Страны Центральной Азии начали публично дистанцироваться от Кремля
Страны Центральной Азии одна за одной стремятся аккуратно избавиться от опеки Москвы. За прошедший месяц уже в третий раз роль «старшего брата» в семье СНГ ставится под сомнение. Сначала 19 мая президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев выступил против ограничения суверенитета стран-членов ЕАЭС. Чуть позднее прозвучал комментарий МИД Узбекистана, в котором было отмечено, что Ташкент «не приемлет вмешательства» во внутреннюю политику страны. Теперь наступила очередь Таджикистана. Официальный Душанбе счел «нецелесообразной» инициативу Москвы, предложившей посреднические услуги по урегулированию ситуации на таджикско-киргизской границе. С таким предложением 26 мая выступил министр иностранных дел России Сергей Лавров на онлайн-совещании глав МИД стран ОДКБ. Уже спустя три дня таджикский МИД ответил дипломатической нотой, в которой вежливо, но твердо отказался от посредничества. Причины этого следует искать как в особенностях внутриполитической ситуации стран Центральной Азии, так и в неспособности России конкурировать на равных с США и Китаем.
Больше не посредник
В последний раз публичное предложение о миротворческом посредничестве своим среднеазиатским партнерам Москва делала в середине 1990‑х годов — во времена гражданской войны в Таджикистане. Тогда оно было успешным и привело к мирному соглашению между правительством в Душанбе и таджикской оппозицией. За прошедшую с тех пор четверть века в Центральной Азии случилось множество конфликтов. Некоторые из них были чрезвычайно кровавыми, и жертвы исчислялись сотнями жизней: в узбекском Андижане, в киргизском Оше, в казахском Жанаозене…
И только во время Ошских событий июня 2010 года (на днях будет отмечаться их 10-летие) стоял вопрос о вмешательстве сил ОДКБ, чтобы положить конец межэтническим столкновениям между киргизами и проживающими на юге Киргизии узбеками. Однако уже очень скоро от этой идеи пришлось отказаться из-за опасности перерастания конфликта в антироссийские выступления, ведь было очевидно, что костяк миротворцев ОДКБ должны были составлять российские военные.
С тех пор руководители союзных стран позволяли себе лишь выразить озабоченность и призывали к сдержанности в подобного рода ситуациях. И пограничные стычки между соседями по региону, даже если они сопровождались стрельбой и приводили к человеческим жертвам, ни разу не становились поводом для попытки третьей стороны оказать содействие в разрешении конфликта. Лидеры пытались демонстрировать готовность к поискам компромиссов, встречались на границе, совершали ритуальные визиты друг к другу, но проходило время и вспышки взаимной ненависти из-за разборок за неподеленную землю, воду, дорогу и даже кладбища перерастали в драки, закидывания камнями, а то и стрельбу из минометов…
Так, с помощью артиллерии решались проблемы на границе между Таджикистаном и Киргизией в 2018 году, после чего в резиденцию киргизского президента Жээнбекова на Иссык-куле приезжал таджикский лидер Рахмон, оба клялись друг другу и своим народам в вечной дружбе, а потом все снова срывалось в кровопролитие. Минометы снова грохотали на границе и в этом мае…
Продолжает лихорадить и на узбекско-киргизской границе. Но там благодаря оперативной реакции президента Узбекистана Мирзиёева и его киргизского коллеги пытаются затушить конфликты в зародыше, не доводя их до уровня военного сражения.
Истоки этих проблем — и это хорошо известно — происходят из так называемого «национального размежевания», проведенного в первые годы существования СССР. По выражению таджикского историка Рахима Масова, «топорное разделение» Средней Азии на национальные республики разделило семьи, дома, аулы, общие пастбища, водные источники буквально по-живому. Но в реальности эти административные границы были почти условностью, поскольку их провели внутри одной страны — Советского Союза. Они практически не изменили жизнь людей и их хозяйственную деятельность, поэтому не приводили к жесткому противостоянию. А если такое и случалось, то всегда было одно единое на всех московское начальство, решения которого не оспаривались.
Так что же произошло на этот раз, почему Сергей Лавров вдруг выразил такое явное беспокойство: «…Насчет ситуации на границе между Таджикистаном и Киргизией… Это уже не в первый раз, к сожалению, происходит такое обострение. Мы призываем наших союзников к тому, чтобы они вступили в диалог, чтобы максимально воздерживались от применения силы. Готовы предоставить свои посреднические услуги. И считаем, что чем скорее ситуация успокоится, тем будет лучше…»?
Ответ кажется прозаичным. В Москве крайне недовольны непрекращающимся раздраем между ее ближайшими союзниками по ОДКБ, что явно бьёт по имиджу государства, пытающегося вернуть себе статус мировой сверхдержавы. Хотя бы в центральноазиатском регионе Россия считается непререкаемым патроном и гарантом военно-политической стабильности — в то время как Китай, согласно неписаному, но устойчивому разделению ответственности, поддерживает финансово-экономическую стабильность в регионе.
В конце концов, именно в куражащихся вдоль совместных границ Киргизии и Таджикистане дислоцированы крупные российские военные базы, что делает Россию в определенной степени заложником ситуации в случае ее неблагоприятного развития.
Но почему таджикские партнеры так быстро отказались? Именно Душанбе отверг российское предложение, в Бишкеке же власти восприняли его как обычное выражение обеспокоенности в Кремле.
Таджикистан: зависят, но возмущаются
Причин может быть несколько. Во-первых, нежелание обнаружить слабость исполнительной вертикали власти во главе с «Лидером нации, Основателем мира и единства» Таджикистана президентом Рахмоном. Очевидно, местные авторитеты, контролирующие теневую торговлю, а возможно, и наркотрафик через границу, не заинтересованы в появлении в своем районе ни столичных надсмотрщиков, покушающихся на их бизнес, ни тем более варягов из России. Вспомним, что уже больше 20 лет, с конца 1990‑х годов, Москве не удается добиться возвращения российских пограничников для охраны таджикско-афганской границы. Знающие истинную причину упорствовавших тогда в отказе таджикских властей утверждали однозначно: российское присутствие на границе лишило бы местных наркобаронов контроля над своим бизнесом.
Другие причины — политические. В ноябре в стране предстоят президентские выборы. Находящийся у власти в Таджикистане с 1992 года (!) 67-летний Эмомали Рахмон уже давно готовил себе в преемники 32-летнего сына Рустама. В апреле он обеспечил ему избрание спикером сената, второй по значению должности в государственной иерархии страны. Однако с этим «сыновьим» проектом не все идет гладко — наследник явно не тянет на роль лидера, страна практически даже не знает его голоса, а на людях он появлялся, как правило, только с папой за ручку. Социальную дистанцию, да еще и в масках, они стали демонстрировать публично только когда в Таджикистане официально месяц назад признали наличие коронавируса.
Реальным распорядителем властных полномочий является старшая дочь президента, 42-летняя Озода Рахмон, глава президентского аппарата. Именно ей, как утверждают осведомленные источники The Insider в Душанбе, принадлежит инициатива отвергнуть российское предложение дипломатической нотой в адрес МИД России. На рейтинг президента критически повлияла провальная политика в борьбе с коронавирусной пандемией — сначала её полное отрицание вплоть до конца апреля, когда страну посетила миссия ВОЗ, а затем неспособность остановить резкий рост распространения заболевания и смертности, самой высокой в Центральной Азии. В этих условиях администрации было необходимо найти точки консолидации вокруг личности лидера нации. Поэтому востребованной оказалась гордая позиция защитника национального суверенитета от посягательств бывшего «старшего брата».
Это имеет особенное значение в преддверии президентской кампании, стартующей в сентябре. Ведь по всем признакам Эмомали Рахмону придется снова выставлять свою кандидатуру.
Кроме того, считается, что Озода Рахмон, выпускница Джорджтаунского университета, несколько лет работавшая в США и имеющая хорошие отношения со всеми западными послами в Душанбе, не без оснований может рассчитывать на их позитивную оценку своих действий…
Но дипломатические демарши и работа на рейтинги — это одно, а реальность такова, что Эмомали Рахмон не может не ориентироваться на Москву и на личное отношение Путина к происходящему в Таджикистане. Российское военное присутствие, зависимость от Москвы в вопросах модернизации собственной армии, разного рода афганские угрозы, которые обострятся после неизбежного вывода американских войск, почти миллион (в докарантинный период) таджикских трудовых мигрантов в России — все эти факторы волей-неволей заставляют таджикского президента перед принятием важных решений искать встреч со своим российском коллегой и ровесником (Путин младше Рахмона на два дня).
Лидеры всех центральноазиатских союзников России по ОДКБ — и Рахмон, и Токаев, и Жээнбеков — приняли приглашение Путина приехать в Москву на парад Победы 24 июня. Впрочем, не исключено, что президент Таджикистана запросит отдельную встречу с Путиным осенью, когда ему ему окончательно надо будет определиться с форматом президентских выборов. Хорошо известна традиционная позиция Кремля по отношению к Душанбе ещё со времен гражданской войны: Россия готова поддерживать таджикского лидера, если он так или иначе контролирует ситуацию в стране. При этом в Москве готовы мириться с поисками других геополитических спонсоров, с попытками Рахмона лавировать между Китаем, США и ЕС в стремлении найти у них поддержку, чтобы избежать перспективы оказаться полностью российским протекторатом. Причина такой терпимости Москвы на удивление проста: у нее нет возможности заменить Таджикистану китайскую или западную помощь.
Уже несколько лет Душанбе успешно отбивается от настойчивого стремления Москвы втянуть его в члены Евразийского экономического союза. Таджикские чиновники неизменно отвечают стандартной формулой: «Мы должны сначала внимательно изучить опыт членства Киргизии в ЕАЭС…». Между тем известно, что президентский аппарат не рекомендовал некоторым таджикским экспертам, лоббирующим вступление своей страны в ЕАЭС, публично выступать с изложением своей позиции.
Информированные источники в Душанбе утверждают, что готовность Таджикистана стать членом патронируемого Россией ЕАЭС созреет не раньше, чем это сделает Узбекистан. Совсем недавно в Ташкенте, в преддверии планируемого нынешним летом визита президента Узбекистана Шавката Мирзиеева в Москву, объявили о желании получить статус наблюдателя при ЕАЭС. Похоже, это большее, на что готов в нынешней ситуации Узбекистан.
Узбекистан: наш язык — наше дело
Там тоже не остаются в долгу в ответ на снисходительные замечания в свой адрес представителей российского МИД. Так было, когда в середине мая пресс-секретарь ведомства на Смоленской площади Мария Захарова поставила под сомнение необходимость узаконивания официального делопроизводства в Узбекистане на государственном, узбекском языке, — якобы, это нанесет вред употреблению русского языка в стране. Узбекские чиновники обвинили г‑жу Захарову в «неэтичном дипломатическом поведении»: «Может ли официальное лицо МИД России говорить о том, что отвечает или не отвечает интересам граждан Узбекистана и нашей страны в целом?». МИД Узбекистана ответил российским коллегам сдержанно, но твердо: «Регулирование сферы государственного языка является исключительной прерогативой внутренней политики и не приемлет вмешательства».
Подобный обмен любезностями между Москвой и Ташкентом происходит впервые после смены власти в Узбекистане в 2016 году и избрания президентом Шавката Мирзиёева. Узбекское руководство таким образом продемонстрировало стремление оградить суверенитет своей страны от попыток бывшей советской метрополии по-прежнему определять правила игры на постсоветском пространстве.
Казахстан: против «чрезмерного честолюбия»
Точно так же повело себя и новое руководство Казахстана, когда выяснилось, что разработанные Евразийской экономической комиссией (ЕЭК — исполнительный орган ЕАЭС) предложения по интеграции ограничивают национальный суверенитет стран-членов Союза. 19 мая Касым-Жомарт Токаев на онлайн-саммите ЕАЭС подверг критике деятельность «некоторых представителей ЕЭК, проявляющих чрезмерное честолюбие… дескать, мы подготовили документ, а дело президентов — его принять».
Под этими «представителеми», как утверждают казахстанские эксперты, имеются в виду председатель ЕЭК, экс-премьер Белоруссии Михаил Мясникович и экс-советник Путина, министр по интеграции и макроэкономике Сергей Глазьев. Справедливости ради необходимо заметить, что ряд российских экспертов расценили резкое выступление Токаева не как выпад против российского руководства, а, наоборот, как признак совместной дипломатической игры. Москве, мол, сейчас не с руки критиковать белорусского премьера и отставленного из путинской команды российского экономиста «патриотического направления», удобнее это сделать казахстанскому лидеру.
Свою роль сыграло и то, что ведущие страны Центральной Азии, Казахстан и Узбекистан, пережили за последние несколько лет транзит власти. Их возглавили вполне амбициозные лидеры, уже продемонстрировавшие волю к экономической и политической модернизации. И чем дальше, тем решительнее обнаруживается стремление к дистанцированию от России, чья внешняя политика выглядит инструментом возвращения ко временам империи с центром в Москве.
Это стремление, в орбиту которого постепенно и необратимо вовлекаются и остальные страны региона, будет со временем нарастать — тем скорее, чем жестче будет становиться имперский тренд в российской политике. Поэтому трудно исключить драматическое развитие событий в регионе и вокруг него.
Аркадий ДУБНОВ, политолог, The Insider