Записки арестанта (октябрь, 2012)

Не пом­ню, каким чис­лом и како­го меся­ца я окон­чил преж­ний свой днев­ник. Види­мо, это пери­од нача­ла суда. Пола­гал, что сам суд доста­точ­но инфор­ма­ци­он­ное собы­тие. Да и вре­ме­ни (и жела­ния писать) кро­ме того, что мог­ло и долж­но быть исполь­зо­ва­но в суде, – не было. Суд, когда внут­ри пони­ма­ние неви­нов­но­сти и, более того, ощу­ще­ние того, что ты, как Про­ме­тей, хотел помочь людям, а теперь какая-то мразь клю­ет твою печень, такой суд — испы­та­ние тяже­лое. Смот­рю на дру­гих ребят, оби­та­те­лей СИЗО (ино­гда при кон­во­и­ро­ва­нии встре­ча­ем­ся), слу­шаю их – и не чув­ствую в них тех ощу­ще­ний, кото­ры­ми пере­пол­нен сам. Хотя исто­рий здесь раз­ных хватает. 

 

Автор: Вла­ди­мир КОЗЛОВ

 

Хро­но­ло­гии сей­час при­дер­жи­вать­ся не буду, что всплы­вет в памя­ти — то и наше с вами. Вот, напри­мер, Кана (Канат). Он — быв­ший рэпер. Гово­рит, пер­вый казах­ский. Виде­лись-обща­лись во вре­мя кон­воя: авто­зак плюс пара минут в про­до­ле, в «шлю­зе» (куда при­хо­дит авто­зак, такой гараж-ангар с воро­та­ми с двух сторон).

По моло­до­сти «пой­мал» срок, теперь здесь вто­рой раз вме­сте с бра­том, уже боль­ше года — суд, апел­ля­ция. Осуж­ден вме­сте с бра­том по 179 ста­тье  — раз­бой. Гово­рит, его с бра­том там и не было, что  тер­пи­ла» (постра­дав­шая) опо­зна­ла его по гла­зам. Налет­чи­ки в мас­ках были. Али­би есть — пяте­ро под­твер­жда­ют, что он был в туб­дис­пан­се­ре (он болен, это вид­но), и что бра­та вооб­ще рядом не было. Бра­ту дали 7 лет, ему — 10, бра­ту — обще­го, ему  — строгого.

Я видел его после окон­ча­ния апел­ля­ци­он­но­го про­цес­са, ехал с ним в авто­за­ке из суда в тюрь­му, и потом в про­до­ле, пока кон­вой при­шел, общал­ся. Не могу опи­сать его состо­я­ния. По доро­ге он «гасил» кон­вой откро­вен­ны­ми мата­ми, не стес­ня­ясь в выра­же­ни­ях. Ему нуж­на была отду­ши­на, выкри­чать­ся надо было. Кон­вой молчал.

Есть еще одна сто­ро­на у все­го это­го — тот самый кон­вой, кото­рый из тюрь­мы в суд и обрат­но, они же и в суде сидят рядом с нашей клет­кой. Все видят, все слы­шат, все пони­ма­ют. Через них про­хо­дят чело­ве­че­ские судь­бы, тра­ге­дии, поли­цей­ско-про­ку­рор­ский, судей­ский бес­пре­дел — они и ему тоже сви­де­те­ли. Если кто, чуть чело­веч­ней, чем тре­бу­ет­ся — дол­го не выдер­жит, уйдет. Да, есть убий­цы, насиль­ни­ки, воры. Они как раз — в поряд­ке, это их сре­да, их выбор, они здесь, в суде, в тюрь­ме, — дома. А те, кто — не они? Те, у кого денег не было отку­пить­ся, свя­зей не было «раз­ве­сти», — их боль, их нена­висть ко все­му это­му, их… куда, как, на кого плеснет?

Кон­вой, кото­рый вез нас с Каной, был осо­бым кон­во­ем. Это были ребя­та (с капи­та­ном во гла­ве), кото­рые не про­шли атте­ста­цию, гово­ри­ли, что сто­и­мость поло­жи­тель­ных реше­ний дохо­ди­ла до 5 тысяч дол­ла­ров. Они вече­ром нас вез­ли, уже не будучи поли­цей­ски­ми: без ору­жия, удо­сто­ве­ре­ний, это все они в 15 часов сда­ли — так вот быва­ет. И еще — они были рады! Да — про­бле­мы, да — нуж­но искать рабо­ту, но на лицах было: у‑у-уф! А мы им ска­за­ли: «Ак жол, пар­ни», им повез­ло, что они не будут теми муха­ми в пого­нах, кото­рые будут безы­мян­но раз­дав­ле­ны меж­ду дву­мя серы­ми вер­блю­да­ми, бегу­щи­ми к трону…

А Кана орал матер­ный рэп, что­бы не пла­кать, нале­тал в про­до­ле на тюрем­но­го моло­до­го кон­во­и­ра, кото­рый по при­выч­ке «тык­нул» ему: «Вы будь­те любез­ны, не смей­те меня на «ты». Уж собла­го­во­ли­те, будь­те так доб­ры, быть веж­ли­вым с аре­стан­та­ми». Парень-кон­во­ир, непло­хой парень, все сра­зу понял, шаг­нул назад, и кон­фликт погас. Но было это так выпук­ло, объ­ем­но, ося­за­е­мо — это не кар­тин­ка даже была, кото­рой не забыть, это как ощу­ще­ние боли от безыс­ход­но­сти, и пони­ма­ние того, что если кто-то из тех, кто сей­час это чита­ет, пере­осмыс­лит свои помыс­лы, более ответ­ствен­но отне­сет­ся к сво­ей жиз­ни — буду рад.

Такое обра­зо­ва­ние надо полу­чать заоч­но, пусть доль­ше, пусть хуже — но луч­ше… Все, что я сей­час опи­сал, ника­ко­го отно­ше­ния к спра­вед­ли­во­му пра­во­су­дию никак не име­ет, как не отно­сит­ся что-либо реаль­ное к тому, чего нет в при­ро­де. Даже когда судят винов­но­го и он полу­ча­ет свое — это про­ис­хо­дит не пото­му, что пра­во­су­дие, а пото­му, что у винов­но­го не было воз­мож­но­сти (или жела­ния) избе­жать. «Хоро­ший» поли­цей­ский, «хоро­ший» про­ку­рор, «хоро­ший» судья — такая же уто­пия, как вкус­ное гов­но. Ощутили?

Это вер­ное ощу­ще­ние от нашей систе­мы пра­во­су­дия. Систе­ма кри­вая, как поро­ся­чий хрен, как жопа с зако­ул­ка­ми, и ниче­го пря­мо­го в нее не вой­дет, а если и втолк­нет­ся слу­чай­но, то будет ею уни­что­же­но или выбро­ше­но в целях сохра­не­ния самой систе­мы. Рядом долж­ны быть толь­ко те, кто как все, кто берет, дает, кру­тит­ся, совер­ша­ет пре­ступ­ле­ния — и мол­чит. Иной — угро­за, пото­му что на него ниче­го нет, его невоз­мож­но кон­тро­ли­ро­вать, его невоз­мож­но поста­вить на место.

Про­сто во всем этом ино­гда встре­ча­ют­ся те, кто как все, но при этом сохра­нил авто­ма­ти­че­ски что-то чело­ве­че­ское, где-то там, очень глу­бо­ко, для себя — и ино­гда такое про­гля­ды­ва­ет. Или толь­ко что при­шед­шие паца­ны, сер­жан­ты-кон­тро­ле­ры. Их род­ствен­ни­ки сюда затол­ка­ли с тру­дом, запла­тив за это, и они еще не все пони­ма­ют. Когда пой­мут — еди­ни­цы уйдут, осталь­ные ста­нут как все. И нет нико­го и ниче­го, что бы спо­соб­ство­ва­ло пере­убе­дить меня в обрат­ном, пото­му что это — исти­на. Такая же, как солн­це све­тит и гре­ет, а боль — это когда крик, а потом — сло­во. Даже когда кри­ка не слыш­но. Этот крик суще­ству­ет, как суще­ству­ет обрат­ная сто­ро­на луны, кото­рую мы не видим.

03.10.12

Все эти восемь с лиш­ним меся­цев тюрем­но­го «зазер­ка­лья» — при­ну­ди­тель­ный, но бес­цен­ный опыт, погру­же­ние в сре­ду, кото­рую отту­да, со сво­бо­ды, не вид­но, и кото­рая явля­ет­ся мик­ро­мо­де­лью наше­го соци­у­ма: когда мы стро­и­ли пар­тию, мы созда­ва­ли модель того, что долж­но быть, а нахо­дясь в Алма­ты, обла­дая воз­мож­но­стя­ми сво­бо­ды, я не видел почти ниче­го. Сидя в «оди­ноч­ке» №118 «акта­уско­го цен­тра­ла», мож­но понять почти все.

Сгу­сток судеб, мини­маль­но корот­кие век­то­ры ком­му­ни­ка­ций, отсут­ствие необ­хо­ди­мо­сти (почти) скры­вать (деко­ри­ро­вать) реаль­ные рыча­ги и про­ти­во­ве­сы со сто­ро­ны мест­ной вла­сти (а зачем? — отсю­да ничто нику­да не ухо­дит, госу­дар­ство в госу­дар­стве, Вати­кан) — как буд­то ана­то­ми­че­ская модель, вид­но — что, отку­да, куда и понят­но, поче­му. Пригодится.

Реаль­но доста­ли эти пар­ни «граж­дан­ской наруж­но­сти», кото­рые дуб­ли­ру­ют кон­тро­ле­ров, «в мою честь». Одна­жды мы как-то без шума (реш­ка в про­до­ле была откры­та) зашли в про­дол после суда с Жаком (Сапар­га­ли в мед­про­до­ле, отдель­но) и виде­ли, как этот неопо­знан­ный пытал­ся юрк­нуть в одну из ниш. Понял, что не успел, вышел отту­да, пооб­ща­лись даже слег­ка. А так — их слыш­но (хотя гово­рят шепо­том рядом с каме­рой), вид­но — есть вари­ан­ты уви­деть. Воз­мож­но, это дежур­ный вари­ант сопро­вож­де­ния КНБ «сво­их» узни­ков, когда они не в СИЗО ДНКБ.

Агрес­сии, кото­рая была сна­ча­ла (Вене­ра Сар­сем­би­на, адво­кат, была сви­де­те­лем тому), такой агрес­сии нет, пото­му как теперь все скры­то, даже обувь у них «тихая», что­бы к глаз­ку под­кра­ды­вать­ся спод­руч­нее было. В СИ ДКНБ, в Алма­ты, на полу про­до­ла была ков­ро­вая дорож­ка посте­ле­на, там со вре­мен НКВД поряд­ки и при­е­мы оста­лись прежними.

4.10.12.

Утром уже силь­но све­жо быва­ет. Стек­ла в окне нет, а шкон­ка сто­ит так, что поток воз­ду­ха про­хо­дит через меня, от окна к две­ри — сквоз­ня­чок. Чуть при­хва­ти­ло гор­ло, спа­са­юсь горя­чим чаем, лимо­ном, соком. Мою анги­ну луч­ше не будить, она у меня с тем­пе­ра­ту­рой за 40 про­хо­дит, а в усло­ви­ях тюрь­мы и оди­ноч­ки будет слож­но­ва­то. С утра в про­вер­ку захо­дил хозя­ин, в мун­ди­ре, при пара­де: «Что, как, когда?» — «Нор­маль­но, толь­ко сте­кол в окне нет, а при­го­вор вось­мо­го» — «Запи­ши­те, вста­вить стек­ло…». Посмотрим.

Эти «запи­ши­те» мы уже мно­го раз про­хо­ди­ли. Глав­ное — не отка­зать. Про стек­ла я уже две неде­ли назад ДПНСИ гово­рил, тоже не отка­зал, запи­сал (дежур­ный помощ­ник началь­ни­ка след­ствен­но­го изолятора).

Сего­дня — этап­ный день в тюрь­ме (каж­дое 4, 14, 24 чис­ло меся­ца). Кого-то уве­зут — кто срок пой­мал и акцию про­шел, уже на коло­нию, на ПМЖ. Кого-то при­ве­зут… кого где задер­жа­ли, на след­ствие, на суд. Жизнь продолжается…

Чу! Кры­шеч­ка мое­го глаз­ка моей две­ри шелест­ну­ла — бдят, поган­цы, служ­бят. У меня с ними экс­клю­зив­ные отно­ше­ния — их ведь типа нет, а я типа «гоню». А они — вот; ино­гда на такой вот шелест «пики» (глаз­ка) я про­шу свет вклю­чить, вклю­ча­ют мол­ча. Спи­ри­тизм «по-кнбш­но­му», бля­ха-муха, при­чем с обрат­ной свя­зью в виде испол­не­ния неслож­ных желаний.

Ехар­ный бабай, толь­ко что при­хо­ди­ли «хоз­бан­ди­ты», стек­ло встав­лять, заме­ры сня­ли. Чего деет­ся… Прав­да, заме­ры еще не стек­ло, но нача­ло обнадеживает.

Биб­лио­те­ка в тюрь­ме сло­во не часто упо­треб­ля­е­мое, я пару раз пытал­ся туда книж­ки про­чи­тан­ные сдать, заяв­ле­ния писал. Не вышло. Биб­лио­те­карь то в отпус­ке, то боле­ет, и так вот, чере­ду­ясь, отсут­ствие в кон­стан­те; есть ли биб­лио­те­ка вооб­ще — вопрос. Я кни­ги отдаю кон­тро­ле­рам, потом они как-то рас­хо­дят­ся по тюрь­ме, ино­гда кто-то гово­рит: «мою» кни­гу читал (когда при­ни­ма­ли кни­ги в пере­да­чи, фами­лию пишут на вто­рой, тре­тьей странице).

С воли доно­сит­ся ино­гда что-то. Слы­шал, кто-то воз­му­щал­ся, что обо мне шуму мно­го, а о Сапар­га­ли не очень. На мой взгляд, нездо­ро­вые это раз­го­во­ры. Во-пер­вых, шуметь могут все, в том чис­ле и те, кто воз­му­ща­ет­ся, что мало шумят. Толь­ко что-то я не видел их в чис­ле при­сут­ству­ю­щих на суде ни разу. Те же диван­ные побор­ни­ки исти­ны, сде­лав­шие свое побор­ни­че­ство смыс­лом бытия, пото­му как трын­деть — не меш­ки воро­чать, чуть ума, побо­ле фан­та­зии — и ника­ко­го рис­ка и напря­же­ния мускулов.

Во-вто­рых, про Ами­но­ва, тре­тье­го наше­го, вооб­ще никто и ниче­го. Это лег­ко объ­яс­ни­мо. Ами­нов все при­знал, пови­нил­ся, про­сит снис­хож­де­ния — что тут ска­жешь. Серик Сапар­га­ли как-то так, что-то при­знал, чего-то не при­знал, на манер Ата­ба­е­ва и Мамая. Но по тем ведь дого­во­рен­ность была, им доста­точ­но было упо­мя­нуть сло­во «рас­ка­и­ва­юсь» — и они дома. А без этой дого­во­рен­но­сти такая пози­ция все пута­ет (осо­бен­но адво­ка­та); и о чем шуметь в таких усло­ви­ях, когда ниче­го не понят­но? Будут шуметь, что он не вино­вен, а он что-то при­знал ведь, в чем он теперь вино­вен, а в чем нет, — кто скажет?

Да и если чело­век про­сит снис­хож­де­ния у суда, это ско­рее при­зна­ние вины, чем отказ от тако­го при­зна­ния. О чем шуметь? Про­сить у снис­хож­де­ния у суда для Сапар­га­ли? Это не шум, это стон. Я все пони­маю, и по Жаку, и по Сери­ку Сапар­га­ли, но каж­дая дан­ность, каж­дое реше­ние обра­зу­ет реак­цию на него и оцен­ку. И тот, кто про­сит снис­хож­де­ния, дол­жен пони­мать, что он что-то хочет полу­чить вза­мен чего-то, что он дол­жен поте­рять. По-дру­го­му — никак.

Прой­дет вре­мя, что-то будет объ­яс­не­но, что-то поза­бы­то, но все, что было, оста­нет­ся, так или ина­че. Напри­мер, остал­ся оса­док опре­де­лен­ный от раз­мы­той пози­ции Бола­та Ата­ба­е­ва и Жан­бо­ла­та Мамая. До тюрь­мы — одно, в тюрь­ме — дру­гое, после тюрь­мы — тре­тье; манев­ры, а не пози­ция. Как-то были они вме­сте, как-то вме­сте раз­лю­би­лись… Один поте­рял доку­мен­ты, дру­гой — забо­лел, на суде нико­го не было, что­бы ясно и чет­ко… Один во вре­мя суда бавар­ское в ори­ги­на­ле потреб­лял, дру­гой — газе­ту свою пре­зен­то­вал — ниче­го лич­но­го, толь­ко факты.

А 70 про­цен­тов пока­за­ний «сви­де­те­лей» типа гово­ри­ли: сто­ять до кон­ца, лиш­ний совер­шен­но треп о голо­во­ре­зах и о сво­ей готов­но­сти к…, тек­сты пре­сло­ву­тых обра­ще­ний — 95 про­цен­тов того, в чем меня обви­ни­ли. Тоже — ниче­го лиш­не­го, толь­ко вот лич­но моих слов и дей­ствий по 164 и 170 (ста­тье) в мате­ри­а­лах нет; ясно, что и у иных — тоже нет, но то, что было, самим в суде раз­бить — как-то так смот­ре­лось бы достой­ней, чем кри­ки изда­ле­ка и игно­ри­ро­ва­ние соб­ствен­ных обе­ща­ний, дава­е­мых после осво­бож­де­ния. О том и гово­рю — вро­де бы как и ниче­го тако­го, толь­ко вот оса­док остал­ся, нерас­тво­ри­мый временем.

5.10.12.

А стек­ло вче­ра все же поста­ви­ли! Чегой-то непо­нят­ное, выпи­ра­ю­щее из стро­ки обыч­ных для тюрь­мы вещей. Когда хозя­ин при­хо­дил, с ним был Маке, здеш­ний опер, улыб­чи­вый такой лис, его Камиль, преж­ний хозя­ин, кото­рый был мент «от рогов до копыт», за нами с Сапар­га­ли смот­рел пер­со­наль­но. Даже клю­чи от наших камер у него были, а не у контролера.

Потом эти неопо­знан­ные все пере­хва­ти­ли, меня в мороз, в каран­тин, в изо­ля­цию, в оди­ноч­ку — Маке поте­рял­ся, исчез. А тут, когда при­хо­дил, ска­зал фра­зу, улы­ба­ясь: «Хоро­шо вам тут, охра­на даже своя име­ет­ся». О как! Опер Сер­гей, май­ор, не появ­ля­ет­ся вооб­ще — хоро­шо, даже обыс­ки (два или три) дела­ли без него.

Это его поле, он даже «тащит­ся» от это­го про­цес­са, в кото­ром мож­но «себя пока­зать», издев­нуть­ся, гни­лень­ко типа попри­ка­лы­вать­ся над аре­стан­том, кото­рый дол­жен мол­чать. Мы с ним не по-дет­ски схлест­ну­лись, потом еще и еще. Коса на камень.

Пока ста­ви­ли стек­ло, два­жды раз­би­ли, новое выре­за­ли. Не муд­ре­но, ста­вить при­хо­дит­ся через пру­тья «теле­ви­зо­ра». Сна­ча­ла в щель меж­ду «теле­ви­зо­ром» и сте­ной само стек­ло про­пих­нуть нуж­но, а затем уже уста­но­вить, закре­пить. Моло­дой «хоз­бан­дит», кап­тер­щик (кла­дов­щик) нама­ял­ся, но зато у меня по утрам очень терпимо.

Вче­ра вече­ром после про­вер­ки про­дол «кур­со­ва­ли». Даль­няя часть про­до­ла (мороз­ные каме­ры, кото­рые в пол­ной изо­ля­ции, в тупи­ке) обща­ет­ся с тюрь­мой; види­мо, и «доро­ги» есть, и «кони» бега­ют. Кон­тро­ле­ра в про­до­ле не было, а этот неопо­знан­ный, все­гда тихий, не встре­ва­ет, не обо­зна­ча­ет­ся. Про­дол пере­клич­ку устро­ил — кто, в какой хате, с каки­ми ста­тья­ми, отку­да заехал. Слы­шу: «В 113‑й — Коз­лов?» — «Да, Коз­лов». И даль­ше пошли, не спра­ши­вая ста­тьи и про­че­го. Тюрь­ма все знает.

Эта вот про­це­ду­ра «кур­сов­ки» все опре­де­ля­ет до мело­чей, по каж­до­му. Сна­ча­ла — кто, отку­да, ста­тья. Потом по каж­до­му: кто, что зна­ет, какие хаба­ры хотят… Кто-то сидел вме­сте, кто-то по воле зна­ет, и эта «кур­сов­ка» идет не по одной тюрь­ме, а по всем. «Смот­ря­ги» по тюрь­ме соби­ра­ют и с эта­па­ми и по-раз­но­му пере­да­ют в зоны. Там добав­ля­ют, уточ­ня­ют. К момен­ту заез­да в коло­нию в боль­шин­стве слу­ча­ев о тебе уже все извест­но — кто, почем, какой масти…

Так вре­мя от вре­ме­ни выяв­ля­ют и «вяза­ных», и «гарем­ных». Своя жизнь, но пра­ви­ла этой жиз­ни более понят­ны, чем те поня­тия, кото­рые на воле. Здеш­ние пра­ви­ла — для всех, а там…

Чет­вер­тый месяц в оди­ноч­ке, в каран­тине, в изо­ля­ции. У Сапар­га­ли полег­че — каме­ра после ремон­та, сан­тех­ни­ка новая, три боль­ших окна, раз­ме­ры — в четы­ре раза боль­ше, решет­ка толь­ко внеш­няя, без «теле­ви­зо­ра». А глав­ное, есть обще­ние сосе­дя­ми свер­ху, сбо­ку… Мож­но сто­ять у окна и раз­го­ва­ри­вать. И нет сво­ей охраны.

А здесь — вот сей­час: кон­тро­лер ушел, слыш­но было, как реш­ки в про­до­ле отпи­ра­лись, одна за дру­гой, и шаги уда­ля­ю­щи­е­ся… А кто-то сидит напро­тив моей каме­ры, чуть сбо­ку. Взды­ха­ет и мух бьет мухо­бой­кой. Толь­ко что подо­шел, гля­нул в «гла­зок» — и сно­ва мух бьет. Оно и понят­но, осен­ние мухи — страсть какие надоедливые.

Сижу в каме­ре и слы­шу, как сей­час шмо­на­ют мою пере­да­чу, кон­тро­лер вме­сте со штат­ским. Пере­шеп­ты­ва­ют­ся. Слы­ши­мость здесь хоро­шая. Две­ри желез­ные, про­дол гул­кий, мой пакет шеле­стит имен­но так, как шеле­стит мой пакет, Алия мне в одних и тех же паке­тах тол­сто­го пла­сти­ка пере­да­чи носит. Сей­час — уже, не успел напи­сать, при­нес­ли  пере­да­чу, все так, как я слышал.

Решил схо­дить на про­гул­ку — в кои веки. Ну и гулял себе, в сопро­вож­де­нии сво­е­го в «штат­ском». Он, не скры­ва­ясь (это самый агрес­сив­ный из них, с ним адво­кат Вене­ра как-то бесе­до­ва­ла), сидел на месте кон­тро­ле­ра, пошел за мной на про­гул­ку (это на кры­ше тюрь­мы) и там про­тор­чал все время.

Сего­дня чуд­ный день какой-то. Вот при­шла барыш­ня-капи­тан­ша, Оле­ся зовут. Со сви­той, конеч­но. Она — зав­хоз тюрь­мы. Улы­ба­ет­ся. Пах­нет «воль­ным пар­фю­мом». При­шла узнать, всем ли я дово­лен, вста­ви­ли ли в каме­ре стек­ло. А мне — неудоб­но ста­но­вит­ся. До это­го пару раз уже гово­рил, что стек­ла нет, ДПНСИ: «У мно­гих в каме­рах нет, жди­те». А тут через хозя­и­на — раз и все, полу­ча­ет­ся, «вне оче­ре­ди», да еще с «нара­дом капи­тан­ским», с улыб­ка­ми и прочим.

… Из газет в тюрь­му попа­да­ет “Лада ТВ” (Ака­та­ус­кая, пода­ки­ма­тов­ская, мне стыд­но, что я был сре­ди тех, кто ее начал с нуля, был ее совла­дель­цем, стыд­но за Свет­ла­ну, глав­но­го редак­то­ра, стыд­но за Гену, вла­дель­ца, стыд­но за откро­вен­ных пас­куд­ни­ков жур­на­ли­стов, кото­рые зна­ют, что они пас­куд­ни­ки, и живут с этим), «Каз­прав­да» и «Сво­бо­да сло­ва». Хоро­шая ком­па­ния для газе­ты, кото­рая  по сей день пыта­ет­ся мимик­ри­ро­вать под оппозицию.

Очень пло­хо посту­пи­ли г‑жа Ерга­ли­е­ва и г‑н Аби­лов, когда газе­ту с таким име­нем про­да­ли под власть, под АП. Пре­да­ли, гос­по­да, идею, и теперь кото­рый год оппо­зи­ци­он­но-рас­ка­чан­ный бренд исполь­зу­ет­ся АП для обол­ва­ни­ва­ния людей.

Мы виде­ли резуль­та­ты опро­сов — оппо­зи­ци­он­ный бренд пар­тии «Азат» образ­ца 2003—2004 годов рабо­тал в обще­стве и в 2010 году, хотя тогда «Азат» был уже пустым зву­ком. Эта инер­ция  сей­час исполь­зу­ет­ся и с «СС», и если гос­по­да оппо­зи­ци­о­не­ры Ерга­ли­е­ва и Аби­лов это­го не пони­ма­ли, когда про­да­ва­ли СС под АП, то они очень непо­нят­ли­вые люди, а если пони­ма­ли — тогда ну очень понят­ли­вые. И то, и дру­гое не красит.

Мож­но, конеч­но, сверк­нуть голой жопой для рас­кач­ки ново­го сай­та, но при­вле­чет это толь­ко люби­те­лей голых жоп, оппо­зи­ци­он­ная зад­ни­ца — сим­во­лич­но вооб­ще и даже где-то нари­ца­тель­но, осо­бен­но если при этом вспом­нить, что и «жопой рас­ка­чан­ный» оппо­зи­ци­он­ный ресурс очень вовре­мя туда же, чем был рас­ка­чен — и ушел. Осо­бен­но если свя­зать это собы­тие с хро­но­ло­ги­ей пере­ме­ще­ний во власт­ной коло­де. Когда варишь­ся во всем этом, лег­ко поте­рять­ся в меша­нине; а отсю­да, где собы­тий мало и есть воз­мож­ность уви­деть все это со сто­ро­ны, — мно­гое ста­но­вит­ся отчет­ли­во понятно.

ОТ РЕДАКЦИИ: мы пред­ло­жи­ли вни­ма­нию чита­те­лей фраг­мен­ты днев­ни­ка Вла­ди­ми­ра Коз­ло­ва. Запи­си охва­ты­ва­ют пери­од октяб­ря — до выне­се­ния при­го­во­ра в суде пер­вой инстан­ции. Про­дол­же­ние «Запи­сок аре­стан­та» читай­те в пят­нич­ном номе­ре газе­ты «Голос республики».