“Геополитика преобразуется в новый формат “G2+”, причем Китай, которому отводится роль одного из полюсов, стремится избежать вовлечения в проблемы второго полюса — США”, — считает известный американский политолог Збигнев Бжезинский.
Foreign Policy публикует интервью генерального директора и главного редактора издательского дома The FP Group Дэвида Роткопфа со Збигневом Бжезинским, советником по вопросам национальной безопасности в администрации президента США Джимми Картера.
Как говорится во вступлении, Бжезинский “остался одним из самых известных мыслителей-стратегов США в последующие три с половиной десятилетия”. Бжезинский дал характеристику сложившейся — тревожной, с его точки зрения, — геополитической обстановки и предложил модель, которая, как он считает, позволит преодолеть трудности. Ее ядром должна стать “большая двойка” в составе США и Китая.
“Огромные куски земного шара одновременно оказались во власти популистских волнений, злобы и фактической утраты государствами контроля над этими территориями, — поделился наблюдениями эксперт. — Перед нами мир, в котором творятся чудовищные передряги, царят разрозненность и неопределенность. Это не какая-то единая угроза для всех сразу, а множество разнообразных угроз, которые касаются почти всех”. С точки зрения Бжезинского, эти явления “не имеют прецедентов в истории”.
“Определенные параллели с 1914 годом есть, — сказал Бжезинский, — но в 1914 году у ведущих держав было довольно прямолинейное представление о мире в целом, они были заняты самыми неотложными из своих проблем и рассчитывали, что их удастся решить силовыми методами… Не думаю, что какие-то из эквивалентных современных держав имеют такую ориентацию. Мы не хотим глубокого вмешательства в ближневосточный кризис. Русские хотели бы, чтобы мы, а не они сами оказались втянуты в него глубже. Китайцы ведут свою игру, наблюдая за событиями со стороны. Все это, мне кажется, создает некоторую отстраненность и дает некую гарантию того, что все это не рванет и не повлечет чего-то сравнимого с тем, что было в 1914 году”.
Положение вещей на Ближнем Востоке политолог сравнил с Европой эпохи Тридцатилетней войны, имея в виду “превращение религиозной идентификации в основной мотив политических действий — с жутко разрушительными последствиями”. Он разделил страны этого региона на “самодостаточные в том, что касается их идентичности, ощущения единства и могущества как национальных государств” — Турцию, Иран, Израиль, Египет — и все остальные, у которых данные атрибуты отсутствуют, из-за чего они “нестабильны или более подвержены дестабилизации”.
Бжезинский убежден, что США должны стремиться “более эффективно” сотрудничать с вышеназванными “серьезными игроками”, но не пытаться доминировать на Ближнем Востоке: “Думаю, мы должны проводить политику, в рамках которой мы признали бы тот факт, что здешние проблемы, скорее всего, никуда не денутся, а будет, напротив, происходить их эскалация, они будут распространяться вширь. Наибольшее влияние такие события окажут на Китай и Россию — в силу их региональных интересов, уязвимости перед терроризмом, а также стратегических интересов на глобальных энергетических рынках. Так что это они должны быть заинтересованы в сотрудничестве с нами, а мы должны быть готовы вести с ними игру, но не брать на себя всю полноту ответственности за курирование этого региона, который мы не в состоянии ни контролировать, ни понять”.
Собеседник Foreign Policy не разделяет опасения, что Иран, получив доступ к ядерному оружию, сразу же решит им воспользоваться: “Фактическую монополию на ядерное оружие в этом регионе имеет Израиль, и она еще долго будет оставаться за этой страной. Чего иранцы точно не станут предпринимать, так это какую-то самоубийственную операцию до тех пор, пока у них есть только одна бомба… Что вы станете делать с одной единицей ядерного оружия, которую вы получили впервые, еще не испытали, которую вы раньше не использовали в военных целях, которую вы не факт, что сможете эффективным образом доставить, и с помощью которой вы не сможете защититься от возмездия, потому что она у вас только одна? А у израильтян очень сильная армия, у них, по некоторым оценкам, от 150 до 200 бомб. Этого хватит, чтобы убить всех иранцев до последнего. Так что, мне кажется, это надуманная проблема… Могу себе представить, как обладающий ядерным оружием Израиль и обладающий ядерным оружием Иран становятся источником стабильности в своем регионе”.
“На мой взгляд, лучше всего было бы достичь с китайцами и русскими какого-то негласного понимания насчет того, какие угрозы в этом регионе мы считаем неприемлемыми, а что мы готовы допустить… Русские очень сильно себе навредили вторжением в Крым и своими действиями на Украине, и вследствие этого им гораздо труднее будет играть подобную роль. То есть они сильно ослабели — и нам, и им нужно посмотреть этому факту в лицо… К тому же китайцы никогда не были так глупы, как русские, которые приходили к нам и повторяли: “Мы вас похороним”. Не слишком заманчивое приглашение к взаимоотношениям, построенным на сотрудничестве”.
“Правда ведь, есть мы и есть китайцы. И китайцы более благоразумны, но подчас недостаточно чувствительны к устремлениям и интересам своих слабых, мелких соседей. Эти страны, разумеется, больше всего на свете хотят оказаться под защитой нашего зонтика. Думаю, нужно сохранять спокойное благоразумие и не превращаться в кого-то, к кому автоматически обращается любая из таких мелких стран, если у нее произойдет размолвка с Китаем и ей покажется, что нужно просто позвонить нам и заручиться нашей поддержкой”.
Что касается Европы и европейцев, то — “что ж, думаю, они не исчезли из поля зрения, но в то же время мне не кажется, что они в должной мере осознали силу прямолинейных, сосредоточенных на себе европейских националистических течений, — сказал Бжезинский. — И мне кажется, что идея единой Европы была весьма прозрачна сразу же после окончания Второй мировой войны. Но потом европейские политики-визионеры исчезли. Где они, эти отцы Европы, которые по-настоящему верят в европейскую идентичность?.. Кто такие европейцы? Езжайте в Париж, в Португалию, в Польшу, и спросите: люди, вы кто? Они скажут вам: мы португальцы, мы испанцы, мы поляки. А настоящие европейцы — кто они? Это люди из Брюсселя, представители бюрократического аппарата ЕС. Европе не удалось перейти на уровень патриотической самоидентификации с этой концепцией единой Европы”.
“Надеюсь, — продолжил эксперт, — что в конечном итоге или в каких-то отдельных случаях Европу можно будет воспринимать как продолжение нас США, при условии, что мы, например, сможем заключить с европейцами соглашения о торговле. Увяжите это с НАТО, сделайте так, чтобы Украина стала частью Европы. Это, в свою очередь, должно притянуть к Европе Россию, поскольку над ней чем дальше, тем больше, будет вставать тень Китая. Все это в конечном итоге может обернуться выгодой для всех нас”.
Собеседник Роткопфа согласился с его тезисом, что геополитика в настоящее время преобразуется в новый формат “G2+”, причем Китай, которому отводится роль одного из полюсов, стремится избежать вовлечения в проблемы второго полюса — США. “И отсутствие идеологических столкновений между США и Китаем — это то, чем все это для обеих наших стран отличается от конфликта с Советским Союзом или предшествовавшего ему столкновения с Гитлером и Германией. В этих двух случаях налицо был сильный антагонизм — отчасти по обычным причинам геополитического характера, но отчасти и из-за глубоко конфликтных идеологических притязаний”.
“Так что нам нужно углублять это сотрудничество с Китаем (не говоря об этом вслух, потому что остальной мир этому воспротивится)”, — подытожил Бжезинский.
Источник: Inopressa.ru