Середина марта оказалась насыщенной событиями — как внешнеполитическими, так и внутренними. Одним из них стал уход из общественной деятельности Мухтара Тайжана. Обставив свое расставание с народом как в лучших домах Лондона и Варшавы, он отыграл свой прощальный матч – провел пресс-конференцию, где расставил точки над «i» и сделал заявление, которое проливает свет на его принципы и ценности.
Из его заявления следует, что пять лет он боролся за народное дело. А сейчас должен уйти. Почему? Все дело в том, что в последнее время, как он пишет, на него и его «предприятие усилилось административное давление и черный пиар. Надо соизмерять свои силы. С государственной машиной еще никто не справлялся. А я в ответе за будущее своей семьи».
Что тут скажешь? Вот он, патриотизм наших многих националистов! Ему стало плохо, потому что усилилось административное давление! А как он хотел и чего он ждал от этой власти? Или думал, что если бороться будет только с гептилом и мочить только Путина на улицах и сортирах Астаны, то власть ему все простит?
А что означает фраза «с государственной машиной еще никто не справлялся»? Этот вывод он сделал, исходя из тех скромных исторических знаний, которыми обладает? Неужели не знает про Октябрьскую революцию, когда Романовым вставили пистон Ленин и Троцкий? Или не слышал о Майдане и кыргызских событиях? Или он так оправдывает свою слабость?
Или возможно, это попытка напугать других, кто еще противостоит, говоря его языком, черному пиару и административному давлению? С намеком на то, что, мол, чего вы там пурхаетесь, недоумки? Вы не понимаете, с кем вы связались? Все равно вы не совладаете с государственной машиной. Я, Мухтар-восемнадцатый, поджав хвост, бежал, а кто вы на моем фоне?
Признаемся. Он прав. На его фоне мы действительно другие. Особенно впечатляют слова патриота о том, что он «в ответе за свою семью» и поэтому уходит. Как это благородно! Бегство из высоких альтруистических соображений. Он в ответе за семью! В смысле он должен обеспечить жену и детей деньгами и гарантировать их благополучие. И вот тут возникают проблемы. Вместо хлеба с черной икрой может быть только хлеб с маслом. Как, впрочем, у большей части нашего народа. Особенно той части, которая живет в селе. Патриоты народа не хотят разделить участь народа? Хотят жить чуть лучше него. И, конечно, переживать за него постоянно и сильно.
«Созревание общества и власти идет медленно, а мне 40 лет. Я считаю, что свой долг перед народом выполнил», — пишет далее Мухтар Тайжан. Вот так! Он, видите ли, долг выполнил. Перед народом! Представление о долге, сдается мне, у него сформировано в определенной среде коммерсантов-прагматиков. Долг перед матерью, надо полагать, определяется конкретным количеством звонков по телефону и количеством и стоимостью подарков в месяц или в год. Долг перед родиной устанавливается в годах, потраченных служению обществу без больших потрясений. Четыре года в политике было бы недостаточно для выполнения своего долга, а шесть лет — уже многовато.
А что бы сказали «в свое оправдание» А.Букейханов, А.Байтурсынов, М.Жумабаев и другие наши соотечественники, погубленные руками НКВД в 30‑е годы ХХ века? В какой момент они выполнили свой долг? За пять лет до смерти или за два? Или им надо было непременно погибнуть? А выполнил ли свой долг перед народом Жасарал Куанышалин, который в борьбе уже тридцать с лишним лет? Или Каришал Асанов, с его пятидесятилетним стажем общественной деятельности?
Говорил ли Нельсон Мандела: «совесть моя перед моим народом чиста после тридцатилетнего заключения»? Я этого не знаю. Зато знаю точно, что Владимир Козлов такого не скажет никогда. Непонятно также мне, почему надо сравнивать себя с худшими, с теми, кто не принимает участия в общественной жизни вообще или сбежал из нее после первых словесных угроз?
Ведь уверенность Тайжана в том, что он чист перед народом, как слеза ребенка, проистекает из такого сравнения. На фоне таких ничтожных типов он действительно может казаться себе человеком, выполнившим свой долг перед народом. Другие же и вовсе ничего не сделали. В этом он прав. Мне же кажется, что настоящий патриот должен сравнивать себя с лучшими представителями нации, и тогда не будет этой уверенности в том, что долг перед нашим несчастным отечеством выполнен им окончательно и бесповоротно.
А сколько сил и энергии было потрачено на то, чтобы войти в политический мир и утвердиться в нем! Сколько всего перекритиковал этот деятель! Спорил по любому поводу. Давал советы направо и налево. Все его не устраивало в деятельности оппозиции до него. По большому счету, ничего не сделав особенного, ничем не рискнув, ни разу не будучи под арестом, он поучал всех и вся. И многие на это купились.
Я лично встретил его впервые накануне собрания по инициированию республиканского референдума в марте 2013 года, примерно в январе-феврале. Он был демонстративно патриотичен. Даже в одежде. Что-то национальное в его одежде было всегда. Шапка с казахскими узорами или малахай-трехмоторка. Я смотрел на него и вспоминал Герцена. «В былых и думах» Герцен пишет, что славянофилы, его современники начала ХIХ века, наряжались в русскую национальную одежду так тщательно, что в Москве люди смотрели на них с удивлением как на иноземцев, персов или турков.
Демонстративно-показушный стиль выражения патриотизма я понимаю и принимаю только в людях юношеского возраста или когда это сопряжено с преодолением каких-то писаных или неписаных запретов. Портрет Бауржана Момыш-улы в степной шапке-трехмоторке выглядел в 50—70‑х годах вызовом национал-патриота против русификаторской политики Кремля. Все читатели книг великого солдата так это понимали.
Моего отца-фронтовика этот портрет восхищал. В ушанке, в нахмуренных бровях, во взгляде Момыш-улы он находил больше информации, чем в его текстах. А много ли мужества надо иметь, чтобы в наше время ходить по южной столице с посохом и носить чапан, как Амантай-кажы? Пусть бы он прошел в этом одеянии по пролетарским районам современной Москвы. Или попробовал бы Жириновский походить спокойно в русском одеянии и с русским матом по улицам Львова или Варшавы.
Помню, как он, Тайжан, дилетант в организации таких сложных мероприятий республиканского масштаба, как собрание по инициированию референдума, заявил однажды на заседании оргкомитета, что сорок человек из Атырау — он за эту область отвечал тогда — готовы приехать в Алматы даже на автобусе. Надо полагать, он передавал нам то, что ему говорили атырауские ноздревы и хлестаковы по телефону. Воодушевленный этой брехней, Тайжан воспринимал их обещания за чистую монету. Асфальтовый мальчик, не знающий по-настоящему народа, смутно представляющий жизнь и нравы регионов, еще не сталкивавшийся с работой административного катка на местах, учил нас работать и верить региональным сказочникам.
Изумленный таким нахрапом, Булат Абилов, помнится, шептал: «Дитя природы! Что с него взять?» Помню, как он готов был броситься в кулачный поединок с Нурланом Бакирлановым из-за какого- то пустяка и требовал от него извинения. Нурлан, будучи почти на двадцать лет старше Мухтара, имея в три раза больший стаж оппонирования власти, являясь мастером спорта по борьбе, т.е. способный защитить себя, ради общего дела не стал идти на обострение отношений, извинился перед ним публично. Уважаю его.
Помню, как сразу после моего выступления на собрании о необходимости национализировать стратегически важные объекты, присвоенные правителями страны путем различного рода махинаций, он сказал мне: «Маке, я не хочу сидеть в тюрьме. Я принесу больше пользы на свободе». Позже на итоговом совещании оргкомитета он повторил эту мысль. Из этого следовало, что я выступил на грани, рисковал свободой, а это неправильно. На свободе больше возможностей принести пользу народу — так считал он.
Сама по себе мысль, заслуживающая внимания, ее можно принять и уважать, если человек последователен в своих принципах. Этого как раз за ним я не заметил. Через несколько месяцев, уже осенью или зимой, помню, как он напал на Игоря Винявского, когда тот написал, что казахи нынешнего поколения не хотят сидеть в тюрьме за идеи и с этим, мол, связаны многие проблемы страны. Казалось бы, правильно написал. Так оно и есть. О чем тут спорить? Неужели без конца ссылаться на несгибаемого Арона Атабека? Но как набросились на него наши патриоты! И среди них первым был вновь Тайжан.
Что в итоге? Он ушел. Спасибо, что хоть признался в истинных мотивах ухода. А мог бы, как Абилов, сказать, что он одержим творческим горением, пишет книгу-нетленку или на пару с Тимуром Бекмамбетовым снимает фильм. Или и вовсе пойти дальше Абилова, например заявить, что решил покорить Эверест, а политика и альпинизм несовместимы, как Туякбай и Косанов. Но так он не сказал. Все-таки не совсем его, Мухтара, эта проклятая политика испортила — надо это признать. Не безнадежен, значит, он для нашего дела, которое еще, как Польша, где он учился, в нашей стране окончательно не сгинуло.
Ушел так же технично, как вел себя в общественной деятельности. Технично и корректно по отношению к власти. В итоговом заявлении для обозначения власти использовал такие обтекаемые фразы, как «административное давление и черный пиар». Ни слова о президенте, ни слова о КНБ, ни слова о финполе, ни звука о семейно-клановом режиме, угрожающем не оппозиции — хрен с ней, с оппозицией! — независимости и целостности страны.
Ушел в тот момент, когда настоящие патриоты уходить вроде не должны. У гораздо более мощной и многонаселенной, чем наша страна, Украины отобрали Крым. Еще раньше Абхазию и Южную Осетию забрали у Грузии. На очереди мы. Уже раздаются угрозы в адрес Казахстана со стороны одиозных политиков России. Ясно, что они озвучивают то, что в кулуарах говорят кремлевские правители.
На кого надеяться нам? Патриотов и пассионариев у нас меньше во много раз, чем в Украине и Грузии. На армию, которая де-факто содержится для борьбы с оппозицией и на большее не способна в принципе На коррумпированных генералов-бешбармачников, готовых продать и реально продающих все? На жителей Акорды? Неужели среди здравомыслящих есть еще такие, кто верит правящему клану? Ради сохранения своей позиции, полагаю, нынешняя власть Казахстана пойдет на любые сделки с агрессором. Мы находимся в отчаянном положении. Патриоты нужны, как никогда, но они уходят, чтобы сохранить бизнес и заботиться о семьях.