Вся жизнь, как Первое апреля!

Сра­зу пре­ду­пре­ждаю всех: я отлич­но пони­маю, что устра­и­вать пер­во­ап­рель­ские розыг­ры­ши вто­ро­го апре­ля выгля­дит в гла­зах окру­жа­ю­щих попро­сту глу­по. Но так как в этом году пер­вое апре­ля у нас с вами при­шлось на вос­кре­се­нье, когда даже самые тру­до­лю­би­вые редак­то­ры заслу­жен­но отды­ха­ют, мне при­хо­дит­ся весе­лить вас днем поз­же. Впро­чем, что я теряю? Я же так и так – ста­рый дурень!

 

Автор: Хаим ГРЕЦЬ

 

Опять же, давай­те заду­ма­ем­ся — а поче­му мы, соб­ствен­но, счи­та­ем, что вся­кие там весе­лые розыг­ры­ши и обма­ны — непре­мен­ная пре­ро­га­ти­ва пер­во­го апре­ля? Поче­му, если вы, к при­ме­ру, гово­ри­те в этот день дру­зьям и зна­ко­мым о том, что у них вся спи­на сза­ди — то это смеш­но, а если я сооб­щу об этом сво­е­му вну­ку днем поз­же — он нач­нет подо­зри­тель­но на меня смот­реть и искать номер теле­фо­на неотложки?

Ведь, по боль­шо­му сче­ту, мы с вами уже два­дцать лет живем в стране, где бук­валь­но все, а в осо­бен­но­сти, власть иму­щие ну про­сто обо­жа­ют вся­че­ские розыг­ры­ши и мисти­фи­ка­ции. При­чем бук­валь­но во всем, свер­ху донизу.

Нам гово­рят, что у нас демо­кра­тия, что ста­биль­ность — пре­вы­ше все­го, что живем мы хоро­шо и бога­то — ну раз­ве это не чудес­ная, про­сто заме­ча­тель­ная мистификация?

Нам гово­рят, что наш пре­зи­дент — вели­кий и муд­рый чело­век, а мы ржем над ним, как лоша­ки, и оста­но­вить­ся никак не можем.

По вече­рам в наши дома через экра­ны теле­ви­зо­ров загля­ды­ва­ет Ерму­ха­мет Ерты­с­ба­ев и рас­ска­зы­ва­ет нам, что в Жана­о­зене тол­па хули­га­нов сама себя застре­ли­ла на день­ги Абля­зо­ва — и мы ухо­ха­ты­ва­ем­ся в леж­ку, и, обес­си­лен­ные, отправ­ля­ем­ся спать с хоро­шим настроением.

А взять послед­ние собы­тия? Это же про­сто паль­чи­ки обли­жешь, какая чуд­ная мисти­фи­ка­ция. Смот­ри­те: берет­ся какой-нибудь жур­на­лист. Напри­мер, Игорь Виняв­ский. «Берет­ся» в пря­мом смыс­ле — на съез­жую, за ушко да на сол­ныш­ко. Повод для аре­ста уже сам по себе вполне пер­во­ап­рель­ский — какие-то там листов­ки непо­нят­но­го содер­жа­ния, кото­рых дав­но нет, но это неваж­но. Вся стра­на начи­на­ет нерв­но хихи­кать и вычис­лять на паль­цах, во сколь­ко лет ему эти несу­ще­ству­ю­щие листов­ки обой­дут­ся. И тут его — раз! И выпус­ка­ют. Мол, с пер­вым апре­ля вас, доро­гой това­рищ, это шут­ка такая была. Смешно?

Пого­ди­те сме­ять­ся. Пото­му что шут­ка эта еще изоб­ре­та­тель­нее, еще изощ­рен­нее, чем кажет­ся на пер­вый взгляд. Неде­ля про­хо­дит — и весе­ло­го жур­на­ли­ста опять тащат «куда надо», на этот раз уже, прав­да, повест­кой. Да уже не одно­го, а с дву­мя кол­ле­га­ми из дру­гой редак­ции — это, оче­вид­но, чтоб скуч­но не было.

То есть, чув­ству­е­те, как все чуд­но про­ду­ма­но? Не про­сто шуточ­ка нашей доро­гой Коман­ды Неве­ро­ят­ных Бол­ва­нов, а шут­ка-мат­реш­ка. И кто зна­ет, сколь­ко этих мат­ре­шек там еще внут­ри? Может, их опять отпу­стят, а назав­тра сно­ва вызо­вут — но уже не втро­ем, а все­ме­ром. И будут даль­ше так же посту­пать — пока жур­на­ли­стов в стране не оста­нет­ся, а оста­нут­ся лишь те, кого вызы­вать нет смыс­ла, пото­му что они и сами дав­но уже в той же самой коман­де — актив­ные игроки…

Еще при­мер: гос­по­жа Ната­лья Соко­ло­ва. Уж так ее, бед­няж­ку, рас­сме­ши­ли наши лево- и пра­во­охра­ни­те­ли, что она теперь сама всех мисти­фи­ци­ро­вать пыта­ет­ся. Выхо­дит на три­бу­ну и гово­рит — да-да, люди доб­рые, вино­ва­тая я, кру­гом вино­ва­тая. За пра­ва неф­тян­ни­ков не так боро­лась, как началь­ство при­ка­зы­ва­ло, а так, как пра­виль­но было. Под­стре­ка­ла людей наг­ло тре­бо­вать их зара­бо­тан­ные день­ги. Руку под­ня­ла на свя­тое — на бюро­кра­тов и ворье, раз­жи­га­ла соци­аль­ную рознь меж­ду рабо­тя­га­ми и кро­во­со­са­ми. Наде­юсь теперь на снис­хож­де­ние суда.

Зна­е­те, ребя­тиш­ки… Вот от это­го розыг­ры­ша мне смеш­но не ста­но­вит­ся. Ни капель­ки. Не пото­му, что она не ста­ра­лась. Про­сто гла­за у нее при этом были ну совсем не весе­лые. На Ертыш­ку когда смот­ришь, как он врет — пони­ма­ешь, что он от это­го удо­воль­ствие полу­ча­ет, что весе­ло ему, что глу­бо­ко внут­ри он от души над нами поте­ша­ет­ся. А на Соко­ло­ву смот­реть боль­но. Пото­му что у нее в гла­зах — дру­гое: у меня семья, у меня дети, нель­зя мне на поте­ху этим уро­дам в тюрь­му идти. Про­сти­те меня, люди доб­рые — не я вру, беда моя врет…

Нет, доро­гие мои, вы себе как хоти­те — а мне над таким розыг­ры­шем сме­ять­ся не жела­тель­но. Мне, ста­ро­му, ее обнять хочет­ся, пла­то­чек ей дать и ска­зать: ниче­го, мол, дочень­ка, ниче­го, все обой­дет­ся. Толь­ко ведь знаю я, что это тоже мисти­фи­ка­ция будет. И тоже совсем не смешная.

Что, ребя­та, ска­же­те — вот, мол, ста­рый дурень, начал во здра­вие, а кон­чил за упо­кой? А вот и нет. Я, может, и дурак, да толь­ко одну вещь покру­че мно­гих делать умею: сквозь сле­зы сме­ять­ся. Назло. Вопре­ки. Жизнь научи­ла. И будь­те мне так уве­ре­ны: мы еще посме­ем­ся над все­ми, кто столь­ко лет нас разыг­ры­ва­ет. Точ­но гово­рю. Сего­дня ведь уже не пер­вое апре­ля — зна­чит, може­те мне поверить…