Карл Маркс и перманентная революция 1

Карл Маркс родился в прекрасном Рейнланде, в крае изумительного рислинга. В том самом месте, откуда Мозель начинает свой 545 километровый путь до Рейна, медленно двигаясь меж пологими холмами, сплошь увитыми янтарными виноградниками. В стране, исторические корни которой принадлежали Франции и Германии, и в которой старопрусские законы соседствовали с кодексом Наполеона. В стране гибелинских замков и романских аббатств, покрывающихся зимой изморозью и до сих пор сторожащих проходы в скалах, а может быть и таинственные клады в корнях заснеженных елей. В той милой сказочной стране где лес вздохнёт вдруг шёпотом листвы, и эльф или приветный гном кивнёт вам из травы.

Карл Маркс родился в Трире, в Августа Треворорум — бывшей столице римской провинции Бельгика, улицы которого, в конце концов, утонули в приливе племен тевтонов и алеманов. В городе, где античные руины соседствуют с готическими соборами, а рыночную площадь X века окружает барочная архитектура реформации. Где как не в Трире в час тёмный ночной, римские боги обходят брошенный вал крепостной? Трир — это Рим без безумств Калигулы и Нерона, это готика свободой торговли без порождений доктора Франкенштейна, это ренессанс без амбиций Медичи и искушений Борджиа. Неудивительно, что Карл Маркс впитал в себя стихи и философию прежней Эллады и мощь Беовульфа, вкус Пьера Абеляра и Роджера Бэкона, исторический метод Макиавелли и сонеты Шекспира, логику Гегеля и логику французских санкюлотов, волочивших на эшафот королевку.

Карл Маркс, родившийся в еврейской семье, никогда не был педантичным послушным мальчиком. К счастью, благодаря решению отца отказаться от своего еврейства, он сразу получил входной билет в европейскую культуру. Юность его протекала на удивление весело и беззаботно, мать и прусский патриот отец не имели на него никакого влияния. Знания, духовную пищу и эстетические пристрастия он получал в старом доме старика Вестфалена на Римской улице, на Ромерштрассе. Жизнь и энергия била из Маркса гейзером, никогда ничто человеческое было ему не чуждо. Отец напрасно пугался «неукротимого демона» в его душе — судьба того хранит от смерти, кто сам бесстрашен. Как и полагается немецкому студенту Маркс сумасбродно провёл первый год обучения в университете Бонна. Он без раздумий умыкнул у всех из-под носа первую красавицу Трира Женни фон Вестфален, в роду которой числился несломленный шотландский инсургент эрл Арчибальд Аргайль. Неукротимые дух и волю унаследовали и их дочери Элеонора Эвелинг и Лаура Лафарг; последняя за пару часов до приёма цианистого калия с улыбкой рассылала друзьям дружеские приветы.

Когда мы произносим или вспоминаем имя Карла Маркса, то перед глазами неизбежно встаёт известный всему миру образ. Широкое лицо, чрезвычайно высокий лоб, выразительные брови, взгляд немного в сторону — всё в обрамлении чёрных усов, седой бороды и зачёсанных назад и на уши длинных седых волос. Маркса уже невозможно представить без классического тёмного сюртука, чёрного жилета, белой рубашки и свободного чёрного галстука. Этот образ, подобно стилизованным портретам Че Гевара или Ленина, давно превратился в широко тиражируемый трафарет и имеет своей основой два известных лондонских фото — первое 1867 года, и второе, сделанное уже в середине 70‑х. Мастер попросил застыть Маркса на полминуты перед его камерой, и он застыл для нас навсегда.

Но и когда мы употребляем или упоминаем термин «марксизм», в памяти всплывает то же самое лицо его автора, Карла Маркса. И здесь трафарет разыгрывает с нами злую шутку. Марксизм неизбежно ассоциируется с уверенным лицом патриарха или пророка блестящей эпохи науки и техники, совершенно неотличимого от дагерротипов Джеймса Максвелла или Вильгельма Рентгена. И здесь, конечно, вымысла больше, нежели правды.

Да, Карл Маркс был доктором философии Йенского университета. Но он стал им в 1841, в 23 года и волосы его тогда вились чёрной смолью. Когда началась революция 1848 года ему едва исполнилось 30 лет, а Фридриху Энгельсу — 28. К этому времени Маркс уже дважды высылался властями из Парижа и Брюсселя. К этому времени он написал «Экономико-философские рукописи 1844 года», «Святое семейство», тезисы о Фейербахе, вместе со знаменитым 11 тезисом и «Немецкую идеологию». В 1847 он создает блестящую энциклопедию «Нищета философии» и том же году вступает в Союз коммунистов. Наконец, в феврале 1848 выпущен бессмертный «Коммунистический манифест».

Не лондонская библиотека, не гора справочников, а революция 1848 года явилась ключевой фазой развития Маркса как мыслителя. Он участвовал в ней с 11 мая 1848 по 19 мая 1849 года, являясь редактором ежедневной красной «Neue Rheinische Zeitung» и председателем рабочего союза Кёльна. Через год, в 1849, появится «Наёмный труд и капитал», через два — «Классовая война во Франции», и ещё через два — «18 брюмера Луи Бонапарта». Революционный период стал для Маркса настоящим периодом интеллектуального бури и натиска. В том же 1852 году ему казалось, что достаточно ещё нескольких месяцев и он сумеет закончить «Критику политической экономии».

Следующие 15 застойных лет Карл Маркс будет полностью поглощен неумолимо разрастающимся «Капиталом». После опубликования I тома лишь Парижская Коммуна даст Марксу новый импульс для его «Гражданской войны во Франции» (1871). Наконец, «Критика Готской программы» (1875) и черновики писем Вере Засулич (1881) — являются последними его серьезными работами.

Да, слог стал чётче, мысль прозрачнее, стиль отточенным, система более устойчивой. Но Маркс не имел обыкновения обманываться на этот счёт. 9 апреля 1863 года он напишет Энгельсу: «Когда я вновь перечитывал твою книгу („Положение рабочего класса в Англии”, 1844–45), то с сожалением заметил, что мы старимся. Как свежо, страстно, с каким смелым предвидением, без ученых и научных сомнений написана эта вещь! И сама иллюзия, что завтра или послезавтра можно будет воочию увидеть исторический результат, придает всему так много теплоты и жизнерадостности, по сравнению с которыми наша более поздняя манера писать „в мрачных тонах” порождает чувство чертовской досады».

В свою очередь Энгельс, прекрасно ощущавший ценность и сущность человеческой жизни, тоже никогда не обманывался насчёт её длительности и её цели. Через пять лет, 6–7 мая 1868 года, поздравляя Маркса с днём рождения, он заметит:

«Дорогой Мавр! Как бы там ни было, поздравляю с полувековым юбилеем, от которого, впрочем и меня отделяет лишь небольшой промежуток времени. Какими же юными энтузиастами были мы, однако, 25 лет тому назад, когда воображали, что к этому времени мы уже давно будем гильотинированы».

Основы марксизма заложили не седые дипломированные учёные в чёрных сюртуках, а два совершенно молодых немца, полностью отдавших свои души европейской революции. Марксизм не был высосан из умозрительного энциклопедического пальца, но стал системой сплетённой из анализа и обобщения бурных исторических событий и бурных прелюдий к этим событиям. Застойные периоды порождают тягу к эволюционизму, к исследованию ветхозаветных цитат и мышиного жития святых, к поиску моральных императивов. На плоской равнине всякая кочка начинает казаться холмом, а аппендицит лечат диетой, ибо хирургия внушает отвращение. Революции вдыхают в народ отвагу и взрывают весь этот хлам, или как выражаются циничные голливудские герои — весь этот fucking bullshit. Революции не только локомотивы истории, но и локомотивы идей, повивальные бабки передовых мыслителей. Тех, кто прорубает идейные русла на целые столетия вперёд. Можно утверждать, что к 1852 году почти все аспекты теории, которую весь мир знает сегодня как марксизм, были уже уяснены её 34-летним автором. В том же 1852 году из опыта революционных и контрреволюционных событий сложилась и марксистская концепция перманентной революции.

Классический подход

Классическая революционная стратегия середины XIX века основывалась на том очевидном допущении, что каждая нация видит своё будущее в настоящем передовых наций. Потому и каждая страна, рано или поздно, должна будет пройти путём английской революции 1642–49 или Великой французской революции 1789–1794, в течение которой национальная буржуазия сломает архаичную политическую надстройку и заменит её народным парламентом, уравняет всех граждан в их правах, узаконит парцеллярную собственность крестьян, проведёт административную и территориальную реформы и стимулирует быстрое объединение рынка — основы буржуазной нации.

Тактическое выражение этой концепции можно найти и в «Коммунистическом манифесте» — программе Союза коммунистов, в IV главе «Отношение коммунистов к различным оппозиционным партиям». Итак, в передовых буржуазных странах коммунисты должны наладить отношения с чартистами в Англии, со сторонниками аграрной реформы в Северной Америке, и с социалистическо-демократической партии Ледрю-Роллена и Луи Блана во Франции. Но уже в Швейцарии коммунисты поддерживают радикалов (часть которых — радикальные буржуа), а в Польше — партию аграрной революции в национального освобождения, т. е. крестьянскую партию.

В Германии, поскольку буржуазия выступает революционно, коммунистическая партия борется вместе с ней против абсолютной монархии, феодальной земельной собственности и реакционного мещанства. Как только реакционные классы будут низвергнуты и установится господство буржуазии, рабочий класс должен начать борьбу против буржуазии. Особое отношение к Германии вызвано тем, что последняя находится накануне буржуазной революции. Но Германия будет совершать этот переворот при более прогрессивных условиях европейской цивилизации, с гораздо более развитым пролетариатом, чем в Англии в 1642–1649, и во Франции в 1789–94. Следовательно, немецкая буржуазная революция — есть непосредственный пролог к революции пролетарской.

Логика Карла Маркса безупречна. Германия, отягощенная реакционными пережитками прошлого — монархиями мелких династий, рудиментами помещичьего землевладения, провинциальной ограниченностью — должна преодолеть раздробленность и построить национальное государство, обязана совершить мощный рывок вперед. Германия идет к революции. Буржуазии нужна политическая власть и максимальная экономическая свобода. Размах и накал революции не должен уступить Великой французской революции, ибо задачи и препятствия стоящие перед Германией подобны французским. Буржуазия возглавит революцию и поведет нацию к победе, разумеется, к собственной победе. Королевская бюрократия и армия будут низведены к роли буржуазных орудий, к простым органам буржуазного обмена. Земледелие освободится от феодальных привилегий, а промышленность — от бюрократической опеки, противоречащей свободной конкуренции. Условия внешней торговли и финансовая политика станут диктоваться интересами национального производства, а не соображениями королевского двора. Пусть классы ещё останутся, сословия же будут уничтожены.

Но середина XIX века, это не конец XVIII столетия; классовый состав наций серьезно изменился. Вместо городского плебса времен французской революции на сцене истории выступает иного рода персонаж — рабочий класс. Он пойдёт от этапа к этапу. Он поддержит национальную буржуазию в борьбе с монархией. Например, в 17-ти требованиях Коммунистической партии в Германии для пролетариата, мелкой буржуазии и мелкого крестьянства, 10‑й пункт требует учреждения государственного банка для регулирования кредитного дела. Эта мера, говорится ниже, необходима и для того, чтобы связать с революцией интересы консервативных буржуа (К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч. т. 5, стр. 2).

«Мы говорим рабочим и мелким буржуа: уж лучше страдать в современном буржуазном обществе… чем возвращаться назад, к средневековому варварству!» (Соч. т. 6, стр. 206). И вот когда установится «правильная» чёрно-красно-золотая буржуазная республика, тогда на этой почве рабочий класс вступит в борьбу с самой буржуазией.
1848. Весна народов

В фундаменте революции 1848 года лежал жестокий мировой экономический кризис. 1843–1845 годы были годами процветания, которые быстро разогнали маховик спекуляции. Безудержная спекуляция всегда появляется в тот период, когда перепроизводство находится уже в полном разгаре. Спекуляция нужна для того, чтобы предоставить перепроизводству временную отдушину. Она оптом оттягивает на себя не находящие сбыта товары, она предоставляет производству и торговле всё новые и новые кредиты, и тем самым ускоряет наступление кризиса и увеличивает его размах. Когда в феврале 1846 года начался крах железнодорожных проектов, то он спровоцировал в апреле падение бирж Парижа, Гамбурга, Франкфурта и Амстердама и массовые банкротства. В 1847 году обвалился зерновой и хлопчатобумажный рынки, а затем наступил торговый и денежный кризисы. Зародившись среди английских банков и компаний, торговавших с Вест- и Ост-Индией, кризис перекинулся на континент, потряс все торговые центры от Брюсселя до Санкт-Петербурга и обрушился на голову рабочего класса.

«Коммунистический Манифест» был написан в декабре 1847 — январе 1848, а издан в Лондоне в феврале 1848. Возможно, его экземпляры ещё лежали на книжном складе или плыли через Ла-Манш в трюме корабля, когда 22—24 февраля 1848 восставшие парижане низвергли Луи-Филиппа и провозгласили во Франции республику. Революционный пожар тут же поджёг Брюссель и, хотя, король Леопольд сумел выпутаться, Европа вспыхнула как спичка. Динамика распространения революционного огня была такова, что, кажется, должны были оправдаться все самые смелые авансы Карла Маркса. Ко 2 марта революцией охвачен юго-запад Германии (Пфальц, Баден), 6 марта поднимается Бавария, 7 марта народ выходит на улицы Берлина — столицы Пруссии.13 марта восстает Вена и почти сразу же вся Венгрия, а в Берлине уже считают убитых и раненых. К 18 марта факел Милана с севера и костер взбунтовавшейся Сицилии с юга поджигают Италию будто связку хвороста. В апреле против Пруссии поднимаются доведённые до предела поляки Познани, и 30 апреля при Милославе они опрокидывают регулярные части врага.

Революция 1848 года была, пожалуй, единственной революцией, которая распространилась так быстро во времени и так далеко в пространстве. Это не была «революция интеллектуалов», наоборот, в кровавую драку на баррикадах ввязались даже поэты: Ламартин во Франции, Мицкевич в Италии, Петефи в Венгрии. В 1830 году июльские дни Парижа разожгли лишь августовское восстание в Брюсселе и ноябрьское — в Варшаве. Но февраль 1848 пронесся подобно урагану сквозь все государственные границы, и, даже, океаны — восстания в Бразилии и Колумбии тому подтверждение. Хотя революция не затронула отдаленные и изолированные исторические пространства, такие как Швецию или Грецию, или отсталые периферии Оттоманской и Российской империй, или отдельные промышленные гиганты подобные Англии, несомненно, это была европейская, а точнее сказать настоящая мировая революция.

Казалось в Германском Союзе, Австрии, Италии, Венгрии, части Польши, Румынии только и ждали крика галльского петуха. Все бывшие правительства там были фактически сметены за несколько недель. Уже 15 марта венгерский парламент голосует за отмену крепостного права, а через несколько дней австрийское правительство декретом ликвидирует крепостничество в Галиции и отмену любого принудительного труда в чешских землях. Даже Бельгия, Швейцария и Дания оказались втянутыми в водоворот событий с самыми серьёзными для них последствиями.

1848 — это ещё и год первого в истории восстания «класс против класса», красного знамени против трёхцветного. 23 июня парижский пролетариат делает самостоятельную попытку вырваться из тисков промышленного кризиса. Национальное собрание, ужаснувшись своих февральских обещаний, последовательно загоняло труд в его прежние до февральские условия. Парижских рабочих от 17 до 25 лет вынуждали вступать в армию или выкидывали на улицу; иногородних высылали в Солонь; взрослым была предложена работа в военизированных национальных мастерских под условием отказа от участия в народных собраниях. Доведённый до предела условиями существования класс берется за оружие под лозунгом установления демократической и социальной республики. В рабочих предместьях Монмартра, Сент-Антуан, Сен-Жак и Сен-Марсо единодушно сложилась удивительная импровизированная организация. Под военным руководством Иоахима Керсози четыре колонны двинулись на ратушу, имея дальнейшей целью Тюильри и Национальное собрание. Каждый шаг вперёд укреплялся баррикадами, на мосту Сен-Мишель взвился красный флаг. 24 июня им не хватило совсем немного, чтобы закрепиться на левом берегу, взять ратушу и сформировать правительство. Это была молчаливая пролетарская революция, без фейерверков, чтения стихов и танцев, без всеобщих симпатий и эйфории «равенства и братства». Это была война труда против капитала, вызвавшая у буржуа взрыв бешеной ненависти и холодной ярости к восставшим рабочим — к этим канальям, грязным тунеядцам, поджигателям и прочим коммунистам.

Буржуа, которые прежде с такой слабонервной чувствительностью относились к пролитию капельки крови граждан, или, не дай Бог, слезы ребёнка, эти сентиментальные в обычной жизни буржуа расстреливали рабочих как диких зверей. Они требовали Кавеньяка с артиллерией и алжирским опытом, они требовали ещё больше войск в Париж, они требовали национальной гвардии из Руана и Амьена — больше картечи, больше ядер, больше зажигательных снарядов, больше порядка. Они требовали сжечь на корню квартал Пантеона и разрушать Париж дом за домом, коли невозможно другим способом выбить оттуда восставших. Никакой пощады схваченным инсургентам! Убивать всех без исключения прямо на месте без суда и следствия! Никакой медицинской помощи раненым, наука не для плебеев, выпустить им кровь на мостовую! Да здравствует истребительная война против врагов порядка!

25 июня численность вооружённых сил порядка — линейных войск, национальной, республиканской и мобильной гвардий — достигло 150 тысяч против 40 тысяч плохо вооружённых рабочих, не имеющих не единой пушки. Кавеньяк методично отрезал и окружал изолированные форпосты восставших, захватывал мосты и площади, бросая штурмовые колонны вдоль бульваров. Артиллерия пробивала бреши в баррикадах, сносила углы стен домов и туда устремлялись солдаты. Working class heroes встречали их молча и бились на своих позициях до последнего человека. К укреплениям у площади Бастилии — последней линии обороны восстания — подвезли мортиры и гаубицы. 26 июня всё было кончено; за четыре дня классовой схватки в Париже погибло больше 10 000 человек.
Германский 1848 год

Германия в канун революции представляла собой так называемый Германский Союз, созданный на месте и взамен Священной римской империи. В него входило 35 суверенных монархий и 4 вольных города — Гамбург, Бремен, Любек и Франкфурт-на-Майне. Австрия и Пруссия входили в Союз только теми землями, которые в прошлом были в составе Империи. Членами союза были также король Великобритании как король Ганновера, король Дании как герцог Шлезвига и король Нидерландов как великий герцог Люксембурга.

Представительный орган союза — бундестаг — состоял из представителей государств и заседал во Франкфурте-на-Майне. Союз имел 5 крепостей и бундесвер — союзную армию состоящую из контингентов отдельных государств. Австрия и Пруссия, как сильнейшие члены Союза, заправляли всеми делами и по предварительному обсуждению между ними решались все важнейшие решения бундестага. Германский союз не ставил своей целью политическое и экономическое объединение Германии. В том виде, в каком он существовал, он был лишь орудием реставрационной политики австрийского штатс-канцлера князя Клеменса фон Меттерниха.

Быстрое развитие капиталистических отношений обострили к 40‑м годам внутренние противоречия в государствах Германского Союза и усилили стремления к решительным переменам. В образованных слоях населения распространились идея создания объединенного Германского государства и требования конституционного строя. В 1847 году циклический мировой кризис серьезно ударил по Германии и резко радикализировал общество, в котором выросло влияние и радикал-демократов и либералов. Уже через два дня после падения Луи-Филиппа в Париже, в Великом Герцогстве Бадене либералы и радикал-демократы собирают многочисленное народное собрание в Мангейме. Там принимается петиция в парламент с требованиями вооружения народа (создание милиции), свободы печати, уничтожения цензуры, отмены запрета партий и свободы собраний, демократизации юстиции и созыва общегерманского национального парламента.

1 марта эта петиция была передана в ландтаг специальной делегацией, которую сопровождали манифестанты. Палата приняла эти требования. Великий герцог поддержал принятые решения ландтага и был вынужден согласиться с созданием правительства из либералов для осуществления всех мероприятий.

И в других мелких и средних государствах Союза ход событий в марте 1848 года походил на Баденские: в деревне разгоралось аграрное крестьянское движение против дворянских привилегий, собирались народные собрания, проводились демонстрации с «мартовскими» требованиями, либералы входили в «мартовские» правительства. Мартовская революция быстро распространилась по Германии и охватила Австрию и Пруссию, когда 3 марта выступил Кельн, а 7 марта — Берлин.

13 марта произошли первые столкновения в Берлине с убитыми и ранеными. Когда же из Вены бежал фон Меттерних, прусский король Фридрих Вильгельм IV был вынужден 18 марта объявить об отмене цензуры и созыве Соединенного лантага, а также дать обещание ввести конституцию и реорганизовать Германский Союз. Но ещё 19 марта баррикадные продолжались бои народа с войсками. Повстанцы (рабочие, студенты, ремесленники) оттеснили прусскую гвардию и заняли большую часть Берлина, хотя потеряли около 300 человек. Карл Маркс оказался прав относительно роли рабочего класса. Из этих 300 погибших только 15 человек оказались представителями образованных классов и около 30-ти из богатых ремесленников. Также и в Милане только 12 студентов, чиновников или землевладельцев числились среди 350 погибших во время восстания. «Повсюду за спиной буржуа стоит пролетариат», — напишет Маркс.

19 марта король отдает приказ о выводе войск из Берлина и во главе правительства встают либеральные деятели рейнской провинции Людольф Кампгаузен и Давид Ханземан. С середины апреля до середины мая в Германии проходят выборы в Национальное собрание. 18 мая 1848 года во Франкфурте-на-Майне открывается первое заседание Собрания, в котором заправляют либералы и несколько демократов. Основная масса депутатов происходила из образованного бюргерства, в частности, среди них насчитывалось 49 профессоров университетов. 22 мая буржуазным министерством Кампгаузена-Ганземана было созвано Берлинское собрание, которое должно было составить новую государственную конституцию.
Союз коммунистов

Хотя Георг Гервег готовил во Франции немецкий легион из эмигрантов для апрельского вторжения в Германию и провозглашения республики, ЦК Союза коммунистов жёстко отказывается от этой авантюры. И, весьма кстати. После перехода границы в апреле 1848 года легион Гервега был полностью уничтожен нюрнбергскими войсками на территории Бадена.

В свою очередь, ЦК Союза переправляет поодиночке в Германию 300–400 рабочих: Шаппер едет в Нассау, Фердинанд Вольф — в Бреславль, Стефан Борн — в Берлин и Лейпциг, Энгельс — в Бармен, Веерт, Дронке, Вильгельм Вольф, Молль и Маркс — в Кёльн. Получив возможность вести открытую пропаганду, члены Союза использовали тактику «как пропаганда мы — повсюду, как организация — нигде», ибо в задаче дня стояло создание массовой политической организации немецкого пролетариата (сходной с чартистской партией), ядром которой и должен был стать Союз коммунистов.

В Кёльне Карл Маркс ставит ежедневный революционный орган «Neue Rheinische Zeitung», и 1 июня 1848 года — на месяц раньше срока — выходит № 1. Кёльнское отделение Союза коммунистов вступает в «Демократическое общество», такую же тактику Маркс рекомендует всем своим сторонникам.

14—17 июня во Франкфурте-на-Майне собрался общегерманский демократический конгресс, в котором участвовало 88 демократических союзов. В Кёльне демократия состояла из трёх больших союзов: «Демократического общества» во главе с Марксом и адвокатом Шнейдером, «Рабочего союза» которым руководили Молль и Шаппер, и «Союз рабочих и предпринимателей» Германа Беккера. Эти организации (во главе которых стояли члены Союза коммунистов) избрали и Центральный комитет, который созвал в Кёльне 40 делегатов из 17 рейнских и вестфальских демократических союзов. Душой Центрального комитета стал Карл Маркс. Юный 19-летний студент Карл Шурц так характеризовал его в своих воспоминаниях: «Ему было в то время 30 лет, но он уже считался признанным главой социалистической школы… Всё, что Маркс говорил, было действительно содержательно, логично и ясно… Но мне никогда не приходилось встречать такой вызывающей, невыносимой надменности в выступлениях, как у него — этот резко глумящийся тон когда он произносил слово „буржуа”, словно выплёвывая его».

В Кёльне Карл Маркс приобретает себе двух новых друзей — поэта Фердинанда Фрейлигарта и 23-летнего Фердинанда Лассаля, революционера и гегельянца. «Новая рейнская газета» поднимает знамя демократии, демократии со «специфическим пролетарским характером», как скажет позже Энгельс. Газета становится самой известной немецкой газетой революционных лет. В течение года своей жизни газета шаг за шагом проследит подъём и упадок германской революции, ставшей жалкой пародией французской революции 1789 года.

27 сентября по ней был нанесён удар, её редакция была рассеяна, так как власти под надуманными предлогами выступили с судебными и полицейскими преследованиями. Её финансовое положение, после ухода всех акционеров, оказалось полностью парализованным. Тогда Маркс взял газету в «личную собственность» и газета снова вышла в свет 12 октября. Это стоило Марксу примерно 7000 талеров, о которых он никогда не проронил ни слова, но этот факт вскрылся благодаря публичным свидетельствам друзей.

Одного лишь не было на столбцах «Новой рейнской газеты». Не было подробных отчётов о рабочем движении Германии, о рабочих съездах, союзах, газетах. Исключение составляет пожалуй теоретический текст «Наёмный труд и капитал» (NRZ, № № 264–267 и 269, 5—11 апреля 1849; Соч. т. 6, стр. 428–459). Этому факту есть три объяснения. Во-первых, Стефан Борн, один из самых даровитых вождей пролетариата, сам состоял в Союзе коммунистов и писал из Берлина в газету Маркса. Во-вторых, два раза в неделю выходил орган «Рабочего союза Кёльна» под редакцией коммунистов Молля и Шаппера. Но самое главное, «Новая рейнская газета» позиционировала себя в первую очередь «органом демократии», и старалась толкать вперёд революционное движение таким, каким оно складывалось в реальности. Согласно принятой революционной доктрине она отстаивала общие интересы всего третьего сословия против абсолютизма. Доктрине, которая оказалась полностью переоцененной Карлом Марксом всего двумя годами позже.