На очередном заседании (от 2 мая) по жанаозенскому делу бывший глава «Озенмунайгаза» Кийкбай Ишманов на голубом глазу почти буквально заявил: забастовку раскачивали оппозиция и журналисты, и только чиновники всячески пытались помочь рабочим.
Автор: Алла ЗЛОБИНА, Шарипа ИСКАКОВА
Отдельно заметим, что журналистов, профессионально выполнявших свою работу и оперативно доносивших до читателей и зрителей информацию о ходе забастовки, назвали… «злоумышленниками».
Свидетель прячется в степи
Судебное заседание началось с ходатайства нефтяника Есенгельды Аманжолова. Подсудимых волновала безопасность свидетелей, которые отказались от своих прежних показаний и выступили в суде в защиту обвиняемых. В частности речь шла о бывшем детдомовце Александре Боженко.
Парень, выступивший сначала как анонимный свидетель под псевдонимом «Алпысбаев Кайрат» за занавесом сцены суда, на следующий день вдруг появился перед микрофоном. Его приняли за очередного свидетеля, поэтому конвоиры не помешали ему пройти в зал суда. Александр публично рассказал, как над ним издевались, заставляя выступить на суде в качестве свидетеля, как он тайком ехал в суд, как опасается за свою жизнь. Сейчас он скрывается в степи в окрестностях Жанаозеня, дома не появляется.
— Нам стало известно, как у Александра брали показания, — заявил суду Есенгельды Аманжолов. — На него оказывалось физическое и психологическое давление. Мы считаем, что после такого заявления суд обязан исключить все его прежние показания из уголовного дела и убрать как доказательства обвинения.
Несмотря на очевидность сказанного, прокуроры возразили, а судья Аралбай Нагашибаев оставил вопрос открытым.
Где скрывался Ишманов и кто поджигал его дом
Выступления 35-летнего Кийкбая Ишманова, уроженца поселка Шетпе, как и его предыдущего почти коллеги Орака Сарбопеева, на суде ждали с интересом. На предыдущих заседаниях о деятельности руководителя «Озенмунайгаза» подсудимые рассказали немало любопытного.
Напомним, что подсудимые рассказывали, как были избиты людьми Ишманова и как он угрожал им устроить «второй Кыргызстан», если нефтяники будут ставить вопрос об освобождении его с должности руководителя компании. Ишманов все это отрицал.
Интересно, что свои показания Ишманов читал с листка, и в целом его складная речь рисовала образ чуткого и заботливого руководителя. Некоторые его заявления, правда, сопровождались возмущением со стороны подсудимых и зала.
Выступал бывший руководитель «Озенмунайгаза» в качестве пострадавшего. Во время беспорядков он со стороны наблюдал поджог своего коттеджа, который оценил в 41 миллион тенге. Причем его рассказ высветил новые любопытные детали.
— Разговоры о том, что подожгут мой дом, шли еще с марта 2011 года, Это было связано с тем, что я являлся главой «Камунайгаза». За этот период убедился: никому не угодишь. То, что я стал пострадавшим, имеет прямое отношение к забастовке, — заявил Кийкбай Ишманов.
Он рассказал: 16 декабря 2011 года на алане он ставил юрты: «Хочу отметить, тогда изменился порядок расстановки юрт. Раньше их ставили по бокам площади, а в этот раз — прямо в середине. Я не знаю, почему это было сделано».
Первой прошла колона детей, люди стали возмущаться…
- Но таких столкновений, которые бы могли перейти в кровопролитие, не было. Народ просто возмущался: «Мы здесь стоим семь месяцев. Наши вопросы не решаются. У людей совсем не праздничное настроение. Это кощунством в отношении чувств других людей». Я постоял немного. У меня замерзли ноги, и я ушел греться в юрту. Оттуда услышал холопок и крики людей. Вышел и увидел парней — их было около 20—30 человек, которые побежали на сцену. Потом загорелась елка. Я сразу забрал своего сына — он участвовал в параде, сидя верхом на коне. Потом позвонил начальнику ГУВД Кожаеву и акиму Сарбопееву. Они трубки не брали. Я взял свою семью и отправил их в Акту. Сам поехал в пригородный поселок Жетыбай. Все-таки я глава «Озенмугайгаза» и должен был находиться ближе к своему городу. Потом связь прервалась, но я успел услышать: в Жанаозене начались драки и поджоги.
Ишманов вернулся в город только после того, как к вечеру в Жанаозен заехали БТРы и военные. В городе продолжалась стрельба и он в компании акима Сарбопеева, зама Кушербаева Айткулова и Кабылова, прятались в ГУВД.
Тут резонно было бы услышать вопрос: что видели там чиновники и почему не пытались прекратить зверские избиения задержанных жанаозенцев? Ведь не заметить, что там происходило, было невозможно. Но почему-то ни Сарбопееву, ни Ишманову — людям, наделенным государственными полномочиями, этот вопрос никто не задал. Да и они сами о времени пребывания в ГУВД предпочитали не рассказывать.
Прячась в ГУВД, Ишманов узнал, что его дом подожгли. Для безопасности ему дали полицейского и он поехал смотреть. «Там было много народу. Соседи рассказали: видели чёрный джип без номеров, который руководил действиями около 30 парней, чьи лица были закрыты…».
— Но мне сказали, что среди них был подсудимый Бапилов и еще несколько парней вместе с ним. Я, к сожалению, не могу привести этого свидетеля, который мне это сказал. Есть угроза его жизни.
Наконец, Кийкбаю Ишманову задали главный вопрос: что он, как руководитель компании, с которой партиями увольняли нефтяников, предпринял для разрешения трудового спора? Добавим, ставшего еще и разменной картой для сценаристов жанаозенской трагедии.
— Сначала мы их увольняли по трудовому кодексу, — ответил Ишманов. — Потом объявили мораторий. Потом начали проводить с ними беседы: я посылал людей в ОС‑5, на территории которого они сначала стояли, для переговоров. Нефтяники, увидев меня и моих людей, разбежались. Но мы все-таки смогли поговорить с некоторыми людьми. Я тогда услышал много неприятного в свой адрес. Мне начали говорить: «Отдай нам наш хлеб! Почему разворовываются вагоны с нефтью?». Я им сказал: «Не отвечаю за эти вагоны». … Я тогда видел Талгата Сактаганова. Он мне ничего не сказал. Разговаривал с Розой Тулетаевой. Она меня спросила: «Почему вы посадили Наташу Соколову?». Я ответил: «Роза-апай, не я посадил Соколову». Потом они начали говорить про зарплату. Я им объяснил: их зарплата начислена по всем нормам, она была утверждена в акимате (причем тут акимат?! — авт.)
Когда в «друзьях» согласья нет
Ишманов, читая свои воспоминания, делился с судом важными деталями: « Во время переговоров, я часто слышал выражение: «До конца, надо идти, до конца»…».
Рассказал, как собирал людей в Доме культуры «Мунайшы» и просил родственников нефтяников уговорить их прекратить забастовку, объясняя: они бастуют незаконно. Усилия Ишманова не остались тщетными. По его словам, часть нефтяников вернулась на работу, а часть осталась на алане.
- Потом мы отправили наших людей по домам нефтяников, — интриговал Ишманов. — Чтобы на месте поговорить с родителями и с семьями нефтяников…
Потом бывший руководитель «Озенмунайгаза» рассказал: как и почему увольнял своих рабочих.
- Мы увольняли по 30—50 человек, документы рассматривали по отдельности, проверяли каждого.… Сам лично проверял, — сообщил Кийкбай Ишманов. — Перед увольнением разговаривал с техническими инженерами, и только после этого принимал решение. Я также разговаривал с Наташой Ажгалиевой. Я ее спрашивал: писала ли она письма в руководство «Казмунайгаза», в правительство, чтобы этот трудовой вопрос решить? Она ответила: «Нет, я не буду писать письма, я им не верю».
Затем еще добавил: придя в полное отчаянье от того, что попытки переговорить с Наташей Ажгаливой заканчивались провалом, он не выдержал и спросил ее: «Наташа, ты веришь в Аллаха?». Наташа сказала крамолу: «Она мне говорит: «Нет, не верю. Я верю только своему сердцу». Я ей тогда сказал: «А знаешь, сердце ведь может делать ошибки…», — рассказывал пострадавший.
После лирических отступлений г‑н Ишманов продолжил рассказ об усердиях, которые он предпринимал, чтобы решить трудовой спор с нефтяниками:
- Потом я начал обходить оставшиеся 15 предприятий, потому что начали поступать заявления: если не решится их вопрос, они остановят работу всех предприятий. Со мной были несколько ребят и вроде я им все объяснил… (что именно и кто были эти «ребята», выступающий не уточнил — авт.) Я даже радовался: «Господи, спасибо, что возле меня такие верные парни!..».
Но Бог благодарность руководителя компании почему-то не услышал: работа на предприятиях все-таки остановилась…
- После этого у нефтяников начался каждый день сходняк, — перешел на сленг г‑н Ишманов. — Каждый день собрания, выступления…
«Это я вам сейчас рассказываю про 2010 год», — пояснил он.
- Я постоянно старался найти согласие с Ажагалиевой, Сактагановым, Аминовым… Они в моем кабинете говорили одно, потом выходили на площадь и делали другое. Потом они разделились, среди них не было согласия. Появилась группа Ыкыласа Жангериева, который в 2010 году был вместе с ними. Вторая группа — Улыбека Орынбасарова и группа Жака Аминова. Потом появилась группа профкома, которая вообще никому не подчинялась. Из-за того, что они разделились на четыре части, стало тяжело их призывать к единству. Вот так мы работали с ними, никто их них не хотел принимать решение, мы пытались… Встречались и в офисе, и на улице… , — вздохнув завершил Кийкбай Ишманов и опять добавил интриги, намекнув: — Как только дело доходило до какого-либо решения, каждый из них начинал созваниваться по телефону и у кого-то спрашивать совета…
Нефтяники в кабине подсудимых подскочили: «Неправда!». Зал шумел.
Кийкбай с завидным спокойствием отвечал: «Ребята, раз вы меня позвали сюда, выслушайте до конца». Но, судя по тону выступления пострадавшего президента компании, складывалось впечатление: выслушать его, в первую очередь, должны были судья, видеокамеры и, наконец, наблюдатели и журналисты.
- То, что я с каждым и вас разговаривал, это правда, — парировал Ишманов. — Я даже пригласил редактора из газеты «Туркистан». Я ему сказал: давай решим этот вопрос для ребят. Мы во время забастовки позвали в акимат десять человек. Но нефтяники не захотели нас слушать — встали и ушли. Осталась только Роза Тулетаева. Потом пришел Булат Абилов, с нефтяниками. Но они встали и ушли. Тогда я задал вопрос Абилову: «Вы постоянно говорите, что у них все законно. Покажите мне этот закон». А он мне отвечает: «Это вопрос философии».
«А у меня ведь тоже есть своя философия…», — философски заметил пострадавший и, искренней интонацией буквально вышибая слезу из слушателей процесса, завершил: «Я всегда думал о нефтяниках. Я всегда старался найти решение этого вопроса. И вы не можете мне сказать, что я с вами не бедовал… Я очень болел за вас… И пытался всеми силами разрешить ваш спор…»
Адвокаты спросили Ишманова: «В своих показаниях подсудимый Талгат Сактаганов рассказал, как группа спортсменов вывезла в степь несколько бастующих и жестоко избила их. При этом спортсмены объяснили причину своего «недовольства»: нефтяники не должны выступать против вас. Что на это скажете?».
- Нет, такого не было. По поводу спортсменов скажу: я оказывал им спонсорскую поддержку, но для того, чтобы они могли только тренироваться. Никто из них не участвовал в противозаконных действиях, — уверено ответил пострадавший и повернул судебную беседу в другое русло: — Еще хочу отметить: нефтяников на алане много не собиралось. В основном много собиралось, когда приходили оппозиционные лидеры или общественные деятели. А так никогда не видел, чтобы на площади собиралось много людей…
О детях, скромном жилище Ишманова и оговорах
Адвокат Таскынбаев засомневался в показаниях Ишманова:
— А вы сами, случайно, не подливали масла в огонь в этом трудовом споре? Потому что есть показания нефтяников о том, что вы даже лично снимали их детей с автобусов, которые ехали в лагерь отдыха?
- Да был такой приказ, — признался Ишманов. — Согласно новому договору нефтяники не имели права принимать участие в забастовках. Поэтому те, кто нарушал этот пункт, лишались каких-либо дотаций и соцпомощи. Пришел приказ из РД: детей нефтяников, принимающих участие в забастовке, не отправляли в лагеря отдыха. Я этот приказ выполнил.
- Вы также говорили, что устроите нефтяникам «второй Кыргызстан», если они вас скинут с должности? — продолжали спрашивать адвокаты.
Вопрос вызвал шквал эмоций у зала и подсудимых нефтяников: «Это правда!». Судье пришлось прервать опрос и удалить одного из сидящих в зале. Спокойствие и уверенность бывшего руководителя нефтяников постепенно улетучивались.
— В народе сейчас говорят много того, чего не было, — отвечал Кийкбай Ишманов и предложил свою версию: «В один из дней была остановлена работа на ОС‑5. Это предприятие находится в местности Бекет-ата. Я тогда пошел к этим гражданам, (выступавший показал на кабину для подсудимых — авт.) и сказал им: «Постеснялись бы своих предков… Не обращаете внимания на людей, которые к вам приходят. Это не свойственно адайцам. Вот эти слова они перевернули».
В процессе опроса еще выяснилось: оценив свой сожженный коттедж в 41 миллион тенге, пострадавший благородно снизил размер ущерба до… 10 миллионов.
— Ваш дом из мрамора, что ли, построен? — поинтересовались адвокаты.
- Из кирпича и дерева, — возразил Кийкбай Ишманов. — Мой дом скромный…
- Тогда почему вы его оценили аж в 41 миллион тенге?
- Там помимо внешней стороны была повреждена и внутренняя часть дома: вещи, мебель… Они вошли в эту сумму.
Опрос вновь вернулся к теме длительной забастовки нефтяников. У Ишманова спрашивали: сколько раз он посетил алан за семь месяцев? Он отвечал: «Сам туда не ходил, посылал своих сотрудников». На вопрос: «А почему не сам?» ответил, что ему сказали: «Это бесполезно». Требования нефтяников во время забастовки считает незаконными.
— А почему вы не увольняли людей, который стояли три месяца на забастовке? — спросили бывшего руководителя «Озенмунайгаза».
- Я вам еще раз говорю: мы начали увольнять тех, кто был на голодовке. Я своим инженерам говорил: не надо делать поспешных решений, давайте подождем, может кто-то еще одумается. Я сдерживал эти увольнения.
- Скорее всего, это связано с тем, что они не могли уволить всех сразу. С зарплаты каждого рабочего шли отчисления, которые не отражались в их «жировках». О больших расхождениях в суммах «жировок» говорил и юрист Пястолов. Это огромные суммы, — тут же предположили наблюдатели процесса.
- Как вы считаете, почему как только вы стали главой «Озенмунайгаза», недовольство среди рабочих усилилось? — спрашивали адвокаты.
- Это были люди, которые меня недолюбливали, были против меня.
- А кто именно?
- Все началось с «Каражанбасмуная». С Натальи Соколовой, которая стала бередить народ.
Линия адвоката Батиевой
Дальше инициативу взяла адвокат Ардак Батиева.
- Вы можете перечислить партии и людей, которые приходили на алан? — спросила защитник.
- Мерфи, Галым Агелеуов, Булат Абилов, Амиржан Косанов… С ними я встречался лично. Серик Сапаргали, Булат Атабаев — эти двое были только на алане, ко мне не приходили, — ответил пострадавший.
- А вы говорили, что необходимо как-то помочь нефтяникам?
- Говорил, но, к сожалению, убедился: все сказанное мною было бесполезно, — ответил Ишманов и почему-то добавил: «На телеканале «Кплюс» были передёрнуты мои слова».
- Оппозиционные партии сколько раз приходили и проводили собрания на алане?
- Ну… В общем приходили…
- Если бы не было «третьих сил», то могли бы это организовать ваши сотрудники? — неожиданно легализовав «третьи силы», спросила Ардак Батиева.
- Это вопрос, нужно адресовать не мне, а вашим подзащитным — почему это произошло, — отвечал Ишманов.
Адвокат Гульнара Жуспаева продолжила опрос: «Когда приезжал Назарбаев, вы слышали, что он сказал?»
- Меня не было в Жанаозене. Я был в шоке из-за состояния своего дома и озабочен этим делами.
— Но слышали, наверное, мнение Назарбаева по поводу требований нефтяников? У вас какое мнение?
Судья и прокуроры почему-то потребовали не задавать это вопрос. Ишманов ответил: «На это вопрос не могу ответить».
— А что вы скажите по поводу применения регионального коэффициента за вредность труда нефтяников?
- Соколова не правильно все расценила и ввела нефтяников в заблуждение.
- А почему премии нефтяникам урезали?
— Мы их снизили с 70 % до 30 %. Сделали это в соответствии с трудовым кодексом. Проводили разъяснительные работы на 15-ти предприятиях.
- Почему вы не подали в отставку, когда нефтяники потребовали убрать вас с должности руководителя «Озенмумнагаза»?
- Всего у них было шесть требований, в том числе и это. Если бы оно было первым, я бы ответил на это вопрос, — туманно сказал Кийкбай Ишманов. — Но они это написали после того, как их забастовка была признана незаконной…
— Почему наши жировки разные, отличаются от официальных данных о наших зарплатах? — спрашивали также подсудимые.
- Они не разные… Если хотите, пойдемте вместе, и я вам все покажу, — ответ, учитывая статус подсудимых, прозвучал иронично.
Инициативу опроса вновь взяла Ардак Батиева. Адвокат задала потерпевшему неожиданный для всех вопрос: «Какая по вашему мнению была роль печатных изданий на тот момент? Тех, журналистов, которые связывались с нефтяниками?»
- Я считаю: оппозиционные силы нагнетали ситуацию. От них не было помощи в решении трудового спора, — заключил Ишманов.
Про журналистов-злоумышленников
В завершение адвокат Гульнара Жуаспаева выступила с ходатайством приобщить к делу открытое письмо, пресс-релизы и статьи, написанные членами партии «Азат» и процитировала кусок обвинительного заключения — том 4‑й, статья дела 143—144,147—148,151—152,159—162,167—170.
«Обвиняемая Роза Тулетаева во время массовых беспорядков 16 декабря 2011года по сотовому телефону сообщила отечественным и зарубежным корреспондентам-злоумышленникам о случившемся (личности которых пока полностью не установлены). В частности корреспонденту общества по защите прав человека Ритман Мире, корреспонденту «Голос Республики» Жанар, корреспонденту телеканала «BBС» Райхон, «AssociatiedPress» Питер Ленер».
- Я не согласна с таким определением отечественных и зарубежных журналистов как «злоумышленники», — заявила Жуаспаева. — Тем более не согласна с таким определением в отношении представителя уважаемой и всемирно признанной правозащитной организации «Хьюман Райтс Вотч». Я специально связывалась с некоторыми из вышеназванных людей и убедилась: они реально существуют и работают в вышеназванных организациях, имеют соответствующие аккредитации в наших государственных органах. Прошу приобщить к делу эти документы.
Судья спросил мнение адвокатов. С места встала адвокат Ардак Батиева. Она попросила ознакомить ее с документами партии «Азат». Вопрос о «журналистах-злоумышленниках» оставили открытым.
Дальше суд перешел к просмотру аудио и видеоматериалов, предоставленных следствием — об этом читайте в следующем репортаже.