В преддверии зимы в Казахстане всегда жарко от политических событий. Не стала исключением и нынешняя осень. Что означают новые внешнеполитические инициативы высшего руководства страны и кадровые подвижки? На эти и другие вопросы отвечает руководитель Казахского Национального Конгресса Адиль Тойганбаев.
- Адиль Еркенович, Казахстан в этом году вновь оказался активен на международной арене — прежде всего в том, что связано с формированием Таможенного союза и с перспективами Евразийского союза. Например, предложения по расширению этих объединений с привлечением Турции, Сирии и Индии. Это что — наша привычная гигантомания или реальная возможность усилить такие союзы?
- Я убежден, что ТС останется в пределах постсоветского пространства, но формирование статусных, хотя и малосодержательных отношений с другими странами для него самая главная на сегодня задача. ТС стремится выглядеть полноценной альтернативой Евросоюзу, и в этом качестве он должен, конечно, формировать новые горизонтальные связи на континенте. Какие-то варианты особых отношений возможны, и об этом говорят сами предложения о включении той же Турции, к примеру, в Таможенный союз.
Вероятно, будут попытки строить подобные отношения, но сам проект изначально заточен на другое и в качестве альтернативы ЕС, скорее всего, несостоятелен. Давайте трезво смотреть на вещи. Много говорится об общем геополитическом интересе, интегральности производств и торговых преимуществах. Во многом так, но главное для ТС все-таки другое: генетическое родство. Это — номенклатурный интернационал постсоветских элит, которые смогли противостоять революционным изменениям последнего десятилетия. Удалось сохранить стабильность, пусть и высокой ценой — ценой консервации общественной жизни и отказа от востребованных внутриполитических реформ. И «таможенные» политики говорят на одном политическом языке.
Эрдогановская Турция, как консервативный и антилиберальный проект, могла бы оказаться в числе союзников ТС, но этому будут мешать сильные внешнеполитические амбиции, по силе равные тем же российским, но по вектору им совершенно противоположно направленные. Поэтому говорить постсоветские элиты будут только друг с другом. И исключительно на общие темы.
- Вы говорите, Россия, Казахстан и Белоруссия отразили волну разнообразных потрясений и именно это формирует их общность интересов. Отразили ли? Можно ли быть уверенными в стабильности существующего порядка?
- Стабильность расслабляет, и она коварна. Любая конкурентоспособная политическая элита должна быть готова к стрессовым штормовым нагрузкам, и в этом отношении стабилизаторы, конечно, проигрывают. Мы в Казахстане фактически ощутили две волны перемен. Со стороны Европы — «оранжевые» революции, и уже в последние годы с Востока — «арабскую весну». Эти волны нас сильно не достали, но составили у власти более-менее четкую картину о том, что такое опасность и как с ней бороться.
Представим, собирается какой-нибудь кризисный штаб и начинает прорабатывать меры против этих современных протестных технологий. О чем обязательно пойдет речь? О контроле над деятельностью некоммерческих организаций, ограничении влияния сторонних государств, информационной безопасности и контрпропаганде. Одним словом, есть некая опасная зона, которой нельзя давать бесконтрольно расти, потому что за этим начинается «оранжевый» или «весенний» сценарий.
Если люди в штабе креативные, то в ход идут идеи иной категории сложности. Внедрение отвлекающих информационных поводов, клонирование оппозиционных структур, адресная работа с ненадежными социальными группами. С молодежью, например. Расширение развлекательных программ, подключение новых телеканалов, суматошные игры с призами, в общем — одним словом, заполнение вакуума всем, что под руку подвернется. Почему так происходит? Потому что все внимание отдается технологии протеста, его мобилизующей системе. То есть видят в качестве опасности просто компьютерный вирус, лабораторную разработку.
А надо смотреть в корень, искать причину возникновения протеста. И здесь обнаруживается, что у нас люди во власти не вполне понимают, что стоит за протестами и волной перемен, что является живой мотивацией стихийных бунтов. Многие начинают кричать, что всему виной интернет, социальные сети. Через социальные сети, действительно, можно режиссировать процессом, но ведь желание участвовать в постановке, играть в ней свою роль не программируется никем посторонним. Оно идет изнутри. Когда люди готовы к такого рода противостоянию — да, включаются эффективные технологии. Но сами по себе технологии беспомощны, люди должны быть готовы к переменам.
- Что же может подвигнуть власти играть на опережение? Или кто?
- Практически все сносы режимов, если говорить об «арабской весне», имеют откровенную внутреннюю схожесть.
Под снос пошел строго определенный сорт режимов. Евразийские конспирологи с готовностью скажут — антиамериканский. Серьезно ли это? Салех и Мубарак — антиамериканские? И с остальными было не сложнее договариваться.
Только бедные страны? Тоже нет. Ливия и была, и даже после ожесточенной войны остается совсем не бедной.
Те, где были сильны позиции исламистов? Но их успех, даже там, где он был, оказался краткосрочным. Даже умеренные религиозники из Нахды в Тунисе теряют власть, не говоря уже об отстранении исламиста Мурси в Египте.
Сорт режимов — другой. И проще всего сравнить его с совсем не арабским Чаушеску. Был такой политик, искренне преувеличивающий свой интеллектуальный потенциал, и делал это он по причине самой обыкновенной необразованности. Хотел быть наследником легендарных императоров. Опять же искренне верил в это. Строил дворцы, которые поражали своими диспропорциями с реальным ландшафтом. И оборудовал их золотой сантехникой, что должно было произвести, наверное, окончательное необратимое впечатление. И оно его произвело.
Все дело — в золотой сантехнике. В низкой человеческой квалификации выскочек, пришедших к власти в большей мере по воле случайности. У этих людей весьма специфический стиль правления и стиль потребления, необходимость громогласно демонстрировать свое гипертрофированное хамство. И его же, только в квадрате, демонстрируют их дети. Вспомним уголовные выходки сыновей Саддама Хусейна, парижские дебоши наследника Каддафи. И все это с обязательными джипами охраны, с торчащими во все стороны автоматами, с навязчивой распальцовкой. А это человеческая низкосортность в чистом виде.
В череде «весенних» революций первым был Тунис — один из лидеров мирового коррупционного рейтинга. Но ведь имущественный разброс между богатыми и бедными, социальная безысходность — все это свойственно многим странам. Здесь же детонатором стало другое: наглость, с которой правящая элита демонстрировала свое богатство и свою безнаказанность. Стиль примитивного криминала, дорвавшегося до власти.
Мы же понимаем, что нефтяные шейхи не менее богаты, чем эти вчерашние охранники или мелкие чинуши. Конечно, нет. Но в странах залива нет, и не было подобных революций. Нет ее ни в Марокко, ни в Иордании. Иордания — вообще пример полной противоположности стилю всевластных жлобов. Династическая монархия, где король и королева живут в стилистике настоящего тысячелетнего аристократизма, в нормах высокой культуры и самоограничения. Иордания — это установка на приоритет просвещения, социального мира, сочетания всего выверенного в западном и восточном опыте.
- Стало быть, если продолжить вашу мысль, образ правления и стиль потребления правящего класса вызывает революции. Это намек и на нашу ситуацию?
- Наши богатые не научились умеренности и самоограничению, это относится ко всему бывшему СССР. Стиль золотых унитазов у нас господствующий. Но ситуация меняется, и она должна меняться быстро. Если элита хочет быть долговечной, ей необходимо не просто форсировать период первичного накопления капитала, но и разумно инвестировать в будущее. Для начала в собственных наследников, а за этим приходит и ответственность за нацию в целом.
Есть даже целая мировая тенденция в отношении к собственному богатству. Реализовавшиеся и доказавшие свою способность побеждать люди отказываются передавать свои капиталы по наследству, выбирая для них общественное управление. Так поступили Альфред Нобель, Уоррен Баффет, Билл Гейтс, из россиян — Владимир Потанин и Дмитрий Зимин.
Конечно, на этом фоне стиль хомяка выглядит вульгарно. И казахам многое предстоит пережить и сделать, чтобы убедить мир считаться с нами как с равными. Пока наша бизнес-элита и чиновники увлечены бесконечным накопительством, их автоматически будут воспринимать как папуасов, увешанных бусами. И главное, люди сами иногда не видят, насколько они смешны.
- Но сейчас и у нас начинает меняться отношение и к богатству, и к потреблению. Вводятся санкции на богатство, предлагающие расширение шкалы прогрессивного налогообложения, то есть фактический налог на роскошь. Вы поддерживаете такие предложения?
- Пока самоограничение не станет собственной проблемой человека, об этом справедливей будет позаботиться государству. Прогрессивное налогообложение — практика таких стран, как Великобритания и Франция. Они успешно решили задачу интеграции общества. Общества, в котором невозможно ничего подобного «арабской весне».
Здесь рецепт прост — любой власти нужно слушать свой народ, а не надменно возвышаться над ним. А для человека мера его ценности — отдача, а не способность запихать себе в утробу как можно больше объектов материальной культуры. Как бы ни просто это звучало, но это — главное, что нам предстоит освоить на практике. Тогда мы станем в ряд передовых стран.
- Не могу не спросить напоследок еще вот о чем. Перемены в нашем обществе, хоть и медленно, но идут. В числе прочих новшеств есть и предложение о полной отмене призыва в армию. И вы одним из первых поддержали такую инициативу, что для человека, скептически относящегося к действиям власти, не характерно.
- Позиция государства о переходе на профессиональную армию до 2016 года, и то, что уже сделано в этом направлении, — настоящий повод для гордости. Таких поводов не так много, как хотелось бы, но этот — настоящий. Можно много рассуждать о социализме, капитализме и выборе оптимальной политической формации. Но это — слова. А здесь Казахстан делом доказал: как минимум, от рабовладельческого строя мы точно ушли!
