В Москве, в институте стран СНГ прошел семинар «События вокруг Ирана и их влияние на постсоветское пространство», в ходе которого эксперты обсудили возможность войны Запада с Ираном и последствия военных действий для постсоветского пространства.
Автор: Андрей ГРОЗИН
Как сложная ситуация вокруг Ирана может повлиять на страны Центральной Азии, рассказал заведующий отделом Центральной Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.
Ниже приводим доклад политолога на тему: «Центральная Азия и перспективы конфликта Запада с Ираном», озвученный на этом семинаре.
Для всех постсоветских республик ЦА конфликт «коллективного Запада» против Ирана, вероятность которого день ото дня возрастает, является нежелательным геополитическим фактором, несущим многочисленные, трудно просчитываемые угрозы.
Первой и самой очевидной из них является перспектива серьезного и, как представляется, острого и долговременного конфликта у рубежей ЦА.
В случае свержения Западом нынешнего иранского руководства, высока вероятность дезинтеграции ИРИ по ливийско-иракскому сценарию. Это предполагает, как минимум, потоки беженцев, расползание по региону оружия и, что особенно важно, экстремистской идеологии и практик.
Существует и проблема «иранского ответа» в ЦА, если государства региона солидаризируются с американцами, предоставив в их распоряжение свою аэродромную сеть и иную инфраструктуру. США, например, вовлекают в свою геополитическую орбиту Ашхабад и сейчас не ясно, существует ли возможность дислокации в Туркмении американского (или иного иностранного) военного контингента или, например, появления на территории этой страны транзитного либо иного логистического центра. При этом понятно, что последствия «центральноазиатского двуличия» могут быть трагическими — одной иранской дивизии, например, вполне хватит, чтобы оккупировать Туркмению за пару суток.
Распад сегодняшней иранской политической системы подтолкнет разнообразные труднопрогнозируемые негативные процессы по всему периметру его границ. Отдельно стоит указать на то, что эти процессы скажутся и на ситуации в Афганистане и Пакистане. В случае дальнейшей радикализации ситуации в этих странах, Центральная Азия получит обострение проблем не только в пространстве туркмено-иранской границы и зоны Каспия, но и на этом, традиционно наиболее угрожающем региональной стабильности, направлении.
Велики и экономические риски западной авантюры для ЦА. Не смотря на серьезную ограниченность экономического сотрудничества республик региона и ИРИ (многолетние санкции, режим давления на Тегеран и его экономических партнеров) для ряда государств имеющих наиболее тесные отношения с ИРИ (Таджикистан, Туркменистан) финансово-экономические последствия этой войны окажутся весьма существенными. Можно будет надолго забыть о возможности реализации проекта транспортно-экономического проекта «Север-Юг».
В то же время смена «политического лица» Ирана на более «прозападное», при благоприятном стечении обстоятельств (эта возможность, впрочем, кажется маловероятной) может создать для отдельных государств Центральной Азии (Туркменистана и Казахстана, в первую очередь) новое «окно возможностей»: «новый» Тегеран, по примеру Багдада выведенный из под пресса санкций, способен стать привлекательной территорией транзита центральноазиатского сырья.
В случае взаимопонимания между США и Ираном последний может стать транзитным путем для каспийской нефти и газа, что значительно задевает российские интересы. При этом вариантов противодействия данным проектам (в отличие, например, от Транскаспия) не просматривается.
К теоретически возможным «плюсам» от войны Запада и Ирана для ЦА следует отнести рост геополитической значимости региона в глазах западных элит (ожидаемая «девальвация» значения политических режимов региона для Вашингтона и Брбсселя в связи со сворачиванием военной активности в Афганистане уже напрягает местные властные элиты). Лидеры ЦА получают возможность «нажиться на военных заказах» (в широком смысле данного явления), повысить свою значимость и получить материальные дивиденды за соучастие в военной кампании.
Свержение жесткого, идеократического режима мулл в Тегеране большой частью светских, компрадорских, безыдейных элит в «исламских» лишь по названию государствах региона будет воспринято с тихой радостью.
Впрочем, все эти «выигрыши» являются таковыми лишь в тактическом смысле, носят весьма ограниченный характер и далеко не перекрывают ожидаемых «минусов» для региональной стабильности.
Стоит отметить и отдельный геополитический аспект данной проблемы: возможный вакуум влияния на ЦА со стороны Ирана постараются заполнить США. К каким последствиям для отношений центральноазиатских республик с двумя другими мировыми центрами силы, доминирующими в региональном влиянии — России и Китая — можно легко догадаться. Даже если не тратить время на оценку разнообразных алармистских сценариев о третьей мировой войне, легко догадаться, что и Москва и Пекин приложат максимум усилий для того, чтобы а) не допустить уничтожения Ирана Западом, б) «обнулить» военно-политические возможности США в Центральной Азии, в) максимально расширить зоны собственного влияния в ЦА.
Стоит упомянуть в качестве весьма вероятного негативного последствия рассматриваемого гипотетического конфликта и нарушение и без того крайне хрупкого внутрирегионального баланса в Центральной Азии. «Под шумок» войны в Заливе не только мировые центры силы, но и сами государства ЦА, отношения между которыми весьма далеки от дружеских, могут попытаться решить свои проблемы с соседями. В том числе, используя силу, или угрозу применения силы.
В первую очередь это относится к Узбекистану, имеющему много острых противоречий с соседями. Ситуация вокруг рогунского проекта и узбекской транспортно-энергетической блокады Таджикистана может быть радикализирована в сравнительно короткие сроки. Узбекистан, как представляется, не блефует и в случае не имитационного, а реального старта проекта, готов пересечь «красную линию».
Впрочем, война Запада против Ирана неизбежно подхлестнет и иные межгосударственные и внутренние конфликты в ЦА.
Для стран региона все это грозит превращением в «поле боя» (не обязательно в буквальном смысле) ведущих мировых центров силы.
Усложняет ситуацию тот факт, что ни в одной из пяти центральноазиатских республик руководство не демонстрирует готовности к адекватной оценке ситуации вокруг иранского кризиса, не имеет реального представления о проблемах, актуализирующихся для их стран в случае войны и не занималось анализом развития ситуации вокруг Ирана в контексте своих отношений с ведущими мировыми центрами силы. Соответственно, в странах ЦА не готовы к принятию необходимых мер для защиты собственного населения, экономики и политических систем (не говоря уже о каких-то спецмероприятиях или повышении боеготовности национальных ВС).
Таджикистан, связанный с Ираном множеством нитей, является, пожалуй, самой незаинтересованной в войне центральноазиатской республикой. У двух государств имеется много общих культурных, исторических, языковых традиций. По оценке ИРИ, Таджикистан играет важную роль в укреплении стабильности в регионе.
Иран, как известно, входит в пятерку главных экономических партнеров Таджикистана и за последние пять лет инвестировал в эту страну порядка $1 млрд. На лицо стабильный ежегодный рост сотрудничества бизнес-сообществ двух стран. Как недавно заявил министр экономического развития и торговли Таджикистана Шариф Рахимзода, введение санкций против Ирана со стороны США и Евросоюза осложнит привлечение иранских инвестиций в экономику Таджикистана. Таджикско-иранское торгово-экономическое сотрудничество станет одной из первых «жертв» в будущей войне.
Стоит отметить, что война США и его союзников против Ирана, вообще, самым негативным образом скажется на инвестиционной привлекательности ЦА. В сегодняшних мировых финансово-экономических реалиях такое ухудшение может стоить региону дорого.
По мнению Тегерана, все проблемы и конфликты региона должны решать сами государства региона без вмешательства “третьей” силы. Особую иранскую обеспокоенность традиционно вызывают планы США обеспечить длительное присутствие своих войск в постсоветской Азии.
Тесные контакты Иран, заинтересованный в безопасности своих северных границ, имеет со странами Каспийского региона. Интересы России и Ирана в Каспийском регионе во многом совпадают. Особое развитие российско-иранские связи по каспийской проблеме получили с 1994 г., когда США стали проводить более активную политику на Каспии и все больше вовлекаться в нефтяные дела региона. ИРИ и РФ стремились предотвратить рост американского и турецкого присутствия и влияния в Каспийском регионе и воспрепятствовать планам США поставить под контроль эксплуатацию и транспортировку энергоресурсов Каспия.
Иран и Россия выступили против ряда планов транспортировки каспийской нефти по нефтепроводам, проходившим не по их территории. Такая позиция объяснялась не просто желанием получить выгоду от прокачки нефти, а стремлением установить контроль за потоками каспийских энергоресурсов. Обе страны — важные экспортеры энергоресурсов, и развитие их экономики во многом зависит от доходов от нефти.
Значительная часть разведанных запасов нефти и газа находилась в секторах Азербайджана, Казахстана и Туркмении. Поэтому Россия и Иран весьма сдержанно относились к различным проектам экономического развития каспийских энергоресурсов. Несмотря на то, что в отношениях России и Ирана по вопросу о разделе Каспия нередко возникали разногласия, вплоть до конца 90‑х годов они выступали за общий контроль над Каспием и его природными ресурсами на основании советско-иранских договоров 1921 и 1940 гг.
Особые разногласия по каспийской проблеме существуют между Ираном, Азербайджаном и Туркменистаном. Они в основном касаются вопросов определения национальных секторов и принадлежности тех или иных месторождений.
После 11 сентября 2001 г. сложилась иная ситуация, особенно в Центральноазиатском районе, так как основное острие борьбы США с терроризмом было направлено на этот регион. Прежние элементы, которые служили главным фактором взаимоотношений России и Ирана в Средней Азии и Закавказье, начали меняться. Особенно это стало заметно после появления американских военных контингентов в ряде стран СНГ и позиции, занятой по этому вопросу Россией. Одна из составляющих российско-иранского альянса — стремление не допустить США в страны региона — на некоторое время потеряла остроту.
Туркменистан нейтральное государство, не входящее ни в ОДКБ, ни в какие-то иные блоки и объединения. Республика является единственным государством ЦА, граничащим с Ираном.
Развивается экономическое сотрудничество между двумя государствами. Особенно в создании совместных предприятий по нефтегазодобыче и переработке, в области технического содействия, транспортировки и поставок нефтепродуктов, а также закупок и реэкспорта туркменского газа через южные иранские порты. Между ИРИ и Туркменистаном заключены соглашения о торговле нефтепродуктами, достигнут прогресс в деле развития транспортных услуг между двумя странами.
Два государства связывает железнодорожная магистраль Теджен-Серахс и два газопровода. Однако, объем газа, экспортируемого туркменами в Иран, имеет четкую верхнюю планку — максимум 15—16 млрд. куб. м. в год, но никогда не превышал 8—8,5 млрд. куб. м, что не мало само по себе. Но этого уже недостаточно для того, чтобы влиять на поведение России по поводу объемов и цены закупки туркменского газа. (К тому же Ирану туркменский газ продается не дороже $170 за 1 тыс. куб.м.)
Гораздо большее влияние на Ашхабад имеет сейчас Пекин и, судя по всему, он серьезно озабочен возможной дестабилизацией в Туркмении в случае нанесения военного удара США по Ирану. После сдачи построенного китайцами стратегического газопровода из Туркмении и предоставления ей более $8 млрд кредита КНР рассматривает эту страну как зону своих интересов.
Китайцы видят в реализации американских планов против ИРИ, не только прямую угрозу своим экономическим интересам на Ближнем и Среднем Востоке, но и модели китайского влияния в Центральной Азии и в Туркмении, в частности. Китайский проект создания масштабной газопроводной и газодобывающей инфраструктуре, которая в будущем обеспечит поставку в КНР ежегодно более 65 млрд. кубометров газа из ЦА. По первой ветке газопровода за два последних года было поставлено 18 млрд. кубометров, сейчас заканчивается строительство второй ветки, и китайцы приступили к третьей. Всего к 2020 году планируется соорудить четыре ветки газопровода. Главным предметом заботы китайцев остается надежность поставок туркменского (также узбекского и казахского) газа в их страну.
Пекин воспринимает Туркмению как практически единственную в регионе страну, которая не контролируется США, что дает возможность китайцам осуществлять через нее различного рода контакты — как экономические, так и военные. В частности, речь идет о возможности подключения ветки с иранским газом к китайскому газопроводу из Туркмении, поставке в ИРИ китайского военного снаряжения и пр.
До настоящего времени военное присутствие США в Туркмении было представлено незначительно и туркменские власти явно не испытывают восторга от необходимости сотрудничать с Вашингтоном.
Иран также опасается возможных негативных для него последствий иностранного влияния в сопредельных странах, особенно в Азербайджане и Туркмении, прежде всего с точки зрения возрождения националистических настроений проживающих в Иране азербайджанцев и туркмен. Скрытая война против Ирана уже идет и если удастся расколоть страну, то не составит труда превратить ее во второй Афганистан.
Администрация США и американские визитеры в ЦА убеждают общественность, прежде всего азиатскую, в том, что Штаты не имеют плана строить военные базы в регионе или утверждать на его территории затяжное военное присутствие. Верить данным заявлениям (особенно, в свете новой военной доктрины США, с ее переориентацией «с Европы на Азию») оснований нет.
Комитет по иностранным делам американского Сената выступил недавно с докладом, в котором подчеркивается “исключительная политическая и стратегическая значимость” стран Центральной Азии для развития ситуации в Афганистане, в том числе и после формального прекращения возглавляемых Вашингтоном военных действий коалиционных сил в этой стране. Сейчас, правда, США озабочены преимущественно поисками надежных путей доставки своих грузов в Афганистан и обратно, когда будет осуществляться вывод войск. С учетом напряженных отношений с Исламабадом, лучших возможностей для этого, чем территория и воздушное пространство Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана у американцев нет, поэтому эти республики и оказались в зоне их непосредственных стратегических интересов. Поэтому-то сенаторы и рекомендуют Белому дому “активнее продвигать сотрудничество с центральноазиатскими странами”, на первых порах не скупиться “оказывать им экономическую помощь”, отмечая при этом, что “это может помочь созданию оплота против крупнейших игроков в регионе — России и Китая”.
Напомним, что на прошлогодней встрече в Душанбе с представителями гражданского общества Таджикистана госсекретарь США Хиллари Клинтон заявила, что у Вашингтона “есть определенные интересы в Центральной Азии”, и что “США тоже играют важную роль в Центральной Азии в плане построения будущего стран региона — их демократизации, рыночной экономики, других ценностей”. В общем-то, в привычном для себя стиле янки, по сути, раскрывают основные карты, которыми они в ближайшей перспективе намерены играть в Центральной Азии: “создание оплота против Китая и России, демократизация и построение рыночной экономики в странах региона”.
Пока США или НАТО не объявляют о намерении открыть какие-то новые военные объекты под своим контролем на территории Узбекистана, Таджикистана или Киргизии. А такой разворот событий вполне реален, в частности, под сомнительным предлогом “афганизации” региона, если его подтолкнуть извне. Так недалеко и до официального объявления региона “зоной жизненных интересов” США. Что из этого выходит, известно на примерах Ближнего Востока и Северной Африки.
Американская “борьба с терроризмом” — сегодня рассматривается большинством экспертов, как надуманный повод. Истинная цель Вашингтона — расширение американского военного присутствия везде, где они только пожелают, «сдерживание» России и Китая и противостояние нарастающей мощи Ирана. Центральноазиатский регион сейчас находится в ожидании принятия американцами политического решения о войне с Ираном и от самих стран постсоветской Азии позиция США по этой проблеме абсолютно не зависит. Не смотря на все разговоры о «реальном суверенитете», «состоявшейся государственности» и т.п., сегодняшняя ситуация вновь наглядно демонстрирует, то, что бывшие азиатские республики Советского Союза остаются «объектом», а не «субъектом» мировой политики».
