Меняю Домодедово на Схипхол

В послед­нюю свою поезд­ку за рубеж уго­раз­ди­ло меня лететь через Моск­ву. Лет десять назад, хлеб­нув шере­ме­тьев­ско­го сер­ви­са, дал себе зарок боль­ше через Моск­ву не летать. Но так сло­жи­лось, что при­шлось лететь в Евро­пу авиа­ком­па­ни­ей «Тран­саэ­ро» с пере­сад­кой в Домодедове. 

 

Автор: Сер­гей ДУВАНОВ

 

Поду­мал, все же десять лет про­шло, что-то долж­но поме­нять­ся. Увы, изме­нил­ся толь­ко анту­раж, люди оста­лись преж­ни­ми, со все­ми выте­ка­ю­щи­ми из это­го послед­стви­я­ми. Общее ощу­ще­ние, что сопри­кос­нул­ся с прошлым.

Домо­де­до­во — это явно не Хит­роу, не Орли, не Схи­п­хол и не франк­фурт­ский аэро­порт, это даже не аэро­порт Кара­ка­са, где мне недав­но при­шлось про­ве­сти ночь. Домо­де­до­во — это из наше­го сов­ко­во­го про­шло­го, кото­рое поче­му-то сохра­ни­лось имен­но в Москве.

Пас­са­жи­ры в аэро­пор­ту лишние

По при­ле­те из Алма­ты всех тран­зит­ни­ков при вхо­де в зда­ние аэро­пор­та гро­мо­глас­ная тетеч­ка зазы­ва­ла в сто­рон­ку. Бла­го я вла­дею рус­ским, так что понять, чего она хочет, было не слож­но. Живо пред­ста­ви­лось, что ждет тех пас­са­жи­ров, кото­рые не зна­ют рус­ско­го язы­ка и в общем пото­ке уйдут в чре­во аэропорта.

Собрав в кучу тран­зит­ни­ков, им на чистом рус­ском язы­ке объ­яс­ни­ли, что всех нас сей­час пове­зут на авто­бу­се в зал тран­зит­ных пас­са­жи­ров. На авто­бу­се так на авто­бу­се. Привезли.

Вро­де все как вез­де, рам­ка метал­ло­ис­ка­те­ля, кор­зи­ны для верх­ней одеж­ды. Прав­да, кор­зи­ны вам никто не пода­ет, вы их сами нахо­ди­те в углу, бере­те и тащи­те к месту кон­тро­ля. Было нас чело­век 15, но про­ве­ря­ли не мень­ше полу­ча­са. Кар­ти­на кон­крет­но из совет­ско­го про­шло­го. Зани­ма­ет­ся про­вер­кой одна сотруд­ни­ца, кото­рая сама смот­рит на экран мони­то­ра, выис­ки­вая запре­щен­ные пред­ме­ты, и сама про­ве­ря­ет доку­мен­ты и биле­ты, умуд­ря­ясь при этом участ­во­вать в ожив­лен­ном диа­ло­ге с кем-то из груп­пы сослу­жив­цев, сто­я­щих в сторонке.

Пока про­хо­дил про­це­ду­ру про­вер­ки, узнал, что она дума­ет в отно­ше­нии какой-то Мари­ны, кото­рая где-то шля­ет­ся, и поэто­му ей тут одной при­хо­дит­ся за всех отду­вать­ся. Ей, есте­ствен­но, отве­ча­ли. Диа­лог про­хо­дил на повы­шен­ных тонах, так что при­слу­ши­вать­ся было не нуж­но. Было ощу­ще­ние, что люди, про­хо­дя­щие досмотр, здесь лиш­ние. Сотруд­ни­ки были заня­ты реше­ни­ем сво­их про­из­вод­ствен­ных задач, а мы, пас­са­жи­ры, им в этом явно меша­ли со сво­и­ми веща­ми, сум­ка­ми, паспортами.

Нако­нец я в тран­зит­ной зоне. До посад­ки было вре­мя, решил выяс­нить, что у них в плане под­клю­че­ния к интер­не­ту. Все мои попыт­ки узнать о Wi-Fi у людей в фор­ме, ука­зы­ва­ю­щей на при­над­леж­ность к аэро­пор­ту, резуль­та­та не дали: никто ниче­го мне ска­зать не смог. Вы не пове­ри­те, но в ответ либо раз­дра­жен­ное «не знаю», либо про­сто пожи­ма­ние пле­ча­ми. И ника­ких улы­бок, ника­ких попы­ток как-то помочь, куда-то напра­вить. Тупое рав­но­ду­шие и без­участ­ность. Такое я про­хо­дил в «сов­ке», и поэто­му не очень-то уди­вил­ся. К сло­ву ска­зать, Wi-Fi все же там ока­зал­ся, я это выяс­нил, вклю­чив ноутбук.

«Я что, для мебе­ли здесь стою?!»

Одна­ко самое глу­бо­кое погру­же­ние в про­шлое меня ожи­да­ло в этом аэро­пор­ту, когда я воз­вра­щал­ся. Ну, во-пер­вых, «при­ят­ная» новость для казах­стан­цев: в свя­зи с вступ­ле­ни­ем Казах­ста­на в Тамо­жен­ный союз нача­ли дей­ство­вать новые пра­ви­ла обслу­жи­ва­ния тран­зит­ных пас­са­жи­ров. Теперь казах­стан­цы, летя­щие, ска­жем, из Евро­пы, обя­за­ны вме­сте со все­ми вый­ти в общий зал, то есть пере­сечь гра­ни­цу, полу­чить свой багаж, затем сно­ва сдать багаж, прой­ти реги­стра­цию на рейс и… спо­кой­но лететь домой. Прав­да, в этих пра­ви­лах ниче­го не ска­за­но про оче­ре­ди (даже в туа­лет), про хам­ство сотруд­ни­ков аэро­пор­та, про ожи­да­ния в нако­пи­те­лях и про­чие «пре­ле­сти» рос­сий­ско­го сер­ви­са. Но все по порядку.

Итак, выхо­жу в общий гудя­щий, как гигант­ский мура­вей­ник, зал Домо­де­до­ва: нуж­но полу­чить багаж. На бир­ке ука­за­но, что это я могу сде­лать на чет­вер­той линии. Иду, смот­рю: пер­вая, вто­рая, тре­тья… Чет­вер­той линии нет! Иду по вто­ро­му кру­гу, может, недо­гля­дел. Нету! Читаю ука­за­те­ли: про чет­вер­тую ни сло­ва. Ищу, у кого спро­сить. Ищу дол­го. Нако­нец нахо­жу сумрач­ную сотруд­ни­цу, спе­ша­щую по сво­им делам. Спра­ши­ваю. Мол­ча тычет в угол зала. Иду туда, нахо­жу обыч­ную непри­мет­ную дверь, за кото­рой отдель­ный зал с вожде­лен­ной чет­вер­той лини­ей выда­чи бага­жа. Поче­му нет ука­за­те­лей, от кого пря­чут этот зал? Логи­ки никакой.

Полу­чить багаж — тоже про­бле­ма. Вокруг транс­пор­тер­ной лен­ты огром­ней­шая тол­па: на нее пода­ют багаж аж с четы­рех рей­сов. Стою в пятом ряду, пыта­ясь уви­деть свой чемо­дан. Со сво­их 180 см роста чудом уда­ет­ся раз­гля­деть что-то похо­жее, с кри­ком «это мой» про­тис­ки­ва­юсь к лен­те и в самый послед­ний момент выры­ваю свое из-под гру­ды чужо­го. Чув­ствую себя побе­ди­те­лем — вот они, малень­кие «сов­ко­вые» радо­сти. С жало­стью смот­рю на семью низ­ко­рос­лых путе­ше­ствен­ни­ков, пыта­ю­щих­ся про­бить­ся к лен­те транс­пор­те­ра — для них это реаль­ная проблема.

Даль­ше про­це­ду­ра обрат­ная: реги­стра­ция биле­тов и сда­ча бага­жа. Тут все более или менее про­хо­дит глад­ко. Но впе­ре­ди гра­ни­ца. На казах­стан­ское направ­ле­ние тол­па чело­век три­ста. Оче­ре­ди как тако­вой нет, про­сто сто­ит тол­па. Прин­цип про­пус­ка не поня­тен, за 30 минут про­дви­нул­ся на три мет­ра. Когда до отправ­ле­ния рей­са оста­ет­ся пол­то­ра часа, сотруд­ни­ца, регу­ли­ру­ю­щая про­ход к погра­нич­ным окнам, объ­яв­ля­ет: «Алма­ты, про­хо­дим!» Счаст­ли­вые алма­тин­цы устрем­ля­ют­ся впе­ред, осталь­ные неохот­но рас­сту­па­ют­ся, про­пус­кая их. Слы­шу сер­ди­тый голос: «Что ты мне суешь, где поса­доч­ный? Я что, для мебе­ли здесь стою?!» Это так сотруд­ни­ца отчи­ты­ва­ет како­го-то пас­са­жи­ра. Да уж! Это вам не Хит­роу, тут уж не до улыб­ки, не наха­ми­ли — и то хоро­шо. Подаю пас­порт в око­шеч­ко и слы­шу за спи­ной ее раз­дра­жен­ный голос «Куда вы лезе­те, оглох­ли, что ли? Я рус­ским язы­ком гово­рю: про­хо­дит Алматы».

Все в накопитель!

В памят­ке, роз­дан­ной «Тран­саэ­ро» в свя­зи с новы­ми пра­ви­ла­ми тран­зи­та через Моск­ву, гово­рит­ся: «Вой­дя в зону внут­рен­не­го зала выле­та, в кото­ром появил­ся новый кори­дор с назва­ни­ем “меж­ду­на­род­ный”, вам необ­хо­ди­мо сле­до­вать имен­но в этот кори­дор, где вы про­хо­ди­те повтор­ный пас­порт­ный кон­троль». Все имен­но так и есть: теперь казах­стан­цев, уго­раз­див­ших­ся лететь через Моск­ву, пус­ка­ют не в зону тран­зи­та с бути­ка­ми, кафе, мага­зи­на­ми, а в пря­мом смыс­ле в кори­дор, где вдоль сте­ны сто­ят ска­мей­ки, на кото­рых пас­са­жи­ры могут сидеть (кому хва­тит места) в ожи­да­нии нача­ла посад­ки. Гово­ря язы­ком совет­ско­го про­шло­го, это нако­пи­тель. Эта­кое огра­ни­чен­ное про­стран­ство, из кото­ро­го уже нель­зя вый­ти, где пас­са­жир обре­чен тер­пе­ли­во ждать, когда его при­гла­сят в само­лет. От таких нако­пи­те­лей во всех при­лич­ных аэро­пор­тах дав­но уже отка­за­лись. И толь­ко в Домо­де­до­ве бла­го­да­ря Тамо­жен­но­му сою­зу мы теперь уже как бы и не ино­стран­цы, а поэто­му нам место — в коридоре.

Послед­ний акт пре­бы­ва­ния в Домо­де­до­ве — тра­ди­ци­он­ная про­це­ду­ра отры­ва­ния поса­доч­ных тало­нов от биле­тов с отмет­кой в соот­вет­ству­ю­щем доку­мен­те, что пас­са­жир при­был на борт само­ле­та. Уж не знаю, в чем при­чи­на, но эта про­це­ду­ра у двух мос­ков­ских теток (по-дру­го­му ну про­сто не могу назвать этих моло­дых сотруд­ниц аэро­пор­та) заня­ла не мень­ше полу­ча­са (!). То ли у них руки не отту­да рас­тут, то ли они на что-то посто­ян­но отвле­ка­лись, но про­цесс затя­нул­ся настоль­ко, что из тол­пы ста­ли раз­да­вать­ся при­зы­вы уско­рить про­цесс. У людей ста­ли сда­вать нер­вы. На это тет­ки отре­а­ги­ро­ва­ли весь­ма агрес­сив­но, типа, эй, кто там такой сме­лый воз­му­ща­ет­ся, ну-ка пока­жись! И если бы напар­ни­ца не удер­жа­ла («да не заво­дись ты!») свою подру­гу, та бы точ­но, бро­сив отры­вать поса­доч­ные, рину­лась выяс­нять отношения.

После­сло­вие

В само­ле­те авто­ма­ти­че­ски выта­щил из кар­ма­на впе­ре­ди сто­я­ще­го крес­ла жур­нал, начал пере­ли­сты­вать его, про­дол­жая думать о толь­ко что состо­яв­шей­ся экс­кур­сии в про­шлое. И вдруг на одной из стра­ниц в гла­за бро­са­ет­ся выде­лен­ная фра­за: «Про­из­во­ди­тель­ность тру­да в Рос­сии за послед­ние два­дцать лет прак­ти­че­ски не повы­си­лась». Читаю и пони­маю, что напи­сан­ное в ста­тье во мно­гом объ­яс­ня­ет то, с чем я столк­нул­ся в аэро­пор­ту. Ста­тья о кол­лек­тив­ном мыш­ле­нии, свя­зан­ном напря­мую с осо­бен­но­стя­ми мен­та­ли­те­та, кото­рый-то и опре­де­ля­ет модель пове­де­ния жите­лей той или иной страны.

В сов­ке было нор­мой рабо­тать впол­си­лы, не заду­мы­ва­ясь ни о каче­стве, ни об отно­ше­нии к кли­ен­там. Суще­ство­ва­ла осо­бая кол­лек­ти­вист­ская эти­ка, не допус­ка­ю­щая, что­бы кто-то мог рабо­тать луч­ше дру­гих. Более того, это счи­та­лось вызо­вом кол­лек­ти­ву, и такой чело­век под­вер­гал­ся ост­ра­киз­му. Глав­ное в рабо­те — это под­дер­жа­ние атмо­сфе­ры кол­лек­ти­виз­ма. Такой под­ход созда­вал осо­бые ком­форт­ные усло­вия. Для работ­ни­ка кол­лек­тив ста­но­вил­ся неотъ­ем­ле­мой и необ­хо­ди­мой частью его жиз­ни. Это зача­стую про­ти­во­ре­чи­ло нор­мам про­из­вод­ствен­ной и тру­до­вой дис­ци­пли­ны, меша­ло росту про­из­во­ди­тель­но­сти тру­да. То есть тру­до­вая эти­ка была залож­ни­цей эти­ки кол­лек­ти­вист­ской. Резуль­тат — то, как мы сего­дня отно­сим­ся к труду.

Это хоро­шо вид­но в срав­не­нии со стра­на­ми, постро­ив­ши­ми про­из­вод­ство на инди­ви­ду­а­лист­ских прин­ци­пах. В Казах­стане «дикий капи­та­лизм» замет­но повре­дил такой под­ход, ото­дви­нув кол­лек­ти­вист­ские нор­мы в ряде про­из­водств и орга­ни­за­ций на вто­рой план и поста­вив во гла­ву угла нор­мы про­из­вод­ствен­ной целе­со­об­раз­но­сти. По край­ней мере, если срав­ни­вать, ска­жем, аэро­порт Алма­ты и Домо­де­до­во, то «сов­ка» у нас явно мень­ше. Дру­ги­ми сло­ва­ми, если быть веж­ли­вым с кли­ен­та­ми выгод­но, если улыб­ки добав­ля­ют кли­ен­тов, то фир­ма застав­ля­ет сво­их сотруд­ни­ков быть веж­ли­вы­ми и улы­бать­ся. Если фир­ма не может заста­вить сво­их сотруд­ни­ков улы­бать­ся, пере­стать хамить и начать забо­тить­ся об удоб­стве кли­ен­тов — это озна­ча­ет, что кол­лек­ти­вист­ская эти­ка в этой орга­ни­за­ции силь­нее про­из­вод­ствен­ной необ­хо­ди­мо­сти. А это очень неуте­ши­тель­ный диагноз.

В Рос­сии, сле­дуя выклад­кам авто­ров ста­тьи, боль­шин­ство орга­ни­за­ций и пред­при­я­тий рабо­та­ет в ста­ром кол­лек­ти­вист­ском фор­ма­те. Это ущерб­ный фор­мат, спо­соб­ный суще­ство­вать толь­ко вне кон­ку­рент­но­го поля. Рос­си­я­нам неку­да девать­ся — у них нет выбо­ра. Домо­де­до­во, а точ­нее, их нена­вяз­чи­вый рос­сий­ский сер­вис — это их крест, кото­рый, похо­же, они будут нести еще очень дол­го. Но вот у живу­щих вне Рос­сии выбор есть. И лич­но я им вос­поль­зу­юсь в пол­ной мере. Сомне­ва­юсь, что­бы я еще когда-нибудь риск­нул пунк­том пере­сад­ки выбрать Моск­ву. Думаю, что к мое­му реше­нию при­со­еди­нят­ся очень мно­гие. Пере­фра­зи­руя сло­ва арти­ста Алек­сея Сереб­ря­ко­ва, ска­жу так: луч­ше летать через стра­ны натя­ну­тых улы­бок, чем через те, где искрен­няя злоба.