В статье «A Turning Point for Europe», опубликованной на сайте Project-syndicate.org, Бенедикта Марзинотто рассматривает доводы Даниэля Гроса, Лукреции Рейхлин, Джозефа Стиглица и других комментаторов Project Syndicate о состоянии ЕС накануне французских выборов. Ниже мы предлагаем нашим читателям перевод этой статьи на русский язык.
Час Х для Европы
После тяжелого для Европы года, когда Великобритания приняла решение выйти из Евросоюза, а Дональд Трамп одержал победу на выборах в США, первые месяцы 2017-го подарили европейцам новую надежду на поворот к лучшему.
На выборах в Нидерландах настроенный против евроинтеграции популист Герт Вилдерс не оправдал ожиданий и потерпел, хоть и относительное, поражение.
На декабрьских президентских выборах в Австрии поддерживающий евроинтеграцию Александ Ван дер Беллен победил ультраправого националиста Норберта Хофера.
Наблюдатели считают эти выборы своего рода «референдумом» о европейской интеграции. Однако настоящее испытание ожидает европейскую солидарность в мае во время второго тура президентских выборов во Франции. Шансы победить сторонников евроинтеграции Эммануэля Макрона или Франсуа Фийона у ультраправого кандидата от партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен весьма не большие.
Отчасти евроцентристские силы обязаны этим новым шансом первым 100 дням правления Трампа и возвращению экономического роста в Европу. Однако как этот шанс будет использован, еще предстоит увидеть.
Собеседники издания Project Syndicate в течение многих лет отслеживали процесс европейской интеграции. Часто они играли ведущую роль в этом процессе. Они хорошо представляют себе все вызовы, стоящие перед наднациональной структурой, члены которой – суверенные государства. Некоторые из них уверены, что продуманные, спланированные реформы смогут вывести блок из затяжного кризиса, в то время как другие считают, что необходимы более радикальные меры. Оба подхода объединяет осознание того, что для спасения Евросоюза и единой валюты необходимо действовать немедленно.
Европейская весна?
Представители Центра европейской политики, Херман Ван Ромпау, Янис А. Эмманоуилидис и Фабиан Зулиг, настроены оптимистично. «Кризис Еврозоны сейчас намного менее опасен, чем в 2010–2013 годы», — считают они.
Дело в том, что «в ЕС начался рост, и пять миллионов рабочих мест было создано в период 2014 – 2017 годов». Если на выборах во Франции, а также на сентябрьских выборах в Германии, победят сторонники евроинтеграции, европейские политики «должны воспользоваться возможностью проведения более амбициозных и в то же время прагматических реформ».
Подобный «отскок к центризму в континентальной Европе», — пишет Анатоль Калетски, главный экономист независимого исследовательского центра Gavekal Dragonomics, — «говорит о том, что неожиданные победы популистских и анти-глобалистских движений в США и Великобритании не были реакцией на безработицу и неутешительную экономическую ситуацию после финансового кризиса».
Ноэль Ленуар, президент Европейского института в бизнес-школе HEC Paris, придерживается такого же мнения, сомневаясь, что «причиной подъема ультраправых сил в Европе стала слабость еврозоны, особенно учитывая, что этот подъем совпал с ростом популярности Трампа в США». Напротив, она заключает, что недавние успехи популистов являются результатом «тактики лжи и страха, направленной на то, чтобы вызвать у граждан желание отгородиться от внешнего мира». Сегодня во власти французских и немецких избирателей предотвратить то, что Калетски называет «глобальным смещением в сторону протекционизма», которое «казалось почти неизбежным после победы Трампа».
Даниэль Грос из Центра европейских политических исследований также считает, что популисты переоценили негативное отношение европейских избирателей к экономической открытости. «Непопулярность мега-региональных торговых соглашений в развитых экономиках не означает всеобщей поддержки возврата к протекционизму», — говорит Грос.
Таким образом, европейские политики должны «игнорировать «протекционистский шум» администрации Трампа, концентрируясь, на защите существующей мировой торговой системы и либерального мирового порядка».
Калетски считает, что сделать это будет проще, «если избиратели проголосуют против политики популизма во Франции и Германии», так как «значительное улучшение» экономической ситуации в Европе последует за доходами, полученными с тех пор как ЕЦБ запустил масштабную программу выкупа облигаций.
«Создав систему взаимной поддержки между сильными экономиками (Германией) и слабыми (Италия, Испания), ЕЦБ в скором времени смог кардинально изменить разрозненную европейскую банковскую систему и побороть страх развала еврозоны». Это привело к «росту уверенности как в бизнесе, так и среди потребителей». Таким образом, уже скоро «волны инвестиций могут накрыть еврозону».
Больше денег, больше проблем
Тем не менее, даже несмотря на этот луч света в темном царстве, ни один из собеседников Project Syndicate не считает, что кризис в Европе преодолен. Ранее в этом году Грос не видел «особых причин волноваться за выживание Европы в ближайшем будущем», предупредив, однако, что «сохраняющиеся различия в процентных ставках долгосрочных долговых обязательств стран еврозоны означает, что участники рынка сомневаются в перспективах евро».
Французский экономист Жан Пизани-Ферри также напоминает нам, что, хотя ЕЦБ смог добиться «стабильности и цельности еврозоны», он не в состоянии контролировать ситуации бесконечно, «поскольку ни один центральный банк не может решать политические или конституционные вопросы». Эти проблемы заложены в самой природе единой валюты. Именно поэтому Лукреция Рейклин из Лондонской школы бизнеса называет евро «основным источником утраты иллюзий, связанных с евроинтеграцией».
Барри Эйхенгрин из Беркли пишет, что в настоящий момент «еврозона, с одной стороны, недостаточно притягательна, чтобы привлечь новых членов, с другой – недостаточно гибка, чтобы временно ослабить давление на проблемных игроков». Он также полагает, что в ближайшей перспективе евро сможет устоять по инерции, однако вопрос его долговременной устойчивости остается открытым.
Появление евро стало логическим следствием европейской послевоенной экономической интеграции, начиная с основания Европейского экономического сообщества в 1957 году, призванного стимулировать торговлю среди стран-участниц, и заканчивая созданием единого европейского рынка в начале 1990‑х. Мартин Фельдштейн из Гарварда, однако, полагает, что Евросоюз превысил свои полномочия, введя евро в 1999 году и переведя монетарную политику с национального на наднациональный уровень.
Как отмечает, лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц, «для еврозоны характерна та же закостенелость, которая присуща золотому стандарту. Еврозона отняла у своих членов наиболее важный механизм регулирования – валютный курс».
По мнению гарвардского экономиста Дэни Родрика, создание единой валюты соответствовало «функциональному» подходу Европы к объединению, так что политики естественным образом предположили, что «политическая интеграция последует за интеграцией экономической». В первые десятилетия реализации проекта европейской интеграции, считает Родрик, политики в значительной степени ориентировались на экономику.
Однако этот проект «совершил прыжок в неизвестное», когда «взял амбициозный курс на создание единого рынка, призванного объединить экономики Европы и сводившего на нет национальную политику государств, создававших препятствия для свободного движения не только товаров, но и услуг, людей, капитала». Вместо того чтобы позволить «единой социальной модели развиваться вместе с экономической интеграцией», европейские политики следовали по пути «мега-глобализации в европейском масштабе», что привело к «дисбалансу между экономической и политической составляющими интеграционного процесса» — результат, который тормозит Европу и по сей день.
Чтобы компенсировать отсутствие финансового и политического единства, в 1997 году ЕС принял Пакт стабильности и роста, который предусматривал, что годовой бюджетный дефицит членов Союза не должен превышать 3% ВВП, а национальный долг должен быть менее 60% ВВП. Данные требования, тем не менее, постепенно смягчались, чтобы сгладить нарушения со стороны основных европейских экономик, включая Францию и Германию.
Фельдштейн вспоминает, что после финансового кризиса 2008 года был принят новый фискальный договор, «наделяющий Еврокомиссию полномочиями осуществлять контроль за годовыми бюджетами членов ЕС и устанавливать штрафы за нарушение плановых бюджетных и долговых показателей». Однако эта система также была «беззубой».
Гросс подчеркивает, что поскольку приведение данного закона в исполнение зависело от «политических соображений», Еврокомиссия даже не наложила взысканий на Испанию и Португалию в 2016 году за «значительное превышение бюджетного дефицита».
Более совершенный банковский союз
По мнению Гроса, «сейчас, как никогда, очевидно, что члены ЕС ставят на первый план внутренние политические задачи, а не наднациональные законы и благополучие единой Европы». Если это так, то какая судьба ожидает незавершенные попытки создать европейский банковский союз? Во время появления еврозоны политики не обращали особого внимания на банковский сектор, даже когда устранили контроль над движением капитала и разрешили свободное движение финансовых услуг.
Однако большинство собеседников Project Syndicate соглашаются с тем, что банковская взаимозависимость сыграла центральную роль в кризисе евро, начавшемся в 2010 году, и говорят, что предотвращение будущих кризисов требует совместных усилий.
Эксперт Школы управления им. Джона Кеннеди Гарвардского университета Кристофер Смарт отмечает, что европейские банки «имеют настолько центральное значение для экономики Европы», что «во Франции и Германии банковские активы составляют 350–400% ВВП, в то время как в США они составляют немногим более 100% ВВП».
Тем не менее, анализ кризиса еврозоны привел Смарта к заключению, что взаимозависимость европейских банков на самом деле была скорее преимуществом, нежели недостатком в самый худший период мирового финансово коллапса. «Так как ирландские, португальские и греческие банки были должны, прежде всего, немецким, французским и голландским банкам, — отмечает Смарт, — самые слабые банки и экономики немедленно разделяли внешние потрясения с самыми сильными игроками».
Более того, финансовый кризис спровоцировал «реакцию, которая улучшила систему регулирования, усилила институты и привлекла ресурсы» с помощью создания пока еще не оформленного банковского союза. Смарт считает «знаменательным тот факт, что регуляторы еврозоны могут теперь контролировать и при необходимости вмешиваться в ситуацию в интересах крупнейших банков союза». Он уверен, что, если европейские лидеры смогут восстановить «доверие к банковскому сектору через предоставление ему большего капитала и обеспечение лучшего регулирования», 2017 год, в конце концов, может оказаться «удачным».
Другие оценивают текущую ситуацию с банковским союзом в не столь розовом свете, хотя и поддерживают сам его принцип. Рейклин и Шахин Валле из Фонда Сороса, анализируя печальное положение хрупкой банковской системы Италии, заключают, что «проблемы существуют в концепции банковского союза как такового, особенно в принципах, положенных в основу финансового оздоровления банков». Они выделяют некоторые подобные ограничения, которые существуют в других европейских структурах, например, Единый фонд санации «не обладает полномочиями претворять в жизнь решения, этим занимаются национальные власти».
В своем недавнем исследовании проблем, которые не покидают еврозону, я, к своей радости, отметила, что финансовое регулирование установлено сейчас на уровне ЕС и что механизм государственного выкупа банка (bailout) был заменен на механизм санации с привлечением крупнейших кредиторов (bail-in). Хочу предупредить, однако, что это не устранит необходимости государственного спасения банков, когда разразится следующий кризис.
Среди собеседников Project Syndicate не существует разногласий в вопросе признания необходимости дальнейших реформ банковского сектора. Рейклин и Валле призывают к «стимулированию реальной смены модели банковского бизнеса в целях восстановления прибыльности». Сергей Гуриев из ЕБРР считает, что необходимо создать «схему страхования депозитов» вместе со «старшим трашнем безопасных суверенных активов или безрисковых ценных бумаг, распространенных во всей еврозоне». В свою очередь, Смарт советует освобождаться от проблемных банковских кредитов и ограничивать долю государственных обязательств перед банками, предоставлять больше средств Единому фонду санации и способствовать дальнейшей интеграции рынка капитала.
За пределами банков
Тем не менее, даже если ЕС сможет спасти свои банки и установить механизмы предотвращения или устранения вреда от будущих финансовых кризисов, его слабости не ограничиваются лишь финансовым сектором. Хотя «финансовые, структурные и политические реформы жизненно необходимы, — пишет лауреат Нобелевской премии по экономике Майкл Спенс, — их будет недостаточно, чтобы решить проблему роста в Европе».
Спенс отмечает, что «Европа оказалась в ловушке почти неизменного эквилибриума низкого роста» и что «еврозона все больше и больше превращается в «двухскоростной» экономический блок» вследствие отсутствия «эффективных механизмов регулирования», направленных на поддержание более соразмерного роста среди его членов. Если «новое поколение молодых лидеров не пойдет по пути более глубокой интеграции и инклюзивного роста», Спенс считает, что будущее Европы будет похоже на «крушение поезда в замедленной съемке».
Более того, даже если популисты окажутся не у дел, на горизонте уже видны новые риски. Во-первых, как пишет Нуриэль Рубини из Нью-Йоркского университета, «если развод Великобритании с ЕС окажется затяжным и враждебным, пострадают рост и рынки». В то же время «соседи Европы ведут себя все хуже», в силу усиливающейся агрессии России, «нестабильности на Ближнем Востоке» и постоянной террористической угрозы, «что со временем может ослабить предпринимательскую и потребительскую уверенность».
В добавок к медленному росту перед еврозоной стоит серьезная проблема государственной задолженности. Как я уже писала, страны с высоким долгом ограничены в возможностях проводить активную политику денежного стимулирования. К примеру, в прошлом году страны с высоким долгом в среднем потратили около 3–4% ВВП на выплату процентов, что серьезно ограничивает их возможности обеспечить экономический рост во время стабильности и может стать препятствием во время кризиса. Я считаю, что для решения этой проблемы программа количественного смягчения ЕЦБ должна быть модифицирована, чтобы позволить странам-должницам под надзором независимого наблюдателя сэкономить на выплате процентов.
Бюрократический «паралич» или, что еще хуже, «самоудовлетворенность» — это еще одна проблема, с которой предстоит справиться Европе. Как отмечает Пизани-Ферри, «организация управления еврозоной остается слишком неповоротливой и технократической». Он сожалеет о том, что «процедурное болото, кажется, засосало большинство министров, не говоря уже о законодателях», даже несмотря на то, что «они по сути переложили ответственность за стабильность и цельность еврозоны на руководителей центробанков».
Отказ от полномочий может привести к печальному концу. Год назад экономист Мюнхенского университета Ханс-Вернер Зинн предупреждал, что политика ЕЦБ, направленная на «предотвращение дефляции и стимулирование роста» может «подготовить почву для серьезной дестабилизации системы». Зинн считает, что предоставление ЕЦБ дешевых кредитов банкам на условиях, что они будут выдавать их, превратило более слабые экономики еврозоны в «кредитных наркоманов» и угрожает сделать то же самое с такими странами, как Австрия, Германия и Люксембург.
Учитывая, что цены на недвижимое имущество в Германии – крупнейшей экономике еврозоны – сейчас резко выросли, возможно, нас ожидает новый пузырь на рынке недвижимости. «Если пузырь прорвется», — предупреждает Зинн, — последствия для евро могут быть серьезными».
Краткосрочные меры
Устранение структурных противоречий в Европе и предотвращение нового кризиса не обещает быть легким предприятием. Поведение евро прогнозируется на той основе, что экономически схожие страны будут одновременно переживать периоды подъема и спада. В действительности, однако, среди экономик еврозоны существует глубокая циклическая и структурная разница.
Более того, как отмечает Кемаль Дервиш из Брукингского института, большая часть ЕС является и впредь будет являться мультивалютной системой. Таким образом, любые реформы на уровне ЕС должны быть направлены на управление европейской гетерогенностью, вместо того чтобы пытаться гомогенизировать социо-экономические и политические модели на континенте.
Пизани-Ферри также отмечает, что отдельные члены еврозоны не согласны между собой не только в вопросе «природы и коренных причин кризиса евро», но и в понимании «интеграции» как общей цели. Поэтому он считает, что дискуссию о будущем Европы не стоит вести в контексте «неизбежной дальнейшей интеграции». Напротив, на повестке дня должно быть решение вопроса о том, «как заставить еврозону эффективно работать». На практике это может означать «наделение центральных структур большей властью в некоторых областях и ослабление центральной власти в других сферах».
Большинство собеседников Project Syndicate согласятся с такой постановкой вопроса. Даже если текущее положение дел в Европе не позволит создать глубоко интегрированный политический союз, ее структурные проблемы все же могут быть скорректированы. Например, «чтобы поддержать общую кредитно-денежную политику и добиться лучшего сочетания бюджетной и денежной политики», Рейклин предлагает основать «независимую федеральную фискальную структуру» с «небольшим бюджетом и дискреционной властью» для создания «механизмов разделения рисков».
Гуриев, в свою очередь, предлагает решить проблему «глубокой асимметрии состояния экономик еврозоны во время кризиса» с помощью «схемы страхования от безработицы, в которой циклические выплаты будут финансироваться из бюджета ЕС». Ван Ромпау, Эмманоуилидис и Зулиг надеются, что к концу года Франция и Германия совместно предложат программу реформ, которые предоставят больше финансовой гибкости и поддержку на уровне ЕС «тем странам еврозоны, у которых нет бюджетных возможностей самостоятельно стимулировать рост».
Наконец, Марсель Фратцшер из Немецкого института экономических исследований советует Германии закрыть ее «огромную инвестиционную дыру», чтобы увеличить импорт и приглушить голоса критиков, которые настаивают на том, что евро является слишком слабым, а немецкие экспортные показатели слишком высоки.
Назад к истокам
Однако европейским лидерам также предстоит признать, что технократические меры не могут сглаживать неудачи «функционализма» бесконечно. Хотя Европа «немедленно нуждается в смене экономической политики для стимулирования роста и зарплат», утверждает Филипп Легрэйн из Европейского института Лондонской школы экономики, «более глубокие проблемы, связанные с самоопределением, политической законностью и доверием к институтам не могут быть решены с помощью латания дыр в Пакте стабильности и роста».
Для Стиглица, издавшего недавно книгу, посвященную евро, единственным способом преодолеть структурные проблемы еврозоны является проведение радикальных реформ, которые изменят отношения между ее членами. Эти реформы включают отмену правила, устанавливающего лимит на величину бюджетного дефицита, создание фонда солидарности для финансирования роста, выпуск евробондов, установление ответственности ЕЦБ за занятость, рост и стабильность в добавок к ответственности за инфляцию и монетарную политику, а также проведение особой индустриальной политики, которая поможет «отстающим» догнать остальных членов блока.
Янис Варуфакис, министр финансов Греции в правительстве Алексиса Ципраса, идет дальше, предлагая создать «Новый курс Европы» для решения двух центральных проблем ЕС: «непреднамеренной незанятости и непреднамеренной внутриевропейской миграции». Он призывает европейцев следовать «простому принципу: все европейцы в своей родной стране должны обладать правом на работу, обеспечивающую достаточный для жизни доход, приличные условия проживания, высококачественную медицинскую помощь и образование, а также благоприятную окружающую среду».
Чтобы добиться этого при существующих сегодня в ЕС договоренностях, Варуфакис предлагает увеличить инвестиции в «зеленую» энергетику и экологически чистые технологии, предоставить гарантии по заработной плате, покрывающей расходы на жизнь, создать фонд по борьбе с бедностью, «основной универсальный дивиденд» и «право на аренду».
До тех пор пока каждая европейская страна не станет «стабильной и процветающей», дискуссия о дезинтеграции ЕС должна начинаться со слова «когда», а не «если», предупреждает Варуфакис. Можно не соглашаться с его видением или с идеей того, что Европа должна принять любую программу комплексных реформ после выборов. Однако для всех должно быть очевидно, что окно возможностей для восстановления европейского проекта, которое неожиданно появилось сейчас, не будет долго оставаться открытым.
Оригинал статьи: The expert communication channel of Central Asia region Kazakhstan 2.0
