Едва оправившись от эпидемии, Китай усилил давление на Центральную Азию
Сумевший справиться с коронавирусом Китай демонстрирует новый, агрессивный стиль внешней политики. Одно из главных направлений, где Китай развивает инициативу — Центральная Азия. Страны этого региона уже давно ощущают на себе усиление экономического влияния КНР, но в последнее время проявилось и давление политическое — в крупнейших китайских СМИ (конечно же, контролируемых государством) стали появляться статьи о том, что некоторые страны Центральной Азии исторически входили в состав китайской территории, что уже вызвало дипломатический скандал. Параллельно Китай для усиления влияния использует и экономическую зависимость этих стран.
Новый внешнеполитический курс Китая осуществляется вполне в духе времени — гибридным образом. В нем есть место как традиционным инструментам реагирования, вроде официальных заявлений и дипломатических нот, так и гуманитарным интервенциям, вплоть до исторических провокаций. Это сочетание мер давно уже заметно в пропагандистских баталиях Китая с Белым домом и лично с его хозяином — но особенно эффективен такой подход оказался в Европе. Европа не заставила себя ждать с ответом. Швеция стала первой страной ЕС, выдворившей школы Конфуция — главный институт «мягкой силы» Китая.
Впрочем, все эти баттлы идут далеко от Поднебесной — там, где никогда не оставляли своих следов завоевания китайских империй. Совершенно иначе Китай позиционирует себя в последнее время в Центральной Азии — и даже по отношению к России. Ничего принципиально нового в этом нет, однако обращает на себя внимание резкая смена тональности, ставшая гораздо более напористой, агрессивной. Так Пекин реагирует на новую геополитическую реальность, вызванную ожиданием смены глобальной расстановки сил после выхода человечества из пандемии COVID-19.
Еще пару месяцев назад коронавирус свирепствовал лишь в китайских провинциях. Весь прочий мир расслаблялся, снисходительно позволяя Пекину самому справляться с новой инфекцией и лелея тайные надежды, что борьба с ней истощит великую Желтую державу — так что она отступится от своих глобальных претензий. Но случилось непредвиденное. Китай, осознающий свою экономическую мощь, не слишком утраченную в противостоянии с эпидемией, опрокинул эти ожидания. Он объявил о победе над заразой как раз в то время, когда страны первого мира начали захлебываться в нарастающей волне эпидемии. И вот тут Пекин перешел в контратаку. Первыми это почувствовали его западные соседи — самое слабое звено в цепи противостояния китайским амбициям.
В Центральной Азии издавна сталкивались интересы Китая, России и западных держав. Весной 2020 года, когда геополитические соперники оказались поглощены борьбой с коронавирусом, Пекин решил показать, чьи ставки в регионе круче, чья политическая воля сильнее, и у кого больше ресурсов для оказания помощи.
Проект «Один пояс — один путь» — ловушка для Центральной Азии
Волю и ресурсы председатель КНР Си Цзиньпин продемонстрировал еще в сентябре 2013 года в Астане, когда он презентовал грандиозный проект «Экономический пояс Шелкового пути». Позже этот проект стали называть «Один пояс, один путь» (ОПОП). Речь председателя Си ознаменовала новую эпоху во внешней политике Китая — фактически он объявлял себя патроном евразийского пространства. Существование Евразийского экономического союза во главе с Россией не сильно смущало Пекин: китайцы были уверены, что смогут договориться с Москвой о сопряжении двух проектов. Спустя месяц на саммите АТЭС Си Цзиньпин объявил о намерении выделить $40 млрд на создание Фонда Шелкового пути для реализации грандиозных инфраструктурных проектов в Центральной Азии. Спустя три года в фонд было инвестировано еще $14,5 миллиардов.
Страны региона испытывали невиданную эйфорию в ожидании баснословных финансовых вливаний — и в значительной степени это было оправдано. Но уже в 2019 году китайскому министру иностранных дел Ван И пришлось отвергать обвинения в том, что проект ОПОП стал долговой ловушкой и инструментом в руках Китая финансового закабаления стран Центральной Азии.
Ни Россия, ни Америка, ни тем более Европа не имели ни возможностей, ни особенного желания вступить в соревнование за регион с богатой и амбициозной Поднебесной. Так Центральная Азия оказалась практически один на один с Китаем и его неудержимым стремлением к расширению своего экономического влияния, подкрепляемого щедрыми институтами «мягкой силы», — при этом наибольшее внимание Пекин уделял двум пограничным государствам, Казахстану и Кыргызстану.
Демаркация казахстано-китайской границы длиной 1782 км была полностью завершена еще в 2002 году, территориальных претензий стороны друг к другу не имеют. Все былые конфликты остались в непростой истории советско-китайских отношений. Последний из них случился в 1969 году у озера Жаланашколь, тогда в пограничном столкновении погибло 20 человек.
За время после распада СССР Китай стал вторым после России торговым партнером Казахстана и первым по объему инвестиций в экономику этой страны ($20 млрд). Весьма высок и кредитный навес Китая — почти $11 млрд, при этом не разглашается, как и на каких условиях были предоставлены эти кредиты. Это пугает многих в Казахстане: известно, что Пекин ведет себя по отношению к должникам жестко. Так, Шри Ланке пришлось в счет погашения долга Китаю отдать в аренду порт Хамбантота.
Антикитайские настроения
В 2016 году по Казахстану прокатилась волна антикитайских митингов, когда стало известно о готовности властей страны узаконить долгосрочную аренду земли иностранцами, под которыми подразумевались, в первую очередь, китайцы. В сентябре 2019 года поводом для антикитайских выступлений стали соглашения, подписанные новым президентом Казахстана Токаевым во время визита в Пекин. Речь шла о строительстве более полусотни предприятий в Казахстане, на которых, по слухам, будут работать привезенные из Китая рабочие.
Особенное беспокойство среди части казахстанцев вызывают планы Токаева оснастить столицу страны системой распознавания лиц по технологии китайской компании Hikvision. О своем восхищении увиденным в штаб-квартире компании в Ханчжоу президент поделился с сотрудниками акимата Нур-Султана спустя месяц после возвращения из Китая: «Нажимаешь на экран, и выходят данные на того или иного человека, буквально все — когда закончил институт, куда ходит в свободное время, какие кредиты имеет и так далее…, — нам нужно идти в этом направлении».
По случайному совпадению, буквально на следующий день, 10 октября, Hikvision стала одной из 28 китайских компаний и организаций, внесенных в черный список правительства США из-за причастности к нарушению прав меньшинств в китайском Синьцзяне.
Еще одну грань влияния китайского фактора на внутриполитические реалии Казахстана отражает другая история. 7 октября 2019 года межрайонный суд Алма-Аты приговорил к 10 годам заключения известного казахстанского ученого-синолога Константина Сыроежкина по обвинению в государственной измене. Официальных сообщений о том, в интересах какого государства мог действовать 63-летний профессор, не было, но американская Wall Street Journal, комментируя его арест, писала, что Сыроежкин «возможно, передавал какие-то секретные документы людям, связанным с китайской разведкой». Автор статьи WSJ считает, что уголовное преследование ученого-китаиста свидетельствует о «растущем беспокойстве Казахстана по поводу влияния Китая и обостряющемся чувстве уязвимости». Китайские власти, утверждает газета, охарактеризовали дело Сыроежкина как «высосанную из пальца новость». В то же время в самом Казахстане большинство комментаторов оценили этот приговор как стремление нанести удар по позициям президента Токаева: Сыроежкин считался его внешнеполитическим советником в годы, когда нынешний президент возглавлял правительство страны на рубеже 2000‑х годов.
Помпео и китайский посол
Следующим событием, серьезно отразившимся на отношениях Китая и Казахстана, стал визит госсекретаря США Майкла Помпео в Нур-Султан 2 февраля этого года. Кроме переговоров с казахстанским руководством, Помпео встретился с казахами, чьи родственники в Китае оказались в «лагерях перевоспитания», и публично призвал страны мира «положить конец репрессиям» в Китае. Спустя два дня китайский посол в Казахстане Чжан Сяо выступил с беспрецедентным для дипломата набором резких обвинений по адресу главы американского Госдепа, заявив, что Помпео «часто показывает себя выскочкой», демонстрируя миру свою «предвзятость», и закончив саркастическим вопросом «действительно ли вы заботитесь о казахстанцах?»
Несколькими днями позже посол Чжан Сяо назвал «наглой провокацией» награждение премией Госдепартамента США «За мужество» (Annual International Women of Courage) этнической казашки из Китая Сайрагуль Сауытбай, которая одной из первых в мире рассказала о «лагерях политического перевоспитания» в Синьцзяне.
Но, скорее всего, главная причина, по которой Помпео так разозлил Пекин, — это сделанные им в Казахстане заявления о причастности Китая к распространению в мире COVID-19. Китайский посол обвинил американца в использовании этой темы «в корыстных целях».
Очевидно, что наиболее пострадавшей стороной в инциденте оказался Казахстан, ставший против своей воли ареной схватки двух «бульдогов». Вашингтон стремится помешать Пекину укрепить свое влияние Центральной Азии, в то время как усиливающийся Китай демонстрирует готовность дать отпор гегемонистским устремлением Америки посягнуть на зону геополитических интересов Пекина.
История как пропаганда
Спустя несколько недель после февральского китайско-американского «обмена любезностями» на крупнейшей интернет-платформе КНР sohu.com появилась статья под названием «Почему Казахстан стремится вернуться в Китай?». В ней рассказывается, что во времена империи Цин племена казахов подчинялись властям Китая: «…После падения Джунгарского ханства в XVIII веке территории старшего, среднего и младшего жузов Казахстана постепенно перешли под власть империи Цин… После Опиумной войны XIX века империя Цин ослабла, и Россия захватила земли ее сателлитов. Казахстан перешел в состав России. Таким образом, в результате неравного разделения земель Китай сразу потерял Казахстан. На сегодняшний день Китай много инвестировал в Казахстан, и около 400 тысяч китайцев активно работают в различных сферах экономики этой страны. Жители небольших городов Казахстана говорят, что они являются потомками поэта Ли Бо, а другие называют себя «ханьцами» [самая крупная этническая группа в Китае — А.Д.]»
Ключевой по смыслу фразой статьи является утверждение об ослабевшей в ХIX веке китайской династии Цин, что привело к захвату Россией нынешних территорий Казахстана. Следует ли из этого, что времена изменились, Китай снова окреп, и пора восстановить справедливость, в статье не говорится…
Об этой публикации стало известно не сразу, но как только это произошло, то сразу вызвало бурную реакцию в соцсетях. После чего посол КНР в Нур-Султане Чжан Сяо 14 апреля был вызван в казахстанский МИД, где замминистра иностранных дел Шахрат Нурышев выразил ему протест по поводу этой статьи. «Публикация подобного содержания не соответствует духу вечного всестороннего стратегического партнерства, отраженного в Совместном заявлении», подписанном главами государств 11 сентября 2019 года», – говорится в сообщении внешнеполитического ведомства Казахстана.
Сразу после ноты МИД Казахстана статья исчезла с китайского сайта. А еще спустя три дня китайская ежедневная газета Global Times (англоязычное подразделение главной газеты Китая «Жэньминь Жибао») опубликовала комментарии посла Чжан Сяо. Он назвал встречу с Шахратом Нурышевым, во время которой, по словам казахстанской стороны, был заявлен протест, «обычной и рутинной». Встреча «прошла в непринужденной и дружелюбной обстановке», говорит Чжан Сяо, обвиняя отдельные СМИ в использовании «преувеличенной лексики» и стремлении «раздуть событие». Посол утверждает, что на встрече в МИД, во время которой обсуждались китайско-казахстанские отношения и помощь Пекина соседней стране в борьбе с коронавирусом, Нурышев лишь «упомянул» появившуюся на китайском сайте статью и «выразил надежду», что Пекин «сможет принять меры по устранению негативного влияния», вызванного публикацией.
Высокопоставленный казахстанский чиновник в беседе с The Insider на условиях анонимности весьма неожиданно высказался о возможном влиянии последних китайских эскапад на общественную атмосферу в Казахстане. «Наши национал-патриоты, до сих пор традиционно выступающие против тесных связей с Россией, должны будут понять, что только союзнические отношения с северным соседом позволят Казахстану отстоять свою государственную независимость». В доказательство этого он привел старую казахскую пословицу: «Конец света наступит, когда придут полчища китайцев…».
В американском журнале Foreign Policy в статье «Почему китайские посольства перешли к агрессивной дипломатии» объясняют этот новый стиль стремлением «изобразить остальной мир как погружающийся в хаос и даже обвинить другие страны в распространении коронавируса».
«Китай играет роль босса», — пишут обозреватели Foreign Policy. В статье приходят к выводу, что «агрессивный тон посольств Китая может быть результатом прямого указания» сверху, однако более вероятно, что «отдельные сотрудники применяют методы, которые, как они считают, приводят к карьерному росту других дипломатов». Например, известный своим троллингом в Twitter Чжао Лицзянь в январе получил пост пресс-секретаря министерства иностранных дел Китая, а прибегавший к таким же приемам бывший посол в ЮАР Линь Сунтянь недавно был назначен главой «Китайской народной ассоциации дружбы с зарубежными странами».
Интересно, что за пару дней до появления скандальной публикации о Казахстане на другом популярном китайском интернет-ресурсе toutiao.com вышла статья под названием «Кыргызстан был землями Китая». Стиль и содержание статьи в точности воспроизводят «казахский» текст на sohu.com:
«…Кыргызстан со времен династии Хань на протяжении тысячи лет был территорией Китая. Во времена династий Юань и Цин Кыргызстан продолжал оставаться в составе Китая. Но на закате династии Цин Российская империя начала осваивать Центральную Азию. В 1864 году Россия вынудила китайского императора, который к тому времени потерял свое влияние, отказаться от территории в 440 тысяч квадратных километров на северо-западе империи. Затем были переданы еще около 70 тысяч квадратных километров. Таким образом, Китай в общей сложности лишился почти 510 тысяч квадратных километров. И весь Кыргызстан — внутри той самой утерянной территории. Но на самом деле Кыргызстан, как и Монголия, издревле является китайскими землями». В статье также заявляется, что «в составе Китая Кыргызстан жил очень богато, а сейчас это самая бедная страна в мире – размер ВВП на душу населения не превышает $1000».
Власти в Кыргызстане никак не отреагировали на публикацию. Известно лишь, что спустя три дня, 14 апреля, президент Сооронбай Жээнбеков, как сообщила его пресс-служба, «учитывая негативное влияние инфекции на макроэкономическую ситуацию», предложил рассмотреть возможность облегчения и пролонгации выплат по внешнему долгу Кыргызстана перед Китаем. Согласно тому же сообщению, «председатель КНР Си Цзиньпин отметил, что поддерживает усилия Кыргызской Республики по борьбе с коронавирусной инфекцией». Значит ли это, что китайская сторона удовлетворит просьбу Бишкека, сказать трудно.
Старые страхи и новые обвинения
Внешний долг Кыргызстана составляет $3,7 млрд, из которых $1,7 млрд приходится на долю Китая. И если экс-министр финансов Кыргызстана Акылбек Жапаров надеется, что Пекин войдет в положение его страны, то бывший замминистра иностранных дел Аскар Бешимов оптимизма не испытывает. Китай, как правило, говорит он, «не списывает и не сокращает задолженности других государств».
Известный кыргызстанский политолог, бывший директор института стратегических исследований при президенте Кыргызстана Валентин Богатырев обращает внимание на то, что, в отличие от политических лидеров, население настроено в отношении Китая и китайцев достаточно враждебно:
«…повсеместно, где появлялись китайские компании, возникали протесты местного населения, конфликты с китайскими рабочими, подогреваемые политическими призывами местных, как правило оппозиционных властям, политиков… Откровенное нежелание, да и неспособность властей успокоить людей, поменять отношение к китайцам, китайским компаниям, их присутствию на кыргызской земле, стало одной из существенных причин обнуления мотиваций чиновников на разворачивание инвестиционных проектов, с использованием возможностей, предлагавшихся китайской стороной в рамках программы «Один пояс — один путь».
При этом, по мнению Богатырева, истоки страха перед китайской экспансией следует искать не в глубине веков. Напротив, его «основной источник — советская антикитайская пропаганда 70‑х годов, развернутая в ответ на выход из-под советской опеки Председателя Мао». Прошло полвека, и бумерангом возвращаются из постмаоистского Китая в постсоветскую Россию обвинения в том, что теперь она — источник угрозы COVID-19.
Сотни новых заражений вирусом регистрируются в Китае как импортированные из России, пишет китайская Global Times. «Россия является примером неспособности контролировать импортные случаи заболевания и сама стала сильно пострадавшей страной, — пишет газета, — это сигнал тревоги». «Китай ужесточает пограничный контроль вдоль границы с Россией из-за роста числа завозных случаев коронавирусной инфекции, пишет «Жэньминь Жибао».
Российский официоз тщательно избегает этой темы, не рискуя обострять российско-китайские отношения. Максимум, что позволяет себе российское телевидение, это показ сюжетов о возникшей ксенофобии в Китае, источником которой является страх второй волны заражения модифицированным вирусом.
Аркадий ДУБНОВ, политолог, снецпроект- Центральная Азия, THE INSIDER