«Формула Пути» Олжаса Сулейменова

В издательстве «Молодая гвардия» в легендарной серии «ЖЗЛ. Биография продолжается» вышла книга «Олжас Сулейменов», написанная известным российским журналистом, международным обозревателем, корреспондентом «Российской газеты» по странам Центральной Европы Владимиром Снегиревым 

Вот как автор, на сво­ей стра­ни­це в Фейс­бу­ке, вспо­ми­на­ет рож­де­ние этой кни­ги: «Стран­ное ощу­ще­ние у меня в свя­зи с выхо­дом этой кни­ги. Мож­но было бы гово­рить об удо­вле­тво­ре­нии, кото­рое все­гда насту­па­ет после завер­ше­ния боль­шой и труд­ной рабо­ты. Но точ­ка в руко­пи­си была постав­ле­на еще в самом нача­ле лета, эйфо­рия дав­но про­шла. Дол­гое вре­мя я жил с радо­стью в душе – от того, что выпа­ло близ­ко общать­ся с ярким и глу­бо­ким чело­ве­ком, раз­го­ва­ри­вать с ним, полу­чать от него пись­ма и звон­ки, каж­дый день откры­вать новые стра­ни­цы его жиз­ни, твор­че­ства, борь­бы. Но и с этим как-то свык­ся, наде­юсь, наши отно­ше­ния пере­рос­ли из фор­ма­та «автор-герой» в нечто более зна­чи­тель­ное и долгое.

Еще я слег­ка ком­плек­сую от того, что зашел явно на чужую делян­ку, нико­гда преж­де не высту­пал в био­гра­фи­че­ском жан­ре, да еще и в отно­ше­нии круп­но­го поэта, писа­те­ля, пуб­ли­ци­ста, обще­ствен­но­го дея­те­ля. Преж­де чем сесть за ком­пью­тер, при­шлось про­честь горы книг, напи­сан­ных и самим Олжа­сом Ома­ро­ви­чем, и посвя­щен­ных ему, а так­же вся­кие источ­ни­ки, объ­яс­ня­ю­щие или допол­ня­ю­щие картину.

Пре­дви­жу вопрос, каким это вет­ром меня на эту поля­ну занес­ло? Все было так. 7 мая про­шло­го года на при­е­ме, устро­ен­ном нашим ген­кон­суль­ством в Кар­ло­вых Варах по слу­чаю Дня Побе­ды, я уви­дел живо­го Олжа­са Сулей­ме­но­ва. И, конеч­но, силь­но уди­вил­ся это­му, пото­му что по тем­но­те сво­ей счи­тал его Памят­ни­ком, он из поко­ле­ния шести­де­сят­ни­ков, а кто сей­час живой из шести­де­сят­ни­ков? А уди­вив­шись, сра­зу подо­шел зна­ко­мить­ся, остал­ся в Варах ноче­вать, наут­ро мы сели друг про­тив дру­га, ста­ли беседовать.

Опуб­ли­ко­ван­ное в «Рос­сий­ской газе­те» боль­шое интер­вью про­чел дирек­тор изда­тель­ства, позво­нил мне: «Напи­ши кни­гу». Есте­ствен­но, я отка­зал­ся. Пони­мая пре­крас­но, что не по Сень­ке шап­ка. Он опять позво­нил. И опять. В июле я при­е­хал в Моск­ву в отпуск, дирек­тор зама­нил меня к себе и нашел аргу­мен­ты, про­тив кото­рых усто­ять было труд­но. Да и Олжас, к мое­му удив­ле­нию, ока­зал­ся не про­тив. Пообе­щал помощь.

Весь отпуск ушел на чте­ние. Потом была рабо­та в архи­вах. Были поезд­ки в Аста­ну и Алма-Ату, Мно­же­ство встреч. Пере­пис­ка с раз­ны­ми людь­ми. И Олжас не обма­нул, при­е­хал на несколь­ко дней ко мне в Пра­гу, мы про­го­во­ри­ли с ним мно­го часов под­ряд, рас­шиф­ров­ка этих раз­го­во­ров заня­ла более ста страниц.

Рабо­та­лось лег­ко, навер­ное, по той при­чине, что судь­ба дове­ри­ла мне встре­чу с инте­рес­ней­шим чело­ве­ком, про­жив­шим фан­та­сти­че­ски кра­си­вую жизнь. Пре­крас­ные сти­хи. Исклю­че­ние из Лит­ин­сти­ту­та за буй­ный нрав. Стре­ми­тель­ный взлет к сла­ве. Потом эта почти мисти­че­ская исто­рия с пуб­ли­ка­ци­ей «Аз и Я» (в моей кни­ге ей посвя­ще­на самая длин­ная гла­ва, это пер­вое подроб­ное иссле­до­ва­ние всей эпо­пеи). Опа­ла. Борь­ба за закры­тие ядер­ных поли­го­нов по все­му миру (и ведь закрыл!). Новые наез­ды со сто­ро­ны вла­стей. Яркая пуб­ли­ци­сти­ка. И еще мно­го-мно­го всего…

Он все­гда оста­вал­ся самим собой, нико­гда «не про­ги­бал­ся под измен­чи­вый мир». Не под­пи­сы­вал «кол­лек­тив­ных» писем. Был абсо­лют­но сво­бод­ным человеком.

Тот самый слу­чай, когда повез­ло целый год общать­ся с живым клас­си­ком. Стать авто­ром его пер­вой био­гра­фии, а заод­но при­ба­вить новых и явно, не лиш­них знаний.»

«Новая газета»-Казахстан» с гордостью поздравляет нашего постоянного автора Олжаса Омаровича со столь знаменательным событием и публикует главу из этой книги.

«Любые запреты наполнены светом предчувствий»

Я люб­лю тебя, жизнь.

За вес­ну,

И за страх,

И за ярость.

Я люб­лю тебя, жизнь,

И за крупное,

И за малость,

За сво­бо­ду движений.

За ско­ван­ность

И за риск.

Я люб­лю тебя, жизнь.

За солё­ность кас­пий­ских брызг.

О. Сулей­ме­нов. Зем­ля, покло­нись человеку!

Свою тру­до­вую писа­тель­скую дея­тель­ность Олжас Сулей­ме­нов начи­нал в газе­те «Казах­стан­ская прав­да». Стал ездить в коман­ди­ров­ки, писал про чаба­нов, гео­ло­гов, стро­и­те­лей. Газе­та была непло­хим при­бе­жи­щем для людей, меч­тав­ших посвя­тить себя лите­ра­ту­ре. Коман­ди­ров­ки поз­во­ля­ли за казен­ный счет путе­ше­ство­вать, видеть раз­ных людей и раз­ные ситу­а­ции – луч­шая воз­мож­ность копить мате­ри­ал для буду­щих сти­хо­тво­ре­ний и поэм. Мно­гие зна­ме­ни­тые лите­ра­то­ры про­шли газет­ную шко­лу: Некра­сов, Горь­кий, Чехов… Из более позд­них: Гай­дар, Дудин­цев, Орлов… Сокурс­ник Олжа­са по Лит­ин­сти­ту­ту Ген­на­дий Сереб­ря­ков рабо­тал в город­ской газе­те, а потом в «Ком­со­мол­ке». Из тех, кто сего­дня на слу­ху, Дмит­рий Быков, он еще маль­чи­ком до армии при­шел ста­же­ром в еже­не­дель­ник «Собе­сед­ник», где я тогда был глав­ным редак­то­ром. И даже, сде­лав­шись масти­тым, с газе­той не порывал.

Конеч­но, Олжас выби­вал­ся из ряда обык­но­вен­ных газет­чи­ков, пото­му что даже в его рутин­ных очер­ках – о ско­то­во­дах или народ­ных про­мыс­лах – все рав­но был виден худож­ник: яркие, выра­зи­тель­ные обра­зы, неожи­дан­ные дета­ли, глу­би­на мыс­ли, остро­та выводов.

Но сколь­ко поэтов так и застря­ли в про­вин­ци­аль­ных редак­ци­ях, вполне удо­вле­тво­рен­ные сла­вой «мест­но­го раз­ли­ва». Нет, для мое­го героя был пред­на­чер­тан иной путь. Я не уве­рен в том, что Олжас верил в свою звез­ду, но зато уве­рен: все было пред­опре­де­ле­но зара­нее. В его слу­чае был не толь­ко оче­вид­ный талант, но и некое пред­на­зна­че­ние свы­ше, то, что мож­но назвать судь­бой – про­сле­жи­вая био­гра­фию Сулей­ме­но­ва, мы еще не раз убе­дим­ся в этом.

Уже совсем ско­ро его жизнь изме­ни­лась самым необык­но­вен­ным образом.

Запом­ним этот день: 12 апре­ля 1961 года.

В кос­мос поле­тел Юрий Гагарин.

Олжас напи­сал об этом коро­тень­кое сти­хо­тво­ре­ние, потом, почти сра­зу, оно пере­рос­ло в поэ­му и это – тоже почти сра­зу – сде­ла­ло моло­до­го сти­хо­твор­ца извест­ным на весь Союз.

Я спро­сил Олжа­са Ома­ро­ви­ча, каким это чудес­ным обра­зом его тогдаш­ний редак­тор Федор Бояр­ский (он воз­глав­лял рес­пуб­ли­кан­скую пар­тий­ную газе­ту) еще за сут­ки до поле­та пер­во­го кос­мо­нав­та узнал о пред­сто­я­щем совер­шен­но сек­рет­ном событии?

- Во-пер­вых, он все-таки вхо­дил в пар­тий­ную номен­кла­ту­ру, не забы­вай­те об этом. И, потом, кос­мо­дром Бай­ко­нур, отку­да осу­ществ­ля­лись все пило­ти­ру­е­мые поле­ты нахо­дил­ся и нахо­дит­ся сей­час на тер­ри­то­рии Казах­ста­на – это тоже не надо сбра­сы­вать со счетов.

Мне кажет­ся, о пред­сто­я­щем запус­ке зна­ли или дога­ды­ва­лись и дру­гие редак­то­ра про­вин­ци­аль­ных газет. Но пра­виль­ный вывод сде­лал один Федор Бояр­ский. В дру­гих рес­пуб­ли­ках никто не шелох­нул­ся. Ну, поле­тит чело­век в кос­мос и поле­тит – что тут тако­го? Соба­ки же лета­ли. То есть они не оце­ни­ли мас­штаб собы­тия или же по при­выч­ке жда­ли ука­за­ний свы­ше: как осве­щать. А Федор был мыс­ля­щий про­фес­си­о­нал. Он меня вызвал и ска­зал: «У тебя тех­ни­че­ское обра­зо­ва­ние, ты дол­жен пони­мать, что все это зна­чит. Так что садись и пиши в номер сти­хи. Дадим их пря­мо под пра­ви­тель­ствен­ным сооб­ще­ни­ем. Толь­ко надо с настро­е­ни­ем, понял»?

Я сна­ча­ла пытал­ся отка­зать­ся, мол, не справ­люсь, у нас в редак­ции есть и дру­гие, куда более опыт­ные сти­хо­твор­цы, но Федор Федо­ро­вич был непре­кло­нен: «Пар­тия ска­за­ла – надо! Ком­со­мол отве­тил – есть! Иди исполняй!»

И я напи­сал. Несколь­ко строф.

- Вы не пони­ма­ли тогда, что имен­но это вас сра­зу под­ни­мет на «гага­рин­скую» высо­ту, что ваша жизнь отныне сде­ла­ет­ся совсем другой?

- Нет. Вос­при­нял, как рядо­вое зада­ние. А когда на сле­ду­ю­щее утро пошла такая вол­на все­на­род­но­го вос­тор­га, когда мое сти­хо­тво­ре­ние, раз­мно­жен­ное в тыся­чах листо­вок, ста­ли сбра­сы­вать с само­ле­та, тут до меня ста­ло что-то доходить.

Вот они, те пер­вые два­дцать две строч­ки, кото­рые впо­след­ствии, раз­вер­нув­шись в поэ­му, враз про­сла­вят Олжа­са, навсе­гда изме­нят всю его жизнь. Газе­та «Казах­стан­ская прав­да», 13 апре­ля 1961 года, вто­рая стра­ни­ца. Свер­ху на все семь коло­нок пано­рам­ный сни­мок лику­ю­щих людей, под ним сле­ва обра­ще­ние ЦК, Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го Сове­та и пра­ви­тель­ства, далее две колон­ки откли­ков тру­дя­щих­ся (это обя­за­тель­но!) и в самом пра­вом углу поло­сы скром­ное сти­хо­тво­ре­ние под назва­ни­ем «Свер­ши­лось»! Посколь­ку для наше­го героя оно ока­за­лось судь­бо­нос­ны­ми, есть смысл при­ве­сти его полностью:

…Исче­за­ют мор­щи­ны ущелий –

Гля­дят

В белый след голу­бые глаза

оке­а­нов.

Так орлы от зем­ли, не прощаясь,

летят.

Я гля­жу тебе вслед

Из сте­пей Казахстана,

Средь неви­ди­мых звезд

Ты летишь в тишине.

Раз­ве кто не заме­тил твое

отправ­ле­ние?

Гор­дость — доч­кам оставил,

Тре­во­гу – жене,

Мне – поэту зем­но­му – свое

вдох­но­ве­нье,

Толь­ко муже­ство взял,

Толь­ко веру и долг,

Толь­ко кар­ты Зем­ли и

кос­ми­че­ской трассы…

Пер­вый луч вос­хо­дя­щей планеты -

Да здрав­ствуй!

Пря­мо ска­жем, хоро­шие, но не гени­аль­ные сти­хи. Ско­рее выплеск эмо­ций. Заяв­ка на что-то большее.

Одна­ко вот что слу­чи­лось далее. Кор­ре­спон­дент «Казах­стан­ской прав­ды» был так взвол­но­ван слу­чив­шим­ся собы­ти­ем, что оно не отпус­ка­ло его еще мно­го дней.

Олжас – он толь­ко внешне выгля­дит, как непри­ступ­ная ска­ла. Но душа у него тре­пет­ная, нату­ра он тон­кая, серд­це его все­гда взвол­но­ван­но бьет­ся, если рядом слу­ча­ет­ся то, что тре­бу­ет либо его помо­щи, либо его откли­ка. А тут чело­век в кос­мо­се! Наш совет­ский человек!

Гага­рин, сде­лав свой исто­ри­че­ский виток вокруг зем­ли, при­зем­лил­ся, начав теперь дру­гое путе­ше­ствие – три­ум­фаль­ную доро­гу к все­лен­ской сла­ве, к заслу­жен­ным пло­дам сво­е­го подви­га. А для Сулей­ме­но­ва тот полет про­дол­жил­ся. Он надол­го забо­лел Гагариным.

Шол­пан Кара­гу­ло­ва, сест­ра поэта: «Мы в те дни боя­лись к нему обра­щать­ся, он был в каком-то почти невме­ня­е­мом состо­я­нии, запи­рал­ся на кухне и там кри­чал сти­хи». Я пере­спро­сил сест­ру: «Кри­чал? Вы не ошиб­лись?» — «Нет, он был так воз­буж­ден, что риф­мы сна­ча­ла выкри­ки­вал, а уже потом запи­сы­вал их на бумаге».

Сам Олжас вспо­ми­нал об этом при­мер­но в тех же выражениях:

Всю после­ду­ю­щую неде­лю я нахо­дил­ся под таким впе­чат­ле­ни­ем, что днем и ночью писал свою поэ­му «Зем­ля, покло­нись чело­ве­ку!». В нача­ле мая 1961 года она была уже изда­на. У кни­ги была чер­ная лаки­ро­ван­ная облож­ка, прон­зен­ная наис­ко­сок крас­ным марш­ру­том – назва­ни­ем. После это­го моя карье­ра, как поэта, нача­ла раз­ви­вать­ся с кос­ми­че­ской ско­ро­стью. Мою поэ­му пере­да­ва­ли по цен­траль­но­му теле­ви­де­нию и радио, печа­та­ли в газе­тах, я почти каж­дую неде­лю высту­пал в каком-то горо­де: на заво­дах, фаб­ри­ках, в сту­ден­че­ских ауди­то­ри­ях. Вот такой был успех.

Да, пер­вые стро­ки, опуб­ли­ко­ван­ные 13 апре­ля, были напи­са­ны наспех, вто­ро­пях, это вид­но, как гово­рят, нево­ору­жен­ным взгля­дом. Но спу­стя три дня (!) «Казах­стан­ская прав­да» пуб­ли­ку­ет почти целый «под­вал», это отры­вок из буду­щей поэ­мы, оза­глав­лен­ный «Летать рож­ден­ный». И здесь уже не про­сто эмо­ци­о­наль­ный взрыв, а попыт­ка осмыс­лить эпо­халь­ное собы­тие, впи­сать его в кан­ву той жиз­ни, кото­рой все мы тогда жили. Там Гага­рин – в одном ряду с лет­чи­ком Маре­сье­вым, шах­те­ром Мама­ем, тка­чи­хой Гага­но­вой, мат­ро­сом Зиган­ши­ным… Ско­рее все­го, эти фами­лии ниче­го не ска­жут совре­мен­но­му чита­те­лю, но в 60‑е годы про­шло­го века они были на слу­ху: герой-лет­чик, удар­ни­ки тру­да, рядо­вой мат­рос, про­дер­жав­ший­ся в оке­ане на бар­же без воды и пищи сорок девять суток…

Посмот­ри, что за сила

к бес­смер­тью тебя привела:

Чаба­ны, сталевары –

Вер­ши­те­ли новой истории.

Впе­ре­ди еще будут дела!

И какие дела!

А пока

Ты поздравь их, Гагарин,

с побе­дою!

Здо­ро­во!

Сест­ра Олжа­са Шол­пан Кара­гу­ло­ва вспо­ми­на­ет, как при­мер­но за месяц до поле­та Гага­ри­на у нее про­изо­шел «про­вид­че­ский раз­го­вор» с бра­том. Они встре­ти­лись на лест­ни­це в подъ­ез­де: он выхо­дил, а Шол­пан воз­вра­ща­лась домой после заня­тий в инсти­ту­те. Поздо­ро­ва­лись, обме­ня­лись ново­стя­ми. Сест­ра похва­ста­лась, что полу­чи­ла сти­пен­дию, пока­за­ла ему толь­ко что отче­ка­нен­ную моне­ту ново­го образ­ца. Олжас, рас­смот­рев моне­ту, вер­нул ее со сло­ва­ми: «Вот уви­дишь, это будет необыч­ный год. Смот­ри, хоть так, хоть так – оди­на­ко­во: 1961». «И вско­ре насту­пил день 12 апре­ля! А с ним — новая жизнь, кру­тая орби­та и мощ­ное рас­кры­тие талан­тов Олжа­са. При­чем талан­тов не толь­ко поэта, писа­те­ля, обще­ствен­но­го дея­те­ля, иссле­до­ва­те­ля, о чем широ­ко извест­но, но и талан­та чело­ве­ка-спа­са­те­ля. Сколь­ким людям он помог – не счесть».

 

***

Уже поз­же, спу­стя две­на­дцать лет, Сулей­ме­нов в после­сло­вии к оче­ред­но­му изда­нию сво­ей поэ­мы вос­клик­нет: «Самая радост­ная пора в моей писа­тель­ской био­гра­фии». И пояснит:

После мая 45-го — пер­вое собы­тие, объ­еди­нив­шее всю зем­лю одним чув­ством. Да и во всей исто­рии чело­ве­че­ства мало было таких звезд­ных мгно­ве­ний, когда все люди почув­ство­ва­ли бы себя еди­ной семьей. Факт «Мы – в кос­мо­се» выхо­дит за пре­де­лы исто­рии чело­ве­че­ства. Фан­таст Рей Бред­бе­ри ска­зал, что зна­че­ние это­го собы­тия мож­но срав­нить толь­ко с выхо­дом рыб на сушу. …Алма-Ата с утра сто­я­ла на ули­цах, гля­дя в небо. И мой уче­ный сосед, кото­рый знал навер­ня­ка «не может быть», и маль­чиш­ки – у них не было за душой ниче­го, кро­ме уве­рен­но­сти, и мама, про­пу­стив­шая базар, и сест­рен­ки, остав­ши­е­ся без шко­лы, — мы жда­ли. И дождались.

Вме­сто раке­ты, кото­рая, воз­вра­ща­ясь на Бай­ко­нур, долж­на была, обя­за­на была мельк­нуть сия­ю­щей, сви­стя­щей иглой над Алма­а­тин­кой, вдруг, раз­ру­шив вопи­ю­щим, тарах­тя­щим кон­тра­стом вооб­ра­жен­ную кар­ти­ну, рас­про­стра­няя над кры­ша­ми запах отра­бо­тан­но­го керо­си­на, зака­ча­лось ввер­ху (смеш­но ска­зать!) четы­рех­кры­лое чудо тех­ни­ки. Очка­стый летун, ска­лясь, вытря­хи­вал из фанер­но­го кузо­ва меш­ки с листов­ка­ми. Розо­вые, как лепест­ки урю­ка, они кру­жи­лись над сада­ми, усе­и­вая кры­ши, тро­туа­ры, застре­вая в вет­вях яблонь.

…Кому из авто­ров сти­хов дове­лось пере­жить такое!

Мое импро­ви­зи­ро­ван­ное тво­ре­нье, вто­ро­пях, по-акын­ски начер­тан­ное утром в каби­не­те редак­то­ра, было уже набра­но, отпе­ча­та­но мно­го­ты­сяч­ным тира­жом и рас­про­стра­не­но с небес!

Ворох листо­вок, собран­ных сест­ра­ми, — мой пер­вый розо­вый сбор­ник, пер­вое собра­ние сочинений!

В те дни я не знал мук твор­че­ства, дни и ночи, целую неде­лю пугая домаш­них, кри­ча, на слух сочи­нял поэму.

Самая радост­ная пора в моей писа­тель­ской био­гра­фии. Поэ­ма выхо­ди­ла неод­но­крат­но и вся­кий раз перед пуб­ли­ка­ци­ей тяну­лась рука ее попра­вить. Но пусть оста­ет­ся такой же розо­вой, как роди­лась. Мгно­вен­ной фото­гра­фи­ей мое­го тогдаш­не­го состо­я­ния. Сей­час сквозь тол­щу розо­во­сти сти­ха про­све­чи­ва­ет все яснее тем­ное чув­ство утра­ты чело­ве­ка, кото­ро­му была посвя­ще­на эта вещь. Послед­ний раз я его видел летом 67-го в ста­ни­це Вешен­ской на встре­че груп­пы моло­дых поэтов соц­стран с Шолоховым.

Мы игра­ли на бере­гу Дона в мяч, и Гага­рин силь­но поре­зал ногу о рако­ви­ну. Он, сме­ясь, отмах­нул­ся от помо­щи и, под­прыг­нув на одной ноге к бере­гу, опу­стил ране­ную ногу в воду.

Розо­вая пуши­стая струя потя­ну­лась вдоль берега…

Имен­но здесь, в этой «гага­рин­ской» поэ­ме Олжас впер­вые гром­ко озву­чил то, что впо­след­ствии ста­нет одним из важ­ных прин­ци­пов его мировоззрения:

Нет Восто­ка,

И Запа­да нет,

Нет у неба конца.

Нет Восто­ка,

И Запа­да нет,

Два сына есть у отца,

Нет Восто­ка,

И Запа­да нет,

Есть

Вос­ход и закат,

Есть боль­шое слово –

ЗЕМЛЯ!

Отве­чая на вопрос кор­ре­спон­ден­та «Огонь­ка», Сулей­ме­нов опять – в кото­рый уже раз! – назвал день 12 апре­ля 1961 года «насто­я­щим пере­во­ро­том в созна­нии». И пояс­нил: «В этот день все люди вдруг поня­ли, что они не про­сто, ска­жем, аме­ри­кан­цы, китай­цы, рус­ские, каза­хи или фран­цу­зы, не про­сто люди, а ЗЕМЛЯНЕ. Один факт сра­зу спло­тил всех. Зем­ляне как-то ясно вдруг поня­ли, что все они на одном кос­ми­че­ском кораб­ле – на Земле».

Писа­тель и кри­тик Мурат Ауэ­зов счи­тал, что имен­но эта поэ­ма Сулей­ме­но­ва по сво­ей эсте­ти­че­ской кон­цеп­ции ока­за­лась близ­кой к тра­ди­ци­он­но­му казах­ско­му лири­ко-эпи­че­ско­му жан­ру тол­гау, кото­рый исполь­зу­ет­ся для опи­са­ния гран­ди­оз­но­го, мас­штаб­но­го собы­тия. Лири­че­ское нача­ло в нем посто­ян­но пере­рас­та­ет в эпи­че­ское. Связ­ность повест­во­ва­тель­ной линии дости­га­ет­ся не схе­ма­тич­ной после­до­ва­тель­но­стью изоб­ра­жа­е­мых собы­тий, а един­ством автор­ско­го отно­ше­ния к ним. При этом поэт ни малей­шей гра­нью не отде­ля­ет себя от собы­тия, о кото­ром он гово­рит. Поэ­ма «Зем­ля, покло­нись чело­ве­ку!» вся постро­е­на на этом экс­прес­сив­но-остром ощу­ще­нии раз­ли­то­сти соб­ствен­но­го «я» поэта по все­му про­стран­ству и времени.

А в каче­стве иллю­стра­ции сво­е­го тези­са Ауэ­зов при­во­дит отры­вок из поэмы:

Мир.

Зем­ля.

Шар зем­ной –

Соче­та­ние слов.

Соче­та­нье народов,

Мечей

И судеб.

Сколь­ко твер­дых копыт

Над тобой пронесло!

Все пусты­ни твои

Нас, без­жа­лост­ных, судят.

Мы — желез­ные кар­лы, топ­та­ли тебя.

Мы — баты­ры Чин­ги­за, дошли

до Дву­ре­чья.

Мы — вели­кие вои­ны. Шли по степям

И с тобой гово­ри­ли на страшном

наре­чье.

Лите­ра­ту­ро­вед А. Бра­гин, обра­тив вни­ма­ние на то, что поэ­ма была напи­са­на «с той опе­ра­тив­но­стью, с кото­рой пишут­ся очер­ки и репор­та­жи», далее под­чер­ки­ва­ет: но это мень­ше все­го очерк и, тем более, репор­таж. Поэт, по его сло­вам, наде­ля­ет Юрия Гага­ри­на сво­им твор­че­ским миро­ощу­ще­ни­ем, как бы сли­ва­ет­ся с ним.

Вся поэ­ма — лири­че­ский моно­лог, напи­сан­ный пре­иму­ще­ствен­но от пер­во­го лица. «Я влюб­лен в кра­со­ту», «Что из про­шло­го видел я», «Я люб­лю тебя, жизнь», — под­чер­ки­ва­ет автор в под­за­го­лов­ках. Герой поэ­мы любит бое­во­го коня, брыз­ги Кас­пий­ско­го моря, он назы­ва­ет степь сво­ей мате­рью. Может быть, Юрий Гага­рин нико­гда не ездил вер­хом, нико­гда не сто­ял на бере­гу Кас­пия. Он, как мы зна­ем, родил­ся и рос сре­ди гжат­ских пере­ле­с­ков. Что ж! Поэ­ма от это­го не ста­но­вит­ся сла­бее или менее досто­вер­ной. Поэт с пол­ным пра­вом при­да­ет Гага­ри­ну чер­ты сво­их ровес­ни­ков, пото­му что он, Гага­рин, как раз и явля­ет­ся самым муже­ствен­ным и отваж­ным пред­ста­ви­те­лем это­го поколения.

Поэ­ма напи­са­на широ­ко, сво­бод­но, хочет­ся ска­зать, радост­но. Вре­ме­на­ми поэт и герой как бы меня­ют­ся места­ми. Олжас Сулей­ме­нов гово­рит вдо­гон­ку Юрию Гага­ри­ну: «…Исче­за­ют мор­щи­ны уще­лий. Гля­дят в белый след голу­бые гла­за оке­а­нов, — так орлы от зем­ли, не про­ща­ясь, летят. Я гля­жу тебе вслед из сте­пей Казах­ста­на». В дру­гом слу­чае это же «я» при­над­ле­жит Гага­ри­ну: «Я уве­рен! Я прав! Вот смот­ри­те — Зем­ля! Та — с кото­рой взлетел».

 

***

Здесь сно­ва (уже в кото­рый раз) надо напом­нить чита­те­лю, осо­бен­но моло­до­му, что в те вре­ме­на суще­ство­вал «желез­ный зана­вес» и все поезд­ки за гра­ни­цу были стро­го регла­мен­ти­ро­ва­ны. Любой турист или коман­ди­ро­ван­ный не мог полу­чить пра­во на выезд без обя­за­тель­ной уни­зи­тель­ной про­це­ду­ры про­вер­ки, оформ­ле­ния харак­те­ри­стик, собе­се­до­ва­ний… Все это зани­ма­ло мно­го вре­ме­ни, и ты нико­гда не знал, на каком эта­пе тебя могут «зару­бить». То ли это сде­ла­ет «выезд­ная комис­сия» рай­ко­ма пар­тии, сплошь состо­я­щая из ста­рых боль­ше­ви­ков, чьей бди­тель­но­сти поза­ви­до­вал бы и сам Дзер­жин­ский. Или ты не прой­дешь сквозь сито отде­ла загран­кад­ров ЦК. Или «орга­ны» обна­ру­жат тво­их род­ствен­ни­ков, о кото­рых ты даже не дога­ды­вал­ся, а они – о, ужас! – в годы вой­ны име­ли несча­стье ока­зать­ся на вре­мен­но окку­пи­ро­ван­ных территориях.

Еще суще­ство­ва­ло незыб­ле­мое пра­ви­ло: любой совет­ский чело­век сна­ча­ла дол­жен был прой­ти про­вер­ку поезд­кой в соц­стра­ну, а уже потом, если испы­та­ние выдер­жит, то может пре­тен­до­вать на визит к капи­та­ли­стам. Так была устро­е­на система.

Но в слу­чае с Олжа­сом систе­ма дала сбой. Уже в июне 1961 года, то есть спу­стя два меся­ца после гага­рин­ско­го стар­та, он ехал в соста­ве тур­груп­пы в Аме­ри­ку и Фран­цию. Нашлись в пар­тий­ных инстан­ци­ях умные люди, кото­рые пошли на риск: пра­ви­ла нару­шим, зато пусть мир уви­дит какие у нас есть сво­бод­ные и талант­ли­вые моло­дые люди – плод муд­рой наци­о­наль­ной поли­ти­ки ЦК.

В Аме­ри­ку выле­та­ли из Моск­вы и пока оформ­ля­лись выезд­ные доку­мен­ты, Олжас оста­но­вил­ся в род­ном обще­жи­тии Лит­ин­сти­ту­та. Конеч­но, за сто­лом собра­лась вся его груп­па, смот­ре­ли на недав­не­го изгоя с вос­хи­ще­ни­ем, удив­ле­ни­ем, зави­стью. Его поэ­ма уже зву­ча­ла в те дни и по Все­со­юз­но­му радио, и по Цен­траль­но­му теле­ви­де­нию. Один из пар­ней вско­чил из-за сто­ла: «Пой­ду набью сей­час мор­ду како­му-нибудь него­дяю. Пусть исклю­чат – тоже хочу в Париж».

Через несколь­ко дней – Шере­ме­тье­во (тогда еще был ста­рень­кий скром­ный аэро­порт напро­тив нынеш­не­го Ш‑2), реак­тив­ный лай­нер, Аме­ри­ка, Фран­ция, буй­ство новых неиз­ве­дан­ных преж­де впечатлений.

Олжас рас­ска­зы­вал мне: Читал там свои сти­хи в самых пре­стиж­ных уни­вер­си­те­тах. Пом­ню США, Ман­хет­тен, зал Колум­бий­ско­го уни­вер­си­те­та. Он бит­ком – сту­ден­ты, про­фес­со­ра, обслу­га. А я и сам сту­дент, мне толь­ко два­дцать пять, такая ответ­ствен­ность. Кусок моей поэ­мы спе­ци­аль­но пере­ве­ли на англий­ский, но читал я на русском:

Люди!

Граж­дане всей Вселенной!

Гости галак­тик!

Хозя­е­ва Шара!

Вы не хотите

про­пасть бесследно!

Живи­те!

Живи­те с жаром!

Живи­те, люди!

Вы совер­ши­ли свой пер­вый подвиг,

Пре­одо­ле­ли зем­ную тягость,

Что­бы потом­ки это запомнили -

Пре­одо­лей­те зем­ные тяжбы!

Реки, вспа­и­вай­те поля,

Горо­да, вста­вай­те в заре.

Пусть, как сердце,

Летит Зем­ля,

Пере­ви­тая жила­ми рек!

Мы най­дем, мы долж­ны найти

Все отве­ты на тот вопрос.

Путь зем­ной – про­дол­же­нье пути

До сего­дняш­них взя­тых звезд!

И – гром ова­ций. При­ни­ма­ли вос­тор­жен­но. Гага­рин! Рос­сия! Пер­вый совет­ский поэт в Аме­ри­ке! Мир! Друж­ба! Я тоже был потря­сен всем, что видел и слы­шал. Откры­тие дру­го­го мира. Позна­ние дру­гой жизни.

Потом в Пари­же читал эти же стро­ки, в Сор­бонне. С таким же настро­е­ни­ем и таким же успе­хом. Там был пере­вод на фран­цуз­ский. Это было настро­е­ние все­го мира, и я его под­хва­тил. Очень для меня счаст­ли­вые моменты.

Груп­па, в кото­рой я путе­ше­ство­вал, была не спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ная, писа­тель­ская, а тури­сти­че­ская, состав­лен­ная из самых раз­ных лич­но­стей. Види­мо, и из блат­ных тоже – тех, кто про­бил­ся в желан­ную загра­ни­цу бла­го­да­ря сво­им свя­зям. Был там, напри­мер, дирек­тор мага­зи­на из Таш­кен­та. А «мэг­э­зин» – это в пере­во­де с англий­ско­го жур­нал. Поэто­му его все вос­при­ни­ма­ли, как редак­то­ра или изда­те­ля круп­но­го жур­на­ла. Он не воз­ра­жал. Еще был моск­вич по фами­лии Аля­бьев. Он про­сил, что­бы к нему обра­ща­лись «мистер Аля­бьев». Наме­кал на род­ство со зна­ме­ни­тым ком­по­зи­то­ром, носив­шим такую же фамилию.

-Но толь­ко ты нико­му об этом не гово­ри, — отче­го-то шиф­ро­вал­ся этот турист. – И дер­жись ко мне побли­же, тогда все будет о’кей.

Но вско­ре выяс­ни­лось, что его «мате­рость» напуск­ная. За ней ниче­го нет. Забе­га­ет он в мой гости­нич­ный номер:

-Олжас, про­во­ка­ция! Пой­дем покажу.

При­шли к нему. Он, ока­зы­ва­ет­ся, спра­вил нуж­ду в биде, а там смы­ва-то нет. Провокация!

В Нью-Йор­ке вдруг объ­яви­лись каза­хи, это были люди, вое­вав­шие на фрон­те, попав­шие в плен, а затем волею судеб ока­зав­ши­е­ся на чуж­бине. Они уже дав­но асси­ми­ли­ро­ва­лись в Аме­ри­ке, жени­лись, обза­ве­лись детьми. А тут, про­слы­шав про меня из газет, при­шли в отель, где мы жили, хоте­ли общать­ся. В нашей груп­пе, как тогда води­лось, был чело­век из КГБ, он меня одна­жды отво­дит в сторонку:

-Тут ваши род­ствен­ни­ки пришли.

-Нет у меня в Аме­ри­ке ника­ких род­ствен­ни­ков, это я еще в анке­те ука­зал, когда поезд­ка готовилась.

-А вы иди­те в вести­бюль, посмотрите.

Дей­стви­тель­но – каза­хи, то есть, мож­но ска­зать, род­ствен­ни­ки. Тот това­рищ «в штат­ском» не стал пре­пят­ство­вать наше­му обще­нию, я даже смог побы­вать у них в гостях. О мно­гом пере­го­во­ри­ли. А когда мы уже поки­да­ли Шта­ты, они при­е­ха­ли в аэро­порт меня про­во­дить. При­нес­ли с собой вся­кие подар­ки. Но нас еще в Москве стро­го пре­ду­пре­ди­ли, что ниче­го нель­зя брать у ино­стран­цев. «Воз­мож­ны про­во­ка­ции». Поэто­му я изви­нил­ся и ска­зал, что толь­ко сига­ре­ты могу при­нять. У нас груп­па куря­щая была, да и сам я тогда дымил. В баре мои новые дру­зья под­ня­ли про­щаль­ный тост, дали мне несколь­ко бло­ков «Маль­бо­ро», а уже перед самым ухо­дом кто-то из каза­хов сунул в руку какой-то неболь­шой свер­то­чек. Сига­ре­ты, едва мы вошли в само­лет, я тут же раз­дал сво­им спут­ни­кам под бди­тель­ным оком сопро­вож­да­ю­ще­го. Но он тер­тый оказался.

-А что вам еще передали?

-При всех я не буду это пока­зы­вать. Пошли в туа­лет, там покажу.

Втис­ну­лись мы вдво­ем в туа­лет­ную кабин­ку в хво­сте само­ле­та. Я раз­вер­нул свер­то­чек – там меда­льон с кра­си­вой араб­ской вязью. Стро­ка из Кора­на. Он: что это? И потя­нул руку, что­бы взять меда­льон себе.

А я как бы слу­чай­но уро­нил его в унитаз.

-Что там было напи­са­но? – Не сда­вал­ся сопровождающий.

-Стро­ка из Кора­на. «Нет Бога кро­ме Алла­ха и Маго­мед про­рок его».

-И все? – Разо­ча­ро­ва­но про­тя­нул он.

-Все.

Вид­но, так ему хоте­лось по воз­вра­ще­нии домой доло­жить о рас­кры­той про­во­ка­ции вра­га, но, увы, не получилось.

Из Нью-Йор­ка пере­ле­те­ли в Париж.

Сра­зу после этой поезд­ки в Алма-Ате его при­ня­ли в чле­ны Сою­за писа­те­лей. Поэ­ма «Зем­ля, покло­нись чело­ве­ку!» вышла отдель­ной кни­гой. Нача­лись бес­ко­неч­ные интер­вью, радио, теле­ви­де­ние, обру­ши­лась слава.

Ори­ги­нал ста­тьи: Новая Газе­та Казахстан