От того, кто возглавит «Талибан» после смерти муллы Омара, зависят дальнейшие отношения талибов с Пакистаном и «Исламским государством»
Известие о смерти лидера «Талибан» муллы Омара должно было потрясти мир. Но не потрясло. Породило лишь какое-то вымученное обсуждение этой темы, которая и в топ-новости, кажется, попала только потому, что летом везде ощущается информационный голод. «Талибан» сегодня не очень моден, гораздо круче выглядят новости про «Исламское государство». Жуткие сцены расправ со своими пленниками, от зрелища которых стынет кровь в жилах, распространяемые пропагандистским ведомством ИГ, заставляют потребителя новостей ежиться от ужаса и ждать, что же будет дальше.
Ответы на эти ожидания, разумеется, приходится искать в первую очередь в Сирии и Ираке — там, откуда, как говорили во времена нашей советской молодости, сегодня «исходит угроза миру» и где сосредоточены основные силы ИГ.Чтобы стать глобальной опасностью для мира, «Исламское государство» должно взять под свой контроль Афганистан. Эта страна с конца 1970‑х превратилась чуть ли не в сакральное пространство исламистского сопротивления силам «мирового зла» как советского, так и американского происхождения.
Советское военное вторжение в Афганистан и хомейнистская революция в Иране сделали свое дело: запустили новый «исламистский проект», превратив его, возможно, в главную мировую повестку дня.
Сегодня и Афганистан, и Иран переживают одновременно некую точку излома в развитии этого «проекта». Тегеран пошел на компромисс с Западом, пытаясь спасти будущее исламистского возрождения в шиитском измерении и надеясь обрести в Западе союзника для борьбы со своим злейшим соперником — суннитским «Исламским государством». В Афганистане это противостояние также подспудно нарастает, но выглядит иначе — как стремление ИГ занять место «Талибана» в исламистском сопротивлении «силам зла», нарастив это сопротивление за счет неофитов из постсоветских государств Центральной Азии.
«Талибан», сколько бы ни говорили в последние годы о его экспансионистских амбициях, выходящих за пределы Афганистана, так ни разу и не оправдал этих ожиданий. Талибы не дошли до Самары, как пугал ими Россию и остальной мир покойный генерал Александр Лебедь в середине 1990‑х, и вообще, они не вышли за периметр афганских границ. Вершиной их мечтаний была власть в Кабуле, о чем мне намекал в Кандагаре его талибский губернатор еще в 1995 году, когда до достижения этой цели оставался еще целый год. В том году талибы вынудили частный российский грузовой Ил-76, перевозивший оружие для афганского Северного альянса и принадлежавший «империи» Виктора Бута, сделать вынужденную посадку в Кандагаре и целый год пытались вступить в переговоры с Москвой хотя бы для того, чтобы об этом говорили публично.
Не считал талибов своими врагами и легендарный лидер Северного альянса, афганский этнический таджик Ахмад Шах Масуд. Он много раз говорил: с талибами мы договоримся, мы все афганцы, и наш враг извне — в Пакистане. Повторял он это и мне в 2000 году в Душанбе, когда я сопровождал Бориса Шихмурадова, бывшего тогда министром иностранных дел Туркменистана, в его турне по региону с целью найти путь к мирному урегулированию афганской герильи. Тогда же Шихмурадов встречался и с муллой Омаром в Кабуле. Впрочем, меня к нему и близко не подпустили — даже духа кяфиров (неверных) не должно было быть рядом с лидером «Талибана». Поэтому я ожидал Бориса километрах в тридцати от города. Помню, как он рассказывал о своих впечатлениях от свидания с таинственным одноглазым муллой (тот потерял правый глаз на войне с шурави, советскими). Ощущение, говорил он, было странное и неприятное: одним глазом мулла буравил тебя немигающим взглядом, а вторым как будто подмигивал.
Толку от той встречи было немного, если не считать обещаний талибов по-прежнему дружить с Ашхабадом, помогавшим Кабулу поставками электроэнергии и топлива.
И вот теперь муллы Омара нет. Точнее, нам сказали, что его больше нет.
Причем уже давно, с апреля 2013 года. То ли он умер от туберкулеза, то ли его отравили.
С этого места начинается самое интересное. Ведь как только факт смерти муллы подтвердили сами талибы (точнее, одна из группировок «Талибана» первой об этом и сообщила), а также афганские власти в Кабуле и даже представитель Белого дома в Вашингтоне, ближайшее окружение самого лидера «Талибана» заявило, что раз так, то будет выбран новый лидер. То есть может показаться, что талибы дурачили себя и остальной мир, делая вид, что мулла Омар жив.
Отчасти это так и было. Вот уже несколько лет, и это происходило еще задолго до апреля 2013-го, живым муллу не видел никто, от его имени на шуре (совете) «Талибана» обычно выступал его младший брат Абдул Манан. Очевидно, что истинное состояние дел с самого момента смерти муллы Омара не могло не быть известно пакистанской разведке, поскольку в последние годы он скрывался как раз на территории Пакистана. Изображать лидера «Талибана» живым и контролировать заявления, делаемые от его имени, а значит, и политику «Талибана», было выгодно Исламабаду. Это позволяло ему по-прежнему, как и во все последние годы, играть первую скрипку в осуществлении военно-политического давления на Кабул, фактически заставляя США действовать в Афганистане с учетом интересов Пакистана.
Ситуация стала меняться пару лет назад, когда американцы начали вести свою собственную игру с талибами, привлекая для этого представителей Кабула. С этой целью в столице Катара Дохе была образована так называемая политическая комиссия «Талибана», в которую вошли талибы, пытавшиеся свести к минимуму зависимость от Пакистана. Ей противостояла так называемая верховная шура «Талибана», дислоцированная в приграничной с Афганистаном пакистанской Кветте, которая также пыталась вести свои переговоры с Кабулом. Последний раунд таких переговоров должен был пройти в Пакистане 30 июля.
Вот тогда, чтобы не допустить этого, катарская группировка талибов как раз и решила сломать стену молчания и сообщить «городу и миру», что мулла Омар уже давно «вернулся к своему Творцу».
В ответ верховная шура талибов в Кветте быстро объявила, что преемником лидера «Талибана» стал мулла Ахтар Мохаммад Мансур. Катарская группировка отреагировала на это избрание обвинениями в адрес Мансура, что именно он отравил муллу Омара привезенным из Дубая ядом, подменив им лекарства. Это случилось, якобы, сразу после открытия представительства «Талибана» в Катаре, поскольку у них по этому поводу были разногласия.
По самым последним сведениям, 1 августа в Кветте прошла поминальная церемония по усопшему мулле Омару, в которой приняли участие его брат Абдул Манан и старший сын Мохаммад Якуб. Они потребовали от провозглашенного новоизбранным лидером «Талибана» муллы Мансура заявить о своей отставке и провести новые выборы лидера с участием представителей всех группировок движения и исламских авторитетов.
От результатов этих выборов будет во многом зависеть и степень зависимости талибов от Исламабада, и то, какие формы сотрудничества или противоборства примут отношения «Талибана» и «Исламского государства» в Афганистане. Сегодня на юге страны талибы и боевики ИГ, как правило, враждуют между собой в стремлении удержать контроль над производством и транзитом наркотиков, а в северных провинциях они находят между собой общий язык. Именно это и представляет главную опасность для соседних государств Центральной Азии.