Автор: Вера ИЛЬИНА
12.04.2011
Около 1,5 млрд человек в мире живут в странах, подверженных «повторяющимся циклам политического и уголовного насилия», говорится в новом «Докладе о мировом развитии-2011», опубликованном в воскресенье Всемирным банком и посвященном таким темам, как конфликты, обеспечение безопасности и развития стран. Доклад содержит немало интересных тезисов, о нем подробнее читайте в материале «Мир погряз в политическом насилии». А вот о том, насколько применимы эти тезисы к странам Центральной Азии, мы поговорили с экспертом Российского института стратегических исследований Аждаром Куртовым.
- Аждар Аширович, в новом докладе Всемирного банка отмечается высокая вероятность возникновения конфликтов в государствах, где в последнее время нарушались права человека, имеют место случаи произвольного ареста граждан за мирную политическую деятельность, пытки, исчезновения и внесудебные казни. Как, по-вашему, к каким странам экс-СССР наиболее применимы эти тезисы и кто лидирует в этом списке?
- Думаю, это Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан. События прошлого года показали, что эти же факты имеют место и в Кыргызстане. Если говорить о внесудебных казнях — обычно это следствие ведения каких-то военных действий, где не соблюдается процедура. И обычно происходит это с захваченными пленными, которым не хотят сохранять жизнь по политическим причинам. То есть захваченные люди могут быть противниками режима, и власти не хотят организовывать над ними открытые судебные процессы — в силу того, что не желают озвучивать свидетельские показания, которые могут быть даны в ходе судебного следствия.
В Казахстане подобного рода вещи, конечно, могли иметь место, но они не доказаны. Это убийство того же Сарсенбаева. Если считать это политическим убийством, как большинство в Казахстане убеждено, тут есть признаки и внесудебной расправы, и, тем более, политического террора. Что касается ареста граждан за мирную политическую деятельность, пыток, исчезновений — это не носит в Казахстане такого массового характера, как в Узбекистане и в Таджикистане. В Казахстане, в основном, применяют меры административного задержания. Конечно, есть дела Жовтиса, Дуванова, но, повторюсь, такие дела не носят массового характера. Соответственно, и вывод о том, что в Казахстане могут произойти волнения, не будет столь обоснован, как в отношении других стран, расположенных южнее.
- А в течение какого срока конфликты в Узбекистане, Таджикистане, Туркменистане могут проявиться?
- Я имел в виду не это. Полагаю, что там имеют место перечисленные Всемирным банком объективные основания, которые они рассматривают как возможность перехода к массовым акциям. А то, что они будут — я как раз в этом совсем не уверен. Тут, по-моему, все-таки нет прямой корреляции между событиями: вмешивается масса других факторов. Если бы эти вещи обнаружились где-нибудь в европейской части СНГ или, тем более, в Восточной Европе, то наверняка вот такая корреляция была бы — ожидание выступлений населения в ответ на политический прессинг и террор. А в случае с Центральной Азией я поостерегся бы утверждать подобное.
- Почему?
- Совершенно другое — патерналистское — сознание. Традиционный менталитет. Очень часто это вызывает ситуацию, когда люди склоняют голову перед силой. И на этом, конечно, власть играет, получает преимущество. Если мы будем рассматривать ретроспективу, то в 90‑е годы в Узбекистане и в Таджикистане подобного рода эксцессы носили куда больший масштаб, чем в настоящее время, — по количеству совершенных внесудебных казней. И ничего, по сути, экстраординарного не произошло. Да, в Таджикистане разразилась гражданская война, а в Узбекистане — террористические акты и попытки прорыва боевиков через Таджикистан в Кыргызстан. Но массовых движений внутри и мятежей по арабскому типу не было.
- Однако авторы доклада все же увязывают вероятность возникновения конфликта с перечисленными причинами. В частности, подчеркивая, что в странах, где низка эффективность управления, не обеспечивается верховенство закона и не ведется борьба с коррупцией, на 35—40 процентов выше риск гражданской войны и значительно выше риск крайних проявлений уголовного насилия. В то же время нарушения прав человека ассоциируются с более высоким риском возникновения конфликтов в будущем. Насколько велика такая угроза для Казахстана и других стран ЦА?
- Логика авторов доклада понятна, и я ее разделяю. В том смысле, что если в том или ином государстве происходит нечто из перечисленных явлений, конечно же, это повышает риск. Но это не значит, что применительно к нынешней ситуации в ЦА нам следует в краткосрочной перспективе ожидать массовых выступлений. И это (существующее положение — ред.) может еще достаточно долго находиться в латентном состоянии. А значит, режимы и политические элиты будут и дальше проводить политический террор, не ожидая сопротивления.
- А что может взорвать ситуацию?
- К сожалению, в ЦА население очень часто мирится с подобными проявлениями. Общество раздроблено по земляческому, родовому признаку. Нет сложившегося общегражданского общества, нации в европейском понимании этого слова. И поэтому то, что происходит с некоторыми людьми, не воспринимается как преступления, которые могут быть обращены и против широкого круга людей. Люди воспринимают такие явления как нечто произошедшее с кем-то посторонним. Нет понимания, что, совершив какое-то преступление против собственного народа, власть может автоматически продолжать эти преступления и когда-нибудь очередь дойдет до любого. Такого понимания, свойственного европейцам (а в Европе можно собрать на митинги протеста массы людей по гораздо более ничтожным поводам недовольства действиями властей в отношении населения), к сожалению, нет.
Источник: www.respublika-kaz.info,
получено с помощью rss-farm.ru
