В Европе становится небезопасно

“Я не про­хо­жу пас­порт­ный кон­троль, потом при­хо­дят люди в фор­ме, ведут меня на допрос — и всё, я исче­заю и ока­зы­ва­юсь в Душанбе”,

Так была спла­ни­ро­ва­на акция про­тив извест­но­го таджик­ско­го поли­ти­ка и жур­на­ли­ста Додо­джо­на Ато­вул­ло­е­ва. О заду­ман­ном сце­на­рии он узнал, когда вер­нул­ся из Моск­вы в Прагу.

15 июля в Москве, в аэро­пор­ту Шере­ме­тье­во, по при­лё­ту из Пра­ги во вре­мя пас­порт­но­го кон­тро­ля был задер­жан извест­ный таджик­ский оппо­зи­ци­о­нер, лидер обще­ствен­но-поли­ти­че­ско­го дви­же­ния «ВАТАНДОР» («Любя­щие Роди­ну») — Додо­джон Атовуллоев.

Жур­на­лист и пра­во­за­щит­ник Ато­вул­ло­ев счи­та­ет­ся одним из наи­бо­лее непри­ми­ри­мых про­тив­ни­ков дей­ству­ю­ще­го пре­зи­ден­та Таджи­ки­ста­на Эмо­ма­ли Рах­мо­но­ва. В СМИ появи­лась инфор­ма­ция, что задер­жа­ние жур­на­ли­ста было осу­ществ­ле­но по запро­су из Душан­бе. Для того, что­бы выяс­нить подроб­но­сти дела, мы встре­ти­лись с Додо­джо­ном Ато­вул­ло­е­вым в Пра­ге, куда он был вынуж­ден вер­нуть­ся яко­бы из-за про­блем с документами.

Схваченный бизнес

- Рас­ска­жи­те, что про­изо­шло в Москве? Поче­му Вас там задер­жа­ли и вер­ну­ли в Прагу?

- Я при­ле­тел в Пра­гу из Лон­до­на, про­вёл здесь три встре­чи и отпра­вил­ся в Моск­ву, где про­во­жу боль­шую часть вре­ме­ни. Нака­нуне меня пре­ду­пре­жда­ли, что в Рос­сию лететь небез­опас­но, что после того, как на теле­ка­на­ле К+ вышло несколь­ко моих пере­дач об ужа­сах, кото­рые про­ис­хо­дят в Таджи­ки­стане, пре­зи­дент Эмо­ма­ли Рах­мо­нов дал при­каз со мною разо­брать­ся. Но у меня в Москве были важ­ные встре­чи, и сам по себе я чело­век рис­ко­ван­ный, и за эти 20 лет, как я поки­нул роди­ну, чув­ства стра­ха и бес­по­кой­ства ста­ли при­выч­ны­ми. Любой чело­век, кото­рый идёт про­тив Рах­мо­но­ва, дол­жен знать, что с ним могут слу­чить­ся три вещи: либо его поса­дят в тюрь­му, либо его убьют, либо заста­вят поки­нуть стра­ну и дер­жать рот на зам­ке. Я, сла­ва богу, 20 лет живу и рабо­таю. Бла­го­да­ря Всевышнему.

В прин­ци­пе, всё это вре­мя на меня велась охо­та. В этот раз их очень силь­но заде­ло, что впер­вые в этом году нам с сорат­ни­ка­ми уда­лось с помо­щью теле­ка­на­ла К+ орга­ни­зо­вать серию пере­дач на таджик­ском язы­ке. Если чест­но, я и сам не ожи­дал, но они про­из­ве­ли эффект бом­бы. Люди впер­вые у себя дома на экране уви­де­ли лицо и пре­ступ­ле­ния это­го режи­ма. Слов­но пеле­на спа­ла, и народ уви­дел, что король — голый. Настоль­ко этот канал стал попу­ляр­ным, что его смот­рит каж­дая чет­вёр­тая семья в Таджикистане.

Люди спе­ци­аль­но пошли спут­ни­ко­вые антен­ны поку­пать. Чтоб его смот­реть. Его несколь­ко раз закры­ва­ли, откры­ва­ли, поза­вче­ра опять закры­ли, пото­му что несколь­ко дней назад на нём про­шла моя пере­да­ча в жан­ре рас­сле­до­ва­ния о собы­ти­ях на Памире.

Год назад око­ло 4 тысяч сол­дат, воен­ная тех­ни­ка, авиа­ция были пере­бро­ше­ны в Хорог под видом борь­бы с каки­ми-то неиз­вест­ны­ми бан­ди­та­ми. Фак­ти­че­ски это была попыт­ка Рах­мо­но­ва поко­рить Памир — един­ствен­ный ост­ро­вок сво­бо­ды в Таджи­ки­стане. Они хоте­ли поста­вить памир­цев на коле­ни. Но у них не вышло. Люди вышли защи­щать свои дома голы­ми рука­ми, жен­щи­ны, дети, есть кад­ры, где ребё­нок берёт у сол­да­та авто­мат. Конеч­но, евро­пей­ский чело­век спро­сит, как же так? 4 тыся­чи сол­дат не могут спра­вить­ся с граж­дан­ски­ми? Всё пото­му, что в Таджи­ки­стане нет нор­маль­ной армии. В армию заби­ра­ют детей из бед­ных семей, пря­мо на ули­це, в чай­хане, в мечети…

- Так что же имен­но слу­чи­лось в мос­ков­ском аэропорту?

- Гото­ви­лось моё похи­ще­ние. Я уве­рен, что та про­во­ка­ция, кото­рая слу­чи­лась в аэро­пор­ту, — это не реше­ние выс­ше­го руко­вод­ства Рос­сии, а дело рук каких-то высо­ко­по­став­лен­ных чинов­ни­ков, кото­рые за боль­шие день­ги хоте­ли меня выдать Рах­мо­но­ву. Ника­ких про­блем с пас­пор­том, как об этом было заяв­ле­но СМИ, у меня не было. Это было все­го лишь инфор­ма­ци­он­ным при­кры­ти­ем всей этой гряз­ной и гнус­ной про­во­ка­ции. Когда я уже вер­нул­ся в Пра­гу, я свя­зал­ся со сво­и­ми дру­зья­ми в Рос­сии, они помог­ли выяс­нить, что чело­век, кото­рый всё это орга­ни­зо­вал, спла­ни­ро­вал так, что я не про­хо­жу пас­порт­ный кон­троль, потом при­хо­дят люди в фор­ме, ведут меня на допрос — и всё, я исче­заю и ока­зы­ва­юсь в Душанбе.

Кста­ти, в Москве есть боль­шая груп­па, кото­рая зани­ма­ет­ся похи­ще­ни­ем и про­да­жей людей Таджикистану. 

Я при­ве­ду вам при­мер. У меня был один из луч­ших дру­зей, пред­се­да­тель Демо­кра­ти­че­ской пар­тии Таджи­ки­ста­на Муха­мад­ру­зи Искан­да­ров. Он жил в Москве, его аре­сто­ва­ли, было мощ­ное воз­му­ще­ние, и по поста­нов­ле­нию Евро­пей­ско­го суда по пра­вам чело­ве­ка его осво­бо­ди­ли. Я дол­жен был с ним встре­тить­ся, но через день он про­пал, а через 10 дней таджи­ки объ­яв­ля­ют, что он доб­ро­воль­но при­е­хал в Душан­бе и сдал­ся вла­стям. Ему дали 23 года, он сидит в тюрь­ме. Ему хва­ти­ло муже­ства рас­ска­зать, как его похи­ти­ли. Нашли, где он живёт, на голо­ву наде­ли мешок, на руки — наруч­ни­ки, при­вез­ли в Чка­лов­ский аэро­порт — это спе­ци­аль­ный такой есть в Рос­сии, и спец­рей­сом доста­ви­ли в Душанбе.

- Полу­ча­ет­ся, сотруд­ни­ки аэро­пор­та были в курсе?

- Конеч­но! Это у них такой схва­чен­ный биз­нес. Допу­стим, могу с уве­рен­но­стью ска­зать, что похи­ще­ние Искан­да­ро­ва сто­и­ло не мень­ше 5 млн дол­ла­ров. Отку­да у такой нищей стра­ны такие день­ги? Да, народ в Таджи­ки­стане — нищий, но вер­хуш­ка — очень бога­тая. Они не толь­ко всех доят, их глав­ный источ­ник дохо­да — нар­ко­ти­ки. Глав­ный нар­ко­ба­рон Таджи­ки­ста­на — пре­зи­дент Эмо­ма­ли Рах­мо­нов. Таджи­ки­стан зани­ма­ет­ся тран­зи­том. Когда там сто­я­ли рос­сий­ские погра­нич­ни­ки, они тоже этим зани­ма­лись, но тогда была хоть какая-то кон­ку­рен­ция. Эти боя­лись тех и так далее. А сей­час никто ниче­го не боится.

Само­лё­та­ми достав­ля­ют нар­ко­ти­ки в Рос­сию и Укра­и­ну, отку­да они потом рас­хо­дят­ся по Евро­пе. Таджи­ки­стан — это не стра­на, это не госу­дар­ство — это ООПГ, осо­бо опас­ная пре­ступ­ная груп­пи­ров­ка. Они толь­ко и зани­ма­ют­ся бан­ди­тиз­мом и тер­ро­риз­мом. А глав­но­го тер­ро­ри­ста зовут — Эмо­ма­ли Рах­мо­нов. Он нико­гда не был бы пре­зи­ден­том. В своё вре­мя он был пред­се­да­те­лем кол­хо­за в тря­поч­ных сапо­гах. Таш­кент и Москва при­ве­ли его и поса­ди­ли. Дума­ли, что с кук­лой мож­но играть, ею мож­но управ­лять. Но они не поня­ли, что с кук­лой мож­но играть, но с ней невоз­мож­но жить. В нояб­ре в Таджи­ки­стане долж­ны прой­ти новые пре­зи­дент­ские выбо­ры. За годы, что он нахо­дит­ся у вла­сти, Рах­мо­нов научил­ся играть в демократию.

Беда в том, что ООН, ОБСЕ, Меж­ду­на­род­ный валют­ный фонд, запад­ная демо­кра­тия — они все уже при­вык­ли, ста­ли дру­жить с таки­ми дик­та­то­ра­ми, как Рах­мо­нов. Для них такие поня­тия, как «сво­бо­да сло­ва», «пра­ва чело­ве­ка», не име­ют ника­ко­го смыс­ла. Они оправ­ды­ва­ют своё без­дей­ствие и рав­но­ду­шие ужас­ным тер­ми­ном Real politik. Я счи­таю, что боль­шин­ство из них — соучаст­ни­ки пре­ступ­ле­ний этих жесто­ких дик­та­то­ров 21-го века, кото­рые чув­ству­ют свою безнаказанность.

С молчаливого согласия

- То есть их устра­и­ва­ет Таджи­ки­стан таким, какой он есть?

В Таджи­ки­стане после гор­ба­чёв­ской пере­строй­ки уро­вень сво­бо­ды был на уровне При­бал­ти­ки. Самые пер­вые демо­кра­ти­че­ские выбо­ры, 13 чело­век боро­лись за пре­зи­дент­ское крес­ло. Когда гово­рят, что наш народ не готов к демо­кра­тии — это оскорб­ле­ние. Это были самые чест­ные выбо­ры. Это было сво­бод­ное вре­мя. Сво­бод­ные пар­тии, сво­бод­ная прес­са. Я был изда­те­лем и редак­то­ром пер­вой част­ной газе­ты в Таджи­ки­стане. Мы назы­ва­ли это вре­мя «корот­кой вес­ной сво­бо­ды». Люди хоте­ли пере­мен, люди хоте­ли что-то делать. И это, конеч­но, не нра­ви­лось ни Москве, ни Таш­кен­ту. И вот Рах­мо­нов… Пони­ма­е­те, нуж­но быть таким бес­сты­жим чело­ве­ком, что­бы назы­вать­ся учи­те­лем учи­те­лей, пророком…

- Похо­жая ситу­а­ция и в Туркменистане…

- В Таджи­ки­стане — хуже. В Турк­ме­ни­стане нет той жесто­ко­сти, какая есть в Таджи­ки­стане. Толь­ко уби­тых жур­на­ли­стов — 68 чело­век. Беда в чём? В Турк­ме­нии есть нефть и газ. Об этой стране гово­рят, туда при­ез­жа­ют люди. А в Таджи­ки­стане нет неф­ти и газа, поэто­му таджик­ская тра­ге­дия, таджик­ская боль, таджик­ская вой­на — до сих пор неиз­вест­ны. Там ред­ко быва­ют жур­на­ли­сты, туда труд­но попасть. И всё это рабо­та­ет на руку Рах­мо­но­ву. То, что сей­час он борет­ся про­тив меня, как про­тив само­го страш­но­го вра­га, — это страх, что я рас­про­стра­няю инфор­ма­цию, гово­рю о пре­ступ­ле­ни­ях. Я пишу, встре­ча­юсь с жур­на­ли­ста­ми и поли­ти­ка­ми, участ­вую в кон­фе­рен­ци­ях, езжу на меж­ду­на­род­ные сим­по­зи­у­мы и кон­фе­рен­ции — это его задевает.

Небезопасная Европа

- Поче­му Вы нахо­ди­тесь в Праге?

- Я не живу здесь. Про­сто у меня было здесь несколь­ко встреч. Вооб­ще у меня немец­кий пас­порт, но дру­зья пре­ду­пре­ди­ли, что сей­час в Бер­лин мне воз­вра­щать­ся опас­но. Там есть несколь­ко людей, кото­рые меня ищут. Поэто­му я ещё день-два здесь побу­ду, а потом уеду в дру­гую стра­ну. Теперь даже в Евро­пе ста­ло опас­но находиться.

- Но из Бер­ли­на, навер­ное, похи­тить нельзя?

- Да, там мож­но толь­ко убить…

- На Вас уже было покушение…

- Да. И не раз. До это­го со мной были пере­го­во­ры. С самим пре­зи­ден­том. Ещё с послан­ца­ми: пред­се­да­те­лем КГБ Таджи­ки­ста­на, потом, у нас есть такой, пра­вая рука Рах­мо­но­ва, брат его жены Хасан Садул­ло­ев — самый бога­тый оли­гарх Таджи­ки­ста­на, с его людь­ми. Они пред­ла­га­ли мне долж­но­сти, день­ги и так далее, и когда поня­ли, что со мной нель­зя дого­во­рить­ся, они пошли на этот шаг. Но мне повез­ло. Была зима, на мне было мно­го одеж­ды. Я выхо­дил из подъ­ез­да, а там было два выхо­да. У меня было пред­чув­ствие и была инфор­ма­ция о том, что меня хотят убрать. Из подъ­ез­да мож­но было идти дву­мя путя­ми: напра­во или нале­во. Спра­ва был пустырь.

Потом я узнал, что там меня жда­ли двое с писто­ле­том. А сле­ва — такая малень­кая арка и сра­зу за ней — ресто­ран. Я пошёл в сто­ро­ну арки. Было око­ло 9 вече­ра. Смот­рю, сто­ит таджик. Думал, может какой-то зна­ко­мый, поздо­ро­ва­юсь… Было хоро­шо вид­но. Свет из ресто­ра­на, поэто­му люди виде­ли, когда я упал, и сра­зу вызва­ли ско­рую. Он был уве­рен, что я умер. Он уда­рил меня в грудь каким-то пред­ме­том, даже не ножом, пото­му что сле­до­ва­тель ска­зал, что удар был какой-то кру­че­ный. Я попал в реани­ма­цию, в себя при­шёл толь­ко через пять дней.

Ненормальные люди

- Отче­го-то после обще­ния с оппо­зи­ци­о­не­ра­ми у меня сло­жи­лось впе­чат­ле­ние без­на­дёж­но­сти борь­бы со все­ми эти­ми режи­ма­ми. Поче­му Вы боре­тесь? Плю­ну­ли бы на всё и вернулись.

- Зна­е­те, вер­нуть­ся я бы, конеч­но, очень хотел, но это невоз­мож­но. Я знаю, что на меня заве­де­но уго­лов­ное дело, кото­рое состо­ит из 84‑х томов. Это раз. И потом, я верю, что у каж­до­го чело­ве­ка есть мис­сия. Для мно­гих я — послед­няя надеж­да. Во мно­гих домах в Таджи­ки­стане люди молят­ся, что­бы что-то изме­ни­лось. Они живут надеж­дой. А моя мис­сия — сохра­нить этот свет надеж­ды, пусть в самом кон­це очень тём­но­го тун­не­ля. Это не высо­кие сло­ва. Я пони­маю, что я мно­го поте­рял в жиз­ни. Я поте­рял роди­ну. Я не мог участ­во­вать в похо­ро­нах мно­гих близ­ких людей, я не мог участ­во­вать в сва­дьбах, я не знаю име­на и лица сво­их пле­мян­ни­ков, сво­их род­ных. Это очень тяже­ло, но я думаю, что бог каж­до­му пред­ла­га­ет свой путь, свою доро­гу, и я на самом деле не жалею. В тече­ние 20-ти лет это — чужой хлеб, чужой язык, чужие дома, аэро­пор­ты, вокзалы…

Но я верю, что всё это не напрас­но. Неко­то­рые сме­ют­ся: вот эти ненор­маль­ные. Вот эти сума­сшед­шие, эти оппо­зи­ци­о­не­ры, чего они вооб­ще хотят и так далее. Но поверь­те, имен­но такие люди, как тот же Вац­лав Гавел, Махат­ма Ган­ди, Че Гева­ра, меня­ли мир. Я вооб­ще счи­таю, что ненор­маль­ные люди сде­ла­ли жизнь нор­маль­ной. В каком смыс­ле? Они не шли той доро­гой, кото­рой идут все, они хоте­ли стро­ить дру­гие дома, хоте­ли откры­вать дру­гие пла­не­ты. Это они изме­ни­ли мир, а не те, кто хоте­ли жить в ком­фор­те. Если бы все люди дума­ли толь­ко о себе, мы бы до сих пор жили в пещерах.

Подготовка почвы

- Вы при­нес­ли с собой две газе­ты. Это таджикские?

- Да, мне их недав­но при­вез­ли из Моск­вы. Одна за июнь, дру­гая — за май 2013 года. Тут всё обо мне. Вся «прав­да». Вот, на пер­вой поло­се: «Пре­да­тель роди­ны». Если бы я там был никто, они бы так не гово­ри­ли и не писа­ли. Даль­ше — от име­ни тру­дя­щих­ся Куляб­ско­го реги­о­на: «Мы не верим тво­им про­во­ка­ци­ям», от име­ни дом­ра­бот­ни­цы: «Вы втя­ги­ва­е­те нас в вой­ну», даль­ше: «Пре­да­тель Додо, ты не один, с тобой все чер­ти мира!» Вот даже с эпи­гра­фом из Сене­ки: «Чело­век, кото­рый сам не испра­вил­ся, не может испра­вить других».

Пред­се­да­тель кар­ман­ной дем­пар­тии пишет обра­ще­ние к наро­ду: «Не верь­те это­му вра­гу наро­да!» Вот, види­те: посла­ние Додо­джо­ну от име­ни како­го-то учи­те­ля, вот ещё, десять вопро­сов мне от како­го-то жите­ля Душан­бе, все ано­ним­ные. «Тот, кто не живёт на родине, не может счи­тать­ся пат­ри­о­том». Вот ещё целая поло­са о том, что я — немец­кий шпи­он, я — Геб­бельс Крем­ля, я — ислам­ский фун­да­мен­та­лист, я — агент Узбе­ки­ста­на, я — агент миро­во­го сио­низ­ма. Они даже не могут понять, как может чело­век быть одно­вре­мен­но аген­том сио­низ­ма и при этом ислам­ским фун­да­мен­та­ли­стом? Фан­та­зия у них ограниченная.

- То есть так они гото­ви­ли поч­ву нака­нуне Ваше­го пока­ян­но­го «воз­вра­ще­ния» в Таджи­ки­стан, пра­виль­но я понимаю?

- Да, да, совер­шен­но вер­но. Кро­ме того, по теле­ви­де­нию почти каж­дый день, по четы­рём кана­лам. По радио. Более того при­ду­ма­ли такой вид про­па­ган­ды, как пес­ня. Какой-то ира­нец поёт пес­ню про меня: «Эй, Додо, ты не видишь, как наша стра­на раз­ви­ва­ет­ся…» Пошли сот­ни видео­об­ра­ще­ний от име­ни жен­щин, от име­ни учи­те­лей, кото­рые едва могут без ошиб­ки про­чи­тать мою фами­лию, но руга­ют меня, гово­рят, что я такой и сякой. КГБ Таджи­ки­ста­на ходит по домам, какие-то про­фес­со­ра пишут огром­ную ста­тью о том, что они изу­ча­ли мои выступ­ле­ния и по сово­куп­но­сти при­зна­ков при­шли к выво­ду, что я — сума­сшед­ший. Вот я дер­жу руку так, хожу в рва­ных джин­сах… От име­ни моей 83-лет­ней мате­ри откры­ли стра­нич­ку в Фейс­бу­ке, и она каж­дый день там пишет: «Сын, ты не прав, мне за тебя стыд­но…». А сего­дня ночью вооб­ще я не мог спать.

Они при­шли в дом к моей мате­ри, запи­са­ли с ней видео и нало­жи­ли на него текст, кото­рый про­чла какая-то актри­са. Они про­си­ли мою маму высту­пить, попро­сить, чтоб я вер­нул­ся. Но моя мама, кото­рой я очень гор­жусь, отка­за­лась. Наобо­рот, ещё про­кли­на­ла Рах­мо­но­ва. В целой двух­ча­со­вой запи­си не нашли ни одно­го пред­ло­же­ния, ска­зан­но­го ею, что­бы мож­но было его исполь­зо­вать. Но они очень про­фес­си­о­наль­но сде­ла­ли, смон­ти­ро­ва­ли голос актри­сы и кад­ры с мате­рью. «Ты не видишь, как стра­на раз­ви­ва­ет­ся, вер­нись, кто тебя похо­ро­нит, нем­цы, что ли? Посмот­ри, все здесь име­ют свои дома, посмот­ри, какие пре­зи­дент постро­ил горо­да, а ты все­го это­го не видишь…» Там, самое глав­ное, я же гово­рю, что они тупые, мама в нача­ле «гово­рит», «мой сын, доро­гой», а в кон­це — «будь ты про­клят!». Мне было вче­ра очень боль­но, отто­го что они исполь­зо­ва­ли мою маму.

- А в Пра­ге безопасно?

- Если чест­но, я здесь нику­да не хожу. Сна­ча­ла жил в гости­ни­це, потом мои дру­зья нашли мне квар­ти­ру, сей­час я сижу в квар­ти­ре. В Евро­пе сей­час не совсем без­опас­но. Когда выяс­ни­лось, что меня в Москве нет, по всем евро­пей­ским стра­нам была дана коман­да най­ти людей, запла­тить и решить вопрос. У бан­дит­ско­го режи­ма и мето­ды бан­дит­ские. И мно­гие из них име­ют дипло­ма­ти­че­ские пас­пор­та и имму­ни­тет. Рабо­та­ют в посольствах.

Принцесса Свобода

- А как же Вам уда­лось в Москве от них ускользнуть?

- Мне про­сто повез­ло. Я сра­зу позво­нил одно­му сво­е­му очень хоро­ше­му зна­ко­мо­му, кото­рый рабо­та­ет в адми­ни­стра­ции Пути­на. Если бы не этот зво­нок, не знаю, где я сей­час бы был. Зна­е­те, я в Рос­сию ехал не от хоро­шей жиз­ни. Там 2 млн таджи­ков. Мы с ними ведём рабо­ту. Меня все обви­ня­ют в том, что я все­гда гово­рю о рево­лю­ции. Пото­му что я не верю в выбо­ры. Ни один дик­та­тор­ский режим не пал в резуль­та­те выбо­ров. Но когда я гово­рю о рево­лю­ции, я не бое­вик, у меня нет авто­ма­та, я не могу стре­лять. Я имею в виду рево­лю­цию моз­гов. Исполь­зо­вать демо­кра­ти­че­ские мето­ды, хотя бы митин­ги, что­бы люди вышли на ули­цы, не боя­лись гово­рить прав­ду. Сво­бо­да — это такая пре­крас­ная прин­цес­са, кото­рой досто­ин самый муже­ствен­ный и отважный.

- Да кому она нужна?

- Мы, когда толь­ко поки­ну­ли стра­ну, были роман­ти­ка­ми, вери­ли в демо­кра­ти­че­ское брат­ство. Такие тер­ми­ны, как полит­кор­рект­ность и Realpolitik, были нам чуж­ды, нам было важ­но быть чело­ве­ком, остать­ся чело­ве­ком, уме­реть чело­ве­ком. Но сей­час я пони­маю, что есть гео­по­ли­ти­че­ские инте­ре­сы, мир стал настоль­ко жесто­ким, гра­ни­ца инте­ре­сов чело­ве­ка — это холо­диль­ник у него дома. Это гра­ни­ца боли, гра­ни­ца чести и гра­ни­ца страдания. 

Но я уве­рен, что гря­ду­щие пре­зи­дент­ские выбо­ры в Таджи­ки­стане будут для наше­го наро­да часом икс, за кото­рым нач­нёт­ся насто­я­щая борь­ба за то, что­бы у нас были нор­маль­ные шко­лы, нор­маль­ные боль­ни­цы и нор­маль­ная власть. Ведь в Таджи­ки­стане у боль­шин­ства нет даже жиз­нен­но необ­хо­ди­мо­го мини­му­ма. Из 8 мил­ли­о­нов насе­ле­ния — 2 мил­ли­о­на гастар­бай­те­ров, как рабы рабо­та­ют в России.

В Таджи­ки­стане нет школ, вырос­ло поко­ле­ние, кото­рое не уме­ет ни читать, ни писать. Кем они будут рабо­тать? Толь­ко лопа­той махать. Рах­мо­нов зна­ет, что у него крест страш­ный. Пото­му что столь­ко людей его нена­ви­дят, столь­ко людей хотят его нака­зать. Он, может, и рад был бы уйти, но он не может. У него один выбор: жизнь или смерть.

Автор: Кон­стан­тин ГЕРБЕЕВ
Фото: Кон­стан­тин ГЕРБЕЕВ

Источ­ник: Жур­нал “Праж­ский экспресс”

Читать ори­ги­нал статьи:

В Евро­пе ста­но­вит­ся небезопасно