“Почти 9 месяцев финпол, прокуратура и суды оказывают беспрецедентное давление на журналистскую семью Матаевых.
13 января 2016 года одновременно началось преследование со стороны властей. Вначале нас обвинили в хищении бюджетных средств в размере 300 миллионов тенге. Затем эта цифра увеличилась до 450 млн тенге. Потом она выросла до 680 миллионов тенге, якобы в результате получения прибыли в размере 1,5 млрд тенге.
С 1996 года по 2016 год ни тиынки Нацпрессклуб не получал. Вы знаете, что все средства идут только через Комитет казначейства. Все об этом знают, но молчат.
Эти суммы во время следствия объявляли на всю страну руководитель антикоррупционной службы Алматы Утеев и заместитель председателя нацбюро Татубаев, обвинив нашу семью в совершении особо тяжких преступлений.
Без суда и следствия.
Весь январь и февраль они требовали одного — пойти на сделку со следствием в обмен на освобождение от уголовной ответственности, но наша семья отвергла все эти предложения, потому как мы посчитали, что сделка со следствием — это сделка с совестью.
Финпол торопился, чтобы закончить дело до начала парламентских выборов. Мы отказались, и тогда давление началось со стороны Администрации президента.
Я несколько раз встречался с Нигматулиным в присутствии главного финполовца Кожамжарова. Нигматулин выставил мне ультиматум: признать вину и пойти на сделку со следствием, подписать заявление по 65 статье; возместить якобы нанесенный ущерб в 600 миллионов тенге и провести брифинг для прессы, где я должен был признать полностью свою вину.
Я отверг ультиматум, заявив, что это значит подписать не только себе приговор, но и всей казахстанской журналистике, поставить под удар все журналистское сообщество и поставить крест на независимой журналистике.
Тогда инициаторы моего преследования пошли на крайний шаг, задержав меня и поместив в изолятор временного содержания.
После этого допросы продолжались по 17 часов в день. На мою защиту встала пресса, в основном зарубежная, за что я очень благодарен.
В Алматы срочно прилетел испуганный зампред нацбюро Татубаев. Этого они не ожидали и слезно просили прекратить публикации в прессе. Я отказался, потому как это было бы профессиональное вмешательство в деятельность моих коллег и самая настоящая цензура, которая запрещена Конституцией.
Чтобы ограничить мое общение с родными меня, а затем и моего сына взяли под арест. Со мной случился гипертонический криз и я остался без квалифицированной медицинской помощи. Прокуратура и суда намерено ухудшали мое здоровье.
Был случай, когда следователь Таубалды ворвался ко мне домой и запретил работающей скорой помощи экстренную госпитализацию в кардиологический центр, куда за последние девять месяцев меня доставляли несколько раз и там не давали возможности лечиться, требовали срочной выписки, оказывали давление на врачей.
Мне предстояло пройти 2 серьезные операции, что подтвердила судебно-медицинская экспертиза, которая была проведена по инициативе финансовой полиции.
Но на мое лечение наложила табу антикоррупционная служба.
Мне не давали возможность лечиться, требуя срочной выписки и оказывая давление на врачей. Выписка была проведена по инициативе финансовой полиции. Но на это лечение наложило табу и в квалифицированной помощи отказал и председательствующий судья Акболат Курмантаев, сославшись, что нет оснований.
Представители ОБСЕ назвали его решение пыткой, которая по конвенции ООН строго запрещена. В том числе и в Казахстане.
По уголовному делу было опрошено порядка 300 свидетелей и только чиновники под давлением следствия дали противоречивые показания. Это экс-руководители Комитета информации Берсебаев, Кальянбеков, Арпабаев, Казангап и Байбосынов, а также менеджер «Казахтелекома» Маханбетажиев.
Кальянбекова вывели из игры, мотивируя тем, что он болен. Он по прежнему, как мы узнали, ходит на работу и причина здесь в другом.
Сейчас он является руководителем департамента информационного обеспечения Верховного суда. Все обвинения против нас построены на их показаниях, по которым они пошли на сделку со следствием, но я считаю, что они пошли на сделку со своей совестью, они оговорили меня с сыном, они оговорили своих коллег, спасая свои шкуры. Они предатели и они поставили крест на своей репутации.
Пусть об этом знает весь Казахстан.
Теперь о преследовании меня и моего сына. Среди них (преследователей) сотрудники финпола, налогового департамента, следственные прокуроры и следственные судьи. Особенное рвение проявил финполовец Таубалды, прокурор Баташбаев, Ширалиев, Куракпаев и Абаев, судья Кунчаев и судья Курмантаев. Всего в их списке около 120 чиновников, которых своеобразно можно назвать списком Матаевых.
Среди них есть инициаторы преследования журналисткой семьи. Это бывший руководитель администрации президента Нигматулин, один из руководителей Нацбюро по противодействию коррупции Татубаев, полуолигарх и полумедиа-магнат Клебанов, в свое время получивший израильское гражданство.
Мы не раз об этом открыто писали.
С их подачи началось уголовное преследование моей семьи, с их подачи разрушено здание пресс-клуба в Алматы, с их подачи парализована деятельность Союза журналистов Казахстана, с их подачи арестовано наше имущество, с их подачи мы с сыном содержимся под арестом длительное время.
В чем заключаются мотивы уголовного преследования семьи Матаевых?
Это ограничение профессиональной деятельности, противодействие защите свободы слова в Казахстане и гражданской активности журналистов. Инициаторы преследования прямо об этом заявить не решились, поэтому избрали другой путь — найти экономические нарушения.
Заставить признаться в этой вине, а затем рейдерским способом захватить активы и имущество Нацпресс-клуба.
Мне Нигматулин на одной из встреч в администрации президента прямо заявил: “Отдай “КазТаг” и все остановим. Прекратим дело и освободим от уголовной ответственности”. Но при этом сообщил, что конфискуют здания в Алматы и “Дом журналистов” в Астане. Он говорил: “Подумай о детях, подумай о внучках. С чем ты оставишь их со своей несговорчивостью?”
Теперь прокуратура и суд пытаются отобрать это имущество через обвинительный приговор. У меня нет государственных наград, но есть достижения, которыми гордится моя журналистская семья. Я был первым советским журналистом, который побывал на ядерном полигоне в штате Невада, закрытым вообще в советское время от посещений. Я был первым казахским журналистом, которого в свое время приняли в штат популярной газеты “Известия”. Я был первым казахом, который по приглашению короля Саудовской Аравии совершил паломничество в Мекку и Медину еще в советское время. Я был первым пресс-секретарем президента и первым пресс-секретарем премьер-министра, впервые организовал эти структуры в системе государственной власти.
Моя семья организовала Национальный пресс-клуб, который стал уникальной диалоговой площадкой с полным пакетом информационных услуг. Моя семья возродила Союз журналистов Казахстана, который в свое время лишился регистрации и который впоследствии стал крупнейшим творческим объединением в стране.
Моя семья вернула имя КазТАГ – агентству, бывшему известным в советское время и теперь ставшему известным всему миру. Моя семья построила в Астане Дом журналистов Казахстана, который приютил после передислокации столицы сотни журналистов, моих коллег.
Моя семья воплотила в жизнь сеть информационных агентств в Кыргызстане, Таджикистане, Узбекистане, Афганистане, Иране и Китае, которая стала региональной информационной сетью и не имеет аналогов в мире.
Все эти информационные активы действуют в интересах Казахстана, открывают миру нашу страну и продвигают положительный имидж Республики. Об этом я говорю не для того, чтобы вызвать у кого-то снисхождение или жалость.
Все это сообщаю как факт.
Впрочем, на них должна основываться любая журналистская публикация. А тем более на фактах должно основываться доказательство со стороны следствия, прокуратуры и суда. Этого не было сделано.
Все это говорит о том, что все это был заказ. А его инициаторы — политические государственные служащие. Значит, с полным правом можно говорить о том, что это был политический заказ для того, чтобы мне и моему сыну закрыть рот, ограничить профессиональную деятельность и гражданскую активность. Это суд не только надо мной и моим сыном. Это суд над казахстанской журналистикой. Суд над свободой слова в Казахстане. Суд над свободой самовыражения.
Я и мой сын Асет никому ничего не должны. Мы никому ничем не обязаны. Мы не собираемся ни у кого просить прощения, мы не нарушали закон. Мы считали и считаем себя невиновными. Нас не смогли сломать и поставить нас на колени. Мы не пошли на сделку со следствием, сохранили доброе имя и репутацию – главный капитал нашей журналистской семьи Матаевых.
Спасибо за внимание.”
