Синайское откровение для казахстанских журналистов
Две недели назад, 5 сентября с.г., мне довелось опубликовать на портале «Республика» статью, речь в которой шла о попытках Акорды навязать нашему медиасообществу некий этический кодекс. За прошедшее со дня той публикации время новых событий в данной сфере вроде бы не случилось, однако тема, что называется, не отпускает.
Автор: Адрей СВИРИДОВ
В частности, несколько беспокоит какой её аспект: отвергая попытки навязать журналистскому сообществу некий этический кодекс со стороны, не отрицаем ли мы тем самым саму необходимость журналистской этики как таковой? Во всяком случае, такие обвинения в адрес прессы время от времени раздаются.
Например, припоминается один пассаж из «казправдинского» выступления покойного ныне писателя Ивана Щеголихина. Многолетний сенатор парламента РК высказался по поводу очередного законопроекта о дополнениях в закон о СМИ (разумеется, дополнениях ужесточительных) примерно так — цитирую по памяти: «Допускать журналистов к обсуждению закона о печати — всё равно, что поручать ворам в законе реформировать Уголовный кодекс».
Насчёт журналистов трудно спорить с человеком, в ранней молодости отсидевшим три года в сталинских лагерях и вышедшим на свободу по амнистии марта 1953-го, затем много лет работавшего журналистом и уже оттуда ставшим романистом и драматургом, но не забросившим и публицистику. Ещё труднее спорить насчёт воров в законе и прочих уголовников с человеком, который все тридцать лет после ХХ съезда КПСС пользовался в Казахстане всеобщим уважением как бывший узник ГУЛАГа, а в конце 90‑х вдруг поведавшего в одном из исповедальных романов-эссе о том, что сидел он отнюдь не по 58‑й статье, а за подделку документов, сидел правильно и нисколько о том не жалеет, а ГУЛАГ нашей стране жизненно необходим.
Тем более что попытки выработки этического кодекса внутри журналистского сообщества (не как документа типа устава или свода правил, а концептуально, и не у нас в Казахстане, а в соседней с нами России) таки предпринимались. На прессоведческой полке моего книжного шкафа вот уже шестнадцатый год стоит как память о поездке в Москву на семинар знаменитого Фонда защиты гласности на феврале 1996-го толстая книга в зелёной обложке под названием «Становление духа корпорации. Правила честной игры в сообществе журналистов» (Москва, «Начала пресс», 1995), представляющая собою 400-страничный сборник статей корифеев российской журналистики и журналистской теории девяностых годов прошлого века.
И вот из этой замечательной книги мне запало в память острое словцо одного из этих самых корифеев, а именно Эдуарда Сагалаева о том, что ему «трудно представить себе Кодекс журналистской этики, общий для всего журналистского сообщества». Однако далее Сагалаев называет себя «сторонником кодексов конкретного издания либо конкретного типа профессии, например, журналистов, работающих в горячих точках и освещающих проблемы национальных конфликтов, либо работающих в политическом истеблишменте — парламентские журналисты и так далее. В противном случае я бы просто напечатал Нагорную проповедь и в скобках указал: “Кодекс журналистской этики”. Или Десять заповедей.» (указ. соч., стр. 241).
Вот этот-то сагалаевский «противный случай» и побудил меня проверить его на излом: а правда, что получится, если взять и просклонять весь Декалог применительно к журналистике и СМИ? Всё-таки четыре тысячи лет назад, когда людям было дано Синайское откровение, явно же не было ни массмедиа, ни журналистов! А с другой стороны, бесспорна универсальность Десяти заповедей как общечеловеческого нравственного императива для всех народов и на все времена.
Вот эта «лабораторная работа» и легла в основу моей статьи 2004 года, наново перечитанной и местами освежённой осенью 2012-го. Представляя её читателям «Республики», хочу напомнить, что при разборе применимости каждой из заповедей к специфике нашей профессии главный акцент делался на точки их пересечения именно в профессиональной журналистской сфере.
И ещё напомню, на всякий случай: все приводимые ниже рассуждения являются исключительно моими собственными рассуждениями и отражают единственно точку зрения автора как абсолютно светского человека либерального мировоззрения. Они ни в коей мере не отражают догматов какой-либо религиозной организации и никак не покушаются на исправление или дополнение основ или особенностей чьего-либо вероучения. Не стал бы делать этой оговорки, не обострись сейчас религиозный вопрос и наступление клерикализма по всему меру — от российской «симфонии власти и церкви» с полицейско-судейскими обертонами до исламистских беснований по всему миру из-за «ютубовского» выставления фильма, никем толком не увиденного.
Итак, рассуждения светского человека и либерала о применимости или неприменимости Десяти заповедей к журналистике вообще, современной казахстанской журналистке в частности и оппозиционной в особенности.
Заповедь первая:
Аз есмь Господь Бог твой: да не будут тебе иные боги кроме Меня
Ни с чем не сравнимое фундаментальное значение этой заповеди как первой в истории человечества заявки на единобожие посреди языческого мира восточных деспотий, но вот какого-либо специального отношения к журналистам и СМИ в ней не просматривается. Ну разве только к весьма немногочисленным изданиям узкоконфессиональной прессы религиозных объединений — таких газет, как «Свет православия в Казахстане», мусульманский «Иман» или же иудейский «Шалом». Но это только с одной стороны, а с другой первая заповедь имеет самое непосредственное отношение к журналистике и СМИ.
Можно считать себя верующим или неверующим, можно принадлежать к любой религиозной конфессии или строить свои отношения с Богом вообще вне конфессиональных рамок, однако в любом случае нужно помнить, что Господь Бог един. А потому всякая рукотворная замена ему на земле путём обожествляемых людьми и особенно государством Вождей с заглавной буквы есть не что иное как дьявольская подмена и мерзость перед Богом. К величайшему стыду и позору для нашей профессии, именно массмедиа в ХХ веке были главнейшими (хотя, конечно, далеко не единственными) инструментами утверждения всякого рода культов личности и репрессий (не случайно эти два понятия практически неразрывны).
На исходе второго тысячелетия от Рождества Христова и на рубеже третьего всем нам показалось, что государственные культы наконец-таки останутся в «холодном прошлом» со всеми тамошними Иосифами, Адольфами или Саддамами. Однако печальный опыт сегодняшней Северной Кореи или Туркменистана, где несмотря на физическую смену вождей («идут года, сменяются генсеки — промолвил политзэк на лесосеке») вождизм и обожествление вождей ни на йоту не слабнут. Да ведь и у несколько более цивилизованных соседей поименованных «стран-заповедников» с этим делом тоже не всё в порядке.
Пусть даже и не культ личности в полном объёме, но сильные элементы такового то и дело режут наши ухо и глаз. Всё более зловеще-гротескные формы принимает «путиниана» в соседней России, слишком много становится «Нурсултана Великого» во всех сферах казахстанской жизни вроде горного пика Нурсултан, городских парков имени Первого Президента с его же статуями в лучах заката и всяких прочих Назарбаев-университетов (почему бы уж тогда не Назарбаев-ПТУ?).
И все эти непристойные «прыжки и ужимки» вокруг первых лиц государства осуществляется не только через решения органов власти, но и через провластную прессу, типичные органы которой вроде «Казправды» или «Хабара» впору называть «И это всё о нём и в завершение о погоде». Другое дело, что журналисты оппозиционных СМИ регулярно дают этому безобразию достойный отпор, демонстрируя тем самым свою приверженность Первой заповеди и противостояние современному идолопоклонничеству.
Заповедь вторая:
Не сотвори себе кумира и всякого подобия того, что на небе вверху, на земле внизу и в водах ниже земли, не поклонись им и не служи
В первой части этой заповеди налицо прямое продолжение антикультовой темы вышеизложенных рассуждений. Можно ещё вспомнить знаменитые строки русского поэта А.Н. Плещеева — петрашевца, отбывавшего ссылку на границах современного Казахстана: «Не сотворим себе кумира // Ни на земле, ни в небесах!» Стихи эти были гимном русских демократов 40—60‑х годов ХIХ века, на словах их признавали и в советские десятилетия ХХ века, но на деле ежедневно попирали при всех наших «культах и просветах».
А вот вторая часть второй заповеди многие века составляла трудноразрешимую проблему выбора толкования с весьма серьёзными последствиями. Буквальное прочтение запрета «…и всякого подобия» ставило вне закона такие виды искусства, как живопись, графика и скульптура, в новое время ещё и фотография, кино и ТВ, а теперь вот и Интернет.
Примерно так и толковали заповедь «не сотвори подобия» исламские фундаменталисты — афганские талибы, расстреливая пушками и ракетами статуи Будды в провинции Бамиан. Как мы помним, этому варварству ужаснулся весь цивилизованный мир, что послужило катализатором (конечно, в довесок к совсем уж запредельному теракту 11 сентября) давно назревшей военной операции по свержению монструозного режима талибов. К чести наших СМИ, все они описали этот акт вандализма в осуждение, за исключением 1—2 постов на интернет-форумах, оправдывавших действия талибов скорее всего ради того, чтобы выпендриться перед себе подобными.
Заповедь третья:
Не произноси имени Господа твоего всуе
Специально к СМИ эта заповедь применима, пожалуй, лишь к такому вопросу (частному, но весьма чувствительному для многих пишущих и читающих), как употребление заглавной буквы в словах «Бог» и «бог» и во всех иных словах, от них производных. Несмотря на кажущуюся мелкость, этому вопросу придавали большое значение в советские времена, а теперь продолжают с противоположного конца.
Прежде, в стране победившего атеизма (на самом деле, наверное, всё же не атеизма, а секулярного неоязычества), дружный сонм цензоров и редакторов, наборщиков и корректоров пристально следил за тем, чтобы в любом тексте «бог» обязательно был с маленькой буквы. Появление же в этом слове буквы заглавной сулило автору и редактору всякие кары, от изъятия тиража до лишения премиальных, а в ленинско-сталинские времена вплоть до ареста и расстрела. В относительно же вегетарианских 60—80‑х годах авторы-вольнодумцы (совсем не обязательно верующие) специально ставили заветное слово в начало предложения, чтоб нельзя было исправить заглавную букву на строчную по чисто грамматическим причинам.
Теперь цензоров вроде бы нет, да и наборщиков тоже — авторы отправляют в редакции свои статьи, собственноручно набранные на компьютере. Зато «политически грамотные» редакторы-корректоры и сейчас на посту — теперь они исправляют «бога» на «Бога» даже в таких отнюдь не божественных речевых оборотах, как «ей-богу», «бог с ним» или «бог его знает». Хотя последние два оборота в русском языке вообще-то полностью идентичны бытовым ругательствам типа «чёрт с ним» и «шут его знает».
Истина здесь лежит где-то посередине: заглавная буква обязательно должна быть там, где речь идёт о Боге-Отце и Боге-Сыне, о Творце и Создателе всего сущего — эти слова писать с незаглавной просто безграмотно. Если же упоминаются, допустим, языческие боги типа Аполлона или Сварога, применительно к которым «бог» — имя нарицательное, а не собственное, то здесь неграмотно будет употребление именно заглавной буквы. И уж тем более неправильно заглавное написание, а тем паче исправление против воли автора, этой буквы в сугубо разговорных речениях, ибо это как раз и есть профанация имени Божьего, т.е. грубое нарушение заповеди «не поминай всуе».
Разбор вопроса «Бог или бог» применительно к прессе влечёт по ассоциации ещё один частный, но весьма болезненный для многих пишущих и читающих вопрос: «президент или Президент» (аналогично «Премьер-Министр, Генеральный прокурор, Губернатор или Аким). Не вдаваясь в подробную аргументацию, которая могла бы стать темой для отдельной статьи, укажу лишь на необходимость деполитизировать вопрос, переведя его из политической сферы (сторонники ли мы действующего президента или ярые почитатели Президента-помазанника) в чисто грамматическую плоскость.
Ежу ведь понятно же, что с заглавной буквы пишется только Президент или Премьер как имя собственное (например, кличку Президент имел в рязановском фильме «Небеса обетованные» предводитель стариков-бомжей, блестяще сыгранный Валентином Гафтом). Точно так же понятно — вот только нашим редакторам почему-то не всем, что президент как имя нарицательное, т.е. название должности, пишется хоть в сочетании с фамилией (президент Назарбаев, президент Путин, президент Обама), хоть без фамилии исключительно со строчной буквы. Если только это не официальный документ под названием «Указ Президента», где действуют свои правила грамматики, отличные от общерусских правил.
Заповедь четвёртая:
Помни день субботний, чтобы святить его: шесть дней исполняй все дела твои, день же седьмой — суббота Господу твоему
Эта заповедь вряд ли относима к журналистам и СМИ, тем более что даже и в трёх монотеистических и авраамических религиях имеются расхождения. Так, в исламе чтят пятницу, в иудаизме — в буквальном смысле день субботний, в христианстве же это делают лишь некоторые секты типа «субботников», у всех же остальных иудейскую субботу заменило христианское воскресенье. В светском обиходе выходными являются оба этих дня подряд, а уж чему их посвятить — молитвам, развлечениям, пассивному ли отдыху на диване — каждый решает сам, и это его неотъемлемое право. Но если всё же искать применение этой заповеди к работе журналистов, то нам придётся констатировать, что с нашим почти официально ненормированным рабочим днём нам случается писать и редактировать написанное в любой день недели, включая и тот, что по идее должно посвящать Господу.
Здесь ещё можно найти частное применение к организационно-технической стороне печатных СМИ — например, в том смысле, что газеты не должны выходить в субботу или воскресенье. Но оно так и есть: наши ежедневные газеты выходят не семь, а четыре или пять раз в неделю, и если есть субботний номер, то всё равно он делается в пятницу; газеты же еженедельники выходят в среду, четверг или пятницу, а к етелвидению и интернет-изданиям это вообще не относится, там могут вывесить материал в любой час дня и ночи.
Хотя, возможно, исполнить Четвёртую заповедь на телевидении можно, ставя в сетку вещания в том числе и передачи на религиозные темы. В середине 90‑х на ОРТ была превосходная религиозно-познавательная программа «Ныне», выходившая в воскресенье после воскресно-итоговой программы «Времени». Эта передача помогала светскому зрителю быть в курсе текущей жизни верующих сограждан с их своеобразным календарём, а также в курсе религиозных и межрелигиозных проблем. Время от времени передачу ругали за то, что слишком много давали православия и слишком мало других конфессий. Но сейчас той передачи давно уже нет, по крайней мере мне о ней ничего не известно. На казахстанских же телеканалах ничего такого вроде бы и не было, а если и было, то на чрезвычайно низком профессиональном уровне.
Заповедь пятая:
Почитай отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, и долголетен будешь на земле
Применительно к прессе эту заповедь можно толковать как призыв к журналистам и СМИ поддерживать у своего читателя, слушателя и зрителя уважение к родителям, к старикам, к предкам. Как говорится, кто бы спорил… Но беда в том, что этот нравственный завет у нас то и дело норовят распространить ещё и на мирскую власть: дескать, правитель — отец подданным, а власть — их мать, вот их и чтите, если не хотите быть отлучены от материнской груди, получить отцовского ремня по попе или вовсе остаться сиротами.
Примерно такой логикой руководствовались авторы нашумевшего весной 1999 года «Письма 70-ти» — обращения за подписями названного числа академиков, членкоров, докторов и кандидатов наук плюс ещё полудюжины народных артистов и писателей, адресованного первым лицам государства, правительства и парламента. Так сказать, казахский вариант «Септуагинты», то есть временного творческого коллектива грекоязычных еврейских теологов, которые в античной Александрии перевели Библию с арамейского на эллинский. Впрочем, не будем усложнять: и у 70-ти подписантов сочинили текст максимум двое-трое, если не кто-то один, остальные лишь подмахнули, может быть толком и не прочитав.
Непосредственным поводом для этого «письма вождям» было проходившее тогда обсуждение второго по счёту казахстанского Закона о СМИ. Под грозной шапкой «Сокрушительный удар по сознанию и традициям» семьдесят мудрецов сигнализировали властям, представляя деятельность казахстанской прессы в прямо-таки апокалиптических тонах. Главный же призыв состоял вот в чём: «Мы требуем от СМИ считаться с установившимися вековыми нормами отношения казахского народа к своему руководству!» (т.е. по общему смыслу документа прекратить и впредь не допускать любую критику всякого начальства).
Тогда, весной 1999-го, этот призыв к тоталитаризму получил достойный отпор на круглом столе в честь Всемирного дня защиты свободы прессы, а сам этот круглый стол буквально на следующий день удостоился внимания самого главного из тех, кого 70 престарелых тоталитаристов призывали оградить от любой критики. Беседовавший с Нурсултаном Назарбаевым журналист радио «Свобода» задал и такой вопрос: «Парламент Казахстана уже приступил к обсуждению законопроекта о СМИ, однако казахстанские журналисты, собравшиеся в Алматы, резко критиковали законопроект. Что бы Вы сказали по этому поводу?»
Ответ Ноль Первого был таков: «Очень хорошо, что журналисты собрались и обсудили этот законопроект. Однако мы никому не позволим сокрушать фундамент нашей государственности. Их мнения очень хороши, однако существуют также некоторые другие мнения, существуют национальные традиции, существует наша религия — нам надо обо всём этом помнить. Вот поэтому я не придаю особого внимания мнению всего лишь маленькой группы журналистов. Парламент Казахстана примет этот закон. Всё, что примет парламент Казахстана, является законом».
После этих слов дивно было бы парламенту не принять новый Закон о СМИ от 23 июля 1999 года, однако все «нулевые» годы его ещё несколько раз поправляли в более репрессивную сторону. При одной из таких процедур в конце 2003 года мажилисмен Абдижалел Бакир не побрезговал вытащить из архива «Письмо 70-ти», обосновывая необходимость ещё сильнее закрутить гайки для казахстанской прессы и журналистов. Затрудняюсь сказать точно, но после него вроде бы никто из идеологов власти не повторял тот порыв законодательно воспретить критику власти.
И то сказать, цивилизованный, а не патриархально-тоталитарный взгляд на вещи рассматривает правителя отнюдь не как отца своих подданных, и власть отнюдь не как всеобщую «мать сыру землю», а как самых обычных людей, по сути наёмных служащих, принимаемых на работу гражданским обществом ради общественного блага. В случае же несправления со своими обязанностями народ увольняет данную власть и нанимает новую, только и всего. Поэтому библейская заповедь «Почитай отца и матерь свою…» ни с какой стороны не применима к взаимоотношениям прессы и власти, не взирая ни на какие обещание «долголетия на земле».
Заповедь шестая:
Не убий
Из всего Декалога эта заповедь, осуждающая насилие, есть самая важная и самая известная, она по праву считается квинтэссенцией всего христианства, всей иудео-христианской и в целом авраамической религиозной традиции.
К сожалению, в соответствующем месте Библии не сказано, распространяется ли заповедь только на умышленное и непредумышленное убийство или также и на войну и смертную казнь. Сам-то пророк Моисей воевал с египтянами и убивал их за милую душу, защищая свой народ от истребления карателями фараона, а также запросто казнил тех в своём народе, кого осуждал как преступников. Отсюда и проблема двойного стандарта, толкуемая в широчайшем диапазоне от «войн справедливых и несправедливых» (В.И. Ленин) до «волкодав прав, а людоед нет» (А.И. Солженицын). Отсюда же и вопрос о том, что именно запрещает заповедь «Не убий» — только ли нападение или также и самооборону, и как отличить одно от другого, если любой агрессор почти всегда кричит, что он-де только обороняется.
И весь мировой пацифизм — из этой заповеди, но из неё же и сильнейшие разночтения даже и внутри иудаизма и христианства. Древние иудеи охотно воевали, имели армию и полицейский аппарат, вновь созданные в современном Израиле, однако в диаспоре вплоть до ХIХ и начала ХХ века всячески избегали брать в руки оружие. Аналогично и в христианстве массовые конфессии (православие, католицизм, крупные ветви протестантизма) не только не осуждают армию и полицию, но и фактически освящают их деятельность, тогда как нонконформистские течения (квакеры, баптисты, толстовцы) трактуют заповедь «Не убий» единым махом и буквально, и расширительно. За отказ прикасаться даже к учебному оружию, надевать военную форму и принимать воинскую присягу они претерпели уйму неприятностей от властей своих стран, пока в цивилизованных странах не придумали альтернативную воинскую службу, а в некоторых странах и проблемы такой не возникает, ибо нет всеобщей воинской повинности, а есть лишь наёмная армия.
Применительно к журналистской специфике великую заповедь «Не убий» можно трактовать в двух плоскостях:
1) Пресса не должна проповедовать, оправдывать и воспевать убийство и в целом насилие — это запрещается не только этическими принципами, но и чёткой формулировкой закона: «не допускается использование СМИ для пропаганды войны, культа насилия и жестокости». Но и это не прибавляет ясности для разрешения сложнейшей в мировой истории и философии проблемы различения просто насилия от насилия ради пресечения или предотвращения ещё худшего насилия. И здесь журналист теоретически может быть обвинён в нарушении не только библейской заповеди, но и Уголовного кодекса.
И здесь же ещё одна постоянно обсуждаемая проблема: как провести грань между «культом насилия» и информированием читателя/зрителя о фактах насилия, анализом его причин и последствий? Что ответить на вечные упрёки в адрес прессы, особенно телевизионной, в излишней кровавости эфира? Похоже, что этому вечному спору между запретителями и защитниками прессы так и суждено оставаться вечным.
2) В более узком смысле заповедь «Не убий» чрезвычайно актуальна для военных корреспондентов и в целом для «журналистики горячих точек». Так, в уже известной читателю этой статьи книге «Правила честной игры», в разделе «Рефлексия разработчиков профессиональных кодексов» теоретик «Московской хартии» С.А. Бунтман написал о «дискуссиях, которые вызвало положение Хартии, согласно которому профессиональная деятельность журналиста прекращается в тот момент, когда он берёт в руки оружие. Однако если мы не рассматриваем ситуацию, подобную Великой Отечественной войне, в которой исчезает журналистика как таковая, всё достаточно очевидно. /…/ Поэтому, кстати, одна из первых программ, предусмотренных Московской хартией не как символом нашей журналистской веры, а как организацией, был заказ на специально маркированные жилеты для коллег, освещающих локальные войны, которыми, к сожалению, богата Россия и окрестности.» (указ. соч., стр. 273).
Правило, согласно которому журналист перестаёт быть журналистом, когда берёт в руки автомат или приникает к смотровой прорези танка, с особой силой вспомнился мне однажды в 2003 году в связи с Днём казахстанской прессы. В те дни на свежеотстроенной «верхотуре» Национального пресс-клуба была устроена выставка «милитаристских фотографий» алматинского журналиста Владимира Северного. Со всех снимков гордо взирали журналисты и журналистки, в числе последних и почтенные матроны, и очаровательные юницы: все они, одетые в камуфляжные костюмы, самодовольно позировали с автоматами в руках, на броне танка или на крыле армейского вертолёта. Небольшим оправданием для позирующих коллег и снимающего их фотожурналиста может служить лишь то, что снято было не в реальных «горячих точках» СНГ, а на армейском полигоне невоюющей казахстанской армии. Вопрос же о соблюдении завета «Не убий» в расширительной форме «Не пропагандируй орудия убийства» остаётся здесь открытым.
Заповедь седьмая:
Не прелюбодействуй
Применительно к казахстанским массмедиа эта заповедь занимает, пожалуй, первое место по частоте обвинений в её нарушении: вот уже лет двадцать на нашу прессу сыплются упрёки в пропаганде секса, эротики и порнографии. Сколько всего за последние годы говорено-переговорено и писано-переписано об этом, и ладно бы только в самих СМИ и в публикациях о них, так ведь ещё и в законодательных актах. Первый казахстанский Закон о СМИ запрещал порнографию, но не эротику, во второй закон господа запретители пытались впихнуть запрет также и на эротику, но не преуспели. При этом отличительные критерии того и другого так и остаются чисто вкусовыми (а может, иными они и не могут быть?).
Помнится, главный казахстанский эксперт по мировому кинематографу, действительно выдающийся киновед Олег Борецкий, официально работавший до середины 2002 года в Центре судебных экспертиз Минюста РК, предложил такое объяснение: «Если темой фильма являются сексуальные отношения мужчины и женщины, то это эротика, если же отношения пениса и вагины, то это порнография». Это было сказано им на пресс-конференции по поводу отзыва лицензии на вещание у павлодарской телекомпании «Ирбис» за показ ею фильма Патриса Шеро «Интим», незадолго до того премированного на нескольких европейских кинофестивалях.
Впрочем, общеизвестно, что «Ирбис» закрывали не за сексуальное прелюбодейство, а за политическое в форме поддержки экс-акима области и лидера «Демократического выбора Казахстана» Галымжана Жакиянова. А в таком аспекте, да ещё и в дни судебных процессов над Жакияновым и Аблязовым злосчастную телекомпанию закрыли бы даже и за показ фильма об интимных отношениях болта с гайкой на Павлодарском нефтеперерабатывающем заводе!..
Заповедь восьмая:
Не укради
Применительно к нашей профессиональной «кухне» эта заповедь прежде всего запрещает авторский плагиат и прочие нарушения авторского права. Однако эту же заповедь можно распространить и на гораздо более широкий круг проблем. Например, на освещение журналистами имущественных преступлений — в том смысле, что пресса должна осуждать, а не оправдывать и тем более не рекламировать воровство, грабёж и мошенничество, а в вопросах собственного устройства СМИ не должны финансироваться из ворованных денег.
Опять же, как говорится, кто бы спорил — но ведь и здесь нет полной ясности! Как, например, оценивать роль прессы, особенно телевидения, в трастовой эпопее середины 90‑х — как соучастие в массовом мошенничестве или как объективное освещение одного из явлений экономики переходного периода? А какую позицию нравственнее было бы занять нашим журналистам и СМИ (в большей степени российским, но ведь и казахстанской прессе эта проблема не вовсе чужда) по отношению к уголовному преследованию олигарха Ходорковского, а до него Гусинского и Березовского? Как быть, если немалая часть нашего общества до сих пор продолжает считать крупную (а некоторые и вообще любую) частную собственность кражей, приватизацию 90‑х — ограблением народа, а всех бизнесменов — ворами и грабителями? Как быть тем из журналистов, кто разделяет эту точку зрения, и как быть тем, кто её вовсе не разделяет?..
Не легче и с вопросом о недопустимости финансирования СМИ из краденых денег. Как тут не относись к особенностям постсоветского бизнеса, но здесь и сейчас независимые от государства массмедиа реально могут финансироваться исключительно этим самым бизнесом. Полное же самофинансирование СМИ за счёт продажи тиража, абонентской платы за доступ к телеканалу или веб-сайту и размещение рекламы — при нашей экономике это, увы, утопия.
Так что нам остаётся трактовать заповедь «Не укради» лишь в узком смысле запрета на плагиат и телевизионное пиратство, но и это уже немало.
Заповедь девятая:
Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего
Эта заповедь чрезвычайно важна для СМИ как запрет на клевету и вообще на любое враньё. Здесь наряду с глубочайшим религиозно-нравственным значением святой заповеди просматривается и её чисто прагматическое значение для СМИ: чем больше пресса врёт и клевещет, тем меньше ей верит публика, тем меньше читает и смотрит, тем меньше сочувствует нашим крикам о помощи, когда прессу душат власти. И наоборот — чем более пресса правдива, тем больше к ней доверия и тем выше должен быть спрос на информационную продукцию — вспомним хотя бы всенародный взрыв интереса к СМИ времён горбачёвской перестройки.
Здесь вроде бы всё ясно, вопрос может быть только в том, кого в тексте Девятой заповеди понимать под «ближними своими»? В буквальном ли смысле близких друзей и родных, или же шире — людей, близких тебе по духу, по мировоззрению (в нашем случае это называется статусной аудиторией конкретного СМИ, его референтной группой). Или под «ближним своим» следует понимать всех сограждан и соотечественников, или даже вообще всех людей на Земле — красиво, но вряд ли исполнимо.
И ещё одна неясность — распространять ли запрет на «произнесение ложного свидетельства» только на заведомую ложь и клевету или также на любую непроверенную информацию, которая может постфактум оказаться «ложным свидетельством»? А если данную информацию и проверить-то невозможно — нет доступа к первоисточникам или попросту время не терпит, а новость требует немедленной огласки? Если же толковать ещё шире, то получается запрет на любые фантазии, предположения и домыслы пишущего или его респондентов, что для нормального развития прессы совершенно нетерпимо.
Такое расширительное толкование Девятой заповеди подкрепляется в нашем законодательстве известной статьёй УК об уголовной ответственности за клевету плюс модой на судебные иски к журналистам и СМИ с требованиями материальной сатисфакции в виде сумм с большими нулями за ущерб, будто бы нанесённый истцам публикацией недостоверной информации. Но в таком случае мы рискуем убить публицистику как жанр, заасфальтировав всякое личностное начало в журналистике. И получить вместо неё унылый математизированный журнализм банальностей, оперирующий голыми цифрами и суконными формулировками, многократно выверенными и перепровереными редакционными юристами, но безнадёжно устаревшими на момент публикации и не вызывающими у читателя ничего кроме зевоты.
Заповедь десятая:
Не возжелай жены ближнего своего, ни дома его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всего того, что у ближнего твоего
Честно говоря, при всём уважении к Заповедям Господним, я не совсем понимаю, каково самостоятельное значение этой последней заповеди. Во всяком случае, на слух она воспринимается всего лишь как продолжение и усиление пред-предыдущей «Не укради»: мол, не просто не воруй и не грабь, но даже и мысленно не заглядывайся на чужое имущество. А открывающий заповедь призыв не возжелать чужой жены выглядит лишь как уточняющее повторение заповеди «Не прелюбодействуй» — дескать, не только физически, но даже и мысленно. Ну и конкретное лексическое наполнение приводимых в десятой заповеди примеров про раба и рабыню, вола и осла звучит на современный слух странно и архаично (ну откуда у жителя крупного города осёл или вол?). И уж тем более не просматривается специального, чтобы не повторяться, применения этой заповеди к СМИ.
* * *
Итак, мы просклоняли-проспрягали все десять заповедей по критерию их применимости к журналистике и СМИ. Что из этого получилось и насколько с этой точки зрения наша профессия выглядит богоугодной или наоборот, предоставим судить коллеге-читателю. А чтобы несколько сбить теологичность разговора, вспомним великолепную филологическую штуку насчёт того, что на самом деле заповедь была только одна: «Частица НЕ перед глаголом пишется раздельно», а весь остальной Декалог — это сборник примеров, подтверждающих сие грамматическое правило.
Андрей СВИРИДОВ, правозащитный журналист, обозреватель и историк казахстанской прессы
