Как умирают авторитарные режимы

Авто­ри­тар­ные режи­мы — как, за чей счет и поче­му они живут, мы зна­ем на соб­ствен­ном опы­те. Как и поче­му уми­ра­ют? — за отве­том The New Times обра­тил­ся к про­фес­со­ру Евро­пей­ско­го уни­вер­си­те­та в Санкт-Петер­бур­ге Вла­ди­ми­ру Гельману.

 

Автор: Вла­ди­мир ГЕЛЬМАН

 

Есть несколь­ко вари­ан­тов демо­кра­ти­за­ции авто­ри­тар­ных режи­мов, кото­рые про­изо­шли без зна­чи­мо­го вме­ша­тель­ства извне (в отли­чие, напри­мер, от рес­пуб­лик быв­шей Юго­сла­вии). Все они тре­бу­ют мас­со­вой, хотя и необя­за­тель­но объ­еди­нен­ной оппо­зи­ции и все — нали­чия здра­во­мыс­ля­щих людей во власт­ной эли­те, име­ю­щих раци­о­наль­ные инте­ре­сы искать мир­ный выход из воз­ник­ше­го поли­ти­че­ско­го кризиса.

 

МОДЕЛЬ № 1:

Низы не хотят, вер­хи боятся

Пер­вый и, пожа­луй, самый попу­ляр­ный сре­ди спе­ци­а­ли­стов — это вари­ант так назы­ва­е­мо­го пак­то­во­го пере­хо­да, кото­рый реа­ли­зо­вал­ся в Арген­тине и Бра­зи­лии в нача­ле 1980‑х, в Испа­нии после смер­ти дик­та­то­ра Фран­ко в сере­дине 1970‑х и в Поль­ше в кон­це 1980‑х. Во всех этих стра­нах авто­ри­тар­ные режи­мы, столк­нув­шись с самы­ми раз­ны­ми внеш­ни­ми шока­ми — про­иг­ран­ная вой­на за Фолк­ленд­ские ост­ро­ва и жесто­чай­ший эко­но­ми­че­ский кри­зис (Арген­ти­на) или кол­лапс пла­но­вой систе­мы рас­пре­де­ле­ния (Поль­ша), — вынуж­де­ны были идти на частич­ную либе­ра­ли­за­цию. Это поз­во­ли­ло оппо­зи­ции под­нять голо­ву и собрать под свои зна­ме­на всех, кто по раз­ным при­чи­нам не хотел далее тер­петь преж­ний порядок.

В Арген­тине, напри­мер, про­тест воз­гла­ви­ли проф­со­ю­зы, в Поль­ше — дви­же­ние «Соли­дар­ность». В резуль­та­те вла­сти ока­за­лись перед дилем­мой: быть сверг­ну­ты­ми или искать потен­ци­аль­ных парт­не­ров по пере­го­во­рам. Ска­жем, в той же Бра­зи­лии было дви­же­ние «За демо­кра­ти­че­скую Бра­зи­лию». В понят­ных нам тер­ми­нах это была систем­ная оппо­зи­ция: пар­тия была раз­ре­ше­на пра­вя­щим режи­мом, отча­сти поз­во­ляя выпус­кать пар и не допус­кать ради­ка­ли­за­ции про­те­ста. Вот имен­но тако­го рода пар­тии и заклю­ча­ли согла­ше­ния с наи­бо­лее про­дви­ну­той и склон­ной к либе­ра­ли­за­ции частью пра­вя­щих групп.

Аргу­мен­тов было, как пра­ви­ло, два: если не заклю­чить тако­го согла­ше­ния и не начать пере­го­во­ров о мир­ной демо­кра­ти­за­ции режи­ма, то вла­сти риску­ют столк­нуть­ся с ради­ка­ла­ми в оппо­зи­ции, и неиз­вест­но, чем это для них закон­чит­ся. И вто­рой аргу­мент: «Такое в нашей исто­рии уже слу­ча­лось и закон­чи­лось пло­хо». В Бра­зи­лии и Арген­тине это «пло­хо» неод­но­крат­но обо­ра­чи­ва­лось воен­ны­ми пере­во­ро­та­ми, в Испа­нии — граж­дан­ской вой­ной 1930‑х годов. Память о нега­тив­ном опы­те про­шло­го в обще­стве была настоль­ко силь­на, что и пред­ста­ви­те­ли режи­ма, и оппо­зи­ци­о­не­ры пони­ма­ли: подоб­но­го раз­ви­тия собы­тий допу­стить нельзя.

Отсю­да — пере­го­вор­ный про­цесс, кото­рый поз­во­лял отсечь и твер­до­ло­бых кон­сер­ва­то­ров, кото­рые ника­кой либе­ра­ли­за­ции режи­ма даже в мыс­лях не допус­ка­ли, и ради­ка­лов от оппо­зи­ции, кото­рые счи­та­ли, что ника­ких пере­го­во­ров с пре­ступ­ным режи­мом вести нель­зя. Даль­ше — рас­ши­ре­ние поли­ти­че­ско­го поля, кон­ку­рент­ные выбо­ры, пере­смотр кон­сти­ту­ции и даль­ней­шая либерализация.

 

Непре­мен­ным усло­ви­ем тако­го вари­ан­та явля­ет­ся силь­ная орга­ни­зо­ван­ная оппо­зи­ция, опи­ра­ю­ща­я­ся на широ­кую мас­со­вую под­держ­ку (в той же «Соли­дар­но­сти» было 9 млн чле­нов), и отказ обе­их сто­рон от сило­вых дей­ствий. Для Латин­ской Аме­ри­ки эта модель демо­кра­ти­за­ции ока­за­лась более или менее успеш­ной, хотя вез­де про­цесс шел по-раз­но­му. В Бра­зи­лии он рас­тя­нул­ся на шесть лет, в Арген­тине он был коро­че, чему спо­соб­ство­ва­ло пора­же­ние в Фолк­ленд­ской войне, в резуль­та­те чего воен­ный режим был пол­но­стью дис­кре­ди­ти­ро­ван, и воен­ные, нахо­див­ши­е­ся у вла­сти око­ло семи лет, были вынуж­де­ны уйти.

В Поль­ше про­цесс демо­кра­ти­за­ции рас­тя­нул­ся на девять лет: он столк­нул­ся с вве­де­ни­ем чрез­вы­чай­но­го поло­же­ния и мас­со­вы­ми аре­ста­ми, что, как быст­ро ста­ло понят­но, лишь усу­гу­би­ло поли­ти­че­ский кри­зис, он завер­шил­ся согла­ше­ни­я­ми круг­ло­го сто­ла в 1989 году. Но надо иметь в виду, что такие «исто­рии успе­ха», как пра­ви­ло, ста­но­вят­ся воз­мож­ны толь­ко после тяже­лых и мучи­тель­ных про­ва­лов и со сто­ро­ны режи­ма, и со сто­ро­ны оппозиции.

 

МОДЕЛЬ № 2:

Либе­ра­ли­за­ция сверху

Для это­го вари­ан­та, кото­рый наи­бо­лее изве­стен на при­ме­ре Южной Кореи и отча­сти СССР вре­мен пре­зи­ден­та Гор­ба­че­ва, мож­но выде­лить две харак­тер­ные чер­ты: мас­со­вый, часто сти­хий­ный про­тест и опе­ре­жа­ю­щие дей­ствия власт­ной вер­хуш­ки, кото­рая через либе­ра­ли­за­цию таким обра­зом пыта­ет­ся сохра­нить свое господство.

 

В Южной Корее триг­ге­ром послу­жи­ло сту­ден­че­ское вос­ста­ние в горо­де Кван­джу в 1980 году, кото­рое про­дол­жа­лось девять дней: на его подав­ле­ние вла­сти бро­си­ли 18 тыс. поли­цей­ских и 3 тыс. десант­ни­ков, в резуль­та­те чего сту­ден­тов под­дер­жа­ло насе­ле­ние — в 700-тысяч­ном горо­де почти 200 тыс. вста­ло на сто­ро­ну вос­став­ших, вла­сти при­ме­ни­ли ору­жие, погиб­ло от 200 (по офи­ци­аль­ным дан­ным) до 2 тыс. чело­век. Понят­но, что это вызва­ло ропот по всей стране, и вла­сти в сере­дине 1980‑х объ­яви­ли о поли­ти­че­ских реформах.

Как и Гор­ба­чев, они пыта­лись это делать мед­лен­но и поэтап­но, в ответ полу­чи­ли акти­ви­за­цию самых раз­ных обще­ствен­ных дви­же­ний, что ста­ло для режи­ма пол­ной неожи­дан­но­стью. Во-пер­вых, под­ня­лась новая и более мощ­ная, чем рань­ше, вол­на сту­ден­че­ско­го дви­же­ния. Во-вто­рых, ожи­ви­лись проф­со­ю­зы, и по Корее, где нико­гда серьез­ных заба­сто­вок не было, про­ка­ти­лась боль­шая заба­сто­воч­ная вол­на, насчи­ты­вав­шая более 300 тыс. чело­век. Нако­нец, про­те­сту­ю­щих под­дер­жа­ли преж­де лояль­ные режи­му пред­ста­ви­те­ли хри­сти­ан­ских церк­вей — и про­те­стан­ты, и като­ли­ки под­ня­ли свой голос про­тив режима.

В ходе подав­ле­ния одно­го из сту­ден­че­ских выступ­ле­ний поли­ция уби­ла сту­ден­та: его похо­ро­ны обер­ну­лись мас­со­вой демон­стра­ци­ей, когда на ули­цы вышло око­ло 1,5 млн чело­век. Тут вла­сти поня­ли — тянуть боль­ше нель­зя, их про­сто сне­сут: после мно­гих лет дик­та­ту­ры была при­ня­та новая кон­сти­ту­ция и объ­яв­ле­ны пре­зи­дент­ские выбо­ры, на кото­рых побе­дил более гиб­кий поли­тик Ро Дэ У, выдви­ну­тый пра­вя­щей пар­ти­ей; оппо­зи­ция не смог­ла выста­вить про­тив него еди­но­го аль­тер­на­тив­но­го кан­ди­да­та и проиграла.

Ро Дэ У, в отли­чие от Гор­ба­че­ва, сыг­рал — без­услов­но, под дав­ле­ни­ем оппо­зи­ции — на опе­ре­же­ние и выиг­рал вре­мя. Гор­ба­чев мед­лил, и ситу­а­ция вышла у него из-под кон­тро­ля. Даль­ше в Южной Корее появи­лась и мно­го­пар­тий­ность: новые демо­кра­ти­че­ские пра­ви­ла игры были при­ня­ты и преж­ни­ми пра­вя­щи­ми груп­па­ми, и их про­тив­ни­ка­ми. Хотя сам Ро Дэ У не смог сохра­нить власть (позд­нее он был осуж­ден по обви­не­ни­ям в кор­руп­ции), но наслед­ни­ки его пар­тии про­дол­жа­ют оста­вать­ся на поли­ти­че­ской сцене по сей день.

 

МОДЕЛЬ № 3:

Элек­то­раль­ная революция

В Рос­сии, пожа­луй, наи­бо­лее инте­рес­ным может быть опыт демо­кра­ти­за­ции в усло­ви­ях элек­то­раль­но­го авто­ри­та­риз­ма, то есть такой фор­мы режи­ма, когда пра­вя­щие груп­пы про­во­дят частич­но кон­ку­рент­ные выбо­ры, кото­рые про­хо­дят под их жест­ким кон­тро­лем в заве­до­мо нерав­ных усло­ви­ях с мно­го­чис­лен­ны­ми фальсификациями.

Демо­кра­ти­за­ция в Мек­си­ке нача­лась в кон­це 1980‑х годов. Здесь была доволь­но хоро­шо орга­ни­зо­ван­ная пра­вая като­ли­че­ская Пар­тия наци­о­наль­но­го дей­ствия PAN и мно­го мел­ких левых пар­тий, кото­рые в основ­ном боро­лись друг с дру­гом, а не с режи­мом. Но в 1988 году про­изо­шел рас­кол в пра­вя­щей пар­тии PRI (Partido Revolucionario Institucional), кото­рая с 1930‑х годов нахо­ди­лась у вла­сти. Ее ряды поки­нул вли­я­тель­ный поли­тик Куа­те­мок Кар­де­нас, сын одно­го из осно­ва­те­лей режи­ма Ласа­ро Кар­де­на­са: он при­мкнул к левым, в резуль­та­те чего обра­зо­ва­лась попу­ляр­ная левая пар­тия, уси­лив­шая свои позиции.

Систе­ма коор­ди­нат оппо­зи­ции изме­ни­лась: если рань­ше оппо­зи­ци­он­ные пар­тии бес­ко­неч­но боро­лись друг с дру­гом и те же левые пола­га­ли, что при­ход к вла­сти пра­вых хуже, чем сохра­не­ние ста­тус-кво (а режим на этих про­ти­во­ре­чи­ях искус­но играл), то тут они объ­еди­ни­лись под лозун­гом про­ве­де­ния чест­ных выбо­ров. Непри­ми­ри­мые рань­ше оппо­нен­ты нача­ли сотруд­ни­чать на поч­ве про­ти­во­дей­ствия фаль­си­фи­ка­ци­ям — преж­де все­го на выбо­рах на низо­вом уровне — в муни­ци­па­ли­те­ты и в руко­вод­ство шта­тов. Эта борь­ба при­ве­ла к тому, что в Мек­си­ке был создан «феде­раль­ный элек­то­раль­ный инсти­тут», по сути, неза­ви­си­мый Цен­триз­бир­ком, в дея­тель­но­сти кото­ро­го участ­во­ва­ли как пред­ста­ви­те­ли раз­ных пар­тий, так и ува­жа­е­мые пред­ста­ви­те­ли обще­ствен­но­сти. В резуль­та­те этих уси­лий в 1997 году пра­вя­щая пар­тия про­иг­ра­ла пар­ла­мент­ские выбо­ры, а спу­стя три года и президентские.

При­чем и пра­вые и левые были еди­ны в сво­ем лозун­ге свер­же­ния пра­вя­ще­го режи­ма: про­ти­во­ре­чия меж­ду ними игра­ли суще­ствен­но мень­шую роль, чем дости­же­ние общей цели. Дру­ги­ми сло­ва­ми, сфор­ми­ро­вал­ся нега­тив­ный кон­сен­сус, что было прин­ци­пи­аль­но важ­но. В резуль­та­те в 2000 году пре­зи­ден­том стал кан­ди­дат PAN Висен­те Фокс, в то вре­мя как PRI сохра­ни­лась на поли­ти­че­ской сцене теперь уже демо­кра­ти­че­ской Мек­си­ки. Это был тоже дли­тель­ный про­цесс, но глав­ное его отли­чие состо­я­ло в том, что аре­ной борь­бы ста­ла не столь­ко ули­ца, сколь­ко выбо­ры — от низо­вых до самых глав­ных. Элек­то­раль­ная модель харак­тер­на и для «цвет­ных рево­лю­ций»: ведь в осно­ве собы­тий в той же Сер­бии (2000) и Укра­ине (2004) был мас­со­вый про­тест про­тив неспра­вед­ли­вых выбо­ров и фальсификаций.

 

Выво­ды

Все пере­чис­лен­ные моде­ли — это при­ме­ры успеш­ной демо­кра­ти­за­ции в резуль­та­те нена­силь­ствен­ной сме­ны вла­сти. В миро­вой исто­рии было, как извест­но, по-раз­но­му, но ана­лиз кро­ва­во­го опы­та учит лишь одно­му: таких сце­на­ри­ев надо избе­гать. Но и кру­ше­ние авто­ри­тар­ных режи­мов само по себе еще не гаран­ти­ру­ет, что на сме­ну им при­дут устой­чи­вые демо­кра­тии: сры­вы на пути демо­кра­ти­за­ции — дале­ко не редкость.

 

При всей раз­ни­це вари­ан­тов мож­но выде­лить и общие чер­ты. Пер­вое — нега­тив­ный кон­сен­сус, сотруд­ни­че­ство пред­ста­ви­те­лей раз­ных оппо­зи­ци­он­ных сил про­тив обще­го вра­га — пра­вя­ще­го режи­ма. При­чем чем более репрес­сив­ную поли­ти­ку про­во­дил режим, тем силь­нее смы­ка­лись ряды тех, кто рань­ше друг дру­га на дух не пере­но­сил. Одна­ко и это вто­рой вывод, объ­еди­не­ние оппо­зи­ци­о­не­ров дале­ко не все­гда тре­бу­ет еди­ной орга­ни­за­ции (может быть, Поль­ша тому исключение).

Опыт борь­бы с авто­ри­тар­ны­ми режи­ма­ми в раз­ных стра­нах пока­зы­ва­ет, что важ­нее коор­ди­на­ция уси­лий, когда раз­ные сег­мен­ты оппо­зи­ции дей­ству­ют на раз­ных поли­ти­че­ских пло­щад­ках и успеш­но апел­ли­ру­ют к раз­ным соци­аль­ным сло­ям, к тем или иным груп­пам граж­дан. Так, в той же Южной Корее одни поли­ти­ки сосре­до­та­чи­ва­ли свои уси­лия на моби­ли­за­ции сту­ден­че­ства и интел­лек­ту­а­лов, дру­гая часть оппо­зи­ции коопе­ри­ро­ва­лась с рабо­чим заба­сто­воч­ным дви­же­ни­ем, тре­тьи обра­ща­лись к веру­ю­щим. Где-то для коор­ди­на­ции дей­ствий созда­ва­лись еди­ные шта­бы, где-то доста­точ­но было нефор­маль­ных согла­со­ва­ний про­тестных акций, кото­рые все били в одну точку.

Нако­нец, вез­де огром­ную роль сыг­рал широ­кий мас­со­вый про­тест, кото­рый спо­соб­ство­вал рас­ко­лу элит: сохра­не­ние ста­тус-кво ста­но­ви­лось про­сто невы­год­ным и части пра­вя­щих групп, и их попут­чи­кам — преж­де все­го пар­ти­ям систем­ной оппо­зи­ции и пред­ста­ви­те­лям боль­шо­го биз­не­са, кото­рые не заин­те­ре­со­ва­ны в дли­тель­ной турбулентности.

Источ­ник: Новое Время