«Уменя есть полное понимание природы показаний этих людей. Когда цена вопроса — собственная свобода, или хотя бы не увеличение имеющегося срока, осуждать этих людей может только тот, кто сам не прошел через это. Я не осуждаю», — сказал Владимир Козлов в ходе прений о людях, давших показания против него в обмен на статью 65 УК РК.
Автор: Шарипа ИСКАКОВА
Подсудимый политик Владимир Козлов во второй день прений — 26 сентября — обратил внимание суда на то, что все материалы обвинительного заключения о том, что Сапаргали пытался сорвать совещание 23—24 ноября, опровергаются показаниями на суде вице министра труда Нурымбетова, бывшего первого заместителя акима Мангистауской области Айткулова и нефтяника Талгата Сактаганова.
А затем он провел аналогию с коммунистическим временем и началом 2000 годов в Казахстане.
«Мало кто сейчас помнит, что когда большевики пришли к власти, то до 1934 года в составе власти было до двух десятков других политических партий и течений. В 1934 году, воспользовавшись убийством Кирова, началась усиленная работа по уничтожению политической оппозиции. Как раз на восьмом чрезвычайном съезде партии термин оппозиция был впервые заменен на термин “вредители. Таким образом, оппозиция стала вредителем, став на одну ступень ближе к врагам народа. Через 2—3 года, уже в 1937—38 годы, термин «враги народа» плотно вошел в обиход и не выходил до 60‑х годов. Аналогичные процессы можно наблюдать и сейчас. С начала 2000 годов слово оппозиция без приставки радикальная редко когда употребляется. Следующим термином в этой линейке будет слово “экстремистская”, значит преступная, а затем слово оппозиция вообще выйдет из употребления», — констатировал Владимир Козлов.
Он также акцентировал внимание суда, на несоответствие обвинительного заключения юридическим нормам.
«Очень неприятно констатировать, что данное обвинительное заключение состоит не из юридических терминов, а из элементов политологической ненависти к инакомыслию. Оно просто перенасыщено политической ненавистью. Вот выдержка: «При координации Амировой, «по указанию кукловодов», «при участии марионеток». Это не юридический текст, это штампы из мракобесного времени 30—60‑х годов прошлого века. Очень плохо, что такие штампы используют правоохранительные органы в демократическом государстве».
Отдельно подсудимый политик остановился на показаниях т.н. свидетелей.
«Показания людей, которые стали свидетелями по 65 статье, нужно разделить. Я не располагаю статистикой, но вряд ли в истории Казахстана было такое количество свидетелей, которые ушли по 65 статье. Отличительными особенностями показаний этих свидетелей является или отсутствие моей вины, либо изложение их показаний на предварительном следствии общими одинаковыми фразами и здесь на суде изложение показаний, не основанных на доказанных фактах», — сказал Владимир Козлов и затем разобрал показания Айткулова, Сапаргали, Аминова, Лукманова, Атабаева, Мамая, Амировой, Тулетаевой, Хитуева и многих других, которые не участвовали на судебном заседании.
В показаниях Ешманова, он остановился на моменте, когда он заявляет, что Айткулов призывал его не бояться, потому что для подавления нефтяников на площади 16 декабря будут находиться 200 полицейских. Хотя впоследствии на суде он отказался от своих слов.
Кроме того, Козлов напомнил суду, что Ешманов в показаниях, говорил, о том, что кто — то снял жесткие диски с 200 компьютеров в офисе «ОзенМунайГаза» во время массовых беспорядков. «Эта информация, почему то никак не заинтересовала органы следствия», — отметил Козлов.
Говоря об Амировой, он разобрал природу претензий свидетелей, что партия «Алга» так и не предоставили им обещанных юристов и экономистов:
«Я уже сказал, что в самом начале, в июне 2011 года, блок «Народовластие» четко обозначил свое участие в Жанаозене. Не было обещаний решить проблему нефтяников. Я не буду вновь перечислять все, что там было изложено, все это есть в деле. Но все, что обещали, все было выполнено. Это также подтвердила Амирова и на суде», — заметил политик.
Теперь я хочу остановиться на самой Амировой. Она обладала знакомствами в самом Жанаоезене. Будучи ментально очень близким к самим бастующим, она, наверное, с течением времени расширила круг своих обязанностей, то есть старалась быть не просто наблюдателем, а именно стремилась помочь в разрешении этой ситуации. Отсюда происходит ее решение, что нужен постоянный юрист, чего не было в наших обязательствах.
Не обладая знаниями в юриспруденции и в экономике, она стала ретранслировать желания нефтяников, как говорила Ажигалиева, что им нужны юристы и экономисты. Никто из нефтяников не имеет юридического и экономического образования, что и стало причиной, что они не смогли в самом начале правильно организовать забастовку.
Кроме того, в течении не скольких лет они привыкли решать свои вопросы одним махом. То есть что все их требования решаются примирительной комиссией в одном пакете. Поэтому они не захотели ходить в суд, что-то доказывать, что-то заполнять. Вот это ожидание быстрого чуда сформировало в них некий стандарт ожиданий, что кто-то поспособствует в решении их проблем, то есть вот приедет барин, и он все рассудит.
Они ждали от встреч с депутатом Мегальским, что он вернется в Европарламент, и оттуда они позвонят в Казахстан, и тут же решатся их проблемы. Вот этот вопрос очень жестко эксплуатировало обвинение: «а чем вам помог Европарламент?». Но европейские депутаты сделали огромное дело — они организовали для нефтяников встречи и подняли их вопрос на высокий уровень.
Тем самым был пробита информационная блокада и об их проблеме заговорили в Европе. После этих встреч в Европу потянулись десятки наших чиновников, чтобы опровергнуть все, что сказали нефтяники. Обратите внимание, не в Жанаозен решать проблемы рабочих, а именно в Европу. Но мы с нефтяниками во весь голос орали и просили приехать именно в Жанаозен наших чиновников. Но это не возымело результата, к сожалению».
Далее Владимир Иванович рассмотрел показания нефтяников Карашаева и Чалаева:
«Необъясненным оказался факт полной тождественности показаний Карашаева и Чалаева. Пояснения обвинения, что Карашаев и Чалаев не меняли показаний на допросе в суде, я не могу считать аргументом, потому что свидетель Чалаев не был допрошен в суде, и мы не можем знать, что он подтвердил, а что не подтвердил. Кроме того, факт тождественности показаний на двух листах двух свидетелей ставит под большое сомнение объективность самого следствия и наводит на мысль о фальсификации самих показаний, под обещанием освободить их по 65 статье».
В конце Владимир Козлов обратил внимание суда на показания свидетелей в связи с призывами их другу к другу стоять до конца:
«О том, что так говорил, сказал о себе сам Карашаев (в томе 9 страница 79). О том, что так говорил Калиев, говорит Амирова (том 6), она также указала на Карашаева (том 9). Что так говорил Жусипбаев, есть в показаниях Карашаева. Что так говорила Ажигалиева, есть показания Сактагановой и Карашаева (том 9, страница 81), Тулкибаевой (том 17, страница 94). О том, что так говорила Тулетаева, есть показания Карашаева и самой Тулетаевой. О том, что так говорила Жанар Сактаганова, есть показания Карашаева и самой Сактагановой. О том, что так говорил Талгат Сактаганов, есть в показаниях Карашаева. Таким образом есть большой список людей, которые призывали друг друга стоять до конца. И ни один из них не показал, что именно Козлов призывал к этому», ‑заметил Владимир Козлов и, шутя, обратился к судье, предлагая сделать перерыв: — «Ваша честь, нам сегодня гречку с мясом в СИЗО обещали».
Председательствующий улыбнулся, а зале от такого неожиданного поворота в речи подсудимого, засмеялись все, даже два координатора «троллей».
Кстати, о последних стоит сказать особо: «троллями» наблюдатели назвали двух молодых людей азиатской национальности (один худой, другой полный), которые приезжают в суд на новой черной «камри». По версии некоторых участников суда, это кэнбэшники, координирующие так называемых независимых блоггеров, которые почти весь процесс писали в «твиттер» гадости о Владимире Козлове. Впрочем, сейчас никого из блоггеров уже нет, остались только эти двое.
В зале также отметили хорошее знание Владимиром Козловым казахского языка. Он порой поправлял переводчиков или просил их дополнить некоторые предложения, когда они не до конца переводили его выступление. Был даже такой момент, когда он сам на казахском языке постарался им изложить свою мысль, когда они его не до конца поняли.