Как в китайских тайных лагерях “перевоспитывают” мусульман-уйгуров. Расследование Би-би-си

Китай обви­ня­ют в содер­жа­нии под стра­жей без суда и след­ствия сотен тысяч мусуль­ман в запад­но-китай­ской про­вин­ции Синьцзян.

Пра­ви­тель­ство КНР отвер­га­ет эти обви­не­ния, утвер­ждая, что люди доб­ро­воль­но про­хо­дят “шко­лы пере­вос­пи­та­ния” по про­ти­во­дей­ствию тер­ро­риз­му и рели­ги­оз­но­му экстремизму.

Би-би-си уда­лось добыть новые важ­ные дока­за­тель­ства того, что там про­ис­хо­дит на самом деле.

Лагерь в пустыне

12 июля 2015 года спут­ник про­ле­тел над пусты­ня­ми на запа­де Китая. На одном из сде­лан­ных им в этот день сним­ков был заме­тен нетро­ну­тый уча­сток, покры­тый пепель­но-серым песком.

  

На пер­вый взгляд, не самое оче­вид­ное место для отправ­ной точ­ки рас­сле­до­ва­ния одной из самых ост­рых про­блем с пра­ва­ми чело­ве­ка наших дней.

Одна­ко не менее чем три года спу­стя, 22 апре­ля 2018 года, сни­мок того же рай­о­на пока­зал кое-что новое.

Посре­ди пусты­ни воз­ник вну­ши­тель­ный, стро­го охра­ня­е­мый ком­плекс постро­ек. Его пери­метр ограж­ден двух­ки­ло­мет­ро­вой сте­ной с 16 сто­ро­же­вы­ми вышками.

Пер­вые сооб­ще­ния о том, что в Китае появи­лись лаге­ря для интер­ни­ро­ван­ных мусуль­ман в Синьц­зяне, ста­ли посту­пать в про­шлом году.

Спут­ни­ко­вые сним­ки обна­ру­жи­ли иссле­до­ва­те­ли, кото­рые иска­ли дока­за­тель­ства систе­мы этих лаге­рей в Google Earth.

Этот лагерь рас­по­ло­жен неда­ле­ко от неболь­шо­го горо­да Даб­ань­ч­эн в часе езды от сто­ли­цы про­вин­ции, Урумчи.

В попыт­ке избе­жать изну­ри­тель­ной поли­цей­ской про­вер­ки, кото­рая ожи­да­ет каж­до­го въез­жа­ю­ще­го сюда жур­на­ли­ста, мы при­ле­та­ем в аэро­порт Урум­чи рано утром.

Но по при­ле­ту в Даб­ань­ч­эн мы обна­ру­жи­ва­ем, что за нами неот­ступ­но сле­ду­ют не менее пяти машин с чинов­ни­ка­ми и поли­цей­ски­ми в фор­ме и в штатском.

Ста­но­вит­ся оче­вид­но, что наш план — посе­тить дюжи­ну пред­по­ла­га­е­мых лаге­рей за несколь­ко дней — осу­ще­ствить будет непросто.

Дви­га­ясь по широ­кой авто­стра­де, веду­щей от аэро­пор­та, мы уже пони­ма­ем, что рано или позд­но этот кон­вой попро­бу­ет нас остановить.

И тут, в несколь­ких сот­нях мет­ров от нас, мы заме­ча­ем кое-что неожиданное.

Обшир­ный пепель­но-серый уча­сток, кото­рый на фото со спут­ни­ка выгля­дел как пыль­ный пустырь к восто­ку от ком­плек­са зда­ний, интен­сив­но застраивается.

Это выгля­дит слов­но вырос­ший посре­ди пусты­ни мини-город с тор­ча­щи­ми тут и там подъ­ем­ны­ми кра­на­ми, с ряда­ми мас­сив­ных одно­тип­ных зда­ний из серо­го бето­на — все в четы­ре эта­жа высотой.

Мы пыта­ем­ся заснять раз­мах стро­и­тель­ства, но пре­успеть в этом нам не уда­ет­ся: одна из поли­цей­ских машин все же оста­нав­ли­ва­ет нас. От нас тре­бу­ют выклю­чить каме­ры и вый­ти из машины.

Тем не менее мы обна­ру­жи­ли кое-что важ­ное — впе­чат­ля­ю­щие мас­шта­бы стро­и­тель­ства, кото­рые до сих пор оста­ва­лись скры­ты от осталь­но­го мира.

В таких отда­лен­ных рай­о­нах изоб­ра­же­ния на спут­ни­ко­вых кар­тах Google Earth могут не обнов­лять­ся месяцами.

Дру­гие откры­тые источ­ни­ки спут­ни­ко­вых фото­гра­фий, напри­мер, Евро­пей­ское кос­ми­че­ское агент­ство, дела­ют сним­ки чаще, но они намно­го мень­ше­го разрешения.

Вот здесь то, что мы ищем.

На вто­ром сним­ке вид­но, как быст­ро идет строительство.

Дабаньчэн, Октябрь 2018. Sentinel Images.

Дабаньчэн, Апрель 2018. Google Earth.

Сни­мок, сде­лан­ный ком­па­ни­ей Sentinel в октяб­ре 2018 года, пока­зы­ва­ет, насколь­ко раз­рос­лась строй­пло­щад­ка по срав­не­нию с тем, что мы ожи­да­ли увидеть.

Мы ожи­да­ли уви­деть здесь круп­ный лагерь для интер­ни­ро­ван­ных лиц, а уви­де­ли про­сто огромный.

И это толь­ко один из мно­же­ства похо­жих на коло­нию ком­плек­сов, кото­рые были постро­е­ны по все­му Синьц­зя­ну за послед­ние годы.

“У них какие-то проблемы с мыслями”

Преж­де чем пред­при­нять попыт­ку отпра­вить­ся в один из таких лаге­рей, мы дела­ем оста­нов­ку в цен­тре Дабаньчэня.

Откры­то пого­во­рить с кем-то невоз­мож­но: наши согля­да­таи не отсту­па­ют от нас ни на шаг и доволь­но напо­ри­сто рас­спра­ши­ва­ют каж­до­го, кто даже про­сто отве­ча­ет нам на приветствие.

Тогда мы нахо­дим выход, начав зво­нить по слу­чай­ным номе­рам в городе.

Что это за огром­ный ком­плекс с 16 выш­ка­ми, кото­рый вла­сти так отча­ян­но запре­ща­ли нам снимать?

“Это шко­ла пере­вос­пи­та­ния”, — ска­зал нам адми­ни­стра­тор одной гостиницы.

“Да, это шко­ла по пере­вос­пи­та­нию”, — согла­ша­ет­ся дру­гой торговец.

“Там сей­час десят­ки тысяч людей. У них какие-то про­бле­мы с мыслями”.

Этот гигант­ский ком­плекс, конеч­но, не под­па­да­ет ни под какое разум­ное опре­де­ле­ние школы.

В Синьц­зяне само выра­же­ние “пой­ти в шко­лу” полу­чи­ло совсем дру­гой смысл.

“Я глубоко осознал свои ошибки“Китай последовательно отрицает, что лишает мусульман свободы без суда.

Кад­ры с госу­дар­ствен­но­го теле­ви­де­ния демон­стри­ру­ют жизнь внут­ри “шко­лы”.

Эвфе­мизм для этих лаге­рей дав­но при­ду­ман — “воспитание”.Скорее все­го, имен­но в ответ на рас­ту­щую меж­ду­на­род­ную кри­ти­ку вла­сти в сво­их про­па­ган­дист­ских мате­ри­а­лах ста­ли все чаще упо­треб­лять этот термин.

Госу­дар­ствен­ное теле­ви­де­ние пока­зы­ва­ет бра­вур­ные репор­та­жи, в кото­рых бла­го­дар­ные уче­ни­ки сидят в чистых клас­сах, куда они, судя по кад­рам, при­шли исклю­чи­тель­но по доб­рой воле.

При этом не сооб­ща­ет­ся, по каким кри­те­ри­ям уче­ни­ков отби­ра­ли в эту “шко­лу” и как дол­го про­длят­ся курсы.Но неко­то­рые под­сказ­ки все же есть.

Интер­вью в сюже­тах зву­чат ско­рее как признания.

“Я глу­бо­ко осо­знал свои ошиб­ки”, — гово­рит на каме­ру один муж­чи­на, обе­щая быть доб­ро­по­ря­доч­ным граж­да­ни­ном, когда вер­нет­ся домой.

Глав­ная зада­ча этих учре­жде­ний, как нам ска­за­ли, состо­ит в борь­бе с экс­тре­миз­мом с помо­щью сме­си пра­во­вых дис­ци­плин, тру­до­вых навы­ков и обу­че­ния китай­ско­му языку.

Послед­ний пункт пока­зы­ва­ет, что как бы вы их ни назва­ли — шко­ла­ми или лаге­ря­ми — постав­лен­ная цель одна и та же.

Объ­ек­ты постро­е­ны спе­ци­аль­но для мусуль­ман Синьц­зя­на, мно­гие из кото­рых доволь­но сла­бо гово­рят по-китайски.

Судя по видео, в учре­жде­нии дей­ству­ет опре­де­лен­ный дресс-код, так как ни одна из жен­щин не носит мусуль­ман­ский платок.

В Синьц­зяне про­жи­ва­ет более 10 млн уйгу­ров. Они гово­рят на тюрк­ском язы­ке и внешне похо­жи на жите­лей Сред­ней Азии при­мер­но в той же сте­пе­ни, что и на боль­шин­ство китайцев.

Город Каш­гар на юге Китая, как часто отме­ча­ет­ся, гео­гра­фи­че­ски бли­же к Баг­да­ду, чем к Пеки­ну, и это порой чув­ству­ет­ся и в его культуре.

У реги­о­на дол­гая исто­рия вос­ста­ний и борь­бы с китай­ским прав­ле­ни­ем. Отно­ше­ния уйгу­ров и их нынеш­них пекисн­ких вла­стей все­гда были хруп­ки­ми и нико­гда — осо­бен­но близкими.

До при­хо­да к вла­сти ком­му­ни­стов Синьц­зян эпи­зо­ди­че­ски выскаль­зы­вал из цеп­кой хват­ки Китая и на корот­кое вре­мя обре­тал неза­ви­си­мость. С тех пор он посто­ян­но про­ве­ря­ет нынеш­нюю власть на проч­ность спон­тан­ны­ми вспыш­ка­ми про­те­стов и насилия.

При­род­ные богат­ства реги­о­на, почти впя­те­ро пре­вы­ша­ю­ще­го по пло­ща­ди Гер­ма­нию, — в осо­бен­но­сти обшир­ные зале­жи неф­ти и газа — при­влек­ли огром­ные китай­ские инве­сти­ции, под­стег­ну­ли быст­рый эко­но­ми­че­ский рост и при­влек­ли боль­шое чис­ло пере­се­лен­цев из дру­гих частей Китая.

Одно­вре­мен­но сре­ди уйгу­ров нарас­та­ло недо­воль­ство: они счи­та­ют, что дохо­ды от это­го роста рас­пре­де­ля­ют­ся неравномерно.

В ответ на кри­ти­ку китай­ское пра­ви­тель­ство ука­зы­ва­ет на неуклон­но рас­ту­щий уро­вень жиз­ни в том чис­ле и сре­ди жите­лей Синьцзяна.

Но в послед­ний при­мер­но деся­ток лет сот­ни чело­век ста­ли жерт­ва­ми круп­ных бес­по­ряд­ков, меж­кла­но­вых столк­но­ве­ний, спла­ни­ро­ван­ных напа­де­ний и ответ­ных дей­ствий полиции.

В 2013 году авто­мо­биль с тре­мя уйгу­ра­ми вре­зал­ся в пеше­хо­дов на пекин­ской пло­ща­ди Тянь­а­ньм­э­нь. В резуль­та­те тер­ак­та погиб­ли два чело­ве­ка. Трое напа­дав­ших так­же были убиты.

Это ста­ло зна­ме­на­тель­ной вехой. Несмот­ря на отно­си­тель­но неболь­шое чис­ло жертв, это напа­де­ние сотряс­ло осно­вы китай­ской государственности.

Год спу­стя воору­жен­ные ножа­ми уйгу­ры устро­и­ли рез­ню на вок­за­ле китай­ско­го горо­да Кунь­мин, кото­рый нахо­дит­ся более чем в 2000 км от Синьц­зя­на. В резуль­та­те напа­де­ния 31 чело­век был убит.

Китай­ское пра­ви­тель­ство отре­а­ги­ро­ва­ло со всей реши­мо­стью. В после­ду­ю­щие четы­ре года в Синьц­зяне были при­ня­ты самые жест­кие и все­объ­ем­лю­щие меры без­опас­но­сти, когда-либо при­ме­нен­ные госу­дар­ством по отно­ше­нию к сво­е­му народу.

Для это­го широ­ко исполь­зу­ют­ся совре­мен­ные тех­но­ло­гии: рас­по­зна­ва­ние лиц, устрой­ства для ска­ни­ро­ва­ния содер­жи­мо­го мобиль­ных теле­фо­нов, мас­со­вый сбор био­мет­ри­че­ских данных.

Вла­сти вве­ли стро­гие нака­за­ния за демон­стра­цию при­вер­жен­но­сти исла­му. Сре­ди про­че­го, под запрет попа­ли длин­ные боро­ды, закры­ва­ю­щие голо­ву жен­ские плат­ки, рели­ги­оз­ное вос­пи­та­ние детей и даже мусуль­ман­ские имена.

Эти меры отра­жа­ют фун­да­мен­таль­ный сдвиг в самом под­хо­де госу­дар­ства: сепа­ра­тизм боль­ше рас­смат­ри­ва­ет­ся не как про­бле­ма отдель­ных людей, а как общее явле­ние, уко­ре­нив­ше­е­ся в куль­ту­ре уйгу­ров и исла­ме в целом.

Это сов­па­ло по вре­ме­ни с уси­ле­ни­ем кон­тро­ля над обще­ством со сто­ро­ны пред­се­да­те­ля КНР Си Цзинь­пи­на. Пре­дан­ность семье или вере отныне не долж­ны ста­вить­ся выше глав­ной пре­дан­но­сти — Ком­му­ни­сти­че­ской партии.

Особый национальный уклад уйгуров ставит их под подозрение.

Этот под­ход вла­стей лишь под­кре­пи­ли заслу­жи­ва­ю­щие дове­рия сооб­ще­ния о том, что сот­ни уйгу­ров отпра­ви­лись в Сирию вое­вать на сто­роне раз­лич­ных воору­жен­ных группировок.

В резуль­та­те уйгу­ры под­вер­га­ют­ся про­вер­кам и этни­че­ско­му про­фай­лин­гу на тыся­чах КПП, рав­но как и со сто­ро­ны пеших пат­ру­лей, хотя этни­че­ских китай­цев под­час спо­кой­но про­пус­ка­ют, не обра­щая на них внимания.

Воз­мож­но­сти для поез­док уйгу­ров, как в Синьц­зяне, так и по всей стране, серьез­но огра­ни­че­ны. Их обя­зы­ва­ют сда­вать пас­пор­та в поли­цию “для надеж­но­го хранения”.

Уйгу­рам, зани­ма­ю­щим офи­ци­аль­ные долж­но­сти, запре­ща­ет­ся прак­ти­ко­вать ислам, посе­щать мече­ти и постить­ся во вре­мя Рамадана.

Учи­ты­вая все это, воз­мож­но, и не сто­ит удив­лять­ся тому, что китай­ские вла­сти при­бег­ли к ста­ро­му и бру­таль­но­му мето­ду борь­бы с тем, что они вос­при­ни­ма­ют как небла­го­на­деж­ность со сто­ро­ны уйгуров.

Несмот­ря на всё отри­ца­ние со сто­ро­ны вла­стей, наи­бо­лее досто­вер­ная инфор­ма­ция, под­вер­жда­ю­щая, что испра­ви­тель­ные лаге­ря дей­стви­тель­но суще­ству­ют, содер­жит­ся имен­но в све­де­ни­ях, сооб­ща­е­мых властями.

Бази­ру­ю­щий­ся в Гер­ма­нии уче­ный Адри­ан Ценц обна­ру­жил доку­мен­ты мест­ных адми­ни­стра­ций, где потен­ци­аль­ных под­ряд­чи­ков при­гла­ша­ли поучаст­во­вать в стро­и­тель­ных тендерах.

В доку­мен­тах — подроб­но­сти, каса­ю­щи­е­ся стро­и­тель­ства и рекон­струк­ции десят­ков объ­ек­тов по все­му Синьцзяну.

Во мно­гих слу­ча­ях это тен­де­ры на уста­нов­ку систем без­опас­но­сти — смот­ро­вых вышек, колю­чей про­во­ло­ки, систе­мы видео­на­блю­де­ния и кара­уль­ных помещений.

Сопо­ста­вив эти дан­ные с инфор­ма­ци­ей из дру­гих источ­ни­ков, Ценц дела­ет вывод, что по мень­шей мере сот­ни тысяч, а воз­мож­но, более мил­ли­о­на уйгу­ров и дру­гих мусуль­ман­ских мень­шинств мог­ли быть интер­ни­ро­ва­ны в целях перевоспитания.

Разу­ме­ет­ся, в доку­мен­тах эти зда­ния нико­гда не назы­ва­ют­ся “лаге­ря­ми для интер­ни­ро­ван­ных” — вме­сто это­го исполь­зу­ет­ся фор­му­ли­ров­ка “цен­тры по перевоспитанию”.

Один из доку­мен­тов почти навер­ня­ка отно­сит­ся к огром­но­му ком­плек­су, куда мы езди­ли. В июле 2017 года был объ­яв­лен тен­дер на уста­нов­ку систе­мы отоп­ле­ния в “шко­ле транс­фор­ма­ции через обра­зо­ва­ние” око­ло Дабаньчэня.

“Они хотят стереть уйгурскую идентичность”

В 2002 году Рей­и­ла Абу­ла­и­ти уеха­ла из Синьц­зя­на на уче­бу в Вели­ко­бри­та­нию. Впо­след­ствии она вышла замуж за бри­тан­ца и полу­чи­ла бри­тан­ское гражданство.

В про­шлом году ее мать как обыч­но при­е­ха­ла наве­стить дочь и вну­ка и посмот­реть досто­при­ме­ча­тель­но­сти Лондона.

У 66-лет­ней Шам­ши­нур Пида хоро­шее обра­зо­ва­ние, она мно­го лет рабо­та­ла инже­не­ром в китай­ской госкомпании.

Она вер­ну­лась в Синьц­зян 2 июня.

Не полу­чив ника­ких вестей от нее, Рей­и­ла завол­но­ва­лась и попы­та­лась узнать, всё ли в порядке.

Раз­го­вор был корот­ким и пугающим.

“Она ска­за­ла, что поли­ция обыс­ки­ва­ла ее дом”, — вспо­ми­на­ет Рейила.

Имен­но она, Рей­и­ла, была объ­ек­том расследования.

Мать ска­за­ла, что ей нуж­но было отпра­вить копии ее доку­мен­тов — бри­тан­ско­го пас­пор­та, под­твер­жде­ние адре­са, бри­тан­ские номе­ра теле­фо­нов и инфор­ма­цию о ее уче­бе в университете.

После того, как Шам­ши­нур попро­си­ла дочь отпра­вить доку­мен­ты через китай­ский мес­сен­джер, она ска­за­ла то, от чего у Рей­и­лы побе­жа­ли мураш­ки по спине.

“Не зво­ни мне боль­ше, — ска­за­ла ей мать. — Никогда”.

В тот день они гово­ри­ли в послед­ний раз.

Рей­и­ла счи­та­ет, что ее мать поме­сти­ли в лагерь и дер­жат там до сих пор.

“Мою маму задер­жа­ли безо вся­ких при­чин, — гово­рит она. — Насколь­ко я пони­маю, китай­ское пра­ви­тель­ство хочет сте­реть уйгур­скую иден­тич­ность с лица земли”.

“Больше никого не осталось на свободе”

Би-би-си обсто­я­тель­но пого­во­ри­ла с восе­мью уйгу­ра­ми, живу­щи­ми за границей.

Их пора­зи­тель­но похо­жие рас­ска­зы про­ли­ва­ют свет на усло­вия содер­жа­ния и быт в лаге­рях, а так­же на доволь­но раз­мы­тые осно­ва­ния, по кото­рым людей туда направляют.

Обыч­ная рели­ги­оз­ная жизнь, самые мяг­кие фор­мы выра­же­ния несо­гла­сия с вла­стью и любая связь с уйгу­ра­ми, живу­щи­ми за рубе­жом, — любо­го из это­го пово­дов хва­тит, что­бы забрать чело­ве­ка в систе­му перевоспитания.

Каж­дое утро, когда 29-лет­не­го Абле­та Тур­су­на Тох­ти буди­ли за час перед рас­све­том, у него и у осталь­ных интер­ни­ро­ван­ных была мину­та, что­бы вый­ти во двор для зарядки.

После постро­е­ния их отправ­ля­ли на пробежку.

“Была спе­ци­аль­ная ком­на­та для нака­за­ния тех, кто недо­ста­точ­но быст­ро бежал, — рас­ска­зы­ва­ет Аблет. — Там нахо­ди­лись два чело­ве­ка: один бил рем­нем, вто­рой — про­сто пинал”.

Двор для физ­за­ряд­ки чет­ко виден на спут­ни­ко­вом сним­ке лаге­ря в горо­де Хотан в южном Синьц­зяне, куда поме­сти­ли Аблета.

“Мы пели пес­ню “Без Ком­пар­тии не может быть ново­го Китая”, — добав­ля­ет Аблет. — Нас застав­ля­ли учить китай­ские зако­ны. Тех, кто не мог их пра­виль­но рас­ска­зать наизусть, избивали”.

Он про­вел там месяц в кон­це 2015 года, и в каком-то смыс­ле ему повезло.

В пер­вое вре­мя рабо­ты “кур­сов пере­вос­пи­та­ния” их про­дол­жи­тель­ность была короче.

За послед­ние два года вооб­ще не было сооб­ще­ний о том, что кого-то освобождали.

А посколь­ку с тех пор у уйгу­ров мас­со­во изъ­яли пас­пор­та, Аблет стал одним из послед­них, кто смог поки­нуть Китай. Он попро­сил убе­жи­ща в Тур­ции, где живет боль­шая уйгур­ская диаспора.

По сло­вам Абле­та, его 74-лет­ний отец и восемь бра­тьев и сестер — в лаге­рях. “Боль­ше нико­го не оста­лось на сво­бо­де”, — гово­рит он.

Абде­са­ла­му Мухе­ме­ту 41 год, он тоже живет в Турции.

Его задер­жа­ла поли­ция в Синьц­зяне за чте­ние отрыв­ка из Кора­на на похо­ро­нах. В кон­це кон­цов ему реши­ли не предъ­яв­лять обви­не­ний, гово­рит Абде­са­лам, но и не освободили.

“Мне ска­за­ли, что меня нуж­но вос­пи­тать”, — объ­яс­ня­ет он.

Но учре­жде­ние, в кото­рое его напра­ви­ли, не было похо­же на школу.

На спут­ни­ко­вом сним­ке мож­но раз­ли­чить сто­ро­же­вые выш­ки и двой­ной забор по пери­мет­ру “Цен­тра пра­во­во­го обра­зо­ва­ния” в Ханай­ри­ке. По теням на пес­ке мож­но узнать вит­ки колю­чей проволоки.

Абде­са­лам опи­сы­ва­ет те же заня­тия в лаге­ре — упраж­не­ния, запу­ги­ва­ния и про­мыв­ка мозгов.

25-лет­ний Али (имя изме­не­но) боит­ся гово­рить открыто.

В 2015 году он попал в лагерь после того, как поли­ция нашла у него в теле­фоне фото жен­щи­ны в парандже.

“Одну пожи­лую жен­щи­ну забра­ли туда за то, что она совер­ши­ла хадж в Мек­ку, — гово­рит он, — а пожи­ло­го муж­чи­ну — за то, что вовре­мя не опла­тил счет за воду”.

Во вре­мя одной из при­ну­ди­тель­ных физ­за­ря­док маши­на с кем-то из чинов­ни­ков заеха­ла в лагерь, и воро­та нена­дол­го приоткрыли.

“Неожи­дан­но малень­кий ребе­нок зашел внутрь и побе­жал к сво­ей маме, кото­рая бега­ла с нами, — рас­ска­зы­ва­ет Али. — Она пошла к ребен­ку, обня­ла его и нача­ла плакать”.

“Поли­цей­ский схва­тил ее за воло­сы, а ребен­ка выво­лок из лагеря”.

Вме­сто чистых и ухо­жен­ных поме­ще­ний, кото­рые пока­зы­ва­ют по госу­дар­ствен­но­му китай­ско­му теле­ви­де­нию, рас­ска­зы побы­вав­ших в этих цен­трах пере­вос­пи­та­ния рису­ют совсем дру­гую картину.

По сло­вам Абле­та, две­ри в их обще­жи­тие на ночь запи­ра­ют. “Но внут­ри нет туа­ле­тов, нам про­сто дают гор­шок”, — гово­рит он.

Про­ве­рить эту инфор­ма­цию невоз­мож­но. Китай­ское пра­ви­тель­ство не отве­ти­ло на наш запрос о комментарии.

Семья и вера

До уйгу­ров, не живу­щих в Синьц­зяне, ново­сти почти не дохо­дят. Страх побуж­да­ет к молчанию.

Сооб­ще­ния о том, что кто-то из род­ствен­ни­ков уда­лил­ся из семей­ных чатов или попро­сил боль­ше им не зво­нить, ста­ли обыденными.

Две самых важ­ных цен­но­сти в куль­ту­ре уйгу­ров — семья и вера — теперь систе­ма­ти­че­ски подрываются.

В резуль­та­те лише­ния сво­бо­ды целых семей со все­ми род­ствен­ни­ка­ми ста­ли при­хо­дить сооб­ще­ния о мас­со­вом направ­ле­нии детей в госу­дар­ствен­ные интернаты.

Бил­киз Хибибул­ла при­е­ха­ла в Тур­цию в 2016 году с пятью детьми.

Ее млад­шая дочь Секине Хасан, кото­рой сей­час долж­но быть три с поло­ви­ной года, оста­лась в Синьц­зяне с мужем Билкиз.

У девоч­ки не было пас­пор­та, и план был такой — когда она его полу­чит, семья смо­жет вос­со­еди­нить­ся в Стамбуле.

Но пас­порт она так и не получила.

Бил­киз пола­га­ет, что ее мужа задер­жа­ли 20 мар­та про­шло­го года. Она поте­ря­ла связь с осталь­ны­ми род­ствен­ни­ка­ми и не име­ет поня­тия, где ее дочь сейчас.

“Посре­ди ночи, когда мои дети ложат­ся спать, я часто пла­чу, — гово­рит она. — Нет ниче­го хуже, чем не знать, где твоя дочь, жива она или нет”.

“Если бы она услы­ша­ла меня, я бы не мог­ла ска­зать ей ниче­го, кро­ме “про­сти меня”.

Крупнейшие тюрьмы планеты

Исполь­зуя лишь откры­тые дан­ные спут­ни­ко­вой фото­съем­ки, мож­но узнать неко­то­рые сек­ре­ты Синьцзяна.

GMV — меж­ду­на­род­ная аэро­кос­ми­че­ская ком­па­ния с опы­том рас­по­зна­ва­ния инфра­струк­ту­ры на спут­ни­ко­вых сним­ках. Сре­ди ее кли­ен­тов — Евро­пей­ское кос­ми­че­ское агент­ство и Еврокомиссия.

Экс­пер­ты ком­па­нии про­ана­ли­зи­ро­ва­ли спи­сок из 101 ком­плек­са по все­му Синьц­зя­ну, состав­лен­ный по дан­ным СМИ и науч­ных иссле­до­ва­ний систе­мы лаге­рей перевоспитания.

Один за дру­гим, они заме­ри­ли рас­ши­ре­ние ста­рых ком­плек­сов и появ­ле­ние новых.

Они уста­но­ви­ли неко­то­рые общие харак­те­ри­сти­ки: вокруг зда­ний были смот­ро­вые выш­ки и ограж­де­ния — эле­мен­ты, необ­хо­ди­мые для отсле­жи­ва­ния и кон­тро­ля за пере­дви­же­ни­ем людей.

Ана­ли­ти­ки из GMV раз­би­ли все эти ком­плек­сы на груп­пы в зави­си­мо­сти от веро­ят­но­сти, что это дей­стви­тель­но режим­ные объ­ек­ты. 44 из них попа­ли в кате­го­рии “высо­кая” и “очень высо­кая вероятность”.

Затем они уста­но­ви­ли вре­мя пер­во­го обна­ру­же­ния каж­до­го из этих 44 объ­ек­тов на спут­ни­ко­вых снимках.

Фото­гра­фии пока­зы­ва­ют мас­шта­бы стро­и­тель­ства в той части лаге­ря, где дер­жа­ли Абде­са­ла­ма Мухемета.

Комплекс в Ханайрике

GMV не может одно­знач­но уста­но­вить, для чего кон­крет­но исполь­зу­ют эти здания.

Но ясно, что за послед­ние годы китай­ское пра­ви­тель­ство нача­ло быст­ры­ми и все более уско­ря­ю­щи­ми­ся тем­па­ми стро­ить мно­же­ство таких режим­ных объектов.

Экс­пер­ты дела­ют пора­зи­тель­ное заклю­че­ние — нали­цо тен­ден­ция к стро­и­тель­ству более круп­ных комплексов.

Чис­ло новых постро­ек в 2018 году мень­ше, чем в 2017‑м.

Но их пло­щадь боль­ше, чем прошлогодних.

В GMV под­счи­та­ли, что пло­щадь этих 44 ком­плек­сов с 2003 года вырос­ла на 440 гек­та­ров. Это вклю­ча­ет в себя не толь­ко зда­ния, но все ого­ро­жен­ное пространство.

Для срав­не­ния, ком­плекс пло­ща­дью в 14 гек­та­ров в Лос-Андже­ле­се, в кото­ром нахо­дит­ся испра­ви­тель­ное учре­жде­ние “Баш­ни-близ­не­цы” и Цен­траль­ная муж­ская тюрь­ма, вме­ща­ет сум­мар­но око­ло семи тысяч заключенных.

Мы пока­за­ли дан­ные GMV о рас­ши­ре­нии ком­плек­са в Даб­ань­ч­эне коман­де архи­тек­то­ров испра­ви­тель­ных учре­жде­ний Guymer Bailey из Австралии.

По их рас­че­там, если взять мини­маль­ные оцен­ки, в этом учре­жде­ним мож­но раз­ме­стить 11 тысяч задержанных.

Даже такая скром­ная оцен­ка дела­ет ком­плекс в Даб­ань­ч­эне одной из круп­ней­ших тюрем в мире.

Круп­ней­шая тюрь­ма в США на ост­ро­ве Рай­керс может вме­стить 10 тысяч заклю­чен­ных. Тюрь­ма “Сили­ври” око­ло Стам­бу­ла, кото­рую счи­та­ют круп­ней­шей в Евро­пе, расчи­та­на на 11 тысяч человек.

Мини­маль­ные оцен­ки вме­сти­мо­сти лаге­ря в Даб­ань­ч­эне исхо­дят из того, что все живут в одно­мест­ных комнатах.

Если же там устро­е­но обще­жи­тие, вме­сти­мость это­го ком­плек­са уве­ли­чи­ва­ет­ся в разы, вплоть до 130 тысяч человек.

Мы так­же пока­за­ли эти сним­ки Рафа­э­лю Спер­ри, архи­тек­то­ру и гла­ве аме­ри­кан­ской орга­ни­за­ции Architects/Designers/Planners for Social Responsibility.

“Это по-насто­я­ще­му гро­мад­ный и страш­ный ком­плекс для заклю­чен­ных, — гово­рит он. — Выгля­дит так, буд­то про­ек­ти­ров­щи­ки хоте­ли раз­ме­стить мак­си­маль­ное чис­ло людей на мини­маль­но воз­мож­ной тер­ри­то­рии и при самых низ­ких рас­хо­дах на строительство”.

“Думаю, 11 тысяч — это весь­ма зани­жен­ная оцен­ка… Из доступ­ной нам инфор­ма­ции мы не можем понять, как раз­ме­ще­ны люди в этих зда­ни­ях, сколь­ко из них исполь­зу­ют­ся как жилые поме­ще­ния. Но оцен­ка в 130 тысяч кажет­ся, к сожа­ле­нию, вполне возможной”.

Не имея досту­па в эти учре­жде­ния, про­ве­рить эти выклад­ки неза­ви­си­мо не пред­став­ля­ет­ся возможным.

Мы попро­си­ли вла­сти Синьц­зя­на объ­яс­нить, для чего исполь­зу­ет­ся ком­плекс в Даб­ань­ч­эне, но нам не ответили.

Дорога закрыта

Но не все лаге­ря для интер­ни­ро­ван­ных в Синьц­зяне одинаковые.

Неко­то­рые из режим­ных объ­ек­тов были постро­е­ны не с нуля, а ста­ли резуль­та­том пере­про­фи­ли­ро­ва­ния зда­ний, кото­рые рань­ше выпол­ня­ли дру­гие функ­ции, вро­де школ или заводов.

Они обыч­но мень­ше и рас­по­ло­же­ны бли­же к цен­трам городов.

В уез­де Куль­д­жа на севе­ре Китая мы попро­бо­ва­ли посе­тить несколь­ко таких лагерей.

Мы виде­ли доку­мен­ты о гос­за­куп­ках для созда­ния пяти “обра­зо­ва­тель­ных цен­тров про­фес­си­о­наль­но­го обу­че­ния” для целей “под­дер­жа­ния стабильности”.

В цен­тре горо­да мы оста­нав­ли­ва­ем­ся око­ло круп­но­го ком­плек­са зда­ний, кото­рый рань­ше был сред­ней шко­лой №3.

Высо­кий синий забор окру­жа­ет ком­плекс, на вхо­де сто­ит уси­лен­ная охрана.

Око­ло игро­вой пло­щад­ки уста­нов­ле­на смот­ро­вая выш­ка, и еще одна око­ло быв­ше­го фут­боль­но­го поля.

Сей­час поле цели­ком застро­е­но шестью зда­ни­я­ми с метал­ли­че­ски­ми крышами.

Школа №3, Кульджа

2018

2017

Сна­ру­жи собра­лись род­ствен­ни­ки “уче­ни­ков”, они тол­пят­ся в оче­ре­ди око­ло входа.

Сно­ва, куда бы мы ни поеха­ли в горо­де, за нами сле­ду­ют две-три машины.

Когда мы соби­ра­ем­ся вый­ти из авто­мо­би­ля, что­бы снять на каме­ры окру­жен­ный серым забо­ром лагерь, нас останавливают.

Чинов­ни­ки, закры­вая рука­ми наши объ­ек­ти­вы, гово­рят, что здесь про­ис­хо­дят серьез­ные воен­ные уче­ния и что мы долж­ны уехать.

Око­ло быв­шей шко­лы мы заме­ча­ем семью — мать и двух детей, сто­я­щих око­ло забора.

Один из сопро­вож­да­ю­щих пыта­ет­ся поме­шать им раз­го­ва­ри­вать с нами, но его напар­ник раз­ре­ша­ет им говорить.

Я спра­ши­ваю, кого они навещают.

Пови­са­ет пау­за, а затем маль­чик отве­ча­ет: “Мое­го папу”.

Наши объ­ек­ти­вы сно­ва закры­ва­ют руками.

Больше никто не приходит

На узких улоч­ках Каш­га­ра, неко­гда шум­но­го сре­до­то­чия уйгур­ской куль­ту­ры, ныне царит зло­ве­щая тиши­на. На мно­гих две­рях висят замки.

На одной из них мы заме­ча­ем инструк­цию, что гово­рить, когда у людей спра­ши­ва­ют, куда забра­ли их родственников.

“Гово­ри­те, что за ними при­смат­ри­ва­ют ради бла­га обще­ства и их семей”, — напи­са­но в инструкции.

Глав­ная город­ская мечеть сей­час боль­ше напо­ми­на­ет музей.

Мы пыта­ем­ся выяс­нить, когда сле­ду­ю­щая молит­ва, но никто не может нам сказать.

“Я здесь толь­ко для помо­щи тури­стам, — гово­рит один чинов­ник. — Я не знаю ниче­го о рас­по­ряд­ке молитв”.

На пло­ща­ди сидят и обща­ют­ся несколь­ко без­бо­ро­дых пожи­лых муж­чин. Мы спра­ши­ва­ем, где все остальные.

Один из них сжи­ма­ет губы и жестом пока­зы­ва­ет, что ему опас­но гово­рить с журналистами.

Но вто­рой шепо­том гово­рит: “Боль­ше никто не приходит”.

Невда­ле­ке от нас поли­цей­ский в шле­ме моет сту­пень­ки у мечети.

В тишине мы слы­шим плеск воды в вед­ре и шур­ша­ние шваб­ры — эхо от них раз­но­сит­ся по всей площади.

Китай­ские тури­сты фотографируются.

Мы выез­жа­ем из Каш­га­ра по трас­се на юго-запад, к рай­о­ну, усе­ян­но­му уйгур­ски­ми дерев­ня­ми и фер­ма­ми, и мно­же­ством пред­по­ла­га­е­мых лагерей.

Нас как обыч­но сопро­вож­да­ют, но вско­ре мы упи­ра­ем­ся в неожи­дан­ное препятствие.

Доро­га впе­ре­ди пере­кры­та и, похо­же, перед самым нашим при­ез­дом. Сто­я­щие на трас­се поли­цей­ские гово­рят нам, что дорож­ное покры­тие рас­пла­ви­лось от жары.

“Даль­ше ехать небез­опас­но”, — гово­рят они.

Мы заме­ча­ем, что дру­гие маши­ны направ­ля­ют­ся на пар­ков­ку тор­го­во­го цен­тра, а по рации зву­чат инструк­ции подер­жать их там “недол­го”.

Нам гово­рят, что мы можем застрять здесь на четы­ре-пять часов, и сове­ту­ют развернуться.

Мы ищем дру­гие доро­ги, но перед нами все­гда воз­ни­ка­ют заграж­де­ния, хотя объ­яс­не­ния поли­цей­ских меняются.

Одна доро­га закры­та на “воен­ные учения”.

Четы­ре раза на четы­рех раз­ных доро­гах нас раз­во­ра­чи­ва­ют, в ито­ге мы вынуж­де­ны сдаться.

Все­го в несколь­ких кило­мет­рах рас­по­ло­жен еще один гигант­ский лагерь, где, по неко­то­рым дан­ным, содер­жит­ся око­ло 10 тысяч человек.

Система контроля

В Синьц­зяне мно­го уйгу­ров на офи­ци­аль­ных должностях.

Мно­гие чинов­ни­ки и поли­цей­ские, кото­рые сле­ди­ли за нами и оста­нав­ли­ва­ли нас, были уйгу­ра­ми. Если они и чув­ству­ют какой-то внут­рен­ней кон­фликт, они, разу­ме­ет­ся, не могут об этом говорить.

Неко­то­рые срав­ни­ва­ют эту систе­му кон­тро­ля с апар­те­идом, но это не совсем точ­ное определение.

Мно­гие уйгу­ры нашли себе место в системе.

На самом деле, более под­хо­дя­щую ана­ло­гию мож­но най­ти в тота­ли­тар­ном про­шлом само­го Китая.

Как во вре­ме­на “куль­тур­ной рево­лю­ции”, обще­ству гово­рят, что его надо раз­де­лить на части, что­бы спасти.

Шохрат Закир, уйгур, и в тео­рии — вто­рой по зна­чи­мо­сти поли­тик в про­вин­ции, гово­рит, что побе­да почти одержана.

“За послед­ние почти два года не было совер­ше­но ни одно­го тер­ак­та, а чис­ло уго­лов­ных дел, вклю­чая те, что угро­жа­ют обще­ствен­ной без­опас­но­сти, зна­чи­тель­но упа­ло, — ска­зал он госу­дар­ствен­ным СМИ. — Синьц­зян не толь­ко кра­сив, но еще и без­опа­сен, и стабилен”.

Но что будет, когда осво­бо­дят заключенных?

Все быв­шие “вос­пи­тан­ни­ки” лаге­рей, с кото­ры­ми мы гово­ри­ли, пре­ис­пол­не­ны оби­ды и злости.

И миру еще толь­ко пред­сто­ит услы­шать рас­ска­зы тех, кто про­вел вре­мя в местах вро­де Даб­ань­ч­эня — мрач­но­го и тай­но­го соору­же­ния столь гигант­ско­го масштаба.

Наш репор­таж добав­ля­ет новых сви­де­тельств в поль­зу того, что мас­со­вая про­грам­ма пере­вос­пи­та­ния на деле — не что иное как интер­ни­ро­ва­ние, или дру­ги­ми сло­ва­ми, лише­ние сво­бо­ды тысяч мусуль­ман без суда и след­ствия и вооб­ще вне каких-либо пра­во­вых рамок.

Китай уже объ­явил эту про­грам­му успешной.

Но исто­рия зна­ет нема­ло тре­вож­ных при­ме­ров того, к чему могут при­ве­сти подоб­ные проекты.

Источ­ник: https://www.bbc.com/