Весной 2013 года на каспийском шельфе начнется промышленная добыча нефти. Член экспертного совета Фонда спасения Каспия Серикжан Мамбеталин рассказал forbes.kz о рисках, сопутствующих этому проекту
Фото: oilnews.kz
Риски высокого давления
F: Серикжан, в марте на Кашагане начнется промышленная добыча нефти. Ее много лет откладывали. Из-за чего?
- Откладывали по многим причинам – и экономическим, и политическим, и техническим. Начнем с того, что Кашаган – самое сложное по разработке нефтяное месторождение в мире. Это признают сами нефтяники. И тут надо четко уяснить, что Кашаганское месторождение, хотя и находится в море, совершенно отличается от всех других, которые разрабатываются на Каспии. У него та же структура и геологическая модель, что и у Тенгиза. По большому счету, Кашаган – продолжение Тенгизского месторождения.
F: Несмотря на то, что оно «сухопутное»?
- Да. Когда меня спрашивают, почему я против Кашагана, и приводят в пример россиян и азербайджанцев, которые бурят в море, я отвечаю: там совершенно другие условия: нет такого высокого пластового давления, нет в таком количестве меркаптановой серы и сероводорода, которые и являются основным фактором экологической катастрофы. На других месторождениях, которые разрабатывались еще в советские времена, добывается тяжелая вязкая нефть, которая подается под не очень большим давлением. И разливы, которые случались, например, в районе Нефтяных камней в Азербайджане, были не настолько катастрофичны для экологии Каспия.
F: А на Кашагане?
- Здесь нефть идет под очень большим давлением, как на Тенгизе, где оно у устья порядка 800–900 атмосфер, под тысячу. Для сравнения: в Мексиканском заливе, где был разлив с платформы Deepwater Horizon компании BP, нефть подавалась под давлением всего 160 атмосфер. Содержание меркаптановой серы, например, на Тенгизе достигает 12–13%. На Кашагане оно еще больше – до 18%. Представляете: добыли, условно говоря, 100 тонн нефти – и вместе с ней идет 18 тонн серы. А на шельфе на пике хотят добывать 50 млн тонн нефти – это они будут ежегодно вытаскивать почти 5 млн тонн серы и неизвестно где складировать. Правда, нас уверяют, что будет происходить обратная закачка сернистого газа в пласты, но всю серу назад не закачаешь: она идет растворенная в нефти.
F: Под «ними» вы имеете в виду NCOC (North Caspian Operating Company)?
- Конечно. И обратите внимание: начинался консорциум как OKIOC (Offshore Kazakhstan International Operating Company), потом это был Agip KCO, а сейчас NCOC. Один и тот же контракт за 15 лет поменял три названия. Это для чего делается? Чтобы завтра, если будут претензии, они могли сказать: это не мы делали, а Agip KCO или OKIOC.
СРП – контракт прошлой эпохи
F: Серикжан, все-таки проясните, почему вы так активно против Кашаганского проекта?
- Может, через 30–50 лет нефть никто и не будет качать, но сегодня она нужна. С другой стороны, у нас нефти достаточно и на суше – раз. Во-вторых, мы не можем собрать налоги с тех компаний, которые уже добывают очень большие объемы. Например, на ТШО приходится 15% всей мировой добычи Chevron, одной из самых дорогих и прибыльных компаний в мире. А если учитывать, что они работают по соглашению о разделе продукции (СРП)…
F: …подробности которого обществу неведомы.
- Недавно ТШО сообщило о том, что его общий доход за время работы составил $128 млрд, а в бюджет Казахстана компания перечислила $47 млрд. Но вообще-то для нефтяных компаний налоговая нагрузка должна быть от 65% до 80%. Они-то заявляют здесь одну цену на нефть, а почти всю ее везут на заводы Chevron. И если мы посмотрим на розничную цену бензина или дизеля, который они продают, — марджины там сумасшедшие. Не зря же сами шевроновцы называют Тенгиз бриллиантом в короне Chevron. Кстати, такой же бриллиант – Карачаганакское месторождение, которое было открыто еще в советское время и разрабатывалось Министерством газовой промышленности СССР, а потом его — тоже на условиях СРП — отдали консорциуму British Gas, Agip и Chevron. Я против Кашаганского проекта, потому что он опять же подписан на условиях СРП. А СРП – это контракт прошлой эпохи. Даже в африканских странах такие контракты не подписывают. Когда в 2000 году к власти пришел Путин, первое, что он попытался сделать, — пересмотреть контракты по проекту «Сахалин‑2», которые тоже были подписаны на условиях СРП. Правда, на это ему понадобилось четыре с половиной года. Зато на сегодняшний день в России нет контрактов СРП, потому что приняты законодательные акты, где сказано, что такие соглашения не отвечают государственным интересам.
F: Почему? Из-за их нетранспарентности?
- Не только. Сама структура подобного контракта экономически неэффективна. Что такое СРП? Там оговаривается объем инвестиций – допустим, $116 млрд для Кашагана (цифра названа Euromoney, но это то, что уже вложено, а цифра окончательного бюджета — $136 млрд!). И добываемая нефть делится на две части: первая называется cost oil, вторая – profit oil. Сost oil добывается до тех пор, пока нефтяная компания не возместит своих затрат. А если мы посмотрим историю Кашагана, то этот проект начинался в середине 90‑х годов с $15 млрд. Понятно, доллар девальвируется, и то, что тогда стоило $15 млрд, сейчас тянет максимум на $50 млрд. Но никак не на $116 млрд, которые участники консорциума объявили в конце ноября прошлого года. И эта цифра появилась, когда нефть взлетела до $140 за баррель. Это говорит о том, что, пока они $116 млрд не выкачают (плюс у них заложена своя 17,5‑процентовая маржа), Казахстан не начнет получать свою долю прибыльной нефти, profit oil. Но для того, чтобы дойти до этой стадии промышленной разработки и проект развивать, Казахстан должен вкладывать в него соразмерно своей 16-процентной доле. А консорциум контролирует все закупки, и я слышал, что они заводят совершенно сумасшедшие расходы. Которые Казахстан должен оплачивать из своей доли. Если помните, в прошлом году мы взяли в Китае кредит $10 млрд. Так вот, часть этих денег пошла на финансирование Кашаганского проекта. То есть он для Казахстана даже экономически не выгоден.
Когда мы будем получать свою нефть – на самом деле неизвестно.
Какова будет ее стоимость через 30–40 лет – тоже неизвестно.
Не исключено, что к тому времени найдут альтернативный источник энергии. Реакция расщепления воды с выделением водорода через такой срок – она однозначно будет. Я сам езжу на гибридном автомобиле, в Европе гибриды сильно развиты. Следующее поколение авто будет точно на электроэнергии. Покройте 3 процента Сахары солнечными батареями – и вы обеспечите всю Европу. И этим проектом уже занимаются!
Сейчас начали разрабатывать запасы сланцевого газа – это не жидкая, а окаменевшая нефть. Америка на сегодняшний день свои потребности газа сама закрыла полностью. Более того, цена на голубое топливо в США снизилась ровно наполовину. И из импортера они становятся его экспортером.
И я боюсь, что, пока мы будем ждать нашу прибыль от Кашагана, во-первых, вложим туда еще кучу денег; во-вторых, потеряем Каспий с точки зрения экологии – там останется мертвое море; а в‑третьих, через 30 лет окажется, что эта нефть никому не нужна.
Разольется нефть – мало не покажется
F: Какие риски, связанные с промышленной добычей нефти на Кашагане, еще не ликвидированы?
- Наше правительство подгоняет консорциум: быстрее-быстрее, давайте начинайте! Но даже базу по реагированию на разливы нефти еще не построили! Хотя она должна была быть создана еще на этапе разведочного бурения. Они ж уже давно бурят, с конца 90‑х. А чем отличается разведочная скважина от промышленной? Да почти ничем! Разве что в разведочной больше риск: ее надо тестировать, апробировать и т.д. Но базы так до сих пор и нет. Чем это чревато?
Разливы нефти делятся на 3 категории – первого, второго и третьего уровня.
Первый уровень (по классификации, принятой консорциумом) – до 100 тонн нефти. Такая утечка может быть ликвидирована на острове самостоятельно.
Второй уровень – до 250 тонн. На разливе такого объема должна уже работать база, которую еще не построили. Но строят — в заповедной дельте Урала. Я сам участвовал в общественных слушаниях, мы были против, однако это решение было продавлено административным путем.
И третий уровень – разлив свыше 250 тонн. На этот случай у консорциума есть контракт с фирмой Oil Spills Response. Так вот, офис этой компании — в Лондоне, и я его как-то навестил. Там сидят трое дедушек, и они меня уверяли, что якобы могут срочно мобилизовать группу, которая вылетит на самолете на место аварии и прибудет туда в течение 72 часов: там будут химические реагенты, оградительные боны и все, что нужно. Я сказал им: «Ребята, вы еще должны получить разрешение на пролет – раз. Во-вторых, если вы прилетите в Атырау или Актау – вам еще нужно добраться до места аварии. А если это будет зима, когда до острова невозможно ни на чем доехать и там люди сидят, практически изолированные?»
Можно прикинуть масштабы возможной аварии. Вы знаете, сколько нефти дает одна скважина на Тенгизе? В Прикаспии есть скважины, которые дают 10−15−20 тонн в день. А в ТШО – от 2 до 2,5 тыс. тонн в сутки. На Кашагане давление такое же. Представьте, если одна такая скважина на Каспии начнет фонтанировать. Первый уровень в 100 тонн будет пройден за полчаса. 250 тонн – за два часа. 2 тыс. тонн – это сутки. И пока группа долетит и что-то успеет сделать, это будет разлив, сопоставимый с катастрофой в Мексиканском заливе, – однозначно! И учтите: этот залив глубоководный, а на шельфе глубина — всего от 5 до 8 метров. То есть, если разольется нефть, она сразу же покроет пленкой весь Северный Каспий. И дойдет до Актау. А это единственный город в Казахстане, который получает пресную воду из моря. И в случае аварии морские опреснители придется просто отключить: иначе там будет плавать нефтяная жижа.
Промышленная добыча в заповедной зоне
F: Ситуация усугубляется тем, что Каспий почти полгода схвачен льдом.
- Это одно. Еще режим судоходства там ограничен. Потому что — это мы должны довести до каждого! — и казахстанским, и российским законодательством установлено: Северный Каспий плюс дельты рек Волга и Урал – заповедная зона. Закон был принят в СССР еще в 1974 году, и ни РФ, ни РК его никто не отменял. Но в Казахстане действует постановление правительства, которое разрешило консорциуму проводить разведочную и промышленную разработку нефти, но в старом, неотмененном законе запрещена навигация в течение почти 5 месяцев, с марта по июль, когда идет нерест осетровых. В это время даже на моторных лодках нельзя было ездить. А сейчас там корабли ходят туда-сюда, и это – прямое нарушение законодательства. Весь Северный Каспий – это зона нагула осетровых. Даже те, что живут поблизости к Ирану, все равно уходят на размножение в северные реки – Волгу, Куру, Урал и затем возвращаются обратно. Падение улова осетровых с 90‑х годов до сегодняшнего дня – в 20 раз!
F: Вы это связываете с разведочным бурением?
- Абсолютно. Ведь разведочные работы – это прежде всего сейсморазведка: в дно закладывают заряды, взрывают и по колебаниям сейсмических волн определяют структуру месторождения, его границы и толщину продуктивного слоя. Ну, представьте, на глубине 8 метров взрывается снаряд – это все равно что в речку кинуть тротиловую шашку: вся рыба всплывет кверху брюхом. А ведь это делали и делают на Кашагане.
F: На ум приходит аналогия. Во время строительства гондольной трассы с Медео на Чимбулак все животные из урочища ушли.
- Да, они-то ушли. А этим в Каспии деваться некуда! Это закрытый водоем, в котором они жили миллионы лет. Расскажу вам одну историю. Три года назад я был на съезде «зеленых» в Будапеште, и местные экологи привели меня в сельскохозяйственный музей, решив удивить: показали казахскую юрту. Мадьяры считают себя потомками тех, кто откочевал из степи тысячу лет назад. Но меня удивило больше не это. В соседнем зале под стеклянным колпаком стояло чучело белуги. Я ее сразу узнал, потому что в детстве сам ловил белугу на Урале. И спросил: «А что здесь делает эта рыба?» И мне рассказали, что в 1960‑х годах, до начала промышленной революции, в Дунае водилась белуга, которая заходила с Черного моря и поднималась по реке вверх. Потом Дунай загадили. Через много лет благодаря законам и давлению «зеленых» его восстановили. Сейчас это чистая река, и в ней есть практически вся рыба, которая там была раньше. Но белуги – нет. И никогда не будет. Потому что нужна именно та белуга, которая была именно в этих водах. Которая знает, куда ходить нереститься, где искать корм. То есть у нее должна быть генетическая память, привязанная именно к этой территории. Если туда пустить каспийскую белугу – она там сразу же погибнет.
Вот в этом вся проблема. Даже если мы сейчас убьем Каспий, а наши потомки его очистят – там уже не будет белуги. И много чего еще.
