Плен без линии фронта

Автор The New Times, бель­гий­ский жур­на­лист, спе­ци­а­лист по араб­ско­му миру Пьер Пич­чи­нин да Пра­та и кор­ре­спон­дент ита­льян­ской La Stampa Доме­ни­ко Кири­ко пять меся­цев про­ве­ли в пле­ну у сирий­ских повстан­цев. Кто на самом деле дела­ет рево­лю­цию в Сирии и кто сто­ит за хими­че­ски­ми ата­ка­ми — рас­сказ очевидца. 

6 апре­ля мы пере­сек­ли лива­но-сирий­скую гра­ни­цу неда­ле­ко от горо­да Ябруд, что в 70 км к севе­ру от Дамас­ка. Эта мест­ность кон­тро­ли­ру­ет­ся Сво­бод­ной арми­ей Сирии (САС), у меня там мно­го дру­зей, кото­рые нам помог­ли. Наша цель была — дое­хать до при­го­ро­дов Дамас­ка, что­бы про­ве­рить, насколь­ко глу­бо­ко повстан­цы зашли в город, — ведь гово­ри­ли, что они дошли аж до пло­ща­ди Абба­си­дов, а это уже почти центр.

Но доро­га в Дамаск была пере­кры­та регу­ляр­ной арми­ей, так что мы реши­ли заехать в Эль-Кусейр в про­вин­ции Хомс. Выяс­ни­лось, что город бло­ки­ро­ван пра­ви­тель­ствен­ны­ми вой­ска­ми. При­чем там наблю­дал­ся совер­шен­но новый фено­мен: вме­сте с армей­ски­ми под­раз­де­ле­ни­я­ми город оса­жда­ли от 2 до 4 тыс. бой­цов ливан­ской «Хез­бол­лы».

Задер­жи­вать­ся в Эль-Кусей­ре надол­го мы не реши­лись — боя­лись, что ста­нем залож­ни­ка­ми бло­ка­ды. Про­ве­ли там день, а потом я выпро­сил у зна­ко­мо­го коман­ди­ра САС маши­ну и людей в сопро­вож­де­ние, и 8 апре­ля, едва зашло солн­це, мы попы­та­лись выехать из Эль-Кусейра.

Пере­дви­гать­ся по Сирии мож­но толь­ко ночью и толь­ко с выклю­чен­ны­ми фара­ми, что­бы не быть обна­ру­жен­ны­ми пра­ви­тель­ствен­ны­ми вер­то­ле­та­ми или артил­ле­ри­ей. Так мы и еха­ли в тишине и в тем­но­те. Но едва мы выеха­ли за город, как доро­гу нам пре­гра­дил пикап с вклю­чен­ны­ми фара­ми, из кото­ро­го высы­па­ли пять или шесть воору­жен­ных до зубов людей. Они нача­ли палить в воз­дух из Калаш­ни­ко­вых и кри­чать по-англий­ски Police Bashar, police Bashar — они точ­но зна­ли, что в машине едут иностранцы.

Потом они откры­ли две­ри и при­ня­лись выгру­жать наш багаж. Наш води­тель даже не попы­тал­ся скрыть­ся, а про­сто выклю­чил мотор, а наша «охра­на» помог­ла выгру­зить наши рюк­за­ки — ста­ло ясно, что САС нас попро­сту сда­ла. Кому? Так назы­ва­е­мые «поли­цей­ские» выво­лок­ли нас из маши­ны и запих­ну­ли в свой пикап. Мы не зна­ли, кто это, чего хотят от нас, а глав­ное — что нас ждет. Впе­ре­ди были пять меся­цев плена.

Оса­да

Я немно­го пони­маю по-араб­ски, так что из раз­го­во­ров наших похи­ти­те­лей быст­ро понял, что нахо­дим­ся мы вовсе не в руках «поли­ции Аса­да», а у бан­ди­тов-исла­ми­стов из груп­пи­ров­ки эми­ра Абу Ома­ра, кото­рый, в свою оче­редь, под­чи­нял­ся груп­пи­ров­ке «Аль-Фарук». Они похи­ти­ли нас ради выку­па, но хоте­ли, что­бы мы вери­ли, что нахо­дим­ся в руках пра­ви­тель­ствен­ных войск. В отли­чие от САС, кото­рая оста­лась реаль­ной рево­лю­ци­он­ной силой толь­ко в про­вин­ции Алеп­по, а во всех дру­гих местах либо рас­па­лась на мел­кие исла­мист­ские бан­ды, либо вовсе испа­ри­лась, или «Фрон­та ан-Нус­ра» — ради­каль­ных фана­ти­ков, свя­зан­ных с «Аль-Каи­дой», «Аль-Фарук» — это уме­рен­ные мусуль­мане. Тем не менее вхо­дят и в нее мно­го­чис­лен­ные мел­кие бан­ды, тер­ро­ри­зи­ру­ю­щие мест­ное население.

Мы про­ве­ли с ними в Эль-Кусей­ре два меся­ца. Я думаю, они рас­счи­ты­ва­ли про­дать нас по-быст­ро­му, но посколь­ку вокруг горо­да сомкну­лось коль­цо регу­ляр­ной армии, вынуж­де­ны были оста­вить при себе и посто­ян­но пере­ме­щать бли­же к цен­тру горо­да — ведь коль­цо бло­ка­ды посто­ян­но сжи­ма­лось. Мы жили в част­ных домах, одна­жды это даже был хри­сти­ан­ский дом — я нашел под кро­ва­тью Еван­ге­лие на арабском.

Пер­вое вре­мя нас дер­жа­ли свя­зан­ны­ми, но потом раз­вя­за­ли — все рав­но бежать было неку­да. Нам отда­ли кни­ги и блок­но­ты, а так­же лекар­ства, так что каж­дое утро я начи­нал с того, что запи­сы­вал в блок­нот сего­дняш­нюю дату, что­бы не поте­рять счет дням, а так­же основ­ные собы­тия (все это ото­бра­ли перед осво­бож­де­ни­ем, но посколь­ку я ожи­дал такой раз­вяз­ки, то заучил самое глав­ное, что­бы мож­но было потом рас­ска­зать об увиденном).

Ино­гда попа­да­лись доб­рые тюрем­щи­ки, мы ели с ними за одним сто­лом (ово­щи, рис, немно­го мяса), смот­ре­ли теле­ви­зор — в основ­ном «Аль-Джа­зи­ру». Но по боль­шей части они обра­ща­лись с нами, как с живот­ны­ми, били ино­гда, кор­ми­ли остат­ка­ми от сво­е­го ужи­на, собран­ны­ми в одну тарел­ку. Если их было мно­го и от ужи­на ниче­го не оста­ва­лось, мы ложи­лись спать голодными.

Одна­жды наш рай­он ста­ли уси­лен­но бом­бить, и Абу Омар дого­во­рил­ся со зна­ко­мым коман­ди­ром из «Фрон­та ан-Нус­ра», что мы пожи­вем с его ребя­та­ми. Тамош­ние исла­ми­сты ока­за­лись, как ни стран­но, доб­ря­ка­ми, заво­ди­ли с нами бесе­ды. Прав­да, идео­ло­гия их шоки­ро­ва­ла: пер­вым делом они хотят обу­стро­ить ислам­ское госу­дар­ство в Сирии, что­бы потом отсю­да совер­шать рей­ды в осталь­ные араб­ские стра­ны. Когда с араб­ским миром будет покон­че­но — заво­е­вать Испа­нию, кото­рую они счи­та­ют «ислам­ской зем­лей», и уже отту­да нести сло­во Про­ро­ка даль­ше в Европу.

Послед­ние пять дней, когда бом­бар­ди­ров­ки уси­ли­лись, мы про­ве­ли в под­ва­ле в пол­ной тем­но­те. Мы слы­ша­ли, как раз­ры­ва­лись рядом сна­ря­ды, на голо­вы сыпа­лась шту­ка­тур­ка, было ужас­но страш­но — если вдруг бом­ба попа­дет в дом, мы про­сто будем похо­ро­не­ны заживо.

Исход

4 июня повстан­цы при­ня­ли реше­ние оста­вить город. С нами в залож­ни­ках был парень из регу­ляр­ной армии, Талад, 22—25 лет, навер­ное. Он гово­рил немно­го по-англий­ски и рас­ска­зы­вал, что его пыта­ли током. За пол­ча­са до бег­ства его выве­ли из под­ва­ла, и мы тут же услы­ша­ли оче­редь из Калаш­ни­ко­ва. Боль­ше мы его не видели.

Нас погру­зи­ли на пика­пы вме­сте с горой скар­ба — каки­ми-то мат­ра­са­ми, кастрю­ля­ми, тряп­ка­ми: у джи­ха­ди­стов не оста­ва­лось дру­го­го выбо­ра, кро­ме как про­рвать бло­ка­ду. В кон­вое было 12—15 машин, но не все они дое­ха­ли до цели, пото­му что нас в какой-то момент засек­ли и ста­ли стре­лять из мино­ме­тов, неко­то­рые маши­ны заго­ре­лись. Повстан­ца рядом со мной уби­ло оскол­ка­ми, но это спас­ло меня — если бы не он, то оскол­ки доста­лись бы мне. К севе­ру от Эль-Кусей­ра собра­лись от 5 до 10 тыс. чело­век — не толь­ко из горо­да, но и из окрест­ных дере­вень: муж­чи­ны, жен­щи­ны, дети, бое­ви­ки, ране­ные, кото­рых вели под руки или нес­ли на носилках.

И все это море людей дви­ну­лось в сто­ро­ну горо­да Кара, что меж­ду Эль-Кусей­ром и Дамас­ком. Шли ночью, что­бы не при­вле­кать вни­ма­ния. И — мол­ча, не про­из­но­ся ни сло­ва. Люд­ской поток мед­лен­но дви­гал­ся через пустын­ную хол­ми­стую мест­ность, раз­ли­ва­ясь на широ­ких местах, обте­кая пре­пят­ствия, сли­ва­ясь, что­бы прой­ти меж­ду каме­ни­сты­ми хол­ма­ми. Ино­гда выслан­ные впе­ред раз­вед­чи­ки стре­ля­ли све­то­вы­ми раке­та­ми, что­бы опре­де­лить, нет ли впе­ре­ди заса­ды, и тогда мно­го­ты­сяч­ная тол­па ложи­лась, как по при­ка­зу, на зем­лю, ожи­дая, пока раке­та погас­нет. Потом вста­ва­ли и шли снова.

На рас­све­те 6 июня доро­гу нам пре­гра­дил отряд армии Аса­да с тан­ком и несколь­ки­ми пуле­ме­та­ми. Нача­ли стре­лять, люди в пани­ке побе­жа­ли кто куда. В этой нераз­бе­ри­хе наши кон­вой­ные в какой-то момент поте­ря­ли нас из виду, и у меня полу­чи­лось выпро­сить у кого-то мобиль­ный теле­фон. Я позво­нил по номе­ру, кото­рый пом­нил с дет­ства, в дом, в кото­ром вырос, — труб­ку взя­ла мама. Повстан­цы гово­ри­ли нам, что наши семьи в кур­се, что мы живы, но по уста­ло­му, пол­но­му горя и отча­я­ния голо­су мате­ри я понял, что нам лга­ли: роди­те­ли были уве­ре­ны, что меня уже нет в живых, ведь ров­но два меся­ца от меня вооб­ще не было ника­ких ново­стей. «Мама, это я, это Пьер, я жив!» — закри­чал я, и она заплакала.

Побег

Повстан­цы взо­рва­ли танк, взя­ли этот пра­ви­тель­ствен­ный блок-пост, и мы про­дол­жи­ли наш путь к Каре. С мамой я не гово­рил боль­ше — до само­го сво­е­го возвращения.

В Каре Абу Омар пере­дал нас в руки поле­вых коман­ди­ров «Аль-Фару­ка», кото­рые дер­жа­ли нас сле­ду­ю­щие три меся­ца. Нас вози­ли по всей Сирии: про­вин­ции Деръа, Идлиб, Алеп­по. Пика­пы, закры­тые маши­ны, част­ные дома, пра­ви­тель­ствен­ные зда­ния, какие-то руи­ны с выбо­и­на­ми от сна­ря­дов. Вре­ме­на­ми начи­на­ли сда­вать нер­вы, каза­лось, мы нико­гда не выбе­рем­ся отсю­да, начи­на­лась исте­ри­ка, хоте­лось пла­кать. Неко­то­рые джи­ха­ди­сты жале­ли нас, но в основ­ном они про­сто изде­ва­лись над нами. Мое­му дру­гу Доме­ни­ко 62 года. Если я вижу 60-лет­не­го муж­чи­ну, кото­рый пла­чет, я пла­чу вме­сте с ним. Для них сла­бый чело­век смешон.

В сере­дине авгу­ста мы ока­за­лись в Баб-аль-Хаве на сирий­ско-турец­кой гра­ни­це. Это была моя вось­мая поезд­ка в Сирию, так что я зна­ком со стра­ной. Мы поня­ли: если бежать, то сей­час. Вос­поль­зо­вав­шись тем, что повстан­цы моли­лись, мы вышли из неза­пер­той ком­на­ты, наде­ли их обувь, сня­ли со сте­ны у вхо­да два Калаш­ни­ко­ва и ушли. Вый­дя за город, мы дожда­лись рас­све­та, по солн­цу опре­де­ли­ли, где нахо­дит­ся восток и дви­ну­лись в сто­ро­ну Тур­ции. Но уже на сле­ду­ю­щий день нас поймали.

Нас нака­за­ли, конеч­но. Несколь­ко дней дер­жа­ли со свя­зан­ны­ми рука­ми и завя­зан­ны­ми гла­за­ми, непре­стан­но били и почти не кор­ми­ли. Одна­жды меня поло­жи­ли со свя­зан­ны­ми сза­ди рука­ми на живот, поло­жи­ли мне на спи­ну в рай­оне лег­ких камен­ную пли­ту, на кото­рой стал пры­гать один из исла­ми­стов. Я думал, он сло­ма­ет мне позвоночник.

Сек­рет химатаки

29 авгу­ста нас пере­вез­ли в центр Баб-аль-Хавы и посе­ли­ли в одной из ком­нат боль­шо­го адми­ни­стра­тив­но­го зда­ния, пере­де­лан­но­го под казар­мы САС. В ком­на­те кро­ме нас было четы­ре тюрем­щи­ка, а напро­тив был каби­нет, в кото­ром посто­ян­но тол­пи­лись люди. Дверь была откры­та, пото­му что было очень жар­ко, а окна откры­вать не поз­во­ля­лось: боя­лись, что нас кто-то увидит.

30 авгу­ста днем мы услы­ша­ли, что в сосед­нем каби­не­те кто-то зво­нит кому-то по скай­пу. Гово­ри­ли трое и гово­ри­ли по-англий­ски. С «нашей» сто­ро­ны был один гене­рал САС и коман­дир из «Аль-Фару­ка» — мы их зна­ли, они зани­ма­лись нами. Их собе­сед­ник на том кон­це про­во­да гово­рил с пре­крас­ным бри­тан­ским акцен­том. Из это­го диа­ло­га мы узна­ли о столк­но­ве­ни­ях сун­ни­тов и шии­тов в Ливане, о воен­ном пере­во­ро­те в Егип­те, о бес­по­ряд­ках в Туни­се и о газо­вой ата­ке в Аль-Гуте, при­го­ро­де Дамас­ка — назва­ние было нам зна­ко­мо, пото­му что имен­но туда мы соби­ра­лись с само­го нача­ла. Гене­рал САС был очень раз­дра­жен и раздосадован.

Он ругал сво­е­го англо­языч­но­го кол­ле­гу за то, что «изна­чаль­но пла­ни­ро­ва­лось все­го 50 жертв, а ока­за­лось несколь­ко сотен». Тот отве­чал, что, дескать, ситу­а­ция вышла из-под кон­тро­ля из-за непра­виль­но­го обра­ще­ния «с мате­ри­а­лом», но, мол, это даже и луч­ше, пото­му что при­ве­дет к кар­ди­наль­ным изме­не­ни­ям в ходе рево­лю­ци­он­ной борьбы.

После того как раз­го­вор был окон­чен, мы попро­си­ли наших стра­жей посмот­реть вме­сте с ними теле­ви­зор и уви­де­ли на экране Джо­на Кер­ри, обви­ня­ю­ще­го режим Аса­да в хим­а­та­ке. Но ведь мы толь­ко что слы­ша­ли убе­ди­тель­ные дока­за­тель­ства того, что ата­ка эта была орга­ни­зо­ва­на повстанцами!

Сво­бо­да

В вос­кре­се­нье, 1 сен­тяб­ря, нас сно­ва вывез­ли в пусты­ню. Мы ужас­но испу­га­лись, что нас реши­ли про­дать каким-нибудь груп­пи­ров­кам «Аль-Каи­ды» в Ира­ке, пото­му что мы еха­ли в том направ­ле­нии. Но через неде­лю нас вер­ну­ли назад. Я поче­му-то почув­ство­вал: ско­ро свобода.

8 сен­тяб­ря в 8 вече­ра мы пере­сек­ли сирий­ско-турец­кую гра­ни­цу — на той сто­роне нас встре­ти­ли аген­ты ита­льян­ских сек­рет­ных служб, доста­вив­шие нас на пра­ви­тель­ствен­ном само­ле­те в Рим.

Что сде­ла­ли наши пра­ви­тель­ства для наше­го осво­бож­де­ния, я не знаю: ника­кие рас­спро­сы не дали резуль­та­тов. Нас выку­пи­ли? Офи­ци­аль­но ни Бель­гия, ни Ита­лия не могут пла­тить выкуп тер­ро­ри­стам. (МИДы Ита­лии и Бель­гии отка­за­лись от ком­мен­та­ри­ев в свя­зи с осво­бож­де­ни­ем двух жур­на­лиcтов. — The Nеw Times). Какой ценой далось наше осв­бож­де­ние, я не знаю. Сей­час я не хочу думать об этом. Пока я про­сто счаст­лив сно­ва быть дома.

Источ­ник: Newtimes.ru

Читать ори­ги­нал статьи: 

Плен без линии фронта

Статьи по теме

Почему КПСС не запретили, а КГБ не распустили? Рассказываем, как в 1990‑е пытались осудить советский режим и почему это не получилось

Оппозиционер Ермурат Бапи после четверти века противостояния с властью пошёл в парламент, чтобы изменить всё изнутри. И тут же перестал критиковать Токаева. Вот что Бапи сам об этом думает

Как Бишкек, тесно связанный с российской финансовой системой, пытается решить проблему вторичных санкций