Евразоинтеграция: телега впереди лошади

Дей­стви­тель­но ли Рос­сия гото­ва пой­ти на то, что­бы отка­зать­ся от пере­чис­ле­ния в рос­сий­ский бюд­жет пошли­ны за вывоз неф­те­про­дук­тов из Бело­рус­сии? Како­вы на дан­ный момент шан­сы евро­пей­ских поли­ти­ков на уве­ли­че­ние при­вле­ка­тель­но­сти евро­пей­ско­го век­то­ра для бело­рус­ско­го руко­вод­ства — или сего­дня у Евро­пы немно­го шан­сов? На эти вопро­сы в пере­да­че «Праж­ский акцент» отве­ча­ют поли­ти­че­ский ана­ли­тик Бело­рус­ско­го инсти­ту­та стра­те­ги­че­ских иссле­до­ва­ний Денис Мельян­цов, доцент Мос­ков­ско­го госу­дар­ствен­но­го инсти­ту­та меж­ду­на­род­ных отно­ше­ний Кирилл Кок­тыш, дирек­тор по иссле­до­ва­ни­ям Либе­раль­но­го клу­ба Евге­ний Прейгер­ман. Веду­щий — Вита­лий Цыганков.

Бело­рус­сии от Рос­сии нуж­на пла­та за поли­ти­че­скую интеграцию

Цыган­ков: Какие тен­ден­ции на пост­со­вет­ском про­стран­стве про­де­мон­стри­ро­ва­ли мин­ские сам­ми­ты 24 и 25 октяб­ря? Мож­но ли ска­зать, что путин­ский про­ект Евразий­ско­го сою­за при­об­ре­та­ет все более кон­крет­ные чер­ты и уже не явля­ет­ся каким-то фан­то­мом, о чем гово­ри­ли еще несколь­ко лет назад?

Мельян­цов: Про­ект раз­во­ра­чи­ва­ет­ся в соот­вет­ствии с наме­чен­ным гра­фи­ком. Дру­гое дело, что созда­ет­ся он доста­точ­но фор­маль­но. Фор­ми­ру­ют­ся орга­ны, струк­ту­ры, про­пи­сы­ва­ют­ся какие-то пра­ви­ла, но не реша­ет­ся самый гло­баль­ный вопрос это­го инте­гра­ци­он­но­го про­ек­та. Созда­ет­ся еди­ное эко­но­ми­че­ское про­стран­ство, несмот­ря на то, что не завер­ше­но фор­ми­ро­ва­ние ни зоны сво­бод­ной тор­гов­ли, ни Тамо­жен­но­го сою­за. На сего­дняш­ний день суще­ству­ет очень мно­го раз­лич­ных исклю­че­ний. Офи­ци­аль­ный Минск хочет рав­но­до­ход­ных цен на энер­го­но­си­те­ли, Казах­стан хотел бы досту­па к рос­сий­ским тру­бо­про­во­дам. Это самое глав­ное, что слу­жит моти­вом для инте­гра­ции Казах­ста­на и Бело­рус­сии. Поэто­му оста­ет­ся боль­шой вопрос, будет ли этот про­ект и даль­ше эффек­тив­но раз­во­ра­чи­вать­ся. Ведь он не идет долж­ным обра­зом, по нуж­ным сту­пе­ням — как шел Евро­со­юз. Теле­га ста­вит­ся впе­ре­ди лоша­ди, и этим объ­яс­ня­ет­ся очень мно­го поли­ти­че­ских про­блем, выле­за­ю­щих посто­ян­но на поверхность.

Цыган­ков: А чем бы вы объ­яс­ни­ли эту схе­му — теле­гу впе­ре­ди лоша­ди? Не тем ли, что поли­ти­ки ста­ра­ют­ся как-то поско­рее отчи­тать­ся о сво­их успе­хах и заяв­ля­ют о каких-то успе­хах рань­ше, чем для них созре­ли условия?

Мельян­цов: Да. Для Рос­сии евразий­ская инте­гра­ция — это поли­ти­че­ский и гео­по­ли­ти­че­ский про­ект. А для осталь­ных участ­ни­ков это про­ект эко­но­ми­че­ский, попыт­ка улуч­шить усло­вия сво­е­го эко­но­ми­че­ско­го суще­ство­ва­ния. Бело­рус­сии от Рос­сии нуж­на пла­та за поли­ти­че­скую интеграцию.

Цыган­ков: То, о чем гово­рил Денис, кажет­ся, было выска­за­но на сам­ми­те сло­ва­ми пре­зи­ден­та Казах­ста­на, кото­рый рез­ко кри­ти­ко­вал Евразий­скую эко­но­ми­че­скую комис­сию. Чем мож­но объ­яс­нить эту кри­ти­ку? Мож­но ли ска­зать, что Алек­сандр Лука­шен­ко и Нур­сул­тан Назар­ба­ев вынуж­ден­но ста­но­вят­ся все боль­ши­ми союз­ни­ка­ми ради про­ти­во­ве­са рос­сий­ско­му вла­ды­че­ству в раз­лич­ных инте­гра­ци­он­ных образованиях?

«Есть инте­гра­ци­он­ные про­ек­ты, кото­рые раз­ви­ва­ют­ся, несмот­ря на то, что преды­ду­щие согла­ше­ния не выполняются»

Прейгер­ман: Да, Назар­ба­ев выдал кон­цен­три­ро­ван­ный блок кри­ти­ки на мно­гие аспек­ты евразий­ской инте­гра­ции. Сви­де­тель­ству­ет ли это, что они с Лука­шен­ко ста­но­вят­ся союз­ни­ка­ми? Я думаю, вряд ли вооб­ще в этом фор­ма­те мож­но гово­рить о каких-то посто­ян­ных союз­ни­ках. Это отра­же­ние ста­рой бри­тан­ской муд­ро­сти, что в поли­ти­ке нет союз­ни­ков, но есть инте­ре­сы. И они состо­ят из каких-то конъ­юнк­тур­ных вещей, соглас­но кото­рым и груп­пи­ру­ют­ся поли­ти­ки. Что каса­ет­ся тен­ден­ций, то мож­но ска­зать, что зер­на нача­ли отде­лять от пле­вел. Сущ­ност­ная про­бле­ма — в том, о чем гово­рил Денис: есть инте­гра­ци­он­ные про­ек­ты, кото­рые раз­ви­ва­ют­ся, несмот­ря на то, что преды­ду­щие согла­ше­ния не выпол­ня­ют­ся. И имен­но об этом Назар­ба­ев и ска­зал. Сле­ду­ет ли из это­го, что эти сло­ва как-то отрез­вят поли­ти­ков, осо­бен­но рос­сий­ских? Ско­рее все­го, нет. Но сей­час мож­но ска­зать, что они ста­но­вят­ся на пер­вое место в повест­ке дня этой евразий­ской инте­гра­ции. И без опре­де­лен­ных сдви­гов в этом направ­ле­нии вряд ли мож­но ожи­дать какой-то дина­ми­ки в этой инте­гра­ции. И я делаю вывод (может, и рано), что на опре­де­лен­ные сдви­ги Москва вынуж­де­на будет пойти.

Цыган­ков: Насколь­ко серьез­но мож­но вос­при­ни­мать сло­ва Назар­ба­е­ва об инте­ре­се Тур­ции к про­ек­ту Тамо­жен­но­го сою­за? Поче­му Назар­ба­ев был вынуж­ден при­ме­нить такую риторику?

Индия и Тур­ция — это не блеф, не импровизация

Кок­тыш: Это не импро­ви­за­ция, это под­го­тов­лен­ный ход. Кон­крет­ные пере­го­во­ры о том, что Тур­ция может тем или иным обра­зом при­со­еди­нить­ся, идут уже несколь­ко лет. Для Стам­бу­ла одна став­ка была — Евро­со­юз, вто­рая — мир исла­ма, тре­тья — Цен­траль­ная Азия, часть быв­шей Осман­ской импе­рии. И если на пер­вых двух направ­ле­ни­ях Тур­ция уви­де­ла невоз­мож­ность дви­гать­ся даль­ше (в Евро­со­ю­зе ее никто не ждет, с завер­ше­ни­ем ситу­а­ции по Сирии шан­сов занять лиди­ру­ю­щую пози­цию в ислам­ском мире нет). Поэто­му оста­ет­ся тре­тье направ­ле­ние — вос­ста­нов­ле­ние сво­е­го быв­ше­го вли­я­ния на Цен­траль­ную Азию. Пото­му это не блеф. Тоже не блеф и насчет Индии. Она доволь­но дав­но заин­те­ре­со­ва­на в том же Цен­траль­но­ази­ат­ском реги­оне, стре­мит­ся при­со­еди­нить­ся к ШОС, но эта воз­мож­ность бло­ки­ру­ет­ся Кита­ем. В слу­чае при­со­еди­не­ния к Тамо­жен­но­му сою­зу Индия обхо­дит Китай и закреп­ля­ет­ся в реги­оне, к кото­ро­му она дав­но име­ет проч­ный инте­рес. Кро­ме все­го, это тор­гов­ля с Евро­со­ю­зом. Ведь, если вы заме­ти­ли, вопрос под­пи­са­ния Укра­и­ной ассо­ци­а­ции с Евро­со­ю­зом вновь подвис.

Цыган­ков: Кирилл, я доволь­но вни­ма­тель­но слу­шал ваши гео­по­ли­ти­че­ские рас­суж­де­ния, но насколь­ко все это реа­ли­стич­но? Тур­ция — 70 мил­ли­о­нов насе­ле­ния, Индия — 1 мил­ли­ард 200 мил­ли­о­нов. Могут ли эти стра­ны всту­пить в Тамо­жен­ный союз? Тогда Рос­сия там уже не толь­ко не будет играть глав­ную роль, она будет млад­шим партнером.

Кок­тыш: Она будет одним из парт­не­ров. С Инди­ей речь идет толь­ко о зоне сво­бод­ной тор­гов­ли. Тур­ция может при­со­еди­нить­ся, и это ста­ло бы для Рос­сии реше­ни­ем вопро­са Кав­ка­за, пото­му что это как раз модель доволь­но мир­но­го раз­ви­тия эко­но­ми­ки имен­но под той самой струк­ту­рой, кото­рой тра­ди­ци­он­но при­дер­жи­ва­ет­ся Кав­каз. Так что это было бы доволь­но инте­рес­ное для Рос­сии при­со­еди­не­ние, оно не повы­си­ло бы кон­фликт­ность, а как раз наобо­рот, ее сняло.

Что каса­ет­ся объ­еди­не­ния в один рынок — то да, обра­зо­ва­ние рын­ка на пол­то­ра мил­ли­ар­да чело­век может стать очень силь­ным взры­вом. Это может стать вто­рым цен­тром миро­вой эко­но­ми­ки. И мне кажет­ся, что в буду­щем боль­ше шан­сов играть веду­щую роль име­ет Индия, так как она как раз сей­час раз­ра­ба­ты­ва­ет модель новой эко­но­ми­ки — то, чем не зани­ма­ет­ся ни одна стра­на в мире.

Пока же, кажет­ся, это боль­ше тор­гов­ля с Евро­со­ю­зом. Ведь Рос­сия по-преж­не­му заин­те­ре­со­ва­на на Укра­ине. И теперь, после изве­стия о Тур­ции и Индии, поте­ря Укра­и­ны не будет уже такой ката­стро­фич­ной для Моск­вы. Но если Евро­со­юз решит, что ему не нуж­но дви­гать­ся даль­ше с Укра­и­ной, то Путин замед­лит пере­го­во­ры и с Тур­ци­ей и Инди­ей, и они могут про­дол­жать­ся не год-два, а пять и более лет.

Путин и Мед­ве­дев игра­ют роли доб­ро­го и пло­хо­го полицейского

Цыган­ков: Калий­ный кон­фликт пока­зал, что в рос­сий­ском руко­вод­стве по отно­ше­нию к Бело­рус­сии дей­стви­тель­но есть две груп­пи­ров­ки с доволь­но раз­ны­ми под­хо­да­ми. Это хоро­шо вид­но, когда один рос­сий­ский чинов­ник или руко­во­ди­тель биз­нес-ком­па­нии гово­рит, что постав­ки неф­ти в Бело­рус­сию сокра­тят­ся, или что у бело­рус­ской про­дук­ции будут най­де­ны вред­ные веще­ства, а дру­гая сто­ро­на гово­рит, что постав­ки неф­ти будут уве­ли­чи­вать­ся, и пред­ла­га­ет Бело­рус­сии новые кре­ди­ты. Путин готов пла­тить за то, что­бы Бело­рус­сия была при­вя­за­на к Евразий­ско­му союз, в то вре­мя как, услов­но, коман­да Мед­ве­де­ва, «либе­ра­лов» не хоте­ла бы это­го делать. Не сви­де­тель­ству­ют ли послед­ние собы­тия, что коман­да Пути­на в этом кон­крет­ном вопро­се явно побеж­да­ет и в Крем­ле воца­рит­ся взгляд, что за инте­гра­цию сле­ду­ет пла­тить? Дей­стви­тель­но ли Рос­сия гото­ва пой­ти на то, что­бы отка­зать­ся от пере­чис­ле­ния в рос­сий­ский бюд­жет пошли­ны за вывоз неф­те­про­дук­тов из Белоруссии?

Мельян­цов: Я бы, чест­но гово­ря, не пло­дил раз­лич­ных кон­спи­ро­ло­ги­че­ских схем. Тем более, быва­ет доста­точ­но труд­но науч­ны­ми мето­да­ми про­сле­дить, какое в дей­стви­тель­ность эти кла­ны зани­ма­ют место и вли­я­ют на внеш­нюю поли­ти­ку Рос­сии. Так или ина­че, здесь в неко­то­рых вопро­сах в отно­ше­нии к Бело­рус­сии как раз Путин и Мед­ве­дев игра­ют роли доб­ро­го и пло­хо­го поли­цей­ско­го, но, тем не менее, игра­ют на реше­ние одной и той же зада­че, на одну и ту же цель — сохра­нить Бело­рус­сию в при­бли­же­нии к Рос­сий­ской Феде­ра­ции, сохра­нить ее как союз­ни­ка при помо­щи тех или иных средств.

И здесь оче­вид­но, что Бело­рус­сия на сего­дняш­ний день оста­ет­ся воен­но, поли­ти­че­ски и даже пси­хо­ло­ги­че­ски важ­ной для Рос­сии в каче­стве союз­ни­ка. И тут, какой бы ни был в Рос­сии пре­зи­дент, я думаю, что с боль­шой долей веро­ят­но­сти он про­дол­жал бы ту же самую поли­ти­ку. То есть, суб­си­ди­ро­ва­ние Бело­рус­сии и фак­ти­че­ски опла­та Бело­рус­сии этой роли как союз­ни­ка, как бли­жай­ше­го парт­не­ра. Бело­рус­сия очень важ­на в пси­хо­ло­ги­че­ском плане для демон­стра­ции того, что Рос­сия все же оста­ет­ся при­вле­ка­тель­ной, оста­ет­ся каким-то гео­по­ли­ти­че­ским цен­тром силы.

Цыган­ков: Денис, но согла­си­тесь, какие-то оттен­ки были. Напри­мер, в 2010 году выхо­ди­ли зна­ме­ни­тые филь­мы «Крест­ный бать­ка», и суб­си­дии со сто­ро­ны Рос­сии умень­ша­лись. То есть за послед­ние годы наблю­да­лись опре­де­лен­ные раз­ли­чия в рос­сий­ской политике.

Мельян­цов: В прин­ци­пе, нечто подоб­ное про­ис­хо­ди­ло и в 2006—2007 годах, когда была энер­ге­ти­че­ская вой­на, нечто подоб­ное было и в 2002 году, когда Путин впер­вые ска­зал: «мухи отдель­но, кот­ле­ты отдель­но». Я бы про­сто не стал пре­уве­ли­чи­вать. Кри­зи­сы зало­же­ны как раз в отно­ше­ни­ях из-за того, что не реше­ны осно­во­по­ла­га­ю­щие про­бле­мы инте­гра­ции. Поэто­му кри­зи­сы будут посто­ян­но, и это нор­маль­ное развитие.

Цыган­ков: Клю­че­вой вопрос, кото­рый ста­вит сей­час и Алек­сандр Лука­шен­ко, каса­ет­ся еди­ных пра­вил для всех в Тамо­жен­ном сою­зе. Дей­стви­тель­но ли Рос­сия пой­дет на то, что­бы отка­зать­ся от пере­чис­ле­ний в рос­сий­ский бюд­жет пошли­ны за вывоз неф­те­про­дук­тов из Бело­рус­сии? Напом­ню: по оцен­кам, этот вопрос сто­ит око­ло 4 мил­ли­ар­дов в год.

«Есть жела­ние мини­ми­зи­ро­вать свои затра­ты на Белоруссию»

Прейгер­ман: Во-пер­вых, я бы хотел ска­зать, что дей­стви­тель­но опре­де­лен­ные про­яв­ле­ния того, что Путин и Мед­ве­дев или какие-то дру­гие груп­пи­ров­ки по-раз­но­му отно­сят­ся к бело­рус­ско­му вопро­су, были и рань­ше. Дру­гое дело, что (и тут я абсо­лют­но согла­сен) мы дей­стви­тель­но всту­па­ем в какую-то кон­спи­ро­ло­гию. На самом деле, я не думаю, что даже мож­но гово­рить о каких-то раз­лич­ных поли­ти­ках. Есть базис, есть над­строй­ка. Базис заклю­ча­ет­ся в воен­ном сотруд­ни­че­стве, в том, что Бело­рус­сия очень суще­стве­на для Рос­сии с точ­ки зре­ния гео­ст­ра­те­гии, с точ­ки зре­ния даже доста­точ­но общих вещей, таких, как созда­ние ими­джа вели­кой дер­жа­вы и так далее. Это есть, и, ско­рее все­го, в бли­жай­шее и не толь­ко бли­жай­шее вре­мя будет. Есть какие-то ком­мер­че­ские инте­ре­сы, есть жела­ние как-то мини­ми­зи­ро­вать свои затра­ты на Бело­рус­сию. Поэто­му вре­мя от вре­ме­ни мы всту­па­ем в опре­де­лен­ные кон­флик­ты, тем более что сама модель этой инте­гра­ции, сама модель отно­ше­ний закла­ды­ва­ет раз­лич­ные кон­флик­ты. Что каса­ет­ся, напри­мер, пошли­ны, о кото­ром сего­дня идет речь, — как я уже гово­рил, по мое­му мне­нию, она теперь вста­нет на пер­вое место в повест­ке дня, по край­ней мере, во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Бело­рус­сии и Рос­сии, — я думаю, что так или ина­че этот вопрос дол­жен решать­ся. Какая-то дина­ми­ка долж­на быть, ина­че после всех этих собы­тий вряд ли мож­но ожи­дать какой-то хоро­шей дина­ми­ки (я имею в виду хоро­шей с точ­ки зре­ния даже кар­тин­ки или под­пи­са­ния каких-то согла­ше­ний) отно­си­тель­но дви­же­ния Бело­рус­сии в сто­ро­ну Евразий­ско­го эко­но­ми­че­ско­го союза.

Будет ли этот вопрос решен в пол­ном объ­е­ме? Не так, навер­ное, и про­сто это сде­лать. Путин, когда гово­рил о том, что Рос­сия гото­ва пой­ти на уступ­ки, назвал два очень важ­ных усло­вия. Во-пер­вых, это очень мед­лен­ный про­цесс, и, ско­рее все­го, это будет не так про­сто. И во-вто­рых, в ответ ожи­да­ют они от парт­не­ров так­же каких-то усту­пок по тем вопро­сам, кото­рые их инте­ре­су­ют. А какие вопро­сы их инте­ре­су­ют, мы более или менее так­же пони­ма­ем: это и вопрос опре­де­лен­ной при­ва­ти­за­ции в Бело­рус­сии, и вопро­сы общей мак­ро­эко­но­ми­че­ской поли­ти­ки. Кста­ти, Назар­ба­ев гово­рил о том, что к чему тут гово­рить о таких боль­ших вещах как общие мак­ро­эко­но­ми­че­ские вопро­сы, когда мы еще не реши­ли те вопро­сы, о кото­рых дого­ва­ри­ва­лись ранее.

Цыган­ков: Кирилл, если экс­пер­ты не оши­ба­ют­ся, цена это­го вопро­са — 4 мил­ли­ар­да дол­ла­ров. Это нема­лая сум­ма для Рос­сии. Все мы чита­ем эко­но­ми­че­скую ана­ли­ти­ку, и мно­гие экс­пер­ты пред­ска­зы­ва­ют доволь­но тяже­лые вре­ме­на для рос­сий­ской эко­но­ми­ки в бли­жай­ший год-два, гово­рят о воз­мож­ной эко­но­ми­че­ской стаг­на­ции и так далее. Ска­жи­те, от кого из рос­сий­ско­го бюд­же­та ото­рвут эти день­ги, что­бы отдать их Белоруссии?

Кок­тыш: Это на самом деле очень инте­рес­ный вопрос, ибо в Рос­сии суще­ству­ют две раз­ные кон­цеп­ции, отку­да брать день­ги. Одна — либе­раль­ная, она ассо­ци­и­ру­ет­ся с Мед­ве­де­вым: за счет при­ва­ти­за­ции и за счет рас­про­да­жи госу­дар­ствен­но­го иму­ще­ства и отка­за от опре­де­лен­ных меж­ду­на­род­ных обя­за­тельств, пере­вод всех на рыноч­ные усло­вия. Вто­рая, гла­зьев­ско-хазин­ская, кото­рая ори­ен­ти­ру­ет­ся на Пути­на и кото­рая рас­смат­ри­ва­ет Евразий­ский союз как некую ​​кон­струк­цию полу­за­кры­то­го рын­ка, кото­рый за счет замкну­то­сти смог бы сде­лать выгод­ным про­из­вод­ство, смог бы сде­лать выгод­ны­ми те самые трак­то­ра, маши­ны — все то, что сего­дня уже невы­год­но про­из­во­дить и в чем невоз­мож­но кон­ку­ри­ро­вать с Кита­ем. Пока нель­зя ска­зать, что эта кон­цеп­ция суще­ству­ет в каче­стве поли­ти­че­ской — она хочет стать такой, за это идет борь­ба. Но есть при­зна­ки того, что она все же не совсем мар­ги­наль­ная, и в тот или иной момент ее могут под­нять на щит.

Цыган­ков: Кирилл, а как же «инте­гра­ция инте­гра­ций», о кото­рой гово­рят и Путин, и Лука­шен­ко, мол, Евро­пей­ский союз с Евразий­ским будут сов­мест­но сотруд­ни­чать? А вы гово­ри­те, что в Рос­сии побе­дит как раз эта тео­рия замкну­то­го рынка…

Кок­тыш: Нет не замкну­то­го, а полу­за­мкну­то­го рын­ка, посколь­ку замы­кать­ся и Евро­пей­ский Союз, и Евразий­ский Союз будут от Китая. Друг от дру­га они как раз запи­рать­ся не будут, ибо они вза­и­мо­за­ви­си­мы в энер­ге­ти­че­ских вопро­сах, в тех­но­ло­ги­ях и во мно­гих дру­гих вопро­сах. А вот как запе­реть­ся от деше­вых това­ров из Китая — это дей­стви­тель­но про­бле­ма. Про­бле­ма доста­точ­но серьез­ная. И эта кон­цеп­ция как один из выхо­дов из этой про­бле­мы может сра­бо­тать. Евразий­ский союз, я напом­ню, изна­чаль­но стро­ил­ся как мост меж­ду Ази­ей и Евро­пей­ским Сою­зом. Это зна­чит, что даже будучи замкну­тым, он смо­жет рабо­тать как тран­зит­ный кори­дор, достав­ля­ю­щий деше­вые това­ры из Азии в Евросоюз.

Цыган­ков: Если уж мы затро­ну­ли тему Евро­пы, то как раз одно­вре­мен­но с сам­ми­том стран СНГ состо­ял­ся и визит в Минск поль­ских и швед­ских дипло­ма­тов. Они сооб­щи­ли, что основ­ное пре­пят­ствие для пол­но­цен­но­го уча­стия Бело­рус­сии в про­грам­ме «Восточ­ное парт­нер­ство» — это нали­чие в стране полит­за­клю­чен­ных. Денис, если я не оши­ба­юсь, вы как раз при­сут­ство­ва­ли на встре­че дипло­ма­тов в Бело­рус­сии. Ска­жи­те, какое у вас впе­чат­ле­ние: есть ли сей­час у евро­пей­ских поли­ти­ков шан­сы уве­ли­чить при­вле­ка­тель­ность Евро­пы, евро­пей­ско­го век­то­ра для бело­рус­ско­го руко­вод­ства? Или сего­дня, когда в Мин­ске более-менее все выстра­и­ва­ет­ся с Моск­вой, у Евро­пы немно­го шан­сов пере­тя­нуть Бело­рус­сию на свою сто­ро­ну, и они это понимают?

«В Евро­пе хоте­ли бы раз­мо­роз­ки это­го поло­же­ния, когда никто ни с кем вооб­ще не разговаривает»

Мельян­цов: Тут боль­ше речь не совсем о сме­ще­нии, речь о том, что­бы в прин­ци­пе начать какой-то дву­сто­рон­ний более-менее посто­ян­ный диа­лог, то есть начать нор­маль­но раз­го­ва­ри­вать, стро­ить кана­лы ком­му­ни­ка­ции, что­бы хотя бы знать, что дума­ют здесь, в Мин­ске, что дума­ют там, в Брюс­се­ле, об отно­ше­ни­ях. У нас какой-то гипер­бо­ли­зи­ро­ван­ный под­ход к бело­рус­ско-евро­пей­ским отно­ше­ни­ям, они обыч­но рас­смат­ри­ва­ет­ся в дихо­то­мии: либо санк­ции, либо вовле­че­ние, при­гла­ше­ние бело­рус­ско­го пре­зи­ден­та повсю­ду и выде­ле­нии каких-то огром­ных суб­си­дий и гран­тов. На самом деле речь пока идет о вос­ста­нов­ле­нии, о нор­ма­ли­за­ции отно­ше­ний, что­бы они были более-менее нор­маль­ны­ми, дву­сто­рон­ни­ми. Как раз сей­час в Евро­пе нака­нуне сам­ми­та «Восточ­но­го парт­нер­ства» хоте­ли бы при­дать новое дыха­ние или доба­вить новую кровь в эту ини­ци­а­ти­ву, про­сто хоте­ли бы раз­мо­роз­ки того поло­же­ния, когда никто ни с кем вооб­ще не раз­го­ва­ри­ва­ет. Они уви­де­ли, что, ско­рее все­го, изо­ля­ция тоже не сра­ба­ты­ва­ет, и что­бы хотя бы пони­мать, что про­ис­хо­дит в стране, под­дер­жи­вать как-то свои инфор­ма­ци­он­ные пото­ки, они бы хоте­ли боль­шей при­част­но­сти Бело­рус­сии к евро­пей­ским процессам.

Цыган­ков: Евге­ний, насколь­ко эта идея боль­шей при­част­но­сти может най­ти отклик у того же бело­рус­ско­го руко­вод­ства имен­но на насто­я­щий момент на фоне все боль­шей инте­гра­ции в Евразий­ский союз? Есть ли шан­сы хотя бы на нала­жи­ва­ние диа­ло­га (на дан­ный момент, навер­ное, нель­зя гово­рить о каких-то более силь­ных формулировках)?

Прейгер­ман: Я думаю, что отклик у бело­рус­ско­го руко­вод­ства эти ини­ци­а­ти­вы нахо­дят. Более того, если мы про­ана­ли­зи­ру­ем те собы­тия в бело­рус­ско-евро­пей­ских отно­ше­ни­ях, кото­рые про­ис­хо­ди­ли за послед­ний год, то бело­рус­ское руко­вод­ство само во мно­гом пока­зы­ва­ло, что оно хочет имен­но таких ини­ци­а­тив и такой дина­ми­ки со сто­ро­ны Евро­пей­ско­го Сою­за. Одни толь­ко очень актив­ные встре­чи меж­ду руко­вод­ством МИД и пред­ста­ви­те­ля­ми дипло­ма­ти­че­ских мис­сий ЕС, а так­же пред­ста­ви­тель­ством ЕС в Бело­рус­сии, кото­рые нача­лись в послед­нем квар­та­ле про­шло­го года, сви­де­тель­ству­ют о таком жела­нии. И те фор­му­ли­ров­ки, кото­рые руко­вод­ство МИД выска­зы­ва­ет на раз­лич­ных меж­ду­на­род­ных кон­фе­рен­ци­ях, так­же гово­рит об этом откры­тым текстом.

Дру­гое дело, что дина­ми­ка в отно­ше­ни­ях с Рос­си­ей в этой евразий­ской инте­гра­ции не такая кри­ти­че­ская, что­бы бежать или идти на какие-то очень серьез­ные уступ­ки. Имен­но поэто­му бело­рус­ская сто­ро­на может себе поз­во­лить такие фор­му­ли­ров­ки, что пусть полит­за­клю­чен­ные сна­ча­ла напи­шут про­ше­ние о поми­ло­ва­нии, а потом этот вопрос может быть и, ско­рее все­го, будет рас­смот­рен. Пока, несмот­ря на такое дву­сто­рон­нее жела­ние как-то выхо­дить на уро­вень ком­му­ни­ка­ций, собы­тия 19-го декаб­ря 2010 года, и те пло­хие дипло­ма­ти­че­ские собы­тия, про­ис­хо­див­шие в тече­ние 2011 года, пока дер­жат поло­же­ние почти что в пато­вой ситу­а­ции. Но, ско­рее все­го, опре­де­лен­ная дина­ми­ка здесь сей­час пой­дет: здесь и сам­мит «Восточ­но­го парт­нер­ства», тут и какие-то новые трен­ды в «Восточ­ном парт­нер­стве» после под­пи­са­ния доку­мен­тов с Укра­и­ной, с Мол­до­вой и с Гру­зи­ей… Так что опре­де­лен­ной дина­ми­ки можем ожидать.

Цыган­ков: Кирилл, вы сего­дня нас уже пора­до­ва­ли сме­лы­ми гео­по­ли­ти­че­ски­ми сооб­ра­же­ни­я­ми. Как вы мыс­ли­те: насколь­ко спо­кой­но Евро­со­юз, Брюс­сель, Евро­па могут и будет смот­реть на то, что Бело­рус­сия, как пред­став­ля­ет­ся, все актив­нее инте­гри­ру­ет­ся на восточ­ном направ­ле­нии? Что в ответ может и будет делать Европа?

Кок­тыш: Это как раз очень инте­рес­ный вопрос, ведь понят­но, что тра­ди­ци­он­ная поли­ти­ка пере­тя­ги­ва­ния, игра с нуле­вой сум­мой более не име­ет шан­сов на успех. Мне кажет­ся, что Брюс­сель это осмыс­ли­ва­ет, но пред­ста­вить, кото­рой эта игра может быть еще, какая игра может сра­бо­тать — это­го осмыс­ле­ния пока нет. Но объ­ек­тив­но, конеч­но же, вовле­че­ние Бело­рус­сии в Евразий­ский союз будет пора­же­ни­ем для Евро­пей­ско­го Сою­за. С дру­гой сто­ро­ны, сей­час у Евро­пей­ско­го Сою­за не хва­та­ет мате­ри­аль­ных ресур­сов на то, что­бы бро­сить­ся на реаль­ную помощь, на реаль­ное пере­тя­ги­ва­ние Бело­рус­сии или даже Укра­и­ны. Так что пока, мне кажет­ся, для Брюс­се­ля это как раз то самый «откры­тый вопрос», на кото­рый инте­рес­но было бы най­ти ответ. Оста­ет­ся наде­ять­ся, что что-то такое там все-таки происходит.