В Казахстане говорить правду – преступление

Едва вой­дя в кафе, где бы назна­че­на наша встре­ча, Болат Ата­ба­ев ого­ро­шил заяв­ле­ни­ем: ока­зы­ва­ет­ся, де-юре он до сих пор явля­ет­ся обви­ня­е­мым; он лишь осво­бож­ден из-под стра­жи, и мера пре­се­че­ния изме­не­на с аре­ста на под­пис­ку о невы­ез­де. Хотя про­шла уже почти неде­ля с его выхо­да из СИЗО Актау, Ата­ба­ев не полу­чил на руки поста­нов­ле­ние о сво­ем осво­бож­де­нии. Я попы­тал­ся его успо­ко­ить: три дня были празд­ни­ки, к тому же не исклю­че­ны обыч­ные бюро­кра­ти­че­ские про­во­лоч­ки, и пись­мо мог­ло про­сто не успеть дой­ти. Так ли это, пока­жут бли­жай­шие дни. 

 

Автор: Болат АТАБАЕВ

 

Как бы то ни  было, дей­ству­ю­щая под­пис­ка о невы­ез­де поме­ша­ла Бола­ту Мана­ше­ви­чу в сре­ду выле­теть в Актау, что­бы, по его сло­вам, «про­сить­ся обрат­но в тюрьму».

- Когда меня выго­ня­ли из СИЗО Актау, то обе­ща­ли, что вслед за мной через два-три дня выпу­стят и Жан­бо­ла­та Мамая, — гово­рит Атабаев.

- Кто обещал?

- Сле­до­ва­те­ли.

- Усло­вие его осво­бож­де­ния было то же, что и у вас: напи­сать заяв­ле­ние с прось­бой при­ме­нить к нему 65‑ю ста­тью УК РК о дея­тель­ном рас­ка­я­нии? Может, он отка­зал­ся пода­вать это прошение?

- Когда меня доста­ви­ли из СИЗО в ДКНБ на встре­чу с Ерме­ком Тур­су­но­вым, то я встре­тил там Жан­бо­ла­та. И он ска­зал: если Болат-ага под­пи­шет — то и я подпишу.

- С той же формулировкой?

- Фор­му­ли­ров­ку он не знал тогда. Мы же и в моем заяв­ле­нии за каж­дое сло­во боро­лись. В пер­во­на­чаль­ном вари­ан­те, пред­ло­жен­ном сле­до­ва­те­ля­ми и от кото­ро­го я отка­зал­ся, было: «чисто­сер­деч­но рас­ка­и­ва­юсь…», «меня надо­умил, инструк­ти­ро­вал Вла­ди­мир Коз­лов…» и т.д. Чест­но ска­зать, с Коз­ло­вым мы дав­но вме­сте уже и не рабо­та­ли. С 2005 года я был чле­ном полит­со­ве­та пар­тии «Алга!», но затем вслед за Хасе­ном Кожа-Ахме­том по прин­ци­пи­аль­ным раз­но­гла­си­ям ушел отту­да. И когда про­сил у Вла­ди­ми­ра денег на поезд­ку в Жана­о­зен, то не состо­ял ни в пар­тии, ни тем более в ее полит­со­ве­те — толь­ко в коа­ли­ции «Халык майданы».

- Так с осво­бож­де­ни­ем Жан­бо­ла­та вас кинули?

- Полу­ча­ет­ся, кину­ли. Мой адво­кат уве­ря­ет: его тоже выпу­стят, вы не бес­по­кой­тесь, они (сле­до­ва­те­ли) про­сто вре­мя тянут. Что тянуть? Мне же пере­да­ли через Ерме­ка (Тур­су­но­ва): если ты не напи­шешь заяв­ле­ние на 65‑ю ста­тью, то ни Жан­бо­лат, ни Серик Сапар­га­ли не выйдут.

Путь саму­рая

- Болат Мана­ше­вич, все-таки объ­яс­ни­те мне: поче­му, до того как в СИЗО появил­ся Ермек, вы реши­ли встать на путь саму­рая и окон­чить дни в тюрьме?

- Тема Жана­о­зе­на забы­ва­ет­ся. А ее нель­зя забы­вать. Она долж­на посто­ян­но будо­ра­жить. Я несу мораль­ную ответ­ствен­ность за неф­тя­ни­ков, пото­му что я их под­дер­жал. А теперь, полу­ча­ет­ся, я их тоже забы­ваю? Для меня та семи­ме­сяч­ная заба­стов­ка ста­ла заро­ды­шем граж­дан­ско­го обще­ства, при­ме­ром ста­нов­ле­ния куль­ту­ры про­те­ста. Впер­вые в Казах­стане в мас­со­вом поряд­ке люди заяви­ли о сво­ем несо­гла­сии. Их спло­чен­ность, вза­им­ная под­держ­ка, дис­ци­пли­на доро­го­го сто­ят. Я уви­дел в этом что-то новое, осознанное.

Но потом жана­о­зен­ская тема ста­ла забал­ты­вать­ся на кон­фе­рен­ци­ях, «круг­лых сто­лах», митин­гах, кото­рые ни к чему не при­во­ди­ли, и я сам почув­ство­вал, что начал ее забы­вать. Нуж­ны были поступ­ки, и я решил. Мне уже 60 лет, про­жил жизнь, состо­ял­ся как чело­век. Так чего боять­ся? Чем уми­рать в посте­ли от болез­ни, луч­ше буду рис­ко­вать сво­ей сво­бо­дой, здо­ро­вьем, даже жизнью.

- Когда Ермек Тур­су­нов уго­ва­ри­вал вас напи­сать заяв­ле­ние с прось­бой при­ме­нить ста­тью о дея­тель­ном рас­ка­я­нии, он измо­ром взял или нашел какой-то край­ний аргумент?

- Он нащу­пал мое самое боль­ное место — это режис­су­ра. Он убе­дил, что я дол­жен про­дол­жать работать.

- Для вас это даже важ­нее детей, внуков?

- Во имя теат­ра я могу на всё пой­ти. Он гово­рил: «Слабо тебе спек­так­ля­ми дока­зы­вать свою право­ту?» Я ему: «Слу­шай, как я в наших усло­ви­ях дока­жу спек­так­лем? Играть непо­ня­то­го режис­се­ра? Сего­дня это непоз­во­ли­тель­ная рос­кошь! Надо менять стра­ну, спа­сать ее!»

- Но у вас есть  весь­ма поли­ти­зи­ро­ван­ные спек­так­ли. «Лави­на», напри­мер. Людей убе­ди­ли гово­рить шепо­том, ина­че от деци­бел их голо­со­вых свя­зок сой­дет лави­на. Так они и шеп­та­ли года­ми, пока кто-то не осме­лил­ся крик­нуть во всю мочь. И ниче­го не слу­чи­лось, лави­на не сошла. Их про­сто обма­ну­ли. Чем не образ нашей заме­ча­тель­ной стабильности?

- Давай­те тогда пре­зи­ден­та при­гла­сим, что­бы он уви­дел. Но они же не ходят по театрам!

- А Ста­лин ходил. «Дни Тур­би­ных» про бело­гвар­дей­цев два­дцать раз смотрел.

- У нас даже министр куль­ту­ры не ходит!

- Про­шлый или нынешний?

- Дар­хан Мын­бай мой «Кыз-Жибек» смот­рел два­жды. Но в основ­ном они ходят по ими­д­же­вым встречам.

- С рав­ным ува­же­ни­ем отно­шусь и к пози­ции Тур­су­но­ва (сам поги­бай, а това­ри­ща выру­чай), и к вашей. Но как вы объ­яс­ни­те трав­лю, раз­вя­зан­ную про­тив Ерме­ка на Интер­нет-фору­мах после ваше­го с ним воз­вра­ще­ния из Актау?

- Я его защи­щаю и буду защи­щать. 25 июня он посмот­рел спек­такль мое­го теат­ра «Ак сарай» и на сле­ду­ю­щий день уехал в Аста­ну. Его помощь име­ла нож­ки. Он рис­ко­вал. Он не верил, что полу­чит­ся. Но, види­мо, его инте­ре­сы и инте­ре­сы КНБ совпали.

- Вы про­из­нес­ли клю­че­вую фра­зу — «инте­ре­сы сов­па­ли». Я не боль­шой люби­тель стро­ить вер­сии. Но, похо­же, в этой ситу­а­ции дело было так. Аре­сто­вав вас, КНБ не на того нарвал­ся: вы не без­вест­ный оппо­зи­ци­о­нер, а режис­сер с евро­пей­ским име­нем, ста­вив­ший спек­так­ли в Мюн­хене, Мюль­хай­ме, Милане, удо­сто­ен­ный меда­ли Гете, одной из выс­ших наград ФРГ. Из Гер­ма­нии напи­са­ли, что нем­цы впряг­лись за вас так же, как за Ходор­ков­ско­го и Тимошенко. 

- Я не думал, что Гер­ма­ния так поднимется.

- Сло­вом, ваш арест ока­зал­ся для Казах­ста­на позо­ром на всю Европу. 

- Один круп­ный чин КНБ так и ска­зал мне: «Боке, мы зна­ем, кто вы, с кем мы име­ем дело. Нам оно даром не надо. Вы долж­ны выйти».

- И что было делать КНБ? Про­сто отпу­стить вас? Это зна­чи­ло при­знать, что и осталь­ные дела о соц­роз­ни сфаб­ри­ко­ва­ны. Про­дол­жать дер­жать вас в СИЗО и затем судить? Но вы во все­услы­ша­ние объ­яви­ли, что «судить будут мой труп». От это­го им было бы уже не отмыть­ся. И тогда они ухва­ти­лись за пред­ло­же­ние Ерме­ка уго­во­рить вас при­знать вину. Для КНБ, воз­мож­но, это был един­ствен­ный шанс если не сохра­нить лицо, то хотя бы спа­сти про­ти­во­по­лож­ную часть тела. Таким обра­зом, КНБ и Тур­су­нов ока­за­лись на встреч­ных кур­сах. Одна­ко в ито­ге Ермек ока­зал­ся в дву­смыс­лен­ной ситу­а­ции. Не для всех, конеч­но. Боль­шин­ство моих кол­лег всё поня­ли пра­виль­но. Но были и те, кто гово­рил, что я слиш­ком ему дове­ряю. Уж не гово­рю о ком­мен­та­то­рах на фору­мах и сай­тах: из них в бес­ко­ры­стие наме­ре­ний Тур­су­но­ва пове­ри­ли про­цен­тов пять, не боль­ше. Но по мне, так людям верить выгод­нее, чем не верить. Когда вос­при­ни­ма­ешь мир агрес­сив­но и ждешь от людей пло­хо­го, а не бла­го­го, в резуль­та­те от жиз­ни и полу­ча­ешь толь­ко плохое.

- Это же власть при­учи­ла нас подо­зре­вать всех и вся. Сего­дня вре­мя лжи. И мы судим людей по себе. Несколь­ко лет назад мы с сест­рой еха­ли в авто­бу­се. Она бро­са­ет­ся ко мне: «Кош­мар!» Что такое? Ока­зы­ва­ет­ся, ей парень про­сто место усту­пил. Какая извра­щен­ность в голо­вах! Мы подо­зре­ва­ем друг дру­га во всех гре­хах. Искрен­няя друж­ба и помощь вос­при­ни­ма­ют­ся как корысть, и это дока­зы­ва­ют с пеной у рта.

- Быва­ли хуже вре­ме­на, но не было подлей. 

- Дай Бог каж­до­му тако­го Тур­су­но­ва. Каюсь, я тоже пен­де (греш­ный), спра­ши­вал его: «Ты на кого рабо­та­ешь — на КНБ? Или тебя исполь­зу­ют?». А он мне отве­чал: «Мне пле­вать, что ты сей­час дума­ешь обо мне. Для меня глав­ное — вырвать тебя отсю­да. Потом раз­бе­рем­ся, кто я». Ерме­ка я очень ува­жаю. Люб­лю его искус­ство, его спо­соб мыш­ле­ния. Когда мы уле­та­ли из Актау, меня на само­лет про­пу­сти­ли по ксе­ро­ко­пии удо­сто­ве­ре­ния лич­но­сти. Я был в шоке: час назад балан­ду хле­бал, а тут сра­зу — биз­нес-класс и шам­пан­ское. А Ермек весь полет до Алма­ты посто­ян­но радост­но твер­дил: «Полу­чи­лось! Полу­чи­лось!» Един­ствен­ное, чего он не смог мне про­стить, — то, что про­пу­стил полу­фи­на­лы и финал чем­пи­о­на­та Евро­пы по фут­бо­лу (Тур­су­нов — быв­ший член сбор­ной Казах­ста­на по фут­за­лу. — В.Б.).

- Будем наде­ять­ся, что вся эта пена уйдет, а оста­нут­ся его филь­мы и книги.

- Оста­нет­ся его чело­ве­че­ская и граж­дан­ская пози­ция. Я его высо­ко ценю. Это один из ред­ких твор­цов в Казах­стане, кото­рые воз­вы­ша­ют мою стра­ну в мире.

Коз­лов всё выдержит

- Поло­жа руку на серд­це, кро­ме Ерме­ка, еще и Воло­дя Коз­лов меня убе­дил: надо выхо­дить, ты на сво­бо­де боль­ше сде­ла­ешь. Мы же каж­дый вечер общались.

- Каким образом?

- Мы с Сери­ком Сапар­га­ли в одной каме­ре сиде­ли, а Воло­дя — через стен­ку. Одно­вре­мен­но под­хо­ди­ли к окну и раз­го­ва­ри­ва­ли: слыш­но хоро­шо. Я знаю, что Воло­дю  осу­дят. Но он креп­кий чело­век, всё выдер­жит, пото­му что уве­рен в сво­ей неви­нов­но­сти. И я уве­рен, что ни он, ни Сапар­га­ли, ни Жан­бо­лат не вино­ва­ты. Воло­дя ска­зал мне в СИЗО: «Боке, в сво­их пока­за­ни­ях гово­ри­те прав­ду. Мы ниче­го пре­ступ­но­го не дела­ли». По-мое­му, он то же и Айжан­гуль (Ами­ро­вой) гово­рил (выпу­ще­на на сво­бо­ду по заяв­ле­нию с прось­бой при­ме­нить к ней 65‑ю ста­тью о дея­тель­ном рас­ка­я­нии. — В.Б.). Коз­лов не уго­ва­ри­вал меня ехать в Жана­о­зен — это я его про­сил помочь мне отпра­вить­ся туда. И он меня поддержал.

- Вы не дума­е­те, что ваши пока­за­ния на суде будут исполь­зо­ва­ны про­тив Козлова?

- А что там про­тив него? То, что он финан­си­ро­вал мою поезд­ку в Жана­о­зен? Отку­да он день­ги взял? «Алга!» — это же не шараш­ки­на кон­то­ра, а серьез­ная оппо­зи­ци­он­ная пар­тия. Если у нее денег нет — что это за пар­тия? Послу­шай­те, мы же не спра­ши­ва­ем, отку­да «Нур Отан» берет день­ги на свои мероприятия.

- Сда­ет­ся мне, пред­сто­я­щий суд будет не столь­ко над Коз­ло­вым, но и, по умол­ча­нию, свое­об­раз­ным про­цес­сом над ста­тьей 164 Уго­лов­но­го кодек­са о раз­жи­га­нии соци­аль­ной розни.

- В Казах­стане нет пра­во­су­дия — толь­ко судо­про­из­вод­ство. Сего­дня про­сто гово­ришь прав­ду — и уже раз­жи­га­ешь соци­аль­ную рознь. Это что за вре­ме­на насту­пи­ли? Когда я вер­нул­ся из Актау, внук меня спра­ши­ва­ет: «Ата, где ты был?» — «В тюрь­ме был». — «А что это такое?» — «Тебя закры­ва­ют в ком­на­ту и не выпус­ка­ют». — «За что?» Вме­сто меня сын отве­тил: «За прав­ду». Внук уди­вил­ся: «Зна­чит, прав­ду нель­зя гово­рить?» Нет, прав­ду нуж­но гово­рить. Ее гово­рить все­гда при­ят­но. Хотя ино­гда труд­но. В кон­це кон­цов, поче­му я дол­жен врать?

- Болат Мана­ше­вич, вы от сво­их убеж­де­ний не отступили?

- Нет. Я не борюсь за все­об­щее сча­стье казах­стан­ско­го наро­да. У меня корыст­ная цель — вну­ки: в какой стране они будут жить, какие зако­ны иметь, с кем дру­жить, в каких вузах учить­ся. Я видел мно­го циви­ли­зо­ван­ных стран, и знаю, какой долж­на быть нор­маль­ная жизнь. И не надо срав­ни­вать Казах­стан с Узбе­ки­ста­ном, Таджи­ки­ста­ном. Вели­кий Абай гово­рил: рас­тешь, когда срав­ни­ва­ешь себя с лучшими.

Как Каже­гель­дин арти­стам квар­ти­ры дал

- Когда и поче­му вы пошли в политику? 

- Это 1997 год. Увлек меня Хасен Кожа-Ахмет. Я рабо­тал тогда режис­се­ром-поста­нов­щи­ком в теат­ре Ауэ­зо­ва. Страш­ное было вре­мя. Вече­ром арти­сты игра­ли на сцене, а днем тор­го­ва­ли кар­тош­кой. Рынок был един­ствен­ным источ­ни­ком дохо­дов. Акте­ры жили в обще­жи­ти­ях — сво­е­го жилья не име­ли, луч­шие из них ухо­ди­ли из теат­ра. Мы выжи­ва­ли. В том году Каже­гель­дин ушел из пра­ви­тель­ства и воз­гла­вил Союз пред­при­ни­ма­те­лей Казах­ста­на, а затем подал­ся в оппо­зи­цию. Меня это взбе­си­ло: сам нага­дил, куль­ту­ру угро­бил, а теперь оппозиционер!

- Хоро­шо пом­ню те вре­ме­на. Аке­жан Маг­жа­но­вич гово­рил на пресс-кон­фе­рен­ци­ях: в вой­ну было не до теат­ров и не до биб­лио­тек; сей­час, дескать, тоже не до них. И пере­ло­жил финан­си­ро­ва­ние объ­ек­тов куль­ту­ры с гра­до­об­ра­зу­ю­щих пред­при­я­тий на бюд­же­ты мест­ных вла­стей, кото­рые сами нищебродствовали.

- Я узнал, где он живет, и стал его караулить.

- Мор­ду хоте­ли набить?

- Хотел ска­зать, что он лице­мер. Потом Кожа-Ахмет помог мне к Каже­гель­ди­ну прой­ти. Я ему и ска­зал в лицо всё, что думал. Он тер­пе­ли­во выслу­шал, обра­тил вни­ма­ние, что я по-рус­ски с акцен­том гово­рю, и пере­шел на казах­ский. Я пора­зил­ся: думал, что он далек от казах­ской куль­ту­ры, кон­че­ный чело­век. Сорок минут мы бесе­до­ва­ли, и я изме­нил свое мне­ние о нем. Он спро­сил: что надо делать? Я гово­рю: квар­ти­ры арти­стам дай­те. Сколь­ко нуж­но? Десять. Я по памя­ти тут же спи­сок соста­вил. Через два дня Кожа-Ахмет при­но­сит от него 30 тысяч дол­ла­ров. На эти день­ги мож­но было тогда купить три квар­ти­ры. Я не пове­рил сво­им гла­зам. Каже­гель­дин обе­щал каж­дый месяц по столь­ко давать, пока спи­сок не закро­ем. После спек­так­ля я  ска­зал тро­им арти­стам: зай­ди­те ко мне в каби­нет и полу­чи­те день­ги на квар­ти­ры. Они не хоте­ли верить.

- Вы ведь даже не были худру­ком — обыч­ным режиссером-постановщиком.

- Да, оче­ред­ным режис­се­ром. Дирек­тор теат­ра воз­му­тил­ся: «Да кто ты такой? Это я дол­жен зани­мать­ся квар­ти­ра­ми!» Ну, иди и зани­май­ся. Чего ты сидишь? Он спра­ши­ва­ет: «Неуже­ли ты даже 100 дол­ла­ров не взял?» Да не возь­му я оттуда!

- Так арти­сты день­ги про­пи­ли или все-таки купи­ли квартиры?

- Эти трое — купили.

- А осталь­ные семеро? 

- Через несколь­ко дней Каже­гель­дин вынуж­ден был уехать из стра­ны. Министр куль­ту­ры Кушер­ба­ев тогда пенял мне: «Зачем ты взял эти день­ги? Вер­ни их. Мы дадим квар­ти­ры». Гово­рю ему: «Ты сна­ча­ла дай, а потом я вер­ну день­ги». А остав­ши­е­ся семь квар­тир выде­лил уже аким Алма­ты Храпунов.

Еди­но­мыс­лие — при­знак бескультурья

- В 1998 году я всту­пил в РНПК. Пони­ма­е­те, еди­но­мыс­лие для меня — при­знак бес­куль­ту­рья. Когда ныне покой­ный Болатхан Тай­жан был чле­ном полит­со­ве­та пар­тии «Отан», я напро­сил­ся на одно из собра­ний. Я в шоке был — это вто­рая КПСС!

- Раз­ве в оппо­зи­ции не быва­ет единомыслия?

- Вспо­ми­наю собра­ния ДВК: там били и жра­ли друг дру­га изо всех сил. Но я поду­мал: луч­ше мне здесь быть. Хотя теперь пони­маю отно­ше­ние Ерме­ка к нашей оппо­зи­ции: она на борь­бу, как на рабо­ту, ходит — с девя­ти до шести. А я счи­таю — как на войне долж­но быть. И Ермек за меня как на вой­ну пошел. Смо­гу ли я на такой посту­пок под­нять свою зад­ни­цу? Не могу сказать.

- Но реши­мость-то встать на путь саму­рая у вас была нешу­точ­ная, раз даже в КНБ поверили…

- Но сколь­ко я думал, как дол­го гото­вил себя к этой мыс­ли, как себя уго­ва­ри­вал. Все-таки я сла­бый чело­век. А он спек­такль посмот­рел, ночь пере­спал — и в Астану.

Страх — как паралич

- Нашел в биб­лио­те­ке ваше интер­вью газе­те «Вре­мя» пяти­лет­ней дав­но­сти, назы­ва­ет­ся «Раз­ру­шить театр до осно­ва­ния». В нем вы гово­ри­те: «Сей­час надо под­нять народ на борь­бу с вра­гом в самом себе». Что за внут­рен­ний враг?

- Это был мой страх. Я пере­бо­рол его. Страх — как пара­лич, он не дает ни дви­гать­ся, не гово­рить. В фина­ле пье­сы Аби­ша Кекиль­ба­е­ва «Аблай хан» народ обра­ща­ет­ся к сво­е­му пра­ви­те­лю: «Мы побе­ди­ли. Куда теперь идти на вой­ну? Ска­жи — мы пой­дем!» Аблай хан гово­рит: теперь будем вое­вать с внут­рен­ним вра­гом. Со стра­хом, незна­ни­ем, тем­но­той, алч­но­стью. Когда я гово­рю такие вещи, на меня смот­рят, как на дура­ка: сего­дня в обще­стве глав­ная чело­ве­че­ская цен­ность — день­ги, все осталь­ные не в поче­те. Но что такое день­ги? Это кра­ше­ные бумаж­ки. У меня их нико­гда не быва­ло мно­го. Я до сих пор веду поло­вой образ жизни.

- Спи­те на полу на кор­пеш­ках? А дива­на нет, что ли?

- Диван есть, в зале. Но я люб­лю спать на полу, сре­ди сво­их книг. И нор­маль­но себя чувствую.

Вопрос с Мама­ем завис

Когда интер­вью закон­чи­лось и я уже выклю­чил дик­то­фон, Ата­ба­е­ву неожи­дан­но позво­нил Абзал Куспа­нов, адво­кат Жан­бо­ла­та Мамая. Болат Мана­ше­вич пере­дал мне содер­жа­ние их разговора:

- Адво­кат рас­ска­зал мне, что сле­до­ва­тель Назым Шай­кен пред­ла­гал Жан­бо­ла­ту чисто­сер­деч­но при­знать­ся в соде­ян­ном и при этом ого­во­рить Коз­ло­ва. Мол, толь­ко на таких усло­ви­ях он может вый­ти. Буд­то бы сле­до­ва­тель ска­зал Мамаю: «Ата­ба­ев дал нам цен­ные пока­за­ния, мы их засек­ре­тим и нико­му не пока­жем. А ты думай о себе». Жан­бо­лат отве­тил: «Даль­ше може­те не про­дол­жать. Я отка­зы­ва­юсь давать пока­за­ния. И 65‑ю ста­тью ко мне не при­ме­няй­те. А заяв­ле­ние, кото­рое напи­сал, буду отзы­вать». Полу­ча­ет­ся, и меня, и Жан­бо­ла­та обма­ну­ли? Я дол­жен что-то делать.

Через час после нашей бесе­ды источ­ник, близ­кий к след­ствию, сооб­щил несколь­ко иную информацию:

«К Мамаю захо­ди­ли в каме­ру сле­до­ва­те­ли, но он их выгнал с мата­ми и оскорб­ле­ни­я­ми. Потом все-таки согла­сил­ся и напи­сал заяв­ле­ние с прось­бой при­ме­нить к нему 65‑ю ста­тью. Но фор­му­ли­ров­ка Жан­бо­ла­та “вину при­знаю частич­но” не устро­и­ла сле­до­ва­те­лей: так не пишет­ся. Есть фор­ма, кото­рую при­ни­ма­ет про­ку­ра­ту­ра. По-дру­го­му не полу­чит­ся. И вопрос сей­час завис».

Бесе­до­вал Вадим БОРЕЙКО