Накануне поездки по регионам в 2003 году, несмотря на уже существовавшую угрозу ареста, глава ЮКОСА продолжал строить большие планы по развитию бизнеса и многим другим проектам. Спустя почти 9 лет самый известный российский заключенный Михаил Ходорковский в интервью «РБК» рассуждает о том, что даже 110 долларов за баррель нефти грозит России серьезными проблемами.
Автор: Михаил ХОДОРКОВСКИЙ
Тесные узы
— Сейчас многие российские нефтяные компании расширяют географию присутствия. Это и нефтедобыча Лукойла в Ираке (проект «Курна‑2»), и Роснефти в Венесуэле. Вы планировали объединить ЮКОС с Exxon Mobil, строить Мурманский и Российско-Китайский нефтепроводы для поставок сырья в Европу и Китай, но этого не случилось. Почему этим проектам так и не был дан «зеленый свет», неужели их экономическая выгода была сомнительной?
- Нефтепровод на Китай был построен. Правда, на него потрачено многократно больше, чем планировали мы. Вместо маршрута на Мурманск делается БТС‑2, а объединение с Exxon в рамках крупных проектов осуществляет «Роснефть». Таким образом, идеи, предложенные нами в области бизнеса, реализуются с поправками, причины которых — частные интересы бюрократии и связанного с ней тесными узами бизнеса. Отсюда можно сделать два вывода. Первый: коррупция является системной (то есть она определяет целесообразность реализации любых проектов). Второй: политические интересы режима — подавление источников независимого финансирования оппозиции — зачастую превалируют над экономическими интересами страны. Выберите сами тот вывод, который вам кажется более достоверным. Можете выбрать оба в какой-то пропорции.
- Почему российские компании стремятся к нефтедобыче за рубежом?
- Это снижает территориальные (страновые) политические риски, тем самым улучшая капитализацию (снижая ее волатильность). Помимо этого, таким образом, накапливается опыт, воспитываются и отбираются лучшие кадры, не ограничиваясь сообществом российских нефтяников. Нефтяной бизнес по своей природе вообще склонен к глобализации.
- В одном из интервью вы заметили, что увеличение нефтедобычи России до 600—650 млн тонн в год экономически неоправданно. Месторождения исчерпаемы, развитие инфраструктуры требует немалых вложений. Достаточно ли сегодня, на ваш взгляд, руководство нефтекомпаний вкладывает в геологоразведку и модернизацию оборудования?
- Убежден, что добыча в России «оншор» 600—650 млн тонн приведет к исчерпанию месторождений, на которых ведется добыча, до окончания срока эксплуатации трубопроводов. Остальной мир меньше связан этой проблемой, поскольку «сухопутные плечи» у нас максимальны. (Могу пояснить подробнее, как только выйду из мест лишения свободы, а то сейчас времени нет — администрация колонии постоянно дает более важные поручения.) Геологоразведка и модернизация оборудования — иная тема. Полагаю, первая должна обеспечивать 100% воспроизводство объемов добычи в России еще лет 15—20. Если этого не происходит, — значит, вложения недостаточны.
- Изменение налоговых режимов для нефтекомпаний происходит во многих странах. Вы — сторонник повышения налогов в этом секторе?
- Налоговый режим в нефтяной отрасли должен обеспечивать доходность вложений, соответствующую уровню риска. По отдельным типам налогов есть вопросы, но судя по капитализации российских компаний и учитывая дисконт, связанный с их внутренними проблемами эффективности, уровень налогообложения нефтяной отрасли в целом сейчас нормальный. Его можно было бы заметно увеличить, снизив вненалоговые (коррупционные) изъятия, стоимость капитала за счет снижения «политических» рисков, повысив эффективность внутрикорпоративных процедур, законсервированных неповоротливой госбюрократией и спецслужбами. Речь идет, на мой взгляд, о 10—20% «недоборе» бюджетных поступлений при сегодняшнем уровне цен. При снижении цен этот процент будет расти, поскольку вышеупомянутые издержки при подобном развитии событий не уменьшаются.
- Каких налогов, на ваш взгляд, не хватает в России, а какие «лишние»? Например, сейчас активно обсуждается введение «налога на роскошь».
- Считаю, что в нашей стране фискальная составляющая превалирует над остальными. А это неправильно, поскольку налоги — один из основных инструментов управления экономикой и не только. С этой точки зрения «налог на роскошь», если он будет продуманным и правильно администрируемым, может иметь существенное «воспитательное» значение при заведомо весьма низком фискальном. Стоило бы серьезно подумать о дифференциации налога на наследство и вообще, о кардинальной налоговой реформе — возвращении к реальной «трехуровневой» системе налогообложения (федеральные, региональные, местные налоги). Трансферты и субвенции должны быть исключением, а не правилом. Такая система серьезно влияет на положительную мотивацию к саморазвитию.
Точки напряжения неизбежны
- Стоимость нефти 100—110 долларов за баррель, по мнению российских чиновников, может быть стабильной еще лет 20 (об этом, например, заявила недавно Эльвира Набиуллина). К чему стоит готовиться в таком случае — к застою и стагнации или улучшению уровня жизни?
- Если предположить стабильную цену на нефть в ближайшие 20 лет, то нашей стране стоит готовиться к серьезным политическим «пертурбациям». Наши граждане привыкли к постоянному и быстрому увеличению своих реальных доходов, основанному не на росте производительности труда и качестве госуправления, а на быстром росте цены на нефть и газ, на увеличении объемов добычи, на притоке иностранного краткосрочного спекулятивного капитала. То есть, фактически, как бы обидно это для кого-то ни звучало, — на паразитической, а не созидательной модели экономики, государства, общества. Ситуация начала меняться в 2008 году, и режим «захромал». Пока ему хватает резервов, и проблемы связаны лишь с нежеланием эти резервы тратить. Впрочем, нежеланием вполне объяснимым — Путин весьма консервативен, и он склонен считать, что сам факт наличия крупных резервов гарантирует пролонгацию стабильности существующей системы, а значит, и его власти. Но при стабильной цене нефти изменения пойдут очень быстро (например, к 2015 году). 4% рост экономики — хороший результат при высоком качестве управления, то есть при отсутствии системной коррупции, при эффективной бюрократии и тому подобном. В нашем случае множественные локальные точки напряжения неизбежны.
- Если зависимость от сырьевой экономики останется прежней, какие социально-политические сценарии вы видите для России? Возможен ли в нашей стране инновационный путь, и каким он вам представляется?
- Классическая сырьевая экономика позволила сформировать власть, не зависящую от общества; власть, которая не считает, что содержится на деньги общества и служит ему. Сейчас сырьевая экономика стала уже следствием этой власти, при которой инновационный путь невозможен, поскольку противоречит самой философии политико-экономической системы страны. Когда изменятся приоритеты правящей элиты, а точнее — по мере ротации элиты как таковой, когда паразитическая философия управления государством и потребления национальных богатств сменится идеологией созидания, то есть сформируется качественно новая политико-экономическая система, тогда можно будет говорить о прорыве. Но не раньше. А пока сохраняется нынешний режим, мы обречены на индустриально-сырьевую экономику и «витринные» проекты типа «Роснано».
- Тенденции последнего года: значительный отток капитала из России (35 млрд долларов по версии ЦБ), и сокращение числа желающих эмигрировать из страны за рубеж (с 22% до 11% по данным ВЦИОМ). На что указывают эти тренды? Почему элита, зарабатывая в России, предпочитает хранить деньги за рубежом? Как бы поступили вы, если по-прежнему занимались бы вашими проектами?
- ВЦИОМ для меня — организация абсолютно не авторитетная, поэтому комментировать их данные считаю беспредметным занятием, помимо очевидного вывода, что власть хочет слышать о снижении числа желающих уехать за рубеж. Что же касается оттока капитала, то вывод еще более тривиальный: переоценка российских рисков привела к изменению восприятия эффективности инвестиций. Проще говоря, если Россия развивается по нигерийскому сценарию, но хочет платить инвесторам по европейским ставкам, то деньги лучше вложить в какую-нибудь другую страну. Но даже по нигерийским ставкам далеко не каждый инвестор готов рисковать своим капиталом. Многие предпочитают реальную, а не выдуманную пропагандистами стабильность. Наша, российская, элита понимает фактическое состояние дел лучше многих прочих.
- Сегежа, где расположена ваша колония, — так называемый моногород, возникший вокруг основного предприятия — ЦБК. В России сотни таких городов, оказавшихся практически на грани банкротства. Возможно ли реанимировать российские моногорода и наукограды?
- Считал и считаю, что моногорода необходимо диверсифицировать. А если экология или климат не благоприятствуют, — то переселять, переводя предприятия на вахтовый метод. Но понятно, что подобные меры не должны приводить к социальным потрясениям. Поэтому важно разработать концепции развития каждого населенного пункта. А как это сделать? Да очень просто. Во-первых, восстановить полноценную муниципальную власть, она же местное самоуправление, в масштабах всей страны. Во-вторых, как уже я сказал выше, — дать муниципалитетам самостоятельную налоговую базу, соответствующую их задачам. Иначе от режима массового ручного управления с федерального уровня никак не уйти, а провинциальные города (в первую очередь — моногорода), лишенные ресурсов развития, будут все равно постепенно вымирать. Федеральный же режим необходимо сохранить для исключительных случаев, когда банкротство муниципалитета неизбежно, а региональных возможностей — недостаточно.
Остальные факторы
- Инновации и благоприятный инвестиционный климат в России — об этом постоянно заявляют и Владимир Путин, и Дмитрий Медведев. Почему ни инноград Сколково, ни другие проекты пока не стали креативными центрами притяжения уникальных технологий с высоким коммерческим потенциалом?
- Инновационная экономика, центры инноваций базируются на творческих людях. То есть место, где мы ожидаем возникновения такого явления, должно быть привлекательным, в первую очередь, именно для людей подобного рода. Привлечь их неконкурентно высокой зарплатой — значит заведомо обречь технологические разработки на слишком высокую себестоимость. Да и далеко не каждый специалист соблазнится исключительно заработком. Главное — возможность творческой работы, творческого общения, жизненного комфорта, включая безопасность. А для инвесторов еще важна защита их вложений, интеллектуальной собственности, возможность использовать полученный результат. Сколково — территориально неплохо выбранное место (впрочем, так же, как, например, Троицк), но остальные факторы делают его пока не очень конкурентоспособным. Одни только процессы над «учеными-шпионами» способны насмерть перепугать любого инвестора в науку или ученого, а авторитет нашего правосудия таков, что даже самые хорошие законы о защите интеллектуальной собственности не могут успокоить потенциального инвестора. И таких вопросов море. Решать их наша коррумпированная бюрократия не заинтересована, поскольку, если будет создан такой прецедент, стул под ними слегка зашатается. Оно им надо?
- Способна ли ставка на развитие инновационных проектов серьезно повлиять на рост экономики России?
- Если понимать инновации широко, как новый эффективный бизнес, новые приемы и технологии его ведения, то альтернативы инновациям для обеспечения роста попросту нет. Экстенсивный потенциал полностью исчерпан. Если под инновациями понимать собственные научные разработки, то их влияние на российскую экономику в ближайшие 10 лет будет маргинальным. Ни госинституты, ни, соответственно, промышленность не готовы к экономике знаний. Печально, что мы в том направлении практически не движемся, при вероятной уверенности Путина в обратном. Хотя, впрочем, возможно, что Путин об этом вообще не думает. У него, не исключено, другие приоритеты.
- Что следует учитывать иностранным предпринимателям, которым рассказывают сегодня о заманчивых экономических перспективах в России?
- Иностранным предпринимателям необходимо учитывать тот факт, что путинский режим строит в России госкапитализм. Коррупция является его неотъемлемой частью. Надеяться на госинституты и их прозрачное, понятное всем и эффективное функционирование не приходится. Суды, законы, правоохранительные органы, — все действует только при наличии «крыши» и в меру ее возможностей, во всяком случае, при столкновении с интересами коррумпированной бюрократии. А эти интересы, чем дальше, тем больше становятся всепроникающими. Ваш расчетный доход должен соответствовать этим рискам.
- Что может сделать власть и бизнес, чтобы российские инновации стали конкурентоспособными на мировом рынке?
- Открытость экономики для участия в международной конкуренции. Для этого воссоздание государственных институтов (независимого суда, парламента), реальная борьба с коррупцией (для этого необходима реальная и регулярная сменяемость власти, контроль со стороны гражданского общества и оппозиции), стабильность права собственности. Одним словом, — попытаться восстановить доверие.
- 9 лет назад на встрече в Кремле вы говорили о коррупции в экономике и преференциях в нефтедобыче. Если бы подобная встреча состоялась сейчас, какие вопросы вы подняли бы в первую очередь?
- Сегодня я говорил бы именно о необходимости восстановления доверия между властью и обществом, доверия к госинститутам. Я бы спросил Путина, готов ли он рискнуть жизнью и свободой ради России. Готов ли он, чтобы его окружение отвечало за ложь и коррупцию? Готов ли он сделать власть честной? Готов ли он доверить власть новому поколению, либо хочет держать ее до своей последней возможности?
- На вопрос журналистов «собираетесь ли в будущем заняться бизнесом», вы отвечаете, что вам «это не интересно». Когда, в результате чего сложилось такое решение, и каким образом изменились ваши приоритеты к настоящему времени?
- В 2003 году я заявил, что в 45 лет хочу уйти из бизнеса. Причина была достаточно проста: я добился того, чего хотел, создав крупнейшую и наиболее эффективную российскую нефтяную компанию. Я бы смог вывести ее на международную арену, но управлять международной компанией должен был бы иной, более подготовленный человек. А кроме того, 20 лет в бизнесе на посту топ-менеджера — очень, очень много. Я многое приобрел, но многое упустил. Главное — семья, которая ждала и ждет меня все эти годы. Бизнес — не игра, и свои обязательства нужно исполнять, но тянуть этот воз дальше мне неинтересно. Я не раб на галере. И никогда им не буду, как бы ни сложилась моя судьба.
Беседовала Дарья ПЫЛЬНОВА
Источник: Пресс-центр Михаила Ходорковского и Палатона Лебедева