дав­но и во всех эта­пах. Мак­си­мум — сух­пай и вода от тюрь­мы. Что-то поже­ва­ли, чем-то запи­ли, лег­ли на эти кра­шен­ные в серое дос­ки, бла­го — на этот раз есть и лежа­чие места.

В вагоне не холод­но, буш­лат под голо­ву — пой­дет… Каза­лось, толь­ко лег, и уже при­е­ха­ли. Кара­ган­да. Кто-то доста­ет из сум­ки сви­тер потол­ще — чет­вер­тый «про­ход», про­ща­ние с кон­во­ем СКО. Еще не извест­но, что и как в Кара­ган­де, начи­ная с авто­за­ка. Гово­рят раз­ное — «Кар­Лаг пыла­ет», то есть лаге­ря и тюрь­мы ухо­дят в режим. Народ при­молк в тре­во­ге и ожи­да­нии, неиз­вест­ность гнетет.

Зала­я­ли собач­ки, ляз­га­ет «сбруя кала­шей»; нарас­та­ет гра­дус и в каме­рах «сто­лы­пи­на». Это не выра­жа­ет­ся никак — все мол­чат, но нарас­та­ние напря­же­ния почти элек­три­зу­ет воз­дух. «Пер­вый пошел!» — есть! Все при­слу­ши­ва­ют­ся. Вот чело­век топа­ет по про­хо­ду, спе­шит под кри­ки кон­вой­ных: это не про­сто, если в руках сум­ки, про­ход узкий. Топот при­тор­ма­жи­ва­ет — там­бур, пово­ро­ты к выхо­ду. Неожи­дан­ный звук «дзинь-бля-бля», потом кас­кад кон­вой­но­го мата… «Хлясть! Бум‑м!» — кон­вой СКО про­ща­ет­ся с вами, жела­ют вам все­го хорошего.

Бьют и на про­ща­ние. Была надеж­да, что кон­вой при­тор­мо­зит после явных пере­бо­ров, допу­щен­ных при посад­ке в Астане, когда доста­лось всем, без раз­бо­ра, даже тем, кто едет из «сан­го­ро­да», и силь­но пожи­лым. Чело­век, кото­ро­му дви­ну­ли попе­рек боль­но­го позво­ноч­ни­ка, всю доро­гу лежал, не вста­вал; моя рука тоже пом­ни­ла глу­пость голо­вы, послав­шей ее на защи­ту спи­ны и «доб­ро­ту» кон­воя СКО, еще дня три-четы­ре. А сей­час Кара­ган­да, «доро­га жиз­ни «столыпин»-автозак, бежим по одно­му и по команде.

Я — «Три­на­дца­тый пошел!» — алга! На бегу уже пони­маю, что в авто­за­ке сидеть мне при­дет­ся стоя, по запол­ня­е­мо­сти камер; пока идет погруз­ка, люди вби­ва­ют­ся (бук­валь­но) туда с раз­бе­га, кто — как, кого — чем, куда — что и как попа­ло. Уже потом рас­са­жи­ва­ют­ся, раз­гре­ба­ют вещи, обща­ют­ся… все в тем­но­те. Это потом.

Бегу по про­хо­ду. Уже перед там­бу­ром вижу — сто­ят двое. Лиц не раз­ли­чаю — каму­фляж, серо-зеле­ное все. Сто­ят друг за дру­гом, по обе сто­ро­ны пути. У одно­го ПР под­лин­нее, это, навер­ное, «хрясь!». У вто­ро­го, соот­вет­ствен­но, «бум‑м!». Может быть, наобо­рот — это ниче­го не меня­ет в сум­ме этих двух «сла­га­е­мых». Что совой об пень, что пнем о сову: сове оди­на­ко­во «при­ят­но», а пню оди­на­ко­во пофиг.

Нахо­дясь уже в «зоне пора­же­ния», вдруг неожи­дан­но для себя манев­ри­рую, види­мо, при­ро­да пом­нит ощу­ще­ния и ста­ра­ет­ся их избе­жать. При­тор­ма­жи­ваю… боко­вым зре­ни­ем вижу, что ПР из верх­ней точ­ки (над голо­вой кон­во­и­ра) дер­нул­ся, и там замер… В этот момент очень рез­ко стар­тую мимо и затыл­ком чув­ствую — про­мах­нет­ся. Пер­вый — мимо. Вто­рой какое-то вре­мя, наблю­дая эту кар­ти­ну, тоже «сбил при­цел», утра­тил точ­ность алго­рит­ма — я уже на мост­ках, веду­щих в авто­зак, когда мне в спи­ну доле­та­ет несиль­ный тычек на изле­те, сопро­вож­да­е­мый «дуп­лет­ным» матом из «двух стволов».

В про­цес­се даже забыл о том, что карла­гов­ский кон­вой авто­за­ка тоже может «встре­тить», не успе­ваю ниче­го понять, как уже сижу (!) на лав­ке. Ока­зы­ва­ет­ся, это уже вто­рой авто­зак, и я в него попал одним из пер­вых. Более того, кон­вой­ные спо­кой­ны и кор­рект­ны, что назы­ва­ет­ся — «на будь­те любезны».

В каме­ру авто­за­ка один за дру­гим забе­га­ют люди, рас­са­жи­ва­ют­ся. Всем хва­ти­ло места. Напря­же­ние спа­да­ет, при­хо­дит юмор, народ делит­ся впе­чат­ле­ни­я­ми от «про­ща­ния» с кон­во­ем СКО. Ока­зы­ва­ет­ся, тот неожи­дан­ный звук «дзинь-бля-бля» про­изо­шел от попа­да­ния ПР что под­лин­нее в пото­лоч­ный пла­фон осве­ще­ния, с леталь­ным исхо­дом для послед­не­го. Народ весе­лит­ся: что СКОш­но­му кон­вою пло­хо, то зэку в радость.

Оправ­да­но обрат­ным ходом этой фор­му­лы, чего уж там, и сам в таких же чув­ствах. Едем. Кара­ган­дин­ский кон­вой авто­за­ка зева­ет, мол­чит. Нача­ло чет­вер­то­го утра. У вхо­да в нашу каме­ру (в авто­за­ке две каме­ры, в каж­дую мож­но вбить по 15—16 чело­век, и один «пенал» на одно­го чело­ве­ка — это обыч­но «оби­жен­ный»]. или «БС», или жен­щи­на) — лежит соба­ка. По окра­су восточ­но-евро­пей­ская овчар­ка, но раз­ме­ром, буд­то ее мама гуль­ну­ла с медведем.

По при­ез­ду в тюрь­му нас пере­да­ют «из рук в руки» так же спо­кой­но и мол­ча­ли­во. Обхо­дит­ся без кри­ков, матов и про­че­го. Хоро­шо. Доста­точ­но быст­ро (для четы­рех утра), мы про­хо­дим обыск; здесь вещи в сум­ках досмат­ри­ва­ют­ся, как в аэро­пор­ту, посред­ством такой же тех­ни­ки. Поста­вил сум­ку на лен­ту, она уеха­ла внутрь маши­ны, офи­цер посмот­рел на экране что к чему, и сум­ка вернулась.

Попа­да­ем в каме­ру толь­ко в 05:45. Точ­ное вре­мя запом­ни­лось пото­му, что в 06:00 здесь подъ­ем и потом уже не спят. Толь­ко рас­по­ло­жи­лись — за мной при­шли. Отво­дят в све­же­от­ре­мон­ти­ро­ван­ную каме­ру, в кото­рой я буду один, все дни до эта­па — с 15 до 19 мар­та. Тиши­на. Кор­мят хоро­шо. Слу­шаю радио. Корм­лю семей­ство крыс за окном, ино­гда. Они там по дво­ру шастают.

Общать­ся почти не с кем, пара фраз с кон­тро­ле­ром — все. Схо­дил, побрил­ся — пер­вый раз за пол­то­ра года с горя­чей (!) водой. Девят­на­дца­то­го, бли­же к обе­ду, в этап, теперь в Алма­ты. Обыск — «вок­заль­чик» — авто­зак. Око­ло 18 часов. Мы уже на вок­за­ле. Ждем. Ока­зы­ва­ет­ся, наш состав при­бы­ва­ет не на пер­вый путь и пря­мо с авто­за­ка перей­ти по мост­кам в «сто­лы­пин» не получится.

Кон­во­и­ры орга­ни­зо­вы­ва­ют оцеп­ле­ние-кори­дор, два ряда авто­мат­чи­ков с собач­ка­ми, меж­ду кото­ры­ми мы долж­ны быст­ро пере­ме­стить­ся от авто­за­ка к вагон­за­ку. Обыч­но это сопря­же­но с силь­но повы­шен­ной нер­воз­но­стью обо­их кон­во­ев, но в этот раз все про­хо­дит без нервов.

Подо­шла моя оче­редь. Сум­ки из авто­за­ка — на зем­лю. Сле­дом сам — прыж­ком. Сум­ки в руки — впе­ред, через два пути, мет­ров пят­на­дцать, быст­ро. Под­бе­жал. Сум­ки в «сто­лы­пин» вверх. Сту­пе­ней в «сто­лы­пине» нет, сра­зу пло­щад­ка-пол. Схва­тил­ся за поруч­ни, рыв­ком-вверх. Кон­вой­ный подал руку, помог влезть. Дубин­ки в руках, но они ими лишь ука­зы­ва­ют, куда сле­до­вать и слег­ка каса­ют­ся при под­сче­те: «Пер­вый, второй…».

Алма­тин­ский кон­вой! Дома! Вот уже тогда я вдруг понял — я алма­ти­нец и еду почти домой. Спо­кой­но рас­се­лись, спо­кой­но поеха­ли. И это при том, что, по рас­ска­зам людей, имен­но на этом направ­ле­нии не так дав­но какой-то «без­ба­шен­ный» зэк напал на кон­вой­но­го, попы­тал­ся завла­деть писто­ле­том и был то ли ранен, то ли убит. Еха­ли достой­но, корректно».

Ком­мен­та­рий редакции

На про­шлой неде­ле в Астане состо­ял­ся оче­ред­ной раунд пере­го­во­ров меж­ду пред­ста­ви­те­ля­ми Казах­ста­на и Евро­пей­ско­го сою­за на пред­мет под­пи­са­ния ново­го, рас­ши­рен­но­го дого­во­ра меж­ду РК и ЕС. Этот дого­вор очень нужен Акор­де, посколь­ку эко­но­ми­ка стра­ны летит под откос плюс Назар­ба­ев ока­зал­ся зажат Пути­ным и теря­ет воз­мож­ность манев­ри­ро­вать меж­ду США, Евро­пой, Кита­ем и Россией.

Но если Евро­пей­ский союз так силь­но оза­бо­тил­ся ситу­а­ци­ей на Укра­ине и дей­стви­я­ми Вла­ди­ми­ра Пути­на про­тив нынеш­них укра­ин­ских вла­стей, то он про­сто обя­зан обра­тить вни­ма­ние на дру­гой дик­та­тор­ский режим — Нур­сул­та­на Назар­ба­е­ва, кото­рый дей­ству­ет про­тив сво­их поли­ти­че­ских оппо­нен­тов еще более пре­ступ­но, кро­ва­во и, что хуже все­го, без­от­вет­ствен­нее, чем его рос­сий­ский коллега.

На этой неде­ле долж­ны состо­ять­ся выбо­ры ново­го соста­ва Евро­пей­ско­го пар­ла­мен­та. И мы очень наде­ем­ся, что вновь избран­ные евро­пей­ские депу­та­ты под­ни­мут тему жана­о­зен­ской тра­ге­дии и судьб тех, кого Назар­ба­ев и его кли­ка сде­ла­ли вино­ва­ты­ми без вины, вклю­чая Вла­ди­ми­ра Козлова.

Мы наде­ем­ся так­же, что пись­мо Вла­ди­ми­ра Ива­но­ви­ча о том, как изби­ва­ют осуж­ден­ных в Казах­стане, во-пер­вых, при­вле­чет вни­ма­ние Евро­пар­ла­мен­та и Евро­ко­мис­сии, кото­рые могут и долж­ны исполь­зо­вать заин­те­ре­со­ван­ность казах­стан­ских вла­стей в новом дого­во­ре РК — ЕС, что­бы добить­ся осво­бож­де­ния всех тех, кто еще сидит за решет­кой по это­му делу.

И, во-вто­рых, что оно ста­нет дока­за­тель­ством того, что ни одно­го казах­стан­ца нель­зя выда­вать Казах­ста­ну, пока им без­раз­дель­но пра­вит «лидер нации» Нур­сул­тан Назар­ба­ев. Пото­му что все обе­ща­ния казах­стан­ской Гене­раль­ной про­ку­ра­ту­ры о том, что про­тив экс­тра­ди­ру­е­мых лиц не будут при­ме­нять­ся пыт­ки и изби­е­ния, их пра­ва будут соблю­дать­ся, а им самим будут обес­пе­чен спра­вед­ли­вый и про­зрач­ный суд, это осо­знан­ная и цинич­ная ложь.