Не советую Телибекову терять квалификацию

Нель­зя терять ква­ли­фи­ка­цию! Какие кра­си­вые и умные ста­тьи писал Мурат Тели­бе­ков! Мне они очень нра­ви­лись. Сме­ло­стью. Откро­вен­но­стью. Тон­ким юмо­ром. Иро­ни­че­ским сти­лем. Поэто­му когда мне пере­да­ли его откры­тое пись­мо пре­зи­ден­ту, то я вна­ча­ле не пове­рил, что это его рук и ума дело. Искал в тек­сте скры­тую автор­скую насмеш­ку — фир­мен­ный знак его мане­ры пись­ма. Не нашел. 

Содер­жа­ние и стиль этой писа­ни­ны, назван­ной откры­тым пись­мом, никак не соот­вет­ство­ва­ли тому обра­зу авто­ра, кото­рый у меня сло­жил­ся из чте­ния его преды­ду­щих ста­тей. После недав­них мастер­ски напи­сан­ных Мура­том ком­мен­та­ри­ев к посла­нию пре­зи­ден­та читать это пись­мо пси­хо­ло­ги­че­ски было непросто.

Тели­бе­ков начи­на­ет свое пись­мо так: «Ува­жа­е­мый Нур­сул­тан Аби­ше­вич! Обра­ща­юсь к вам как к гаран­ту Кон­сти­ту­ции Рес­пуб­ли­ки Казах­стан с прось­бой пре­сечь жесто­кие репрес­сии, раз­вер­нув­ши­е­ся про­тив меня».

Напом­ним авто­ру пись­ма, что кон­сти­ту­ций у нас за два­дцать лет было несколь­ко, и каж­дый раз они пере­пи­сы­ва­лись в уго­ду пре­зи­ден­ту. Нико­гда нор­мы Основ­но­го зако­на не исполь­зо­ва­лись на бла­го про­сто­го наро­да, а толь­ко в инте­ре­сах пра­вя­ще­го кла­на. Тако­го пре­зи­ден­та назы­вать гаран­том Кон­сти­ту­ции смеш­но. Он дол­жен быть гаран­том — согла­сен с этим. Но нико­гда им не являлся.

Теперь о репрес­си­ях в отно­ше­нии Тели­бе­ко­ва. При всем моем сочув­ствии к нему, и даже не пыта­ясь под­верг­нуть сомне­нию то дав­ле­ние, кото­рое на него ока­зы­ва­ет­ся, я все-таки не счи­таю эти меры «жесто­ки­ми». Слеж­ка, судеб­ные тяж­бы, сфаб­ри­ко­ван­ные спец­служ­ба­ми, гото­вя­щи­е­ся про­во­ка­ции, аре­сты — это пло­хо, это без­за­ко­ние и пре­ступ­ле­ние, пока­за­тель того, что тот, кто дол­жен быть гаран­том Кон­сти­ту­ции, фак­ти­че­ски явля­ет­ся толь­ко гаран­том сво­ей несме­ня­е­мой вла­сти. Со всем этим без­об­ра­зи­ем нель­зя мирить­ся, с ними, без­услов­но, надо бороть­ся. Но не пись­ма­ми-моль­ба­ми, а как-то иначе.

Напри­мер, теми же ста­тья­ми, кото­рые у Тели­бе­ко­ва так хоро­шо полу­ча­ют­ся. Мож­но и откры­ты­ми пись­ма­ми бороть­ся, но пись­ма долж­ны быть дру­ги­ми, неже­ли то, кото­рое напи­сал он. И по воз­мож­но­сти сле­ду­ет исполь­зо­вать адек­ват­ную для осве­ща­е­мой про­бле­мы лек­си­ку. Не назы­вать хол­мы гора­ми, напри­мер. Була­воч­ный укол не вели­чать зия­ю­щей раной в гру­ди. И, конеч­но, как ска­зал бы поэт, не пре­вра­щать «мел­ко­ле­сье в про­пах­ший кро­вью бурелом».

Если мы будем назы­вать «жесто­ки­ми репрес­си­я­ми» то, что тво­рит власть по отно­ше­нию к нам, то какие сло­ва мы долж­ны будем исполь­зо­вать в слу­ча­ях с убий­ством Алтын­бе­ка Сар­сен­ба­е­ва и Заман­бе­ка Нур­ка­ди­ло­ва или гово­ря о судь­бе Вла­ди­ми­ра Коз­ло­ва? Или Мух­та­ра Джа­ки­ше­ва, отца пяте­рых детей, поса­жен­но­го на четыр­на­дцать лет! А какой эпи­тет нам выби­рать для харак­те­ри­сти­ки пре­сле­до­ва­ния вла­стью Мух­та­ра Абля­зо­ва, если мы уши­бы и сса­ди­ны пыта­ем­ся выдать за фрон­то­вые раны? Кажет­ся, наших жен и детей еще никто не воро­вал и не дер­жал в залож­ни­ках, а нам самим не угро­жа­ет опас­ность испы­тать пре­ле­сти тюрем­ной систе­мы уже тре­тьей после Казах­ста­на и Фран­ции страны.

Задав адре­са­ту откры­то­го пись­ма вопрос: «Воз­мож­но, такие люди, как я, не нуж­ны боль­ше обще­ству?» — Тели­бе­ков далее вос­кли­ца­ет: « Ска­жи­те мне об этом откро­вен­но, гос­по­дин пре­зи­дент, и тогда, кля­нусь Алла­хом, я доб­ро­воль­но поки­ну эту стра­ну, что­бы не раз­дра­жать сво­им пове­де­ни­ем раз­лич­но­го рода чиновников».

Пре­зи­дент, конеч­но, на этот вопрос не отве­тит. А вооб­ще, уве­рен, он убеж­ден в бес­по­лез­но­сти таких людей и не воз­ра­жал бы про­тив того, что­бы Тели­бе­ков и дру­гие, ему подоб­ные, доб­ро­воль­но уеха­ли из стра­ны. Власть пре­крас­но пони­ма­ет, что физи­че­ская раз­лу­ка с роди­ной не изме­нит убеж­де­ний выдав­лен­ных из стра­ны ее граж­дан. «Тяв­ка­ю­щая оппо­зи­ция оста­нет­ся тяв­ка­ю­щей и там», — навер­ное, гово­рят чинов­ни­ки в кабинетах.Но ей, вла­сти, чуть луч­ше и ком­форт­нее, когда оппо­зи­ция «тяв­ка­ет» изда­ле­ка. Поэто­му отъ­езд из стра­ны, я в этом не сомне­ва­юсь, — это посту­пок, за исклю­че­ни­ем отдель­ных слу­ча­ев, в уго­ду власти.

Каж­дый из нас дав­но сто­ит на рас­пу­тье. Роди­на в лице вла­сти отно­сит­ся к нам как маче­ха, посто­ян­но гро­зит репрес­си­я­ми, тюрь­мой и стра­да­ни­я­ми близ­ких. Надо ли в такой ситу­а­ции выби­рать чуж­би­ну? Или надо остать­ся, что­бы про­дол­жать «раз­дра­жать сво­им пове­де­ни­ем чинов­ни­ков»? Отве­тить на этот вопрос дол­жен сам Мурат, а не спра­ши­вать раз­ре­ше­ния у кого-то. Тем более — у глав­но­го архи­тек­то­ра все­го того, про­тив чего сам он борет­ся уже мно­го лет.

Не все без­упреч­но у  Тели­бе­ко­ва и там, где он пыта­ет­ся интер­пре­ти­ро­вать дей­ствия сотруд­ни­ков «пра­во­при­ме­ня­ю­щих служб» (такой тер­мин исполь­зу­ет Туле­ген Жуке­ев), их откро­вен­ные и гру­бые дей­ствия. Рас­ска­зан­ная Тели­бе­ко­вым в газе­те “Assandi-Times” (№11) исто­рия гото­вя­ще­го­ся штур­ма его квар­ти­ры работ­ни­ка­ми поли­ции и про­ку­ра­ту­ры, о заса­де, орга­ни­зо­ван­ной воз­ле дома, после кото­рой ему, что­бы избе­жать «жест­ких репрес­сий» и «фаб­ри­ка­ции обви­не­ния», при­шлось поки­нуть город, — это гре­му­чая смесь реаль­ных фак­тов и вызван­ных ими про­дук­тов чело­ве­че­ской фантазии.

Неуже­ли не понят­но, что если поли­ция полу­чит при­каз, то она най­дет нас вез­де — и в сто­ли­цах, и за ее пре­де­ла­ми. И в любую квар­ти­ру вой­дут ее сотруд­ни­ки. Не будем же мы зани­мать кру­го­вую обо­ро­ну, если у них есть санк­ция про­ку­ра­ту­ры, или бегать от них по стране с наклад­ны­ми боро­да­ми, в пари­ках, с фаль­ши­вы­ми пас­пор­та­ми. Демон­стра­тив­ная слеж­ка — эта одна из форм устра­ше­ния, воз­дей­ствия на пси­хи­ку, выве­де­ния чело­ве­ка и его близ­ких из рав­но­ве­сия, спо­соб напо­ми­на­ния объ­ек­ту слеж­ки о том, что он посто­ян­но нахо­дит­ся под кон­тро­лем. В слу­чае с Тели­бе­ко­вым, судя по все­му, эти мето­ды воз­дей­ствия дали жела­е­мый для спец­служб результат.

Вооб­ще, надо ко мно­го­му при­вык­нуть. На войне при­вы­ка­ют к сви­сту пуль и взры­вам сна­ря­дов. Поче­му не при­вык­нуть к тому, что явля­ет­ся частью нашей дея­тель­но­сти: слеж­ке, про­во­ка­ци­ям, аре­стам, обыс­кам? Выбор здесь про­стой. Если все­го это­го не хочешь, ухо­ди из оппо­зи­ци­он­ной рабо­ты, всту­пай в «Нур Отан». Если хочешь остать­ся в оппо­зи­ции, то при­ни­май все обя­за­тель­ные сопут­ству­ю­щие это­му выбо­ру непри­ят­ные вещи. Это нераз­рыв­но свя­зан­ные явле­ния. Как женить­ба обя­за­тель­но пред­по­ла­га­ет появ­ле­ние в жиз­ни тещи, так и вступ­ле­ние в оппо­зи­ци­он­ную дея­тель­ность обре­ка­ет чело­ве­ка на повы­шен­ное вни­ма­ние спецслужб.

При­ве­ду све­жие при­ме­ры из сво­ей жиз­ни. Нака­нуне 8 Мар­та я выехал из Алма­ты на роди­ну. До вок­за­ла нас сопро­вож­да­ли две маши­ны — «шко­да» и «той­о­та». Мой друг и води­тель, возив­ший до меня Кожах­ме­то­ва и Коз­ло­ва, сра­зу это заме­тил. Я — очка­рик и рас­се­ян­ный с ули­цы Бас­сей­ной — тоже.

В Астане меня встре­ти­ли люди в граж­дан­ской одеж­де. Мы сиде­ли с дру­гом в при­вок­заль­ном кафе, они зашли и сели за сосед­ний сто­лик. Про­шло пол­дня, я уже нахо­дил­ся на левом бере­гу Иши­ма, зашел в сто­ло­вую попить чай­ку — эти же люди заяви­лись через десять минут. При­чем один был одет демон­стра­тив­но в крас­ную курт­ку, т.е. был оза­бо­чен не тем, что­бы быть неза­мет­ным, а, наобо­рот, хотел, что­бы его запомнили.

Слеж­ка и наблю­де­ние про­дол­жа­лись и в Кок­ше­тау. Спо­со­бы все те же. Маши­ны, топ­ту­ны, рабо­та с сосе­дя­ми… Осо­бен­но это было замет­но в пер­вые дни по при­ез­де. Потом, кажет­ся, отстали.

Вер­нул­ся в Алма­ты и вновь попал под опе­ку, как назы­ва­ли их в совет­ское вре­мя, бой­цов неви­ди­мо­го фрон­та. Маши­ны ездят сле­дом, филе­ры сто­ро­жат подъ­ез­ды квар­ти­ры и офи­са. В один из дней после обе­да меня забра­ли из квар­ти­ры два сотруд­ни­ка фин­по­ла: стар­ший лей­те­нант Б. Шери­мов и ста­жер, рус­ский парень. Фами­лию его забыл. На зав­тра полу­чил новую повест­ку. Пол­ков­ник М. Бай­бу­сы­нов, началь­ник отде­ла по борь­бе с тер­ро­риз­мом и рели­ги­оз­ным экс­тре­миз­мом город­ско­го фин­по­ла, ска­зал, что сего­дня был опрос, а зав­тра готовь­ся к допросу.

Все, есте­ствен­но, дела­ет­ся для того, что­бы обез­опа­сить узур­пи­ро­ван­ную власть одно­го чело­ве­ка, по пред­став­ле­ни­ям циви­ли­зо­ван­но­го мира, гаран­та Кон­сти­ту­ции РК, в кото­рой, кста­ти, чет­ко напи­са­но, что слеж­ка в нашей стране запре­ще­на. Про­ти­во­прав­ные дей­ствия по отно­ше­нию к нам совер­ша­ют­ся работ­ни­ка­ми пра­во­при­ме­ня­ю­щих орга­нов из таких высо­ких соображений.

Что мож­но еще ска­зать обо всем этом, под­во­дя ито­ги? Вспо­ми­на­ет­ся слу­чай из исто­рии лите­ра­ту­ры. Затрав­лен­ный тота­ли­тар­ной идео­ло­ги­че­ской маши­ной в кон­це 40‑х «про­кля­то­го сто­ле­тия» писа­тель-сати­рик Миха­ил Зощен­ко писал о себе и о сво­их ощу­ще­ни­ях так: «Писа­тель с пере­пу­ган­ной душой — это поте­ря ква­ли­фи­ка­ции». Его твор­че­ская био­гра­фия — под­твер­жде­ние это­го тези­са. Все, что Зощен­ко напи­сал после этой трав­ли, гораз­до хуже его про­из­ве­де­ний два­дца­тых-трид­ца­тых годов.

В совре­мен­ном Казах­стане то же самое мож­но ска­зать об оппо­зи­ци­о­не­рах. Оппо­зи­ци­о­нер с пере­пу­ган­ной душой — это поте­ря ква­ли­фи­ка­ции, кото­рая дает о себе знать в раз­ной фор­ме. От бег­ства в кусты под кра­си­вым пред­ло­гом до пока­ян­ных писем с при­зна­ни­ем сво­их заблуж­де­ний. Я не сове­тую Мура­ту Тели­бе­ко­ву терять ква­ли­фи­ка­цию. На мой взгляд, доста­точ­но высокую.